39.4

Пицца с ананасами явно не входит ни в один топ продуктов альфы. Это блюдо вообще не может входить в чей-либо топ. Но Чимин каждое утро выносит коробки именно из-под этой невыносимой на вкус пиццы вместе с банками колы, пустыми и смятыми, к ближайшим мусорным бакам, потому что Юнги любит газировки и странные сочетания в еде, вроде салата из жареной свинины с виноградом. Чимину понимать приходится. Приходится понимать и освободившуюся под вещи омеги полку, появившуюся в ванной третью зубную щетку и тихие сказки, которые Юнги читает Чонгуку перед сном. Ребенок без них, как и без самого омеги, отказывается засыпать, и с этим трепещущем сердце фактом Чимину тоже приходится мириться. Юнги вплетается в их жизнь, как тонкая шелковая нить в огромное полотно картины, правильно, дополняет общую суть красками яркими, живыми. Теперь в гостиной вместо тишины звучит музыка или, что в сотни раз лучше, заливистый детский смех, теперь дом пахнет едой, пусть и заказанной из ресторана, но теплой и вкусной. Теперь у Чимина под боком спит теплое тельце, которое по утрам целовать до боли в груди необходимо. Чимин привыкает к хорошему, к спокойному и размеренному темпу жизни, но она подкидывает ему горящие сроки и сотрудников, что неспособны выполнить поручения правильно и вовремя. Альфа в офисе пропадает за кипами бумаг, на звонки омеги отвечает машинально, а про возможный скорый визит отца забывает совсем, будто не предупреждал он о желанной вот уже несколько месяцев встрече. Забывает, но потом, когда проблемы иссякают, как вода в колодце, возвращается домой с чистым сердцем, а в мыслях, на самых задворках сознания, стучит какое-то важное воспоминание, повисшее иконкой сообщения перед глазами. И Чимин стоит за спиной отца, смотрит в глаза Юнги, улыбающиеся и светлые, а Чонгук мирно сопит на плече омеги, цепляясь по-детски пухлыми пальцами за рукав домашней футболки, которая принадлежит, на самом деле, альфе. — И он встречается с твоим сыном. — поправляет отца Чимин и посылает Юнги мягкую улыбку. Хосок оборачивается на него как-то совсем механически, моргает несколько раз, а его лицо вытягивается так, что сеточка морщин разглаживается под глазами. Удивленный отец выглядит совсем молодым, и альфа тихо посмеивается в кулак, подходя к замершему столь же забавно Юнги. — Ему хоть восемнадцать есть? — спрашивает отец негромко и пораженно, А Юнги, получая поцелуй в лохматую теплую макушку, отвечает: — Мне двадцать на днях. — В марте, — подмечает Чимин, — месяца три еще до твоего дня. Чимин не планирует что-то волшебное ко дню рождения омеги, совсем нет. Он просто отмечает дни в календаре, чтоб скорее вручить Юнги маленький, совсем скромный для его большого кошелька, подарок. Просто мысленно выбирает красивые цветы, такие, чтоб подходили нежному лицу на ценных, бесспорно важных фотографиях. — Девятнадцать. Чимин, он ребенок. — Я взрослый человек, даже налоги плачу! — смеется Юнги, а Чимин чувствует, как к нему прижимается тонкое горячее тело. Юнги, наверное, тяжело держать на себе вес тела ребенка, но он только плотнее обхватывает Чонгука руками и в щеку целует, когда тот шепчет во сне что-то себе под нос. — Чимин? — тихо спрашивает отец неясно что, но Чимин слишком хорошо знает такой голос Хосока, чтобы сомневаться. — Вам нужно нормально познакомиться, тогда ты сам все поймешь, — отвечает альфа, отрезая недовольство отца коротко. Юнги не может не нравиться, он хороший и заботливый, и, каким бы не казался на первый взгляд, замечательный.