***
— Милонова, ты соизволила появиться? — первый отклик в классе. Конечно же, от Ксении. В этот раз у неё не было сил даже ответить или хотя бы проявить тень той агрессии, с которой она могла дать отпор. Получилось только втянуть голову в плечи и почти что уткнуться в учителя русского языка, который поддерживал её за плечо. — Астенькова, зайди ко мне, пожалуйста. Марина Николаевна, присекайте, пожалуйста, подростковое безобразие вовремя, хорошо? — Мирослав строго посмотрел на преподавательницу и кивнул в сторону сжавшейся Ксении головой. — Не все дети понимают, что такое сочувствие. Учитель проследил, пока Александра усядется за свой компьютер и разложит вещи, а затем ушёл, забирая с собой старосту класса. Почему-то Саша была уверена, что её ждало что-то весьма неприятное. На душе стало спокойней. Её защищали. Единственным человеком, который проявил к подобному заступничеству явный интерес, оказалась Маришка, которая тяжёлым безмолвным взглядом проводила своего коллегу и любовника. Ей совершенно не нравился его интерес к Милоновой. Подсознательно она подозревала ученицу, как подозревает новая пассия парня, натыкаясь в списке контактов на одну из бывших. Она ещё ничего не знает, но уже чувствует опасность и готова к атаке. Саше даже нашлось место за компьютером, да и задание она поняла уже на половине объяснений, что не могло не радовать. Для кого-то это маленький пинок заблудшего подростка, а для кого-то что-то, подобное первому шагу на Луне. Александру бросило в эйфорию благодарности, которая однако же вылилась лишь в короткую пометку на полях тетради и зачёркнутое, максимально замаскированное слово «спасибо». Саша не любила быть сентиментальной. Дальше дни пошли своим чередом. Подготовка к экзаменам, пробники, тесты, проникновенные речи учителей, которые хотели бы, чтобы все десятиклассники и одиннадцатиклассники получили аттестат и, при желании, поступили в колледж или в университет без особых проблем и на бюджетные места. Мирослав Олегович речей не вёл, но начал подготавливать своих подопечных с монотонностью перфекциониста, который каждый день пытался нарисовать идеальный круг или изобразить белый натюрморт на белом фоне. В основном, его уроки не любили, но понимали, что, в принципе, он делает всё правильно, поэтому жаловаться не на что. Саша восстановила авторитет и даже заимела репутацию выше, чем была до прогулов, разговора с матерью и учителем русского языка. Она больше не отвлекалась на отношения, перестала относиться с пофигизмом к образованию, Астенькова со своими придирками отошла на сотый план. Предстояло исправить почти все полугодовые тройки, которые ей радостно пророчили все и вся. Единственное, что исправить совершенно не удавалось — это информатика. Шито-Крыто перестала её замечать, а оценки она могла получить только на каких-то контрольных или самостоятельных. Мать тревожно пыталась смотивировать её поговорить с обидевшейся непонятно на что учительницей, но она упорно не соглашалась и уже смирилась с тройкой как с чем-то неизбежным.***
— Почему ты так себя ведёшь? — глаза Алексея хоть и были голубыми, но сейчас почему-то отдавали красным безумным блеском. Да и пахло от него не то табаком, не то перегаром. Он яростно тряс за плечи Александру и не давал ей пройти в подъезд. На улице уже весна. Май дружелюбно стучался в двери и ненавязчиво намекал, что пора снимать куртки, однако не убирать их далеко, потому что вечерами всё так же заметно холодало. Саша стала больше улыбаться, она уже отошла от своей подростковой влюблённости и просто наслаждалась жизнью — ходила в школу, начала новый ангстовый рассказ, в котором было на порядок меньше пыток и смертей. Она даже не ожидала. Алексей появился из ниоткуда, взъерошенный и злой, как воробей, которого голубь пнул от большой свежей горбушки. Возмущение его было, однако беспомощное, обещающее лишь мелкую пакость, когда разомлевший и сытый голубь не будет ожидать каких-то проблем. — Как я себя веду? Я не понимаю. Отпусти меня, — почему-то Саша не стала вырываться, а застыла в какой-то обречённо послушной позе, лишь глаза её недобро прищурились, определяя, куда и как лучше бить. С недовольными парнями она сталкивалась впервые, но страха как такого не испытывала. — Так… — Алексей захлебывался словами и больно сжимал плечи бывшей девушки, — как тварь! Виляешь хвостом, соблазняешь учителей. Позоришься сама и меня позоришь! Саша обомлела. Ей совершенно нечего было сказать. — Ты понимаешь, что его могут уволить и даже посадить?! Если сама тупая, хоть о других подумай! Открылась дверь подъезда с тонким характерным писком, оттуда неторопливо поковыляла престарелая соседка, живущая на первом этаже. При слове «посадить» она как-то неодобрительно покосилась на Алексея, однако темп ускорила. Когда дело касалось чего-то серьёзного, даже самый лютые сплетницы предпочитали ничего не знать и не видеть. Она, конечно, другой соседке… этажа с третьего, на кухне перескажет услышанное, осудит и прибавить несколько смачных подробностей, которыми любили обрастать любые мелкие слухи. — Ты про кого вообще говоришь, идиот?! Я никого не соблазняю, ты совсем умом тронулся со своими отношениями. Очнись ты наконец. Тебя никто не трогает, у тебя есть чудная девушка, с которой ты за одной партой сидишь. Друзья. Чего ты ко мне-то лезешь? Теперь уже начала злиться Милонова, она резко взмахнула руками, чуть не задев бывшего друга по лицу и отошла от подъезда. Что-то в его словах было противное и липкое, такие чувства не хотелось приносить домой. Лекс хотел было пойти за ней, но она предупредительно крикнула, чтобы он к ней не приближался, иначе она ему выбьет зубы кирпичом, а потом скажет, что так и было. Она убежала. Как всегда, когда не понимала, что происходит в её жизни. Бродила по улочкам, смотрела по сторонам, любовалась свежей зеленью. В голове ворошилось множество мыслей и эмоций: непонимание, подозрение чего-то очевидного и страх. Спустя какое-то время заиграл мобильник, позвонила мать и спросила, где она и как скоро придёт домой. Саша лишь буркнула в ответ, что гуляет и будет нескоро. В ту же минуту ей пришла мысль связаться с Мирославом. В последнее время они не то чтобы подружились, но она к нему незаметно привязалась и стала доверять. Ему тоже было одиноко, что их неотвратимо сблизило. Тот ответил не сразу, только после четвёртого гудка. Ещё бы, ему давно бы пора собираться домой. — Привет, Саша, чем могу быть полезен? — ясный и вежливый голос звучал устало, за что Сашу чуть укола совесть. Однако вместе с этим в горле образовался ком, почему-то захотелось плакать. — Что случилось? Горячие слёзы брызнули и потекли по щекам, быстрые и жгучие слёзы жалости к себе. Саша задушено прошептала: — Я могу рассказать не по телефону, можно? Мирослав был понятливым молодым человеком. Особенно понятливости ему добавила Маришка, которая являлась ураганом эмоций. Даже тот факт, что они не встречались и после той встречи не спали ни разу, никак не облегчало его участь. В принципе, он и не жаловался. — Приходи. Только я не планирую оставаться в школе, если хочешь, приглашаю к себе в гости. Обещаю полную неприкосновенность и более-менее вкусную еду.***
Мирослав отключился и в замешательстве уселся прямо на стол. Что он только сделал или предложил? Он никогда не сближался с детьми. Если честно, он лишь исполнял мечту младшего брата, который до роковой прогулки на мотоцикле грезил преподаванием. Он уже с восьмого класса записывался в вожатые, общался со всеми, был просто солнечным центром позитива и человеколюбия. И Мирослав его убил, убил своими собственными руками, которые потеряли управление и впечатали мотоцикл в легковушку, размазавшую их по асфальту. Да и он ещё без шлема поехал, балбес. Родители хоронили наглухо закрытый горб, пока их старшего сына собирали по кусочкам в реанимации. Александра была одним из ключиков к искуплению. Да и его семья очень любила маму девочки, которая самоотверженно выхаживала как Екатерину, так и Романа. Кажется, аварии их сблизили. Возможно, Валентина даже как-то разоткровеничалась и рассказала их семейную трагедию, опустив однако позорные детали, подав красивую смерть под чашечку чая с тортом своего приготовления. Минут через десять он вышел, Саша уже сидела у выхода на ступеньках и жевала травинку. — Привет, давно меня ждала? — он взглянул на школьницу. — Домой не заходила, Марину Фёдоровну хоть предупредила? Ей и так тяжело. Саша недовольно буркнула, что с мамой созванивалась и сама разберётся со своей семьёй. — Ну хорошо, — Мир примирительно подал ладонь, помогая девушке встать. — Я подумал, что сейчас не стоит трястись в маршрутке, я всё-таки не рядом живу. Я вызову такси. Мирослав полез в телефон, пытаясь разобраться в ново установленном приложении по вызову транспорту. Работало всё отвратно, однако худо-бедно он нашёл нужный номер и сделал звонок. К счастью, машина приехала достаточно быстро и даже могла бы назваться приличной. Этакая новенькая вишнёвая пятёрка с шашками, за рулём которой сидел армянской внешности парень. Мужчина сдержано кивнул ему, открыл дверь Саше сзади, потом сам уселся вперёд. — Куда едем? Ангарская-восемь, верно? Саша всё время смотрела в окно, угадывая знакомые улочки и примерно вспоминая, как они ехали за её котом. Спустя полгода ситуация казалась идиотской. Она была обозлённой на весь мир дурой, а он какой-то нянькой-наседкой. В принципе, ничего и не изменилось. Она всё такая же недовольная, только поумнее стала, а он всё так же терпит и заботится. Только зачем, если не секрет? Вот тут собака и зарыта. Алексей говорил про её дружбу с учителем русского языка, ведь он поговорил и с классной руководительницей, и с историчной, и с физруком. Он вообще со всеми разговаривал и её выгораживал с упорством танка. В коллективе, возможно, тоже шептались, но в открытую… никто не решался схлёстываться с Шито-Крыто, которая имела серьёзные виды на своего коллегу. Почему она подумала, а каково, если бы всё было правдой? Мирослав Олегович учитель, это не престижно, но он терпелив. Он старый, ему вроде бы двадцать шесть или двадцать восемь, но видно, что занимается. Если бы сидел целыми днями на стуле, то его фигура бы расплылась, как желе. Саша прищурилась и уже осознанно рассматривала лицо учителя через зеркало перед лобовым стеклом. Очки, глаза карие или чёрные, цепкие. Ей это нравилось, пусть даже под глазами синие круги от усталости и недосыпа. Скулы, губы узкие, но яркие, обкусанные. Волосы чёрные, стрижка аккуратная, ему идёт. Никакой щетины или бородки у него за все четыре года уроков не было. Одет всегда с иголочки, чаще всего в деловом стиле, иногда надевал джинсы. Причём, джинсы с рубашкой шли ему больше хотя бы потому, что грубая ткань неплохо обтягивала задницу, из-за которой Александра вообще подумала его прототип использовать у себя в рассказах. И он не Лекс, чепуху мелить не будет, да и ни разу не обманет. Может, иногда занудный, но это лучше, чем безостановочная и бессмысленная болтовня. Единственное, ни к плюсам, ни к минусам она не могла определить его хромоту. Мирослав мог обойтись и без трости, но с ней ему удаётся идти твёрже. Да и сама по себе трость добавляла колорита, какую-то особенность. Взгляды встретились. Чёрный схлестнулся с зелёным. Зелёный проиграл, Саша отвернулась и прикусила губу, начиная нервничать, сердце заколотилось пойманной птицей. Мирослав улыбнулся уголками рта, спросил у водителя, сколько он должен. Они приехали. — Зайдём сначала в магазин? У меня холодильник настолько пуст, что даже мыши не на чем повеситься. Милонова расслабилась. В конце концов, думать и представлять она имеет право всё, что угодно. Не придумало человечество способ влезть в мозг других людей и читать их мысли. Кушать хотелось, более того — хотелось покушать вкусно, раз уж в гости пригласили. Мирослав уверенно пошёл в сторону мясного магазинчика и высмотрел там несколько смачных кусков мякоти с тонкими прожилками жира. — Ела когда-нибудь хорошие стейки? — учитель заговоршечески хмыкнул. В обычном магазине они купили хорошее молоко, несколько видов сока, жирный наполеон. Саша с интересом наблюдала за тем, с какой непринуждённостью и знанием он выбирал продукты. Обычно она обходила такие марки стороной, думая о том, каким надо быть безмозглым, чтобы отдавать сто рублей за то, что стоило тридцать. Мирослав заметил, как Саша на него косилась. Стоило признать, что семья здорово ему помогала. Хотя бы тем, что сберегательный счёт, который родители открыли с его рождения, мог похвастаться шестизначной цифрой. Он погасил долг за квартиру, остальное пока оставил всё так же копиться. Мир посоветуется с отцом, тот неплохо соображает, куда можно деть деньги, чтобы получить прибыль. Возможность не работать на него подействовала как второе дыхание. Хотелось учить, дарить знания, качественную ступеньку в жизни для молодого поколения. Об увольнении он и не думал. Валентина всё звала его взять отпуск и приехать к ним хотя бы на недельку, понежиться в семейном гнезде. Ведь столько всего не рассказано, столько всего не сделано. Мама хотела наверстать десять лет, Олег же лишь молчаливо хмурился и судорожно сжимал подлокотники кресла. Периодически, в моменты сильного волнения у него отнимались ноги. Квартирка стала в миг обновлённой, хоть и осталась такой же холодной и холостятской. Саша внимательно осмотрела новый кухонный гарнитур, заляпанный разводами воды, маслом и крошками. На стеклянном столе, где половину места занимал большой ноутбук, так же белели жирные пятна. — Прости за беспорядок, я никогда особенно не умел следить за бытом дома. Да и не было у меня никого в гостях давно, — Мир застенчиво улыбнулся и стал раскладывать пакеты. — Что у тебя случилось? Рассказывай. Саша неловко пыталась ему помочь, однако в голове щёлкнул колокольчик. Захотелось взять тряпку и всё убрать, смести крошки, пропылесосить. Сделать всё, чтобы убрать заброшенность. — Ничего страшного, я понимаю. Холостяское жилище, все дела, — Александра уселась на освободившейся стул. Она наблюдала за метаниями учителя — как он ставил соки в холодильник, мыл сковородку и выудил заранее две чистых тарелки из посудомойки. — Занятно тут у тебя. А это что? Она указала пальцем на трубу над плитой, с интересом разглядывая таблицу кнопок. — Это? Вытяжка. Она нам сегодня пригодится, будет много дыма и запаха. Стейки только кушать вкусно. Кстати, тебе как? С кровью или без? Какие любишь? Он всё также суетился. Обвалил куски мяса в специях, затем положил первый и самый большой на рифлёную сковородку. Саша убедила Мира, что будет есть такой стейк, какой приготовит учитель и совершенно не знает, какие ей нравятся. Мясо есть мясо, оно всегда вкусное, если, конечно, не похоже на уголёк. Наблюдать ей нравилось. Что-то было в образе готовящего мужчины. Завораживало. Дыма действительно оказалось много. Беловатый, его уносила шумящая вытяжка, однако запах оставался. После того как стейк был обжарен, Мирослав положил его на тарелку и накрыл фольгой. — Теперь он должен отдохнуть. Если голодная и не можешь ждать, возьми помидорки. Хотя я буду благодарен, если ты их помоешь. Наверное, у Саши были слишком голодные глаза. Мирослав выглядел довольным. Ещё бы, он так давно не смел и думать о качественном мясе… И от чего бежал? Думал, сам. Родители не один год строили себя. Да и то, им дали отличный старт. Даже несмотря на всю эту кутерьму в СССР. — Ну что, приятного аппетита. Ты так и не рассказала, что тебя привело ко мне. Надеюсь, проблема с настроением решена? По телефону твой голос был такой убитый. — Спасибо, это правда вкусно, — хоть ей и было неловко (она пыталась кушать аккуратно, орудуя ножом и вилкой), она наслаждалась вкусом. Рядом стакан с вишнёвым соком, который Александра сразу осушила больше, чем на половину. — На меня у подъезда напал Алексей. Нет, он не прямо так напал, но я очень сильно испугалась. Он сказал, что я всех соблазняю и его позорю. А ещё, что тебя могут посадить. Брови Мирослава поползли вверх, он издал нервный смешок и даже отложил вилку в сторону. — Очень приятный молодой человек. Что он ещё сказал? — конечно, их дружбу не могли не заметить. Учитель русского языка не имел любимчиков и почти ни с кем общался. Только с теми, с кем спит или собирается. Такая интересная логика в его школе, которую он совершенно не понимал. — Не переживай. Он ревнует. Может быть, даже жалеет, что так поступил. Но я бы не слишком на твоём месте верил, если он вдруг к тебе придёт с розами. Сам был мальчишкой, в таком возрасте особо не думаешь о других, только о себе.