Юный фараон

Утром Хонс и Невилл, пробежавшись поутру, изучали новое расписание для третьекурсников. Первым стоял новый урок Прорицания, что немало смутило юного фараона, который знал о том, что это дар. Они с отцом, да Осирис, который являлся настоящим пророком, пользовались знаками судьбы. Ну, а тут, по-видимому, он изучался всеми магами. — Нам надо заканчивать трапезу, — сказал Долгопупс, — нам в Северную башню, а это очень далеко. — Согласен, — сказал Хонс, захватывая с собой тосты и булочки. Он помахал Полумне, что сидела за столом Райвенко. *** Топали они действительно долго. Хонс пошутил, что у него по пирамиде и то быстрее перемещаешься. Но вот они достигли самого верха башни, где скопился уже весь их класс. На округлую площадку не выходила ни одна дверь. Невилл толкнул Хонса и указал на потолок — там была круглая дверца люка с бронзовой табличкой. «Сивилла Трелони, профессор прорицания», — прочитал парень. — Ого. — Только и сказал юный фараон. Но через буквально секунду, к ногам Невилла сверху упала веревочная лестница. И он, под всеми перекрестными взглядами, начал карабкаться вверх. Затем полез и Хонс. Он очутился в очень странном, не похожем на все классе. В комнате, погружённой в красноватый полумрак (почти такой же, как в Темной пирамиде дяди Эксатона), теснились примерно двадцать круглых столиков в окружении обитых пёстрой тканью разномастных кресел и мягких пуфиков. Шторы на окнах задёрнуты, дневной свет в класс не проникал, многочисленные лампы задрапированы тёмно-красным и бордовым шёлком. Было очень тепло и душно, в камине под заставленной странными вещицами каминной полкой горел огонь, издавая тяжёлый дурманящий аромат. Хонс был привычен к столь тяжелым ароматам, а школьники морщили носы, чихали и кашляли. На открытом огне в камине закипал большой медный чайник. Круглые стены этого кабинета опоясаны полками. Чего только на них не было: запылённые птичьи перья, огарки свечей, пухлые колоды потрёпанных карт, бесчисленные магические кристаллы и полчища чайных чашек… Хонс и Невилл присели за один шаткий столик в углу. А затем — парень даже подскочил, явилась и преподавательница… У парня екнуло под ложечкой. Он вспомнил узника, обросшего и закованного в цепи в застенках их тюрьмы в пирамиде Маат, на самом нижнем уровне… *** Отец провел парня вниз, в пирамиду. Самые мощные и сильные охранники охраняли тюрьму, в которой томились под крепкими замками опаснейшие воры, предатели, убийцы и насильники пустыни Египтуса. Охранники пропустили царственную семью Ра внутрь, и снова принялись охранять тюрьму. Дойдя до нужной камеры, Кефер сдвинул окно на решетке. В самом дальнем углу камеры за ноги и за руки был прикован заросший лохмами и бородой узник, в котором едва ли теперь можно было узнать Северуса Снейпа. Парень тоже заглянул через узкое окошко. Хонс перевел взгляд на отца. — Считай это моим подарком тебе. Ты решишь его судьбу когда тебе наступит шестнадцать. Ты можешь делать с ним что хочешь… Только не убивай сейчас… Он нам пригодится еще… Он не все рассказал. — Хорошо, — сказал парень, и сжал в руке плеть. Охранник медленно открыл дверь, и юный фараон ступил на порог камеры. Затем он закрыл дверь, оставляя сына Кефера и узника один на один. Фараон остался ждать Хонса снаружи, и лишь поморщился, когда услышал первый крик, перешедший в вопль-вой боли… Но Хонс добился своего — Снейп заговорил, и рассказал недостающую часть. Рассказал под плетью и электрошоком о пророчестве и об своей роли, и еще о прорицательнице, что изрекла пророчество, из-за которого все и случилось… И о том, что именно он сдал местонахождение Лили Поттер с мужем… То, что Кефер едва в камере затем его не удушил — заслуга исключительно Хонса, который велел отцу остановиться, так как это… ничтожество им еще могло пригодиться. *** Тщательно спрятанная Сивилла Трелони (на этот счет у Хонса и Кефера сомнений не было) была нереально худощавой женщиной, замотанной в бесчисленное количество шалей, со множеством цепочек, ожерельев и браслетов и колец на пальцах. А затем предстояла долгая, нудная речь о внутреннем оке. Хонс едва не зевал от ее речей… А потом они читали такое же длинное и грустное предисловие, и только в конце урока нашлось время на предсказание на чайных листах. В чашке Нева друг увидел намек на собственный дом с обширным садом, удачу в личной жизни, жену. А вот его чашка у Нева гласила о борьбе, испытаниях и битвах. В общем, урок у Трелони Хонсу не понравился. Следующим уроком у парней была трансфигурация, которая снова усложнилась — они изучали анимагов и трансформацию тех или иных частей тела. МакГонагалл обернулась в полосатую кошку, вызвав аплодисменты студентов. Хонс первым в году заработал баллы для факультета. Затем обед — и они на улице. Новый урок по уходу за магическими существами. Но этот урок не задался сразу — во-первых, преподавал им никто иной как Хагрид, а факультет, с которым они там встретились — Слизерин, с которым у них всех были напряженные отношения. Особенно после внезапной смерти Джинни Уизли. Рона Уизли Невиллу и Хонсу пришлось сдерживать почти весь урок — тот рвался накостылять Драко Малфою, которого Рональд записал в Наследники Слизерина. И именно из-за них и произошла беда. Хагрид привел на урок в загон гиппогрифов. Туловище, задние ноги и хвост коня, передние лапы, крылья и голова — орлиные; сильный стального цвета клюв и огромные блестящие, как апельсины, глаза. Когти на передних лапах величиной в треть метра. На каждом животном кожаный ошейник, вместо поводка — длинная цепь. Концы поводков крепко зажаты в огромных ручищах Хагрида, который рысью следует за «волшебными существами». Уизли и Малфой спорили друг с другом, хоть и понизив голоса. Невилл и Хонс, переглянувшись, лишь тяжело вздохнули. Но магические животные все равно почуяли далеко не мирный настрой исходящий от юных магов и взволновались. Малфой, подначенный Уизли, не пошел в загон с гиппогрифами — опасался за свою жизнь, зато Рон хвастливо полез в первых рядах. Но учителя-то он не слушал — гиппогриф опасный и характерный зверь, которому нужно высказать уважение, прежде чем он даст себя поласкать. А Рональд пер напролом, да еще и не с благой целью, и зверь это прекрасно почувствовал. И встал на дыбы, намереваясь затоптать нерадивого рыжего, да еще и применить свой страшный клюв. Невилл и Хонс бросились наперерез зверю; девчонки с обоих факультетов завизжали от ужаса. Хонсу в последний момент удалось вытащить Уизли из-под гиппогрифа, и невольно подставиться самому. Ему сильно досталось копытом по левой руке, и та хрустнула, причинив парню боль. А Нев с Хагридом оттащили Клювокрыла, и успокоили — так звали гиппогрифа, напавшего на Хонса. Хонс, пошатываясь, подымался на ноги. Левая рука безвольно висела вдоль тела. — Хонс! — ахнул Невилл, — тебе немедленно нужна медицинская помощь! Мальчик едва не взвыл, когда друг чуть дотронулся до руки. — Да, — хрипло проговорил Хонс, наконец-то вставая с помощью друга на ноги, — пожалуй. Уизли — я тебе это все припомню, будь уверен! — прорычал он, поддерживая левую руку правой. — Дурак! — Идите в больничное крыло, — лесничий перепугался не на шутку. *** Хонс, на свое счастье, сюда еще не попадал, и поэтому в качестве больного мадам Помфри увидела его сегодня впервые. И мальчишкам пришлось рассказать о том, как Поттер получил эту травму. Медведьма озадаченно покачала на это головой, но дала нужное лекарство, поколдовала, и, правильно расположив руку для сращивания костей, забинтовала. Гипс был минимум на несколько недель… — Блеск, — сообщил Хонс, когда они с другом вышли из Больничного крыла, — мои тренировки будут весьма забавны… Отец узнает — я даже побоюсь представить его реакцию… *** Весть о нападении на Поттера гиппогрифа и спасении Уизли молнией распространилась на все факультеты. Поттера жалели девочки, и считали настоящим героем. Везде его провожали жалостливые девичьи взгляды, иногда с интересом глядящие ему вслед. — Похоже, друг, твоя популярность растет, — ткнул его локтем вбок Невилл, а Хонс лишь тяжело вздохнул, проходя мимо стайки девочек, которые, хихикая, глядели на него и смущенно (демонстративно) отводили глаза. Его позвали к МакГонагалл через сутки после произошедшего. Там Хонс повторил рассказ, сказал, что преподаватель к инциденту и его травме не причастен, тем более, не виновато и животное — Хагриду в любом случае грозило бы серьезное разбирательство. Он не обвинил в этом и Уизли, пожалел... Но декан с сожалением проговорила, что все равно вынуждена послать его отцу письмо, в связи с произошедшем. Хонс схватился за голову. То, что отец лично примчится сюда, да еще, наверняка, с Осирисом, было ясно как восход солнца на востоке… *** Хонс, несмотря на осуждающие взгляды, позвал с собой гулять Полумну. Они пошли наслаждаться к хогвартскому озеру последними вздохами осени. Он поддерживал ее за руку, когда она легко скакала по широким камням прибрежной косы песка. Парень уже ловил себя на мысли, что спокойный нрав девочки ему очень по душе. Луна, в отличие от всех этих разношерстных девиц, не судачила о тряпках, моде, косметике и прочем, и была настолько естественна в своей непохожести, что ее именно из-за этого ее и не любили девчонки, называя странной и ненормальной… — Ой! — нога Луны предательски соскользнула с мокрого камня, и девочка буквально полетела на него. Хонс, хоть и обладал сейчас лишь «частичной» дееспособностью, но успел поймать ее непоколеченной рукой. Серые глаза девушки встретились с такими близкими глазами парня. И тут… — Хонс! Хонс вымученно вздохнул, и обернулся, желая чтобы окликавшие его провалились куда подальше, желательно в Дуат. Да, он был прав — в школу немедленно примчались и отец, и великий жрец… *** — Пап… Ты ну очень невовремя!!! — сказал Хонс на языке Египтуса, подходя к ним. — О, я вижу, — спокойно проговорил отец-фараон, поправляя мантию, — представишь? — Полумна, — подозвал ее мальчик, — пап, это Полумна Лавгуд, она на курс младше меня… Полумна, это мой отец… и… наш личный врач. — Здравствуйте, — кивнула обоим взрослым девочка. — Хонс, я, пожалуй, пойду. У меня уроки еще не сделаны… — проговорила она, глядя Золотому фараону прямо в глаза. — Пока, — попрощался с ней паренек. — Хонс, мне надо осмотреть твою руку, — сказал Осирис, — и вообще, хотим узнать что случилось из первых уст… *** Паренек, не скрывая, все честно рассказал, пока Осирис осматривал руку. — Все нормально, фараон. Сейчас я заставлю правильно срастись кости, и все… Хонс даже охнуть не успел — Осирис ловко что-то капнул из фляжки, затем с силой прижал руку наследнику, и он ощутил жар внутри, под кожей. Но возмутиться не успел — впервые за дни его рука начала сгибаться. Парень аккуратно согнул руку, проверил сгибаемость пальцев на руке — все его слушалось. — Спасибо, Осирис. Гораздо легче. Фараон удовлетворенно кивнул. — Я не буду никого обвинять. — Поднял руки Хонс. — Пап, тут никто не виноват… — Согласен, — сказал Кефер, — но письмо отсюда взволновало меня, а еще эти существа… — Ты видел дементоров? — Хонс, это не совсем… существа отсюда… — мягко сказал великий жрец Золотой пирамиды. — Что?! — воскликнул Хонс. *** — Тогда откуда эти существа? — спросил парень моментально напрягшись. — Хонс, эти существа из Дуата. Точнее… — фараон переглянулся с Осирисом, и тот тяжело вздохнул, и начал говорить: — Это был мой ошибочный эксперимент. Много тысячелетий назад я пытался создать универсальных охранников погребальных пирамид от разграблений и предостеречь от уничтожения мумий… Мои существа должны были существовать только за счет дурных эмоций, причем отпугивания грабителей должны быть… радикальны. Они должны были приходить только с приходом ночи! Я был молод… — Осирис устремил невидящий взгляд в пространство, — но с Дуатом играть так просто было нельзя… С ним вообще нельзя никак… Цена ошибки была слишком высока. Хонс сглотнул. — Моя единственная ошибка, — горестно сказал жрец. — Поверь мне, Хонс, иногда такое стоит невероятно дорого… Твой отец, Кефер, меня наказал за это. Я должен был стать бессмертным как и обычные боги… а в итоге прошел, как и ты, Хонс, через смерть, причем нелегкую, и воскрешение. И я не знал, что спустя столько веков они обосновались здесь! — Ты все еще не хочешь обвинить в произошедшем кого-либо? Ты мог пострадать очень серьезно… — положил руку на плечо фараон. — Хочу. Уизли. Это он спровоцировал животное, и именно он мешал нам с Невиллом. *** МакГонагалл сглотнула, когда принимала заявление от Поттера. Сзади Хонса, положив ему руку на плечо, стоял его отец, при взгляде на которого хотелось машинально стать меньше и спрятаться. И сейчас декан видела, как внешне сильно похож сын на отца. Действительно, Поттер — не Поттер по крови… — Мы будем удовлетворены, — сказал Хонс, глядя на своего папу и переводя его речь, — если Уизли принесет публичные извинения за свою выходку. Мы знаем, что это бедная семья, и этого будет вполне достаточно… Уизли был вызван в кабинет профессора МакГонагалл, когда только-только покончил с уроками. Нехотя поднявшись, он поперся к декану. Там его встретили незнакомые мужчины: один был похож на сидевшего в кресле Хонса, потиравшего руку, которую ему повредил взбесившийся гиппогриф; другой тоже, как и Хонс, был восточной наружности. И МакГонагалл, которая была не в гневе, а бешенстве: — Уизли! — прогремел ее голос, — как это понимать — то, что именно ты послужил причиной, по которой был сорван урок, нанесена травма твоему сокурснику, да еще был в случившемся обвинен учитель?! — Но… — Уизли! Это первая и последняя твоя выходка! Сейчас ты извинишься при отце Гарри и при самом Гарри… — Я прошу, — с трудом разжал губы Рональд, не считавший себя виноватым от слова «совсем», — прощения… Хонс сузил глаза, но кивнул. Отец-фараон, видимо, понял, что это максимум, чего можно добиться, и не стал настаивать на дальнейшем. — Хорошо, — поджала губы профессор. — Но, учитывая серьезность твоего поступка, и то, чем это могло кончиться, я наложу и свое наказание. Ты полгода будешь помогать мистеру Филчу. Это раз. Уизли приоткрыл рот — от шока. -… И два — можешь больше не мечтать о команде по квиддичу. Я запрещаю, — проговорила женщина, нависнув над ним неотвратимым роком, — даже приближаться к квиддичному полю! В течении трех лет… — Нет! — взвыл с отчаянием Уизли. — Пора тебе взяться за ум, Уизли, — сурово бросила МакГонагалл. — Иначе кончится это печально! Возвращайся в свою гостиную! Живо! Парень не стал ей возражать… Кефер, встретившись с профессором МакГонагалл взглядом, кивнул ей, слушая объяснения сына насчет одноклассника. И попросил его перевести. — Профессор, мой отец говорит, что наказание, наложенное вами, справедливо. — Я рада, что я узнала правду об этом деянии. Уизли давно надо было измениться, особенно в свете последних событий… — профессор устало провела по седым волосам, — но он, очевидно, уроков жизни не понял. Остальные члены его семьи стали серьезнее, сдержаннее… Я рада, что вы, мистер Кефер, уговорили своего сына рассказать все мне. Отец-фараон чуть склонил голову на это. Его глаза блеснули стальным блеском.