***
Александра крутилась перед зеркалом, пытаясь понять, нравился ли ей новый купальник или нет. Жёлтый, с кислотным рисунком и тонкими лямками — он казался ей слишком открытым. В примерочной она была иного мнения, ей очень понравилась кричащая яркость и то, что его не нужно завязывать, как обычные типовые модели. На самом деле, её сначала привлёк простой и слитный чёрный купальник, который Екатерина чуть ли не силой вырвала из её рук со словами, что такой купальник носили бы лет в пятьдесят, но явно не в подростковом возрасте. Мать собиралась на свидание с новым ухажером. Это была уже их третья встреча, поэтому Саша подумала, что Марина свою личную жизнь уже наладила — где третье свидание, там и пятое, а где пятое, там и полгода уже прошло. Пират удобно развалился на покупках, которые девушка не успела убрать после шопинга. Они пару часов назад вернулись с рынка, где выбирали подходящую одежду для поездки на море. Неожиданно, мать очень легко приняла Мирослава как парня Александры. Екатерина последовала её примеру, но попробовала прочитать своей младшей сестре лекцию на тему контрацептивов, на что та лишь насмешливо фыркнула, давая понять, что и сама неплохо разбиралась в данном вопросе. Катя не стала заходить домой, Марина легко перекусила и тоже ушла. Саша осталась одна. Ну как одна? С ней рядом на кровати в ворохе беспорядка удобно валялся кот и мурчал как трактор. В гости очень хотел Алексей, но девушка медлила с ответом, взвешивая, хотела ли она его видеть или нет. В принципе, она больше хотела видеть своего бывшего учителя, возможно, и не только увидеть, но ещё и потрогать. При воспоминаниях об их последней встрече Александра ощутила, как по телу прошлись мурашки — кое-где на теле оставались следы от верёвок, а на бедрах алели пятнышками синяки. Почему бы не повторить прошлые подвиги? Девушка набрала Мирославу. Саша, конечно, пока ещё побаивалась его… Почему-то именно в последние дни её часто беспокоила мысль, что она даже не пыталась его узнать или понять чуть лучше. — Алло? — спустя долгое ожидание Мир ответил. Милонова прокручивала то, что могла ему сказать, но когда дело коснулось реального разговора — все шаблоны куда-то испарились, оставив после себя неловкость. — Приве-е-ет! — зазвучал в трубке её игривый голос. Приёму она научилась у Лекса — при плохой игре делай хорошую мину. Быть может, пронесёт. Вот и тут она попробовала показаться веселой и не выдать своего волнения. — Привет, Саш, — она услышала его тяжёлый вздох. — Мне сейчас не совсем удобно говорить, я помогаю матери переставлять мебель. У тебя что-то срочное? Все робкие надежды на то, что Мир к ней приедет, сдулись. Вместо них остался какой-то укол обиды. Как так «неудобно говорить»? И пусть повод действительно был важным, можно хотя об этом сказать заранее, наверное. — Да нет, просто… хотела поболтать. Я тогда потом позвоню, хорошо? — Договорились, буду ждать звонка, — и бывший учитель, даже не дождавшись прощания и не сказав ничего приятного напоследок, отключился. Послышались короткие гудки. В районе глаз запекло — слёзы обиды просились наружу. Настроение оказалось безвозвратно испорчено. Дурацкие отношения. Александра написала Лексу, что он может прийти, но пусть не слишком торопится и захватит что-нибудь выпить. Было грустно. Потянула на свежий воздух, куда-нибудь далеко-далеко пойти с музыкой в наушниках, обязательно вдумчивой и грустно, но выйти погулять девушка уже никуда не могла, потому что ждала гостей. А потому решила заняться тем, чем занималась обычно в свободное время. Писательством. «— Ты ничего не вспомнишь, я тебе это обещаю. Я смогу тебя перенести. — Но… — Меня повесят, это неизбежно». В этот раз Саша писала маленький рассказ про художницу, которая потеряла память, но всё равно рисовала своего мужа на картинах. Её подсознание зациклилось на прошлом и сводило её с ума. Идея юной писательнице показалась интересной. Она бы не сказала, что полёт фантазии был дюже оригинальный, но вот хорошо обыгранный — очень даже. Интересной историю делали не оригинальность сюжета, а комбинации удачных деталей. «Обычно беспокойную и душную Враду окатывала ночь: густая как патока и тёмная как земля на месте потухшего костра. На небе множеством мелких серебряных монет кто-то раскидал звёзды, среди которых наиболее ярко светились две: одна отливала синим холодом, другая — чуть поменьше рядом — грела красноватым теплом. Инга стояла на балконе и смотрела, не моргая, наверх, в это чёрное с белыми точками покрывало. Её зрачки были расширены настолько сильно, что она походила на очень удивлённую сову. Девушка почти не двигалась, упиваясь чувством всесилия, которое окутывало её невидимым ореолом. Она казалось худой и бледной, с синими кругами под глазами и всколоченной причёской». Алексей пришёл чуть раньше, чем следовало. Саша открыла дверь, отстранёно обнялась с другом, погладила кота и вернулась обратно за письменный стол. — Я сейчас пишу, поэтому пока не отвлекай меня, хорошо? — Да, хорошо. Я поколдую на кухне. Александра на миг отвлеклась от мыслей об Инги и подумала, что очень удачно выбирала себе парней — оба умели готовить и сами предлагали свою помощь в этом нелёгком и деликатном занятии. Только Мир умел восхитительно готовить мяса, а Лекс больше промышлял макаронными изделиям. Минут через десять Лекс притащил два прозрачных стакана, наполненных колой. Саша взяла не глядя и сделала глоток — хотелось сморщиться от неприятного привкуса алкоголя, но девушка сдержалась. — Ты что, самый дешёвый взял? — Что дома было, то и взял. Вроде хороший коньяк, не придумывай. — Если мне будет плохо — в этом будешь ты виноват, — если бы Александра обернулась, то заметила бы, как Лекса перекосило. Но она смотрела в экран, больше находясь в придуманном мире средневековья, обдумывая политические конфликты Севера и Юга и пытаясь найти информацию, какое оружие было популярно в десятом веке. Новая вселенная полностью захватила. Не изменяя своей политике, она уже нашла в этом новом рассказе местечко и для своего обожаемого учителя русского языка и литературы. Может быть, в этот раз она бы даже не стала его калечить. Если он, конечно, не станет ей трепать нервы своими «неудобно говорить». «— Я не могу спать. Даже когда я ложусь и закрываю глаза, я вижу тебя перед собой. Мы с тобой вместе. Мне не хочется просыпаться. Я боюсь этого. Боюсь тебя. Её колени были сплошь покрыты синяками. Вот и сейчас, в порыве отчаяния, в желании заглушить ломающую рёбра боль, она резко заколотила по ним кулаками, надеясь хоть немного отвлечься и отогнать одержимость, сжимающую крепкой хваткой горло и не дающая свободно вздохнуть». Закончить Александре не удалось — начала болеть голова, напрочь убивая вдохновение, благодаря которому её пальцы летали по клавиатуре с бешеной скоростью. Девушка поморщилась, сохранила черновик, поставила жанры и отошла от компьютера. — Что будем делать? Алексей озадачено пожал плечами: — Предлагаю убрать твоё барахло с кровати по местам, а потом включить фильм. Я приготовил спагетти с сыром и грибами. — А мясо? — Саша не хотела заморачиваться с уборкой, а потому свалила все новые вещи в пакет, а тот убрала в шкаф. — А мяса нет, мы сегодня с тобой вегетарианцы, — Саша фыркнула. Они вдвоём перенесли табуреты с кухни, сообразив из них импровизированный стол. Алексей разложил в красивую композицию тарелки с ужином, шоколад, стаканы с алкоголем. Девушка хотела было сама долить себе остатки, но Алексей её отстранил со словами, что «наливающая рука должна быть одна, в ином случае — это плохая примета». Милонова осталась равнодушной к суевериям, но спорить не стала — он всё-таки старался. Такой заботливый. Если бы она заметила. Если бы она ожидала подвох. Но она не ожидала. Наверное, зря. Она занавесила окна, Лекс даже нашёл свечи, которые остались с нового года. Вообще атмосфера получилась очень даже романтичной, но девушка старалась об этом не думать. Пусть. Алексей всё равно не смог бы ничего сделать или полезть — она его знала как свои пять пальцев с обгрызенными ногтями. Общей договорённостью они решили включить Железного Человека. Александра давно не смотрела фильмы про Тони Старка, а Алексею просто нравились супергерои и комиксы. Сначала они просто лежали рядом, потом парень попытался уложить Сашу к себе на плечо, но та отказалась, думая, что, наверное, такие действия не совсем правильны для занятой девушки. Чуть позже Милонова заметила, что ей поплохело. Вместо лёгкого расслабления алкоголя её начало мутить, руки затряслись, сердце ходило ходуном как в последний раз. Накатывала усталость, а в желудке образовывался неприятный ком. — Сделай потише, — он отвернула от пестрящего экрана, на котором уже было не разобрать сюжета и прикрыла глаза. Алексей завозился, перекладывая подушку и накрывая девушку одеялом. Звук он убавил, стало чуть легче. — Всё хорошо? — Не знаю, голова болит. — Может, тебе дать таблетку от головы? — почему-то голос парня прозвучал слишком испуганно и виновато, но сейчас девушке было не до него. Её иногда мучила мигрень — страшная в своей боли, сжимающей череп и концентрирующейся шишкой с одной из сторон лба — и не давала думать. В такие моменты Милонова лежала в темноте, не двигалась и пыталась уснуть. Иногда приходил кот, становилось уже не так обидно. — Нет, просто не мешай, хорошо? — Ладно. Саша лежала неподвижно, её то и дело били разрядами тока фразы персонажей из фильма, на экране велась ожесточённая схватка. А потом её создание поплыло — вместо привычной реакции остались только бешеный стук собственного сердца и слабость. Ещё страх, а если точнее — его слабые отголоски. Кажется, Алексей пытался с ней поговорить, что-то спрашивал, но разомкнуть губы и выдавить звук оказалось невозможным. — Саша! Саша! Парень тормошил её за плечи и просил разблокировать телефон. Она потратила все силы на то, чтобы нажать кнопки. Глаза с трудом фокусировались на таком простом действии, голова не хотела держаться прямо, мозг не понимал, что происходило.***
Ничего не предвещало беды. Землю укутывали сумерки приятным полумраком. Мирослав лениво валялся на дворе в шезлонге, наслаждаясь неспешными разговорами о прошлом. Отец увлекался историей и сравнивал Российскую Империю с СССР, приводя неутешительные факты против последнего. Обычно старшее поколение придерживалось социалистической идеологии, чего нельзя было сказать об Олеге. — Если бы Николай Второй смог бы удержать власть… — вещал седой мужчина из инвалидного кресла, поигрывая табачной трубкой в мозолистой руке. — Пап, но ты же сам говорил, что история не терпит сослагательного склонения. Да ты и сам читал, что свержение монархии в России началось ещё с правления Александра Второго. — Говорил, да, — Олег задумчиво потёр щетинистый подбородок. В последнее время он решил отращивать бороду. — Но ведь помечтать не вредно, сам знаешь. — Удивительно вообще, что мы имущество своё сохранили, а не были раскулачены. Ты об этом рассуждал вообще? — Ну не всё мы сохранили вообще-то, Бобровы были очень даже богатым родом. У меня есть смутное ощущение, что мой дед — земля ему пухом — был связан с партией. — Не сомневаюсь, пап, не сомневаюсь. Они ещё какое-то время наслаждались пением цикад, но потом комары их совсем заели — пришлось уйти в дом. Последним, что Мир помнил, было то, как коляска зацепила за косяк. Потом всё перевернулось с ног на голову. С Сашиного телефона позвонил Алексей. Говорил он невнятно, рыдал, безостановочно извинялся и срывался на истеричный крик. Мирослав не понимал, что произошло, но внутри него похолодело, разум сковало нехорошее предчувствие. С трудом ему удалось выбить адрес, где они находились. Мальчишка назвал дом Милоновой. Руки затряслись. В голове роилось множество вопросов, начиная с самого простого. Какого чёрта? Мужчина хотел было взять машину и самолично поехать немедленно, но мать поймала его уже у дверей гаража, приводя доводы против этой затеи. Не стоило рисковать, тем более одному. Она переживала за сына и не хотела терять ещё и его. Впрочем, женщина мыслила правильно — если бы Мир поехал в таком состоянии самостоятельно, то непременно бы вылетел на каком-либо из поворотов в кювет и не доехал. Мирослав вызвал такси и нервно ходил из стороны в сторону, наматывая круги перед воротами. Он не мог стоять на одном месте. Какого чёрта они вообще общались? Александра рассталась с Алексеем и не говорила о том, что снова начала с ним общаться. Но ладно, это всё потом. Главное, чтобы было с кем это обсудить. Казалось, время ползло медленнее слизня — Мирослав семнадцать раз посмотрел на часы, а минутная стрелка переместилась только на одно деление. Он тяжело вздыхал и грыз ногти, наплевав на то, как это выглядело со стороны. Такси приехало спустя пять минут и ста двадцати раз, которые Мир посмотрел время. Водитель хотел было начать шутить, но бывший учитель испугал его до чёртиков — весь путь машина ехала так, будто за ней гнались черти, а сам улыбчивый парень молчал, сжимая руль и сосредоточенно смотря на дорогу. Мирослав был очень ему благодарен за то, что он ничего не спрашивал, хотя, скорее всего тот не хотел «трогать этого ненормального». За что Алексей извинялся? Это только предстояло узнать, но Мирослав уже хотел наглого паршивца убить. Всё только-только начало налаживаться. Он сменил работу и решил заняться бизнесом. Помирился с семьёй и, в конце концов, понял, с кем бы хотел быть вместе… а поездка на море? Всё могло пойти крахом. Было невыносимо. Глухое отчаяние разрывало грудь, было много энергии, которую оказалось некуда деть. Кажется, водителю остался очень хороший чай. Мир не глядя отдал тысячную купюру и выскочил из машины. Не было времени считать мелочёвку. Подъезд. Лифт. Бегом, перепрыгивая через две ступеньки и даже не устав. Мирослав, совершенно забыв про звонок, бешено барабанил в дверь. Открыл Алексей, опухший и красный. — Мирослав Олегович, я не хотел! — в его глазах плескался страх и вина. Мужчине это было совершенно не интересно, мальчишка понял сразу и посторонился, освобождая проход. Квартира встретила его зловещей тишиной и запахом плавленого сыра. — Где она? — В комнате. Мир остановился, стало страшно, очень страшно. Глаза защипало, и мужчина часто заморгал, чтобы сдержать слёзы. Он нарочито медленно снял кроссовки — в голове отупело повисла мысль «зачем вообще я надел их летом?» — и осторожно открыл дверь в комнату Саши. Он запомнил тут всё очень хорошо — пыль на полках, на шкафу большой розовый медведь, в углу лежанка для Пирата, на которой тот всё равно никогда не спал. Сейчас же его первом делом смутили свечи и занавешенные окна. От нехорошего предчувствия засосало под ложечкой, но Мир не хотел думать о том, что они делали вдвоём у неё дома. Тем более сейчас. Милонова лежала с прикрытыми глазами, бледная как смерть. Лишь щёки лихорадочно краснели. — Саша? Та не отреагировала. Мир подошёл ближе, потрогал её лоб — горячий — и схватил на руку, нащупывая пульс. В спине пробежал холодок. Он повернулся к Алексею, застывшему в дверях. Казалось, он боялся даже дышать рядом с ним. — Что. Ты. С. Ней. Сделал. И столько стали было в его голове, что Алексей снова разрыдался. — Я не хотел… я… я… — Что — ты? Что ты сделал? Боги, он еле выбил признание с мелкого ублюдка. Хотелось его убить на месте. — Вызывай скорую, идиот. Немедленно. И исчезни с моих глаз.