Нечаянно

      — У меня нет совершенно никакого желания туда идти… может, потом? — Саша с опаской посмотрела на заброшенное здание с чёрными дырами окон и полу-отвалившейся дверью.       Алексей ухмыльнулся и несильно подтолкнул девушку к проёму:       — Давай, уговор дороже денег. Говорила же, что совсем ничего не боишься, — он откровенно издевался, отчего Александре хотелось его хорошенько приложить об эту же злополучную дверь, а потом затолкать его внутрь и забаррикадировать проход, чтобы он посидел и подумал, что предлагает. — Тем более, сейчас светлый день, что там может прятаться?       Старшеклассница покачала головой и накинула на плечи рюкзак. Нет, идти, конечно, придётся, но потом кто-то за это поплатится, определённо.       — Никогда больше с тобой не буду играть в карты на желания… — тихо сказала она себе под нос.       — А на раздевание? — юноше пришлось срочно уворачиваться от летевшего в его сторону тычка. — Ну подожди, подожди, чего я там не видел, м?       Он поймал девушку за руку и притянул к себе, смотря в лицо немного блестящим взглядом. Они начали встречаться месяц назад. И казалось, что парня просто подменили. Из приличного и совсем непошлого парня он превратился в какого-то спермотоксикозного извращенца. Нет, Александра не могла сказать, что ей не нравятся его знаки внимания, но к такому напору и откровенному желанию она морально готова не была.       Она позволяла себя обнимать и неумело целоваться, подставляя под горячие жёсткие губы шею и уши. От всего этого пробегали мурашки, а тело бросало в дрожь. Особенно когда дыхание холодило влажную после рта кожу.       Саше нравилось кусаться и причинять боль. Алексей терпел смиренно и ждал, пока она наиграется с его языком или губами, тихо шипя или прося пощадить несчастного раба. Девушка в ответ сжимала челюсти чуть сильнее и лишь потом отстранялась, отмечая шальной огонь в карих глазах.       — Ну… с Богом, давай, пошли. А то я тебя сам пинками туда отправлю.       Это кто кого ещё отправит. Ну пусть пока поехидничает. Ведь он тоже проиграл желание. И расплату Милонова планирует достойную.       Всё оказалось не так грустно, как себе она представляла. Достаточно чисто и пахло даже как-то приятно — сырым бетоном. Никаких шприцов и испражнений. Как будто всех непристойных людей отсюда гнали взашей. Или убирались после их ухода.       Они спустились в подвал, в котором было как-то подозрительно уютно и обжито.       — Смотри, это моё любимое место. Сюда я прихожу, если хочу побыть один, — Алексей смело подошёл к самодельному столу из ящиков, чиркнул зажигалку и поднёс её к большой и толстой свече. Та озарила комнату уютным желтоватым светом: языки пламени плясали на фитиле, отбрасывая причудливые тени.       Саша оказалась впечатлена.       — Уголок интроверта, очень мило, мне нравится, — она выключила фонарик и уселась на застеленную лежанку. Простынь на ней была свежей и пахла порошком.       — Я хотел сделать для тебя что-то особенное, — парень достал из рюкзака плед, фрукты и апельсиновый сок. Включил на телефоне тихую мелодию без слов, добавляющую атмосферы и усыпляющее внимание, конечно.       На этот вечер у Алексея были грандиозные планы. Естественно, Александра про них не знала.       И когда он мягко повалил девушку на импровизированную постель, покрывая поцелуями лицо, обхватывая худое тело руками, оглаживая пальцами чувствительные бока сквозь ткань, Саше на самом-то деле было уже всё равно, какие планы он хотел осуществить.       Тело физиологически изголодалось по ласке, оно требовало, чтобы руки касались не только живота, но и малой округлой груди, оттягивая соски и тут же накрывая их влажным ртом, обводя кончиком нежные ореолы, прикусывали и обсасывали.       Она же зарывалась пальцами в светлые волосы и обхватывала ногами Алексея, прижимая сильнее, чувствуя сквозь плотную ткань джинс жар и твердость возбуждения своего молодого человека. Она водила ладонями по оголившейся спине, задевая её ногтями, оставляя красные полосы и царапины.       Парень справился отлично. Страха не было. Не было неприязни. И когда он стянул последний элемент одежды, задерживая взгляд на треугольнике между ног, пальцами творил невообразимое, стараясь возбудить и подготовить девушку до предела. Она почти не чувствовала боли, лишь бессильно лежала по ним, с разметавшимися волосами, припухшими губами и затуманенным взглядом смотря на своего мучителя.       — Ты готова? — даже если бы она сказала «нет», он бы просто не смог бы сдерживаться. Но она кивнула головой в знак согласия. И он вошёл одним резким толчком, жмурясь от дикого ощущения тесноты.       Саша слабо пискнула и спрятала в ладонях лицо. Брызнули слёзы, хоть раньше ей думалось, что лишаться девственности намного больнее. Юноша дал привыкнуть и затем начал потихоньку двигаться, пытаясь найти подходящий угол проникновения.       Дошёл до разрядки он неприлично быстро, стрельнув обильно белой жидкостью на впалый живот девятиклассницы и на чистую простынь. Но в душе всё равно казалось, что он преодолел марафон.       — Я тебя люблю, — он коснулся губами её виска, утёр со лба пот и, покопошившись в рюкзаке, достал влажные салфетки. Обтёр себя и Сашу, а затем нырнул вместе с ней в охапку под плед, отдыхая после первого в своей жизни секса.

***

      Мирослав всерьёз обеспокоился поведением Милоновой. Она начала слишком часто прогуливать уроки, а если и появлялась, то беззастенчиво светила своими фиолетовыми засосами на всю шею. Дерзость и язвительность осталась, один раз её пришлось не допустить до занятий.       Уже весна, а это значит, что всего через пару месяцев уже начнутся экзамены. Нет, учитель, конечно, не сомневался, что она сдаст. На тройку с её умом сдать ей проще простого, но он отчаянно не желал, чтобы она сдала на столь низкий балл. Маришка, Клавдия Константиновна в учительской иной раз крайне нелицеприятно обсуждали Александру, обещая, что когда настанет время выставлять четвертные оценки и годовые — она может даже и не надеяться на четвёрку. И вообще, даже о тройке нужно думать, совсем отбилась от рук.       Ещё Мирослав слышал, что мать Александры пустила всё на самотёк. Не интересовалась тем, ходит ли на учёбу её младшая дочь. Нашлась старшая в прескверном состоянии, после аварии, с трубками от тела и переломанными ногами. Её перевели в родную больницу, и чаще всего несчастная женщина пропадала там после работы. И ребёнка Екатерина потеряла, но мужчина не знал, хорошо это или плохо.       Учитель искренне хотел остановить возможную катастрофу.       А потому он выискал в журнале телефон его матери и позвонил.       — Алло, Марина Фёдоровна? — блёклый голос сказал что-то утвердительное, и он продолжил. — Я бы хотел с Вами поговорить. Дело касается Вашей дочери, когда Вы сможете прийти?       Прийти могли сегодня. А потом он после уроков задержался и мысленно пытался подготовиться к неприятному разговору. Нужно быть максимально корректным. Ну и подготовиться немного.       Он понимал, что Марине могли бы помочь его родители. Ведь они тоже пережили момент, когда Мира собирали по кусочкам. Он пролежал в коме полтора месяца, кости пришлось собирать по кусочкам. А вот братишку не собрали, он там на дороге и умер. Если бы он не отвлёкся, то Сашка остался бы жив.       В дверь робко постучали. Казалось, мать Милоновой постарела лет на пятнадцать.       — Добрый вечер, Вы мне звонили, — Мирослав кинул и пригласил женщину сесть за стол.       — Будете чай? — родительница кивнула, и учитель русского языка быстро организовал небольшое чаепитие с карамельными конфетами.       Женщина молчала. Да и сам мужчина не знал пока, как стоит начать разговор.       — В общем… тут такое дело, Ваша дочь начала прогуливать занятия. Причём, не так, как раньше. Она, грубо говоря, отбилась от рук. Хамит учителям, приходит с засосами и запахом табака. Ей не хватает матери, Вашего присмотра. Я понимаю, Вам сейчас сложно, — Мирослав попытался ободряюще улыбнуться, но удалось лишь печально растянуть губы в подобии оскала. — Я сам в такой ситуации был. Когда мой брат погиб, я не знаю, как мама с папой это пережили… но Екатерина, как я знаю, не погибла, она уже идёт на поправку. В больнице о ней позаботятся, я очень хорошо знаю там врачей, они первоклассные и обязательно поднимут Вашу дочь на ноги.       Марина Фёдоровна молчала, но слушала внимательно. Глаза её блестели от слёз и осознания того, насколько сильно она выпала из жизни.       — А о младшей можете позаботиться только Вы. Я за Александрой, конечно, стараюсь присматривать, и за этим её мальчишкой, Алексеем, но я всего лишь учитель? Я не могу оттаскать её за уши и пригрозить, чтобы она выбросила изо рта сигарету, или разговаривать с другими учителями, чтобы они в воспитательных целях не ставили её заслуженные низкие оценки. Если вы не можете справиться в одиночку, давайте я вас познакомлю со своими родителями, они хорошие люди и умеют поддерживать. Они сами хотели с вами поговорить. Могу познакомить со своей тётей, она как раз курирует Екатерину и сможет вас успокоить.       Говорили они долго. И в основном, тяжело приходилось Мирославу, который хотел достучаться до женщины, но так, чтобы ей не показалось, что он её отчитывает. Всё-таки он по сравнению с ней был подростком.       Номер матери и тёти он записал на тетрадном листе и отпустил мать, чтобы она хорошо всё обдумала и попробовала поговорить с Александрой.

***

      Однако же планам было не суждено сбыться. В который раз на него уже набрасывается женщина с кулаками, м? Он легко поймал запястья несносной девятиклассницы.       — Подслушивать нехорошо, ты знала об этом? Или ты думаешь, я твою ясную голову не видел, мелькающую за дверью?       Он усадил буйную за стул и крепко ухватил руками, ожидая, пока её приступ агрессии не пройдёт.       — Я тебя ненавижу, зачем ты лезешь в мою жизнь?! — всё-таки бить она знала куда. Ещё пару таких тычков по рёбрам — и он синяков не оберется.       — Милонова, успокойся, ты потом мне спасибо скажешь ещё, — спустя время она начала затихать и, в конце концов, замерла у Мирослава на коленях. А потом заревела навзрыд, утыкаясь тому в грудь. Вот чего-чего, а успокаивать эту мелкую бестию он точно не планировал. И вообще не ожидал такого исхода. — Тш-ш, всё хорошо… не плачь, всё будет хорошо.       Он гладил её по волосам и позволял орошать свою многострадальную рубашку солёной жидкостью. К счастью, чай для своей подопечной он мог сделать, особенно сильно не отвлекаясь — всё оказалось под рукой.       Свежий мятный аромат защекотал ноздри, и Мирослав всучил горячую чашку на ледяные руки Александры.       — Пей, станет легче.       Горячий напиток обжёг губы. И тогда Александра поняла, что сидит в кабинете на коленях у того, кого раньше — думала — ненавидела. Она попробовала высвободиться и аккуратно встала, неловко смотря на Мирослава и сжимая обжигающую чашку так, будто это была единственная вещь, необходимая для спасения.       — Всякое бывает, не загоняйся.       Он налил и себе тоже ещё чая. За окном безбожно темнело.       — Она не будет ругаться, но тряхнуть её всё равно нужно было. Да и тебя тоже… — он задумчиво смотрел на сахар, обдумывая, стоит ли его добавлять или нет. Не нужно. — Что у тебя?       Александра уселась прямо на учительский стол, свесив ноги. Сейчас можно. Что случилось, она и сама не знала. Сначала всё было хорошо, даже отлично, но в какой-то момент — а именно одним январским днём — всё прошло наперекосяк. Катя пришла в сознание, позвонила матери, рассказала всё, что произошло. И про аварию, и про выкидыш. Она и детей-то не сможет больше иметь. Роману досталось не меньше, его долго держали в стационаре, но оклемался он быстрее и вовсю уже хлопотал над своей невестой. Их перевели в родной городок Кати, мать всё время там. С Алексеем тоже не заладилось. Взрослые отношения не так просты, как казалось. Да и вообще больше тянули вниз, чем как-то помогали. И если Алексею удалось остаться прежним, то Сашу держать было некому. Отношения оказались отравлены, болезненны и изнурительны — они всё так же неистово занимались любовью, но больше не могли говорить в жизни, только ругаться и припоминать обиды. Но всего этого сказать учителю она не могла, да и не хотела.       — Ничего, у меня всё нормально. Не лезьте, пожалуйста, больше ко мне. Я сама знаю, что делать.       Сейчас же Мирослав откровенно смеялся.       — Милонова, ты слишком самонадеянна. Иной раз даже я не знаю, что мне делать, а ты думаешь, что познала весь мир? Нет, Саша, это всего лишь маленькая его часть. Я знал, что твои отношения выйдут тебе боком, Алексей неплохой парень, конечно, но вы друг другу подходите так, как солома к спичке.       — Неправда, мы просто всё испортили, — получилось даже обиженно шмыгнуть носом.       — Единственное, что вы испортили — это учёбу, молодая леди. Я знаю, что у Алексея всё отлично, он один из лучших в своём классе. А знаешь, почему? Потому что свои дела всегда важнее остального. Если ты будешь страдать и ничего не делать — у тебя ничего и не получится. Лучше бы тебе заняться собой, чем отношениями, понимаешь?       — Понимаю, — так неожиданно и просто. На словах. Но она каждый раз приходила в школу как будто в битву вступала. Особенно невыносимо было видеть насмешки в глазах Ксении и других слишком злорадных одноклассников, которые обязательно как-нибудь откомментируют и внешний вид Саши и то, что Алексей уже на неё не смотрит, да и вообще уже в открытую флиртует со своей одноклассницей, у неё-то мозгов побольше, да и пофигуристей она.       Он и правда флиртовал, только назло. Знал, что Александру просто выворачивало от ревности и боли, а всё равно продолжал, прямо у неё на глазах. Ну, а что взять с подростков? Это они потом учатся уважать других… или не учатся. Тут уж как пойдёт.       — Если будет тяжело, приходи. Если плохо, одному можно наворотить слишком много дел, которых потом не разгребёшь.       Сердце колотилось бешено. Впервые ей предлагали помощь так открыто. Хотя на Сашу больше действовало, что помощь предлагал Мирослав. Да и если честно, только сейчас она начала понимать, что чаще всего этот странный учитель пытался ей сделать лучше. Даже тогда, в пятом классе, когда в пух и прах раскритиковал сочинение. А то, как он с Пиратом возился или вёз девушку в этот лагерь. Удивительная забота.

***

      Алексей мерил шагами свой маленький уголок интроверта и невидяще смотрел на то и дело мелькающие носки ботинок. Она его бросила. Даже не так — она бросила его сообщением в соцсети, не позвонила, не пришла. Вот так просто. В душе будто нагадили кошки.       — Да ничего и ответить-то не дала, сразу заблокировала, трусиха, — он заблокировал телефон и сразу же включил его снова. — Думаешь, что я буду тебя караулить под дверью и искать у тебя в классе перед уроками? А вот и не дождёшься, мне без тебя даже лучше будет.       Осталось только это донести несносной девчонке. Только она его везде заблокировала. И в вконтакте, и номер сбрасывала, а свой профиль на «Книге Фанфиков» скрыла для сообщений от незарегестрированных пользователей.

***

      Саша уходила поздно. Впервые она посмотрела по-новому на Мирослава. Он даже больший друг, чем Алексей.       На улице ужасная грязь, в ушах наушники и песня.       «Когда потеряно всё — жесткий сюжет.       Когда в пучину несет — хочешь или нет.       Когда внутри зима — минус под сорок,       Словно тюрьма. Хэй!»       Саша подпевала и вдумывалась в смысл текста, понимая, что к её нынешнему состояния он ближе как ничто другое. Дома ждёт мать, наверняка уже накрутившая что-то в своей голове. Но как сказал Мир, это всё нужно просто пройти, потом станет немного легче.       Не сразу, не сию же секунду. Но такое обещание намного лучше, чем затяжное безумство без надежды на что-то хорошее.       Такие мелочи. Школа, любовь, семья, друзья. А со всем проблемы. Нет никакой гармонии и понимания, как же всё грамотно совмещать.       Безумно хотелось домой, но не сейчас, а тогда, когда она ещё не успела совершить множество ошибок. Когда можно было легко учиться, задирать нос перед историчкой, язвить учителю русского, спорить с матерью и Катей, которая ждала ребёнка. И Алексей, который крутился рядом и просто дружил. Без своих каких-то лишних мыслей. Всё слишком резко изменилось.       Шаги в подъезде отдавались тяжело. Чем ближе она подходила к дому, тем более загнано билось сердце. Безумно не хотелось идти на разговор с матерью. А ведь есть что сказать. Даже больше. Она будет кричать. И будет иметь на этот крик полное право.       Саша медленно повернула ключ в скважине, набрала побольше воздуха в лёгкие и всё-таки решилась открыть дверь.       — Мама, я дома!       Дом встретил тишиной.