Ловчие тропы

      — Так… Все взял? Ничего не забыл?       — Все, — кивнул Эйден. — В конце концов, если я что-то забыл — ничего страшного. Я всегда могу написать домой — и кто-то из наших пришлет мне все недостающее. — Он улыбнулся клыкастой улыбочкой. — Не переживай, пап. Все будет хорошо.       — Ага, конечно… Расскажи мне, а то я своего сына не знаю… — Мартин Греймейн растрепал сыну прическу. Учитывая внушительный размер гривы Эйдена, выглядело несколько страшно. — Вечно впутываешься во всякое…       — Все жалобы к производителям, — отмахнулся тот, поправляя прическу настолько, насколько получилось. — Можно подумать, ты в моем возрасте таким не был?       — Так в том-то и дело, — старый ворген похлопал сына по плечу. — Я слишком хорошо помню, каким был сам и каким стал ты. И — можешь мне поверить — разница между мной и тобой невелика. Знаешь… Я тебе, конечно, скажу, чтобы ты никуда не лез и вел себя спокойно, но мы ведь оба знаем, что ты все равно влезешь куда-то. И знаешь…       — Да?       — Я очень удивлюсь, если ты все-таки ни во что не ввяжешься.       — Ну, спасибо, — хохотнул Эйден.       — Пожалуйста, — усмехнулся Греймейн-старший. — Я только попрошу, чтобы это не была незапланированная внучка от какой-нибудь старшекурсницы Хогвартса. Если ты по возвращении на каникулы принесешь нам с твоей матерью известие о том, что ты вырвал сердце какому-нибудь уроду — мы смиримся. Но если ты приедешь с беременной девушкой… Я-то переживу, но позаботься о сердце матери…       — Ну ладно… Ладно, — предупреждающий гудок «Хогвартс-экспресса» заставил его слегка поморщиться. Все же, волчьи чувства многократно острее человеческих, а ведь даже для людей этот гудок прозвучал слишком громко. — Я как минимум попробую…       — Удачи тебе, Эйден.       — Не нужно, — улыбнулся тот, готовясь одним прыжком вскочить в поезд. — Если я прав в своих предположениях и чаяниях — она мне не понадобится. А если я не прав — она мне не поможет.       Мартин кивнул сыну, похлопал его по плечу.       — Будем ждать тебя на каникулы.       Эйден кивнул.       — Я приеду.       — Обязательно приедешь. Куда ты от стаи денешься?       Второй гудок Эйден спокойно перенести не смог. Еще немного — буквально несколько минут — и поезд отправится. А ведь еще надо занять какое-нибудь купе… В идеале бы, конечно, ехать одному и в привычной волчьей форме — уж больно слабым и незащищенным он ощущал себя в облике двуногого гладкокожика. Но он понимал — при таком количестве детей, как то, что стояло на платформе, шансов ехать одному не было от слова «совсем». Хорошо хоть, что нехитрый багаж в лице основной массы школьных принадлежностей был отправлен в отдельный вагон еще по прибытии на платформу, а мантия, которую полагалось носить в качестве школьной формы, пока не требовалась и была просто переброшена через руку, будто пыльник или что-то такое.       Наскоро попрощавшись с отцом, Эйден зашел в вагон, подивился тому, что никто не проверяет билеты — зачем они тогда вообще нужны?! — и уже приготовился искать купе, как вдруг до него донесся знакомый запах. ОЧЕНЬ знакомый запах. Он напрягся. Оборотень?! Здесь?! В Хогвартсе? Каким образом?! Эйден понял, что это путешествие, похоже, будет гораздо сложнее и интереснее, чем он планировал изначально.       Почему?       А потому, что воргены и оборотни друг друга не выносят.       Во-первых, это именно из-за оборотней в Соединенном Королевстве начались масштабные гонения на волколаков, воргенов, вейл, гарпий, дзинко, кумихо и представителей остальных разумных рас, способных принимать человеческий облик. Если быть до конца точным — то из-за стаи Сивого. Мерзкие ублюдки, продавшие и себя, и всю свою расу только за то, что им, видите ли, пообещали нормальное положение в обществе…       Во-вторых, просто на уровне инстинктов… Каждый из них — и воргены, и оборотни — чувствует в другом виде противника. И очень сильного противника. Настолько сильного, что инстинкт хищника будет требовать или подчиниться своему оппоненту, как более сильному, или сражаться до конца, чтобы показать уже свое превосходство. Конечно, в дневное время у оборотня против воргена не будет никакого шанса. Но вот ночью, особенно — в полнолуние… Тут уже неизвестно, по ком на утро будут панихиду петь.       Но это — в чистом столкновении, при сражении лоб в лоб. Вообще, встреться они на узкой дорожке, он так бы и поступил. Просто сломал бы оборотню позвоночник в нескольких местах — и оставил бы умирать в муках, поступив в полном согласии со своими хищными инстинктами и собственными же моральными нормами. Социальный же аспект вносил некоторые коррективы в этот план.       А если оборотень расскажет о нем кому-то? Не самая страшная ситуация, разумеется, но Эйден хотел бы, по возможности, сохранить свою сущность в тайне хотя бы первое время. Да и информацию можно подать по-разному: можно сказать, что воргены разумны, а их линия поведения в современном обществе лишь немного отличается от человеческой (что, в общем, не слишком далеко от истины) — и получить себе если не союзника, то хотя бы сочувствующего человека; а можно сказать, что воргены поголовно являются жуткими хищниками, способными в одно движение откусить человеку голову. И это тоже будет правда. Вот только после такой правды придется ожидать нож в спину буквально в любой момент.       С другой стороны, оборотней маги не любят еще больше, чем воргенов, а потому он будет молчать, скорее всего. Ведь попытка обвинения или — упаси Луна — нападения может больно ударить и по нему тоже. Даже скорее по нему. Потому как если воргены еще могут частично контролировать себя, то вот оборотни… С ними все не так радужно. В любом случае, если это будет ученик — надо или искать с ним общий язык — а это будет трудно — или держаться от него подальше, что, в условиях замкнутости сообщества Хогвартса, вообще почти невозможно. Если же это один из преподавателей… В таком случае Эйдену оставалось либо договариваться, рискуя себя раскрыть, либо старательно делать вид, что ничего не происходит. Вот только в последнем случае он рисковал гораздо больше. Утратить инициативу — что может быть хуже для охотника?       Существовала, конечно, крошечная вероятность того, что оборотень вообще не сможет распознать запах воргена. Но это должен быть очень слабый оборотень, который к тому же никогда не обучался ни в одной стае, а потому совсем не умеет владеть собой и различать других «перевертышей». Но ведь этого не бывает! Не бывает! Оборотней с самого момента обращения учат владеть собой. Ну, если, разумеется, в Хогвартсе внезапно не оказалось одно из порождений буйной бесконтрольной ночи кого-нибудь вроде Сивого, что представлялось Эйдену крайне маловероятным.       Между тем машинист дал третий гудок, поезд слегка качнулся. В вагон впопыхах вскочила целая компания из трех человек. Высокий рыжий подросток, следом за ним — девчонка с необычайно кудрявыми волосами. Завершал процессию невысокий худощавый мальчик лет, быть может, двенадцати. От него тоже как-то странно пахло. Не в плане вони или какого-то въедливого запаха вроде керосина. Нет. Запах был магическим. Любой правильно воспитанный ворген, дзинко или вейла могут определять магические запахи или, если угодно, оттиски. Чувствуют интуитивно ту или иную натуру. Так вот — от невысокого мальчишки очень сильно пахло смертью. Очень и очень темной магией. Настолько темной, что захотелось поскорее вернуться в родной лес.       Впрочем, Эйден был этой компании в некотором смысле благодарен. Потому как если бы они не отвлекли его — он так бы и стоял посреди прохода, впав в философию и размышления. Эти же ребята несколько его отрезвили. Во всяком случае, он отложил праздные размышления на второй план и занялся проблемой куда как более насущной — поиском места в уже забитом пассажирами поезде.       Искать долго, впрочем, не пришлось. Конечно, место было всего одно, а компания, собравшаяся в купе, совершенно точно была хорошо между собой знакома. Мало того — компания сплошь состояла из девушек, у каждой из которых был герб барсука на мантии. Девчонки болтали о чем-то своем, а потому Эйдену показалось, что мешать им или пытаться вклиниться в эту дружную команду болтушек — самое настоящее свинство. Он даже собрался идти в другой вагон, но компания поспешила его остановить.       — Заходи, не бойся, — улыбнулась ему чуть полноватая девушка. — У нас тут есть свободное место, а мы совсем не против попутчика. Правда, девочки?       Эйден уселся на свободное место, потянул носом запахи в купе. Помимо вполне обыденных запахов — какого-то шампуня, разогретой солнцем пыли, выглаженной ткани и мятной жвачки, в купе сильно пахло хвоей. Ну, для воргена сильно, остальные наверняка даже не обратили внимания на приятный лесной запах. Должно быть, кто-то из подростков пользовался духами на хвойной основе… Ну, или просто пожевал несколько еловых иголок. Во всяком случае, Эйден знал, что это — неплохой способ замаскировать какие-нибудь другие запахи.       — Ты новенький в Хогвартсе? — осторожно поинтересовалась невысокая блондинка, сидевшая слева от полноватой девушки, пригласившей его в купе.       — Это так сильно бросается в глаза? — удивленно поинтересовался Эйден. Больше для виду, конечно. Ясное дело, что бросается. В Хогвартсе учится не более четырехсот учеников, ребята постоянно друг у друга на виду, так что любое новое лицо будет замечено практически моментально.       Поезд легонько качнулся, тронулся с места и стал потихоньку набирать ход. Эйден чуть улыбнулся попутчицам, старательно не демонстрируя зубы.       — Впрочем, да… Наверное, бросается в глаза.       — Так ты новенький? С домашнего обучения, да? А ты уже знаешь, на какой факультет попадешь? А на какой курс ты поступаешь? — все эти вопросы блондинка, казалось, произнесла не просто на одном дыхании, а на полувыдохе. Эйдену оставалось лишь подивиться тому, насколько хорошо подвешен ее язык. Девушка между тем продолжила стрекотать, будто стрекоза. — Ой, черт… Я забыла представиться. Меня зовут Ханна Аббот, а тебя?       — Эйден, — представился ворген. — Эйден Греймейн. И, отвечая на твои вопросы, говорю: мне четырнадцать, я заступаю на четвертый курс Хогвартса. До этого обучался заочно из-за некоторых личных неурядиц, которые, впрочем, уже решены. На какой факультет попаду — не знаю. Да мне и не принципиально, по большому счету.       — Никогда не слышала о фамилии Греймейн, — задумалась вслух молчавшая до того третья девушка. Позже Эйден узнал, что ее зовут Меган Джонс. — Ты не из чистокровных, да?       — Не угадала, — Эйден чуть улыбнулся и ей тоже. Постепенно первичная стеснительность отходила на задний план, уступая место инстинктам зверя. Но не хищным чувствам убийцы и охотника, а, скорее, чувствам собственника. Жуткого собственника. — Чистокровный в… кажется, семнадцатом поколении. Там спорный вопрос на тему того, был ли чистокровным много-раз-пра-прадед Генн Греймейн. Так что точнее не скажу. Единственное, что — не аристократ. Ну да моя ст… — он едва успел поймать себя за язык и с трудом замаскировал окончание слова «стая» под кашель. — Моя семья никогда и не стремилась к высшим эшелонам власти. Достаточно было того, что нас предпочитали не трогать ни в одном конфликте. Кроме, разве что, внутрисемейных разборок…       На самом деле Эйден нисколько не солгал. Он действительно был чистокровным воргеном в семнадцатом поколении. Ну а что? Девушка спросила про то, чистокровный ли он. А вот о том, волшебник ли он при этом — про это речи не было. Нет, конечно, магов, жрецов, друидов и чернокнижников среди его стаи тоже хватало во все времена… Вот только кому это будет интересно?       Разумеется, упоминать о внутрисемейных разборках было необязательно. Наверное. Впрочем, девочки уважительно закивали, Меган даже попыталась состроить сочувствующую мордашку. Получилось так себе, к слову. Небось, думают сейчас, что в семье Эйдена много побочных ветвей, наследники которых борются за наследство. И даже представить себе не могла, что на деле ситуация несколько иная. Вообще, разборки в стае происходили не сказать чтобы совсем регулярно, но довольно часто. По крайней мере, до недавнего времени, пока власть над стаей не принял дедушка Эйдена. Старый ворген держал подопечных в ежовых рукавицах, имел когти в четверть фута длиной, впечатляющих размеров клыки и воистину стальной характер. Так что, повинуясь его слову, молодняк несколько поубавил пыл. Прежде же инстинкт хищника регулярно толкал молодых воргенов на бучу. Дрались буквально за все. За власть, за охотничьи угодья, за привлекательную девушку, да даже просто из молодецкой удали — чтобы продемонстрировать свои возможности. И это были реальные драки. Столкновения, из которых совсем целыми уходили очень немногие. Чего уж там… Эйден и сам любил иногда размять лапы в хорошей драке и к четырнадцати годам даже имел некоторую славу среди сверстников. Не то что разборки в семьях чистокровных волшебников, где оплевать своего же дальнего родственника на балу считается великой борьбой за власть, а вызов на дуэль — вообще чуть ли не приравнивается к подвигу…       Как бы там ни было, ворген довольно быстро позволил втянуть себя в беседу на разные темы, а заодно и выяснил для себя целую кучу полезной информации. Девушки нисколько не стеснялись рассказывать о себе, о Хогвартсе, о своих друзьях и недругах, о негласных школьных правилах, да и вообще обо всем на свете. Казалось, дай им волю — и они будут много часов обсуждать какую-нибудь мелочь, суть которой можно описать в одно-два предложения. Тем не менее многое из их рассказов оказалось весьма и весьма важным. По крайней мере, он теперь точно знал подход к некоторым учителям, которых пока еще в глаза не видел, но психологический портрет которых уже сумел составить из рассказов; знал по описанию больше половины студентов Хаффлпаффа; знал примерное положение каждого факультета, клуба, команды и просто группки учащихся в сложной иерархии взаимоотношений студентов Хогвартса… Конечно, большую часть сведений вроде уровня садизма декана Слизерина пришлось делить на пять, но от этого речи хаффлпаффок менее информативными не стали.       Сам же Эйден делиться информацией о себе не спешил, предпочитая слушать и делать выводы из услышанного. По большому счастью, девушки не настаивали, подозревая, что новичок просто стесняется, а потому нужно дать ему время раскрыться. Наивные… Уговорить воргена раскрыть свои тайны против его воли… Удачи вам, милые. Конечно, Эйден понимал, что некоторая замкнутость играет совсем не в его пользу, но и раскрываться подобным болтушкам вот так сразу он считал как минимум нецелесообразным. Он пока еще не знал, что вот эти самые три подружки-хохотушки станут ему со временем самыми верными друзьями в Хогвартсе. Впрочем, может, и не только в Хогвартсе…       За вот такими невинными разговорами Эйден даже не заметил, как минуло несколько часов. За окном уже стемнело, когда девочки, наконец, соизволили прекратить пустой разговор ни о чем, равно как и оставили попытки разговорить совершенно неразговорчивого воргена. Поскольку им требовалось время, чтобы переодеться — а со слов Сьюзен Боунс, той самой полноватой девушки, что пригласила его в купе, они уже скоро должны были приехать — Эйдену пришлось ненадолго выйти в коридор вагона. И ровно через минуту машинист резко ударил по тормозам. Вагон дернулся. Эйден, которому не за что было толком уцепиться, полетел вперед, инстинктивно группируясь и максимально мягко приземляясь на все четыре лапы… Тьфу, то есть конечности. «Надо бы отвыкать называть ноги и руки лапами, — пронеслась мысль в его голове, пока он поднимался на ноги, понося машиниста на чем свет стоит. — А то еще ляпну вот так, как про стаю — хлопот не оберешься».       Между тем, в поезде происходило что-то странное, судя по реакции других студентов — нечто экстраординарное. Должно быть, никогда прежде поезд вот так вот не останавливался. Между тем свист тормозов прекратился, состав еще раз дернулся — и замер на месте. Освещение погасло, вагон тут же погрузился в непроглядную темноту. Впрочем, Эйдену все еще хватало освещения от Луны, но остальным это было знать не обязательно. Дверь купе приоткрылась, в коридор высунулась обеспокоенная Ханна Аббот.       — Все нормально? — поинтересовался Эйден. — Мы приехали? Если да — клянусь, откушу машинисту голову…       — Нет, — Ханна быстро наколдовала чары часов. — Не приехали. Нам ехать еще почти полчаса. Странно… Может, сломался поезд?       — Все может быть…       Ворген насторожился, прислушался к собственным ощущениям. Было в воздухе что-то такое… Странное и страшное. Что-то, чего еще несколько минут назад не было. Что-то, от чего хотелось укрыться, спрятаться… Может, даже убежать куда подальше. Эйден с трудом задавил в себе панику, волну страха, что с леденящим душу холодом приближалась к нему. Он уже ощущал подобный страх. И то, с чем этот страх ассоциировался, Эйдену совсем не понравилось.       — Так, девочки… — он заглянул в купе, скользнул взглядом по не успевшим переодеться фигуркам хаффлпаффок, чуть облизнул губы, сделав это несколько против воли. — Сейчас быстренько наколдовали себе свет и закрылись, пока я не скажу, что можно открывать. Договорились?       Уговаривать дважды не пришлось — уже через пару секунд хаффлпаффки — разумеется, безо всякого страха — заперлись в своем купе. Эйден оперся спиной на дверь купе, закрывая ее собой, убедился, что никто не выглядывает в коридор (да даже если бы кто-то и выглянул — в коридоре было слишком темно, чтобы разглядеть хоть что-то, помимо общих очертаний) и приготовился, в случае необходимости, быстро принять настоящий облик. Все же на животных дементоры действуют не так сильно… Оставалось лишь надеяться, что до драки не дойдет и что стражи Азкабана, почуяв сильный магический «запах» зверя, не заметят, что за его спиной находятся три беззащитные девушки.       Эйден выдохнул.       — Ну-ну… Подходите, поиграем в кошки-мышки…