Ловчие тропы

      Процедура распределения Эйдену понравилась. На самом деле было забавно смотреть на неловкие попытки администрации Хогвартса рассказать всему студенческому коллективу, по какой причине один из студентов распределяется сразу на четвертый курс. Впрочем, Дамблдор, похоже, поверил в историю с болезнью — или как минимум профессионально изобразил, что поверил — а потому долго объяснение не продлилось, заранее заготовленная история о переводе с домашнего обучения удовлетворила большую часть не слишком-то скептически настроенных студентов, а потому уже вскоре Эйдена пригласили к табурету. Волшебная шляпа опустилась на голову воргена, тот чуть шикнул, когда ощутил, как говорящий предмет одежды пытается обойти ментальную защиту.       — Ворген, значит? — раздалось у него в сознании ворчание, тембром похожее на голос, которым была исполнена песня перед распределением. — Как любопытно… А Дамблдор в курсе, кого пригласил на обучение?       — Даже если не в курсе — скоро догадается, — мысленно огрызнулся Эйден. — И можно не лезть ко мне в мозги? Меньше получаса назад я встретился с дементорами буквально лицом к лицу, защита пока еще не полностью восстановилась, а с самоконтролем у меня и без этого проблем хватает. Будет очень неловко, если я превращусь в волка прямо сейчас, верно?       — Мне в любом случае ничего не будет, — фыркнула шляпа. — Впрочем, ладно… Ты уже не совсем ребенок. Может, сам определишься с выбором? Не люблю читать мысли зверолюдов.       — Я уже догадываюсь, куда хочу, — пояснил Эйден. — Но можно вопрос для начала.       — Люпин.       — Что «Люпин»? — не понял ворген.       — Ответ на вопрос, который сейчас крутится в твоей голове, — тоном, каким объясняют ребенку, что такое «хорошо» и что такое «плохо», пояснила шляпа. — Слишком громко думаешь удельный вес ядра своей планеты, дорогой. Оборотень, о котором ты сейчас так сильно пытаешься не думать — Люпин. Я распределяла его на Гриффиндор лет… Черт, да лет двадцать пять назад, кажется.       — Он опасен для меня?       — Обращенный Сивым недоучка без стаи, ненавидящий свою природу, против почти взрослого воргена? — шляпа хохотнула. — Ну, как сказать. В прямом бою у него шансов нет, но… Не знаю. Он — ручной песик Дамблдора, обязанный директору если не всем, то многим. Кроме того, он был близким другом папочки Поттера.       — Меня мало волнует, чей он там друг или недруг, — пояснил ворген. — Я не собираюсь вмешиваться в какие-то дрязги или игры. Пока меня это не трогает. Я просто хотел знать о Люпине. Не более того. Ну, раз он для меня не опасен — то и мне до него дела нет. Хотя, признаться, в лесу я бы с удовольствием отгрыз ему голову.       — А меня мало волнует, что тебя волнует или не волнует, — шляпа затихла на секунду. — Ну так что, куда тебя?       — В Хаффлпафф. Или Равенкло. На твой выбор.       — Почему так? — удивилась шляпа. — При всех твоих данных, включая весьма дикий нрав, ты бы отлично прижился на Гриффиндоре. А повадки осторожного хищника помогли бы жить среди змей.       — Нет, — не согласился он. — Если меня отправить на Слизерин — будут трупы. Очень многие из них — дети уродов, из-за которых к воргенам относятся, как к темным тварям. Боюсь, я их просто перебью в один прекрасный вечер. А так, глядишь, обойдемся только калеками.       — Львы?       — Слишком на виду, да и слишком близко к Поттеру. Не хочу лишнего внимания к себе.       — Разумно, — шляпа задумалась. — Пожалуй, ты прав. Хаффлпафф тебе не очень подойдет, все же придется много времени проводить с довольно болтливым коллективом. А ты, я так понимаю, не выносишь этого. Ну, тогда…       Шляпа покинула его сознание, выпрямилась и громко объявила:       — РАВЕНКЛО!       Небольшая волна магии окрасила края мантии и галстук в синий цвет, на груди герб Хогвартса превратился в герб факультета Равенкло — бронзовый орел на синем фоне. Довольно неплохое сочетание цветов. Во всяком случае, не так сильно раздражает, как золото на красном фоне. Кто знает, может быть, именно из-за этого гриффиндорцы слывут такими дикими? Он бы не удивился. Когда перед глазами все время яркие «кричащие» цвета — очень трудно отдохнуть и дать организму расслабиться чисто психологически. А когда толком не отдыхаешь — быть политкорректным, миролюбивым, да и вообще добрым получается как-то не очень хорошо. Особенно если учесть, что у остальных факультетов ситуация куда проще. Вот и ходят злые, вечно сонные, вечно на взводе, разыскивая, кому бы в морду дать. Во всяком случае, это можно было предположить, если исходить из прочитанного в книгах и рассказанного Ханной с подружками. Вообще, как потом узнал Эйден, цветовая дифференциация штанов — а в данном случае, скорее, мантий — играла в социальном устройстве Хогвартса очень весомую роль.       Как бы там ни было, стол Равенкло встретил его довольно активными аплодисментами. Направляясь к свободному месту, Эйден поймал на себе как минимум несколько заинтересованных взглядов девушек примерно своего возраста, а также парочку злобных взглядов ребят постарше. Черт его знает, чем он им не угодил. Впрочем, может, это просто ревность… Пройдет. А если не пройдет и попытаются как-то на него повлиять физически — пусть потом не обижаются и не плачут. Эйден приземлился на свободное место, соседи по очереди поздравили его с поступлением, он довольно вежливо ответил, заодно познакомился с остальными студентами. По счастью, однокурсников-равенкловцев было не так уж много. Если быть до конца честным — их было всего двое. И обе — девушки. Чжоу Чанг — типичная китаянка, выделяющаяся на фоне остальных своей азиатской внешностью — и ее подружка по имени Мариэтта Эджком. Единственным парнем с четвертого курса Равенкло оказался сам Эйден. Впрочем, не удивительно — четырнадцать лет назад из-за гражданской войны среди магов Британии погибла целая куча народу, многие семьи вообще были стерты с лица земли. Кто-то был заключен в Азкабан, кто-то надолго прописался в Мунго, кто-то ушел из магического мира, будучи не в силах больше выносить этот кошмар… А тем, кто тогда уцелел и не был ни в чем замешан, потребовалось время на реабилитацию.       Война вообще не способствует возникновению бэйби-бума, тем более — в столь закрытом сообществе, как магический мир Британии. Как потом узнал Эйден, на четвертом курсе вообще училось всего около десятка человек, так что занятия для них проводили не как у остальных курсов, а у всех факультетов разом. Единой группой. Наверное, именно по этой причине отношения на курсе не были так обострены, как в остальных группах. Во всяком случае, до сих пор никто не пытался пустить одногруппнику заклинание в спину. Одно это уже делало четвертый год Хогвартса едва ли не самым дружным за последние полвека. Ну и, как выяснилось позже, не последнюю роль играло происхождение основной массы учащихся. Мало кто хочет обидеть, допустим, дочь китайского посла в Британии. Или внучку полковника аврората Белл. Или племянника лорда Маклагена… Ну, а остальных не трогали просто за компанию. Мало ли что…       Постепенно распределение подошло к концу — большая часть новичков досталась Гриффиндору и Слизерину. Дамблдор дал студентам несколько минут, чтобы перезнакомиться друг с другом. Эйден успел заметить, что за время, отведенное стариком «на знакомство», в Большой Зал успели войти еще как минимум двое гриффиндорцев: Поттер, успевший, видимо, несколько оклематься после встречи с дементором (да, он все еще был бледен будто полотно, но по крайней мере стоять и идти мог на своих двоих) и какая-то странно довольная девчонка, опознанная кем-то из равенкловцев как Гермиона Грейнджер. Похоже, именно их прибытия и ждал директор Хогвартса. Во всяком случае, именно в тот момент, как они уселись за стол, Дамблдор соизволил подняться с трона.       Немногочисленные разговоры тут же стихли. Было видно, что основная масса студентов директора не просто уважает, а почти что поклоняется ему. Отдельные же представители студенчества — все больше с Гриффиндора — так и вовсе только что в рот старику не заглядывали. Да что там… Они старика, похоже, боготворили. Эйден не сомневался: если начнется какая-то свистопляска и старик отдаст нужный приказ — эти студенты из магов превратятся в иезуитов. И во имя своего личного бога с длинной белой бородой совершат любое преступление. Эйден постарался запомнить лица таких вот «истинно верующих» — их надо будет до поры до времени обходить пятой дорогой.       — Приветствую всех! — сказал директор школы. — Приветствую и поздравляю с началом нового учебного года в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс»! Мне надо многое вам сказать. Начнем с самого важного и серьезного, чтобы уж больше к этому не возвращаться. Это не самое приятное известие, но зато нас сегодня ждет отменное пиршество. — Дамблдор кашлянул и продолжал: — Как вам уже хорошо известно, в нашу школу прислали на время несколько стражей Азкабана — дементоров, которые находятся здесь по поручению Министерства магии. Сегодня вечером они производили обыск в «Хогвартс-Экспрессе».       — Хорош обыск, — проворчала рядом какая-то третьекурсница. — Чуть не прибили нас…       Эйден вслушивался в слова директора, картинка постепенно стала складываться из фрагментов в единое целое. Похоже, деятельность вокруг поднята именно из-за Блэка. Точнее — из-за Поттера, поскольку узник сбежал из тюрьмы именно чтобы прихлопнуть мальчишку. Во всяком случае, такова официальная версия. Но уж больно много в ней несостыковок. Со слов репортеров и тех скаутов Стаи, что интересовались делами магов, Блэк просидел в Азкабане двенадцать лет, не делая ни одной попытки сбежать или напасть на охрану… Да что там… Он даже ни разу никуда не писал — а ведь у Блэка точно были влиятельные родственники, которые могли его вытащить. Или хотя бы помочь всякими нужными вещами. И тут побег.       В этом побеге странным было все. От бормотания Блэка во сне слов «он в Хогвартсе» и заканчивая временем побега. Если речь в его словах шла о Поттере — почему только сейчас? Блэк же не идиот и точно не мог бы промахнуться с поступлением Поттера на целых два года. Если он мог удрать — почему сразу этого не сделал, а тянул столько лет? Азкабан ведь не курорт с девочками, а тюрьма, охраняемая младшей нечистью. Каждый день там должен быть пыткой, и свалить оттуда пораньше явно мечтает каждый первый здравомыслящий человек. Фадж в интервью «Пророку» говорил, что незадолго до побега — как раз во время инспекции — Блэк просил у него газету с кроссвордом. Бред, разумеется — Блэк брал газету для другого дела. Но для какого? Впрочем, не все ли равно? Очнись, Эйден, вакантное место героя уже занято Поттером. Ты сюда приехал для другого.       За своими размышлениями, ворген не заметил, что пропустил часть речи директора.       -… лее приятной ноте, — продолжал Дамблдор. — Счастлив представить двух наших новых преподавателей. Во-первых, профессор Люпин, который любезно согласился занять должность преподавателя защиты от темных искусств.       Эйден, сжав кулаки, едва не зарычал, когда оборотень поднялся с места и вежливо поклонился студентам. Нет! Нельзя прямо сейчас желать выпотрошить эту ошибку природы и подвесить судорожно дергающееся тело за внутренности где-нибудь на дереве в Запретном лесу… И загрызть насмерть тоже нельзя. И вообще нельзя проявлять инстинкты. Не при таком количестве народу. Иначе придется избавиться ото всех, а не только от…       — Эйден! Все хорошо? — осторожно спросила у него Чжоу, сидевшая рядом.       — Что? — не сразу услышал ее вопрос ворген.       Сейчас он был ей очень благодарен: не отвлеки она его вопросом — он бы точно сорвался и отчудил бы что-то такое, о чем бы потом очень сильно жалел. Вот правда. Зверь буквально готов был вырваться наружу. Оказывается, он настолько глубоко ушел в размышления и борьбу с собственной звериной сущностью, что даже не заметил, как Дамблдор закончил свою речь и объявил о начале пиршества.       — Я спрашиваю — ты в норме?       — Ах да… Прости, я задумался немного.       — О чем?       — Да так… О смысле жизни отдельно взятых личностей.       — А-а, понятно, — пожала плечами китаянка. — Просто ты как-то сильно побледнел…       — Аж в лице переменился, — подтвердила ее слова Мариэтта. — Все точно в порядке? Может, к целителю?       — Не надо, — покачал головой ворген. — Все нормально. Пройдет. Встреча с дементорами, сама понимаешь…       — Ты настолько подвержен их влиянию?       — Нет. Просто я закрыл собой купе с тремя третьекурсницами, а потому встретился с дементорами не из купе, а лицом к лицу.       — И ты еще живой?! — ахнул какой-то пятикурсник слева, краем уха слушавший их разговор.       — Ну да, — согласился ворген. — И даже более-менее на ногах стою.       — А ты силен…       — Ага, сам горжусь…

***

      — Равенкло! Прошу всех за мной. Остался буквально один лестничный пролет. Не отставайте!       — Черт бы побрал эти лестницы… — проворчал про себя ворген. — Что им стоило сделать простые ступеньки или уже полноценные эскалаторы… Архитекторы, мать их…       Действительно, лестницы были очень неприятным явлением. Вообще, весь замок, судя по всему, проектировала пьяная женщина-архитектор. А потом эти чертежи и эскизы уронили в грязь, частично сожгли, а уцелевшее отдали безграмотным крестьянам, которые и построили сначала деревушку Хогсмид, а затем — и сам Хогвартс. Ну серьезно — никто же не думал всерьез, что такое строение воздвигли всего четверо волшебников? Нет, разумеется. Конечно, строили его несколько сотен человек в течение нескольких лет — нужна была целая инфраструктура, целая деревня для тех, кто занимался бы возведением такой махины, как Хогвартс, да еще и в столь сложных условиях, как крутые склоны и горы.       А ведь нужны были не только талантливые архитекторы и строители. Нужны были горняки, что добывали в больших количествах руды и камни; каменотесы, огранившие добытые куски гранита в каменные блоки требуемой формы; дровосеки и пильщики, что поставляли древесину и доски для строительных лесов, опорных балок, лестниц и всего такого прочего; кузнецы и металлурги, что отливали и ковали многочисленные формы и инструменты для строителей, а также оружие и доспехи для армии Гриффиндора, оберегавшей мастеров.       И это еще не считая войско, а также многочисленных фермеров, поваров и трактирщиков с травниками, что снабжали всю эту многочисленную братию продовольствием, зельями и медикаментами… А караванные тропы? Ведь маловероятно, что тот же мрамор, из которого были выполнены колонны для декоративных светильников, добывался в секретных месторождениях Шотландии. Нет, разумеется. Его сюда привезли. И привезли не одну тонну, судя по всему. Сети каминов тогда еще не было — летучий порох появился только в тринадцатом столетии — трансгрессировать с таким грузом не по силам никому. Порталы? Может быть, но ведь прямо на стройплощадку не улетишь — точность не гарантируется даже сейчас, что и говорить про события тысячелетней давности. А значит, как минимум небольшая часть Туманного Альбиона должна была оберегаться магами, будто зеница ока — по ней просто обязаны были проходить караванные тропы.       Разумеется, все занятые люди были как минимум сквибами, а как максимум — весьма сильными волшебниками и тогда работа могла выполняться быстрее и качественнее. Основатели совершенно точно существовали, но их роль была, скорее всего, совершенно не такой, как упоминается в легендах. Управление толпой, финансирование проекта, магическая поддержка там, где маггловские средства не справлялись — не надо забывать, что то был примерно десятый-одиннадцатый век, технологии еще не были столь совершенны…       — Ну, вот мы и на месте.       Эйден покачал головой. Так, похоже, надо прекращать выпадать из реальности, а то так можно пропустить все на свете, думая лишь о чем-то одном. Он поднял взгляд, принялся рассматривать дверь, возле которой они оказались.       Обычная деревянная дверь, обитая бронзой. Петель не видно — значит, открывается от себя. Единственная странность — нет ни ручки, ни замочной скважины. Зато есть бронзовый дверной молоточек в форме орла. Староста факультета постучал в этот молоточек. Механический голос со скрежетом спросил:       — Кому и при каких условиях не повезет встретить живую черную кошку?       — Мыши, — ответила староста через несколько секунд. — При любых условиях.       — Справедливый ответ…       Дверь распахнулась, староста завел всех в гостиную.       — Как вы уже поняли, для входа в гостиную у нас, в отличие от остальных факультетов, не нужен пароль. Вместо этого нужно ответить на загадку или решить задачку. Первые курсы получают простые задачи, более старшие — загадки посложнее. Не можешь угадать — жди, пока кто-то выйдет или придет, чтобы ответить на вопрос. Это очень помогает развивать мозги. Вопросы есть?       — А если седьмой курс сопровождает первокурсника? — поинтересовался Эйден. — Им как — каждому по загадке или дверь умеет усреднять задачи?       — Обычно просто задается вопрос для старшего, — староста удостоверился, что его ответ принят к сведению, после чего построил новичков перед собой и принялся толкать вступительную речь.       Вообще равенкловец-шестикурсник был неплохим оратором. Во всяком случае, его слушали и слушались. Да и речь была явно хорошо отрепетирована и готовили ее не один день… Никаких хвалебных од, обещаний или выпендрежей. Только основные правила. Факультет ценит знания и навыки, а не оценки и баллы. Знаешь что-то — ты крут. Умеешь делать что-то нужное — ты крут еще больше. А если умеешь не только рассказать и сделать сам, но и других научить, если что — ты вообще красавец, все плюшки твои и чашка кофе тоже. Знание — хорошо, незнание — плохо. Выпендреж — хуже, чем незнание.       Факультет не участвует в негласной войне Слизерина с Гриффиндором и вообще лежит вне политики и каких-то соревнований. Если чем-то занимаешься (квиддич или, там, шахматы) — это здорово, но ты это делаешь на индивидуальной основе, команды — явление временное и нестабильное, поскольку ребята в них вступают с личной целью — не утратить навыки. Вмешиваешься в конфликт львов и змей — это твое право, но на помощь именно факультета, а не таких же индивидуалов, как ты сам, не расчитывай. Факультет оспорит все коллективные наказания, но из личных выпутывайся сам. Но даже в этой стае индивидуалистов-ученых есть один фактор, заставляющий их стоять стеной.       Научные группы — святые и неприкосновенные студенты, за которых каждый настоящий равенкловец порвет любого независимо от статуса и за которых даже декан Флитвик поможет, если что, спрятать трупы и замести следы. Если ты набрал группу для серьезного исследования — за тебя будет стоять весь факультет. Поддержат связями, книгами, своими идеями и трактатами. Кое-кто может даже проспонсировать исследования. И плевать, что это будет — открытие лекарства от парацельсовой лихорадки* или магическое оружие массового уничтожения.       Живут равенкловцы как попало. Вообще, по уставу, должны жить как и все — по возрастному и половому различию. На деле же — всем плевать. Комнаты и их количество масштабируется чарами, количество жильцов динамично. Ведешь ты проект — и к тебе в комнату могут подселиться или не подселиться твои «сотрудники». Можете сделать там что захотите — хоть казарму, хоть лежбище морских котиков, хоть личную лабораторию с несколькими раскладушками. Воистину, лишь дурак нуждается в порядке. Гении властвуют над хаосом… В башне Равенкло почти все помещения заняты лабораториями широкого профиля есть личная библиотека факультета, в которой можно как свободно брать трактаты, так и добавлять туда собственные труды. Есть даже общая база домашних заданий факультета — копии почти всех школьных эссе и расчетных работ студентов Равенкло за последние тридцать лет.       В общем, эдакое общество, поклоняющееся Всемогущей Науке. Хотя, конечно, в гостиной есть и несколько комнат отдыха — там запрещается говорить о науке и исследованиях. Зато там можно спокойно выпить чаю с товарищами, поболтать ни о чем, поиграть или послушать музыку…       Обычный распорядок факультета: с восьми утра до четырех вечера — общие занятия, где факультет должен держать маску эдаких ботанов-заучек, которым важны баллы, порядок и дисциплина. С пяти до десяти — каждый занимается своими делами. Хочешь больше — занимайся больше, но обычно к девяти-десяти вечера студенты завершают дела и отдыхают. Младшие курсы или ложатся спать, или играют между собой. Кто постарше — собираются компаниями и расслабляются по-своему. Шестой-седьмой курс так и вовсе может пойти в такой отрыв, что парни потом еще неделю в себя приходят и выводят из крови аскат**, а девушки выстраиваются в очередь к мадам Помфри, дабы проверить свои бренные тела на предмет болезней или беременности.       — Комнаты для новичков, — староста указал на семь появившихся в стене дверей. — Пока что решено поселить вас по одному. Домовики Хогвартса уже доставили ваши вещи в комнаты. Потом уже сами разберетесь. Всё, свободны.       Эйден быстро направился в сторону ближайшей комнаты. Слишком много всего произошло за сегодня. А ведь ему еще предстоит как следует защитить комнату. Школьные чары — это хорошо, но в обществе таких обезбашенных умников, щелкающих магические задачи как орехи, дополнительная магическая защита не помешает точно. Особенно если воспользоваться некоторыми фирменными чарами Стаи, о которых большая часть магов понятия не имеет. Это чары тех времен, когда Гилнеас еще не был чем-то давным-давно позабытым. Мощные и устойчивые, но доступные лишь духу волка. Человек не вынесет этого. А значит…       Дверь за ним захлопнулась, Эйден принюхался, уверился в том, что ни спрятавшихся в невидимости домовиков, ни призраков, ни еще кого-либо рядом нет, поднял взмахом палочки купол тишины — и через мгновение громадный человекоподобный волк торжествующе завыл на видимую из окна Луну.