Румпельштильцхен

Не то чтобы Гэвин никогда не слышал об оживлении мертвых. Конечно, нельзя сказать, что это — что-то обыденное, что происходит ежедневно и у всех на слуху, и все же ему доводилось раз или два в жизни видеть чуваков, которые утверждали, что восстали из могилы. Конечно, существует некромантия: анимирование разлагающихся трупов, завывания и пляски на могилах, зомби-апокалипсис на минималках и все такое… Гэвин отбивается от слишком сочных картинок, забирая у стойки кофе. Но кроме такой гадости есть еще и редкие и баснословно дорогие артефакты, которые могут — если выполнить условия — дать второй шанс кому угодно. Даже если у него, например, нет головы. — Выпей это, — командует Гэвин, всовывая кружку Ричарду в руки. Тот не походит на разлагающийся труп — ну, если только немножко, потому что бледный он действительно как мертвец, — да и голова у него на месте, и Гэвин иронизирует про себя не потому что мудак, а потому что иначе это все станет слишком уж жутко. Ричи утверждает, что был мертв — и то же самое утверждает Джонни, который якобы при этом самом событии присутствовал. Гэвин не доверяет Джонни. Тот слишком уж уклончиво отвечает на вопросы, что он там делал, при этом драматичном происшествии, и почему вообще работал на Коннора, и почему теперь не работает… Так что нет, Гэвин не доверяет Джонни. А вот ужасу на его лице — этому сырому, первобытному страху живого существа перед смертью, — вот этому Гэвин верит, не может не верить, и именно его он видит в бешеных глазах и трясущихся губах Джонни. Рич все это время сидит на заднем сидении машины, белый как мел и практически без сознания, и Гэвину даже думать страшно, о чем он сейчас думает. И поэтому вместо выяснений Гэвин посылает Джонни нахер, захлопывает дверцу, садится за руль и привозит Рича в ближайшую забегаловку, в которой сухо и относительно тепло. Заказывает по самой большой кружке кофе в этом заведении, отводит Ричарда за самый дальний столик у окна и просто молчит. И ждет. — Это правда, — говорит Рич. Голос у него — как наждачка. Тени от капель дождя на стекле падают на его лицо, пятнают словно слезы или странный, неестественный грим. — Это правда, — говорит он, — я все помню. Я помню, как это случилось. А потом… — он выталкивает из себя слова, и Гэвину кажется, каждое из этих слов попадает в него, как камень, — а потом я проснулся утром, у меня было прекрасное настроение… прекрасное, Гэвин. А он не спал, сидел в кресле и смотрел на меня, и я подумал, что он просто расстроился из-за перестрелки… Гэвин молчит. — Как такое возможно? — Ричи смотрит в кружку, вид у него совсем потерянный, и он слишком часто касается груди — явно даже не замечая, что делает. — Я не понимаю… Почему… почему он не сказал мне? Как так вышло, что я забыл? Почему Коннор что-то там не сказал — это, с точки зрения Гэвина, вопрос бессмысленный. Почему Ричи не помнил — другое дело, но кто бы на его месте стал помнить такое? Может, это вообще побочный эффект оживления. Слово скребет по нервам, по чувствам, оставляет мелкие болезненные порезы, сочащиеся красным и черным. Гэвин не успел еще осмыслить все, что произошло сегодня — то, что Рич впервые остался у него ночевать, и встречу с Элайджей, и вечерний визит Коннора — и то, что во время этого визита случилось. Смерть Ричарда — даже уже прошедшая, когда-то без участия Гэвина случившаяся смерть — вызывает ощущение падения и надвигающейся темноты, и сердце сразу начинает стучать так сильно, что раздирает грудную клетку изнутри. Гэвин пытается сказать себе: успокойся, ты даже его не знал. Ты бы не почувствовал никакого горя, он бы остался только в памяти (чертова) Коннора, не твоей… Гэвин отпивает и давится горячим кофе, зато горящий язык отвлекает от этого бездонного ужаса, так что он отпивает еще. Дождь снаружи льет сильнее, злее, крупные капли ударяют в стекло, смывая пятна грязи и пыли и птичий помет. — Это самое худшее, — бормочет Рич, — самое худшее. Что он все скрыл от меня. Что не доверял мне, считал, что можно молчать о таком… И Гэвин ненавидит это говорить, но: — Но если он пытался все скрыть — может, у него была причина? — кошмар, он как будто защищает Коннора (в памяти еще слишком свежи его поцелуи), но дело не только в этом. Гэвин спешно хватает кружку и делает большой глоток, стараясь смыть привкус ужаса. А что, если Ричи нельзя было об этом знать, и теперь с ним… что-то произойдет? Он сверлит взглядом рубашку Ричи, почти ожидая — с замиранием сердца, — что через ткань проступят кровавые пятна. И Ричи истечет кровью и умрет… Ричи, вместо того чтобы свалиться замертво, смотрит на него с подозрением. На его щеки немного возвращаются краски жизни: он берет себя в руки, и Гэвин старается скрыть облегчение. — Что, теперь ты внезапно веришь Коннору? — спрашивает Рич, не скрывая сарказма — довольно блеклого и горького, но все же. Это хороший знак. Хороший. — Я надеюсь, не потому что он с тобой переспал? Гэвин давится кофе. Слишком прямолинейно. — Но сам-то ты, конечно, не такой, — отвечает он. Тоже — совершенно — не скрывая яда. Рич сдувается на глазах — его плечи опускаются, и он снова смотрит в кружку, и пару минут они молчат, пока тишина не становится давящей, липкой, невыносимой. В тишине Гэвин снова начинает воображать… всякое. Он откашливается. — Джонни сказал, машина Элайджи была полностью разбита. Отправилась на металлолом, потому что не подлежала восстановлению, — за этим сухим определением скрывается трагедия, Гэвин чувствует. Говорить о деле, думает он, это поможет. Просто спокойное обсуждение работы, как будто это все не имеет к Ричи отношения, как будто это жизнь каких-то там совершенно незнакомых Гэвину существ, и нужно просто заниматься расследованием. Решать загадку. — Я все прослушал, — Рич выпрямляется, — он что-то успел тебе рассказать? Ага, успел — по телефону, пока не увидел «призрака», но на этом Гэвин решает внимание не заострять. Главное — это что Джонни хоть что-то успел поведать. — Когда ему привезли машину, то сказали, что водитель погиб, — поясняет Гэвин. — Он сказал, там водительское место было смято как скорлупа. Зато пассажирское уцелело. Ричи моргает. Хмурится. — Ты думаешь, — произносит он как будто осторожно, — думаешь, это Элайджа был за рулем? Сердце у Гэвина снова падает куда-то вниз, но он только крепче сжимает кружку. Просто работа. Просто расследование. Просто. — Или Хлоя, — тихо говорит он, — Элайджа не мог бы попасть в аварию, но Хлоя Четвертая… А ведь она была с ним в тот вечер. И если его удача работала, то он мог бы сесть на пассажирское… Гэвин даже задумываться не хочет, что бы чувствовал, если бы удача уберегла его от верной гибели таким способом. А ведь такое — он глотает кофе, пока язык не немеет от кипятка, — такое вполне возможно. Даже его горшка достаточно… Нет. Об этом лучше не думать. — Он кому-то платит, так сказала Хлоя Вторая, — продолжает он через силу, — его шантажируют. И он, вполне возможно, лишился своего горшка. — И Коннор тоже кому-то платит, — монотонно продолжает Рич, — и, вполне возможно, лишился своего дара. Во всем этом видится какая-то весьма очевидная закономерность. Гэвин трет виски, внезапно чувствуя, что он ужасно тупой и не видит чего-то, лежащего на самой поверхности. — И они оба не хотят, чтобы в этом деле копались слишком внимательно… — А что, — Ричи умолкает и долго смотрит в свою опустевшую кружку, — а что, если с Хлоей произошло то же самое? И Камски ее… оживил? Идея звучит бредово, и Гэвин уже открывает рот, чтобы это и сказать — и закрывает, потому что, ну, не так уж и бредово идея звучит. Совсем не бредово. Очень даже правдоподобно. — И ты думаешь, они оба могут платить за такую, — он выбирает слова, — услугу? Взгляд Ричарда темнеет. Он вроде бы хочет возразить — но Гэвин видит, что возразить ему, на самом деле, нечего. Кому они могут платить, где в первую очередь нашли «продавца», как вообще что-то подобное могло организоваться — и как это, черт побери, может быть связано с горшком Элайджи и волшебным голосом Коннора (если, конечно, его потеря — не ложь, потому что Гэвину больше нравится думать, что это ложь, а значит, он не прыгнул в койку с едва знакомым и неприятным говнюком, только чтобы… только чтобы что, он тоже не знает. Это не его вина, нет. Это все волшебный голос!) — Но почему же тогда Хлоя Четвертая мертва? — шепчет он. Кто убил ее? Тот же, кто оживил? В их предположениях так много белых пятен и черных дыр, что накатывает уныние. Рич трет лицо. — Мне нужно позвонить брату, — произносит он, — да… И нужно позвонить Коннору. И… Рич достает телефон, смотрит на экран остановившимся взглядом, трогает стекло. Он как будто сам не знает, что собирается делать — и зачем. Гэвин забирает у него оживший телефон и прокручивает список контактов. Там много имен, некоторые из них знакомы ему — некоторые шокируют, — но Рич не возражает и не пытается отнять мобильный, и Гэвин сейчас боится злоупотреблять. Он находит имя Коннора — оно помечено крошечным голубым сердечком, подумать только, это так не похоже на Рича, что Гэвину приходится моргнуть несколько раз. Это просто дым от кофемашины за баром ест глаза. У имени Гэвина никаких сердечек нет. Гэвин не то чтобы рассчитывал. Он снова прокручивает список и нажимает на имя Коннора, протягивает телефон Ричарду — чтобы избежать соблазна сказать что-нибудь не то. Чего точно сейчас говорить не следует. Рич подносит телефон к уху, Гэвин слышит доносящиеся оттуда гудки: один, другой, третий… Лицо Рича все сильнее хмурится и суровеет, будто каждый длинный гудок наносит оскорбление лично ему. Он сбрасывает, набирает снова, и процесс повторяется. — Черт, — бормочет он, выбирая в списке контактов другой номер. — …Мартин?.. Черт, Мартин, а ты где? Перезвони мне, как только сможешь, это срочно! Он засовывает телефон в карман пальто, вся его апатия растворяется, и это внезапное преображение ненадолго выбивает Гэвина из колеи. — Поехали, Гэвин, — командует Ричард, поднимаясь. — Давай, нам надо найти его. И все разузнать.   Дом Коннора кажется совершенно мертвым, когда они паркуются рядом — окна не светятся, никакого движения, как будто он опустел уже лет сто как и в нем даже призраков не осталось. Гэвин успевает подумать все эти унылые, упаднические мысли, пока Рич решительно выбирается из машины и поднимается на крыльцо. — Коннор! — кричит он и барабанит в дверь. — Коннор, нам нужно поговорить! Тишина. Никто не распахивает дверь, чтобы сказать, что Рич охренел тут орать, никто не предлагает им валить куда подальше. Гэвин чувствует укол беспокойства: конечно, сейчас вечер пятницы, и Коннор может быть где угодно — работать, развлекаться, заниматься своей личной жизнью (не слишком ли у него много личной жизни, нашептывает ядовитый голосок, весьма смахивающий на ревность). Или он может лежать где-нибудь внутри мертвый, потому что непонятный ублюдок убивает фейри (и, судя по всему, некоторых из них оживляет — не по доброте душевной), а они не могут войти. Бредовые… бредовые мысли. — Коннор! — Рич снова хватается за телефон, смотрит на светящийся экран минуту, отходит на несколько шагов, придирчиво рассматривая окна. — Да какого черта… Само собой, это бесполезно. Даже если они смогут залезть к окну, и у Коннора по каким-то причинам нет сигнализации (Рич наверняка в курсе), то проникнуть внутрь без приглашения — дело безнадежное. Пока Коннор сам не соизволит выйти и пригласить их — ну, или приехать непонятно откуда, где он там сейчас, и пригласить их, — они не зайдут. Есть, конечно, и такие артефакты… Но у Гэвина такого не завелось. У Ричарда, судя по всему, тоже. — С ним что-то произошло, — уверенно говорит он, забираясь в машину. Его волосы промокли насквозь, пряди прилипли ко лбу, глаза блестят одержимостью. Гэвину кажется, Ричи бросается в крайности, чтобы не думать… ну, короче, не думать. Скорее всего, с Коннором все в порядке. Скорее всего. — Я знаю это. Я знаю! И у меня есть одна идея. — Какая? — спрашивает Гэвин. — Это как-то поможет нам с расследованием убийства? Потому что вообще-то они убийство тут расследуют. Или хотя бы пытаются. Ага. Но Рич явно не собирается отвечать на такой простой вопрос. Он пристегивается, снова принимается терзать мобильный и бросает Гэвину: — Езжай ко мне домой, — будто Гэвин ему таксист или личный водитель. Но посылать его нахрен сейчас вроде как неуместно, так что Гэвин молча заводит машину.   — Сделаешь кофе? — спрашивает Рич, как только они заходят в его квартиру. Гэвин кивает, хотя Рич уже не смотрит на него — он кидает свое мокрое пальто прямо на кровать, выкапывает из кучи подушек ноутбук и открывает его. Бледный голубоватый свет от экрана падает ему на лицо, придавая инфернальности, закладывая тени под глазами, и Гэвин спешно отворачивается к кофемашине. В квартире Ричарда он бывал пару раз, но никогда не задерживался ненадолго. Она кажется необжитой, едва ли не заброшенной. Такое чувство, что Рич тут только ночует, и то не всегда, — никаких лежащих не на своих местах вещей, личных безделушек, сдвинутой мебели. Все скучно, безжизненно и пыльно. Ричи настолько неуместен здесь — слишком чистый, слишком красивый, слишком из другой вселенной, — что даже Гэвин чувствует себя больше на своем месте. Ричи как будто из другой жизни: той, в которой кто-то может забыть несколько тысяч долларов на столе, в которой можно не зависеть от гонорара, в которой есть золотые билеты и список знакомых в телефоне, который не стыдно было бы иметь и мэру. Сейчас у Ричи проблемы, а Гэвин — он как будто временный бойфренд для тяжелых времен. А потом его можно будет спокойно забыть вместе с временами, как старую и грязную вещь. Гэвин возвращается к кофемашине — та выглядит такой же: потрепанной, пыльной и устаревшей. Он на пробу нажимает пару кнопок, добиваясь от агрегата гудения и мигания табло. — Надо же, работает, — бормочет он себе под нос, доставая из шкафчика рядом кружки — все одинаковые, как будто из соседнего сетевого магазина. — Чем ты там занят? Рич вскидывается, словно голос Гэвина застает его врасплох. — Я бухгалтер, — сообщает он. Будто это все объясняет, серьезно. Хотя… бухгалтер? Гэвин усмехается — и смеется в открытую на непонимающий и даже немного возмущенный взгляд Ричарда. — Ты не похож на бухгалтера, — честно говорит Гэвин, — да ладно тебе, ладно! Ну правда не похож, — он салютует кружкой. Кофе — отборная гадость. Пить невозможно. — И как же, по-твоему, должен выглядеть бухгалтер? — Рич даже ноутбук отодвигает, вид у него — оскорбленное достоинство, будто ему внезапно стало обидно за всех бухгалтеров разом, за профессию. — Ну… — Гэвин смотрит в потолок в поисках вдохновения, — как упитанный такой лепрекон с аккуратной бородкой, в очках, в жилетке и с такими, знаешь, — Гэвин тыкает себе в рукав, — дурацкими резинками. — У меня есть такие резинки, — Рич скрещивает руки на груди, — не вижу ничего особо лепреконского в бухгалтерском учете! Гэвин начинает ржать, но вовремя вспоминает, что Рич — все-таки — не простой бухгалтер, а криминальный бухгалтер и носит с собой оружие. И очень неплохо умеет им пользоваться, а не только счетами заехать в лоб. И вообще, судя по лицу, он уже готов Гэвину эти счеты скормить. — Нашел что-то? — спрашивает Гэвин, взяв себя в руки и посерьезнев, — что-то важное? Рич моментально успокаивается: он опускает взгляд на экран ноутбука и хмурит свои ровные брови, и чувства, которые Гэвин — кажется, — так успешно подавляет, вновь ударяют с силой падающего самолета. Всей мощью неизбежной гибели. Сжав губы, он подходит и ставит рядом с Ричардом кружку с кофейной бурдой. — Коннор не приказал сисадмину убрать мой доступ к временным паролям, — говорит Рич и демонстрирует Гэвину телефон. — Пароли к онлайн-банкам меняют раз в неделю или чаще, но я главный бухгалтер и всегда мог запросить временный пароль — для удаленного доступа или временных сотрудников. И… он меня не уволил. Я все еще его бухгалтер и теперь могу войти в банк. — Ничего себе, — присвистывает Гэвин. Он почему-то думал, они расстались с большим скандалом. Он-то уж точно поменял бы все пароли и порвал все связи в ту же секунду. — Я думал, он типа… ну, злился на тебя? — Злился? — Рич кидает на него быстрый взгляд и снова погружается в изучение экрана ноутбука, его пальцы быстро-быстро бегают по клавишам. — Злился — немного не то слово. Я… чуть не убил его. Гэвин выплевывает кофе назад в кружку. — Что? — выдавливает он, продышавшись. Это точно не то, что он воображал, когда думал об их расставании. Он думал — Коннор изменял с Элом, а потом кто-то психанул, и Коннор выкинул Рича из дома… типа того. Но едва не убил? Рич не похож на ебанутого диванного боксера (впрочем, он и на бухгалтера не похож, верно же?), Гэвин и представить не может, чтобы с Коннором у него дошло до рукоприкладства. Рич смотрит на Коннора так, что Гэвину самому хочется кого-нибудь отлупить, а может, и убить. — Это был несчастный случай, — еле слышно произносит Рич, его взгляд не отрывается от ровных столбцов цифр, — случайность… И это сейчас не важно. Важно — это что у меня есть доступ к его бухгалтерской документации и счетам, включая цифровые. Ничего себе. — У вас есть цифровые счета? Рич кивает. — Удобно отмывать деньги… Господи, Гэвин не в первый раз думает — во что он ввязался? Он и знать не хочет, что и как там Ричи отмывает для Коннора. — И что? Украдешь у него все бабки? Ну а что — от этих фейри, похоже, чего угодно можно ждать. Но Рич аж краснеет от возмущения. — Нет! Ты что?! Как будто Гэвин предложил студентке католической школы станцевать канкан на барной стойке. Картина, конечно, яркая — Рич в школьной форме, танцующий канкан, — но Гэвин отмахивается от нее. Не без труда, правда. — Хорошо, не кипятись, — миролюбиво предлагает он, — но ты что, все это время не знал, что продолжаешь на него работать? Как так? — Я не заходил в онлайн-банк. — Извини? — не понимает Гэвин. — Я не заходил, понятно? — Ричи снова скрещивает руки, и теперь он явно защищается от обвинений, — ни разу даже не открывал этот компьютер, и я думал, он все поменял. Но не проверял. Это звучит просто как фантастика — парень имел доступ к миллионным (наверняка) счетам своего брата (или любовника, как посмотреть), но ни разу не додумался зайти и проверить. Стащить эти самые миллионы или как-то испортить жизнь. Гэвин ушам своим не верит. Коннор наверняка охренительно доверяет Ричу (после того, как тот случайно и «в рамках несчастного случая» пытался его убить, и кстати, Гэвин охотно вернулся бы — и еще намерен вернуться — к этому вопросу). У них с Элайджей такое не выгорело бы. Однозначно нет. — А зарплата тебе на счет что, не поступала? Его бы налоговая съела, если бы он тебе не платил. — Он мне платил, — Рич открывает и закрывает окна, — я просто не снимал и… Подожди-ка… Рич отставляет ноутбук и принимается рыться в карманах пальто, пока не находит свой блокнот и маленький карандаш. Открыв книжечку на чистой странице, он начинает записывать какие-то цифры, время от времени сверяясь с монитором. Это выглядит загадочно, так что Гэвин, хотя и мается от нетерпения, не лезет к нему под руку. Интересно, что там? Хитроумные финансовые махинации? Еще какие-то схемы отмывания денег? Все эти полгода Коннор сам, что ли, вел бухгалтерию? — Ну, — торопит Гэвин, потому что — ладно, он не способен на терпение. У каждого свои недостатки. — Что ты нашел? Рич смотрит на цифры. — Непонятные траты с официального счета. Не похоже на Коннора. Он снимал деньги, но суммы… они очень странные. Это мой номер телефона, — говорит он. Голос звучит безэмоционально, пусто. — И дата той ночи, когда… — он умолкает и молчит несколько секунд, и Гэвину тоже нечего сказать. — Что все это должно означать? У Гэвина есть предположения, и ему почему-то кажется, что у Рича тоже есть предположения, просто тот не хочет высказывать их вслух. Ведь тогда они станут реальностью. — И покупки, — бормочет Рич. Он возвращается к ноуту, барабанит по клавишам и настолько поглощен задачей, что его лицо разглаживается, становится совсем юным — это завораживает. — Он купил несколько артефактов… — Неплохое вложение денег, — комментирует Гэвин. — Он купил несколько артефактов, которые ему не нужны, — Рич прикусывает большой палец, немигающим взглядом пялясь в свой блокнот, — восемь раз он снимал крупные суммы якобы для покупок накануне важных оплат: тут выплата банковского процента, — он тыкает пальцем в экран, и Гэвин честно заглядывает, хотя мало что понимает. — Тут выплата зарплат. Налоги. Еще пара регулярных платежей. Он не уточняет каких, но Гэвину уже надоели загадки. — Окей, и что? Допустим, в глубине души Коннор романтичный говнюк, который тратит бабки в честь важных для тебя дат и обожает номер твоего телефона, — говорит он жестче, чем собирался, — и с планированием у него хреново — ну да не удивительно, это ты бухгалтер, в конце концов. И что, Рич? Рич захлопывает ноутбук. — И то, что у него все отлично с планированием! Зачем ему опустошать белые и полностью легальные счета накануне важных выплат с риском, что деньги не поступят на них вовремя, не удастся заплатить зарплату или налоги и попасть на штрафы или проблемы с налоговой — если дома у нас полно налички, а еще есть неотслеживаемые серые и черные счета, с которых он может купить все, что душе угодно? Коннор не дурак! Ну допустим — но Гэвин все еще не понимает, к чему это все. — Что ты пытаешься сказать? — прямо спрашивает он. — Он хотел, чтобы я узнал, — Рич поднимает взгляд на Гэвина. В полумраке его глаза светятся, мерцают, как у хищника, но Гэвин чувствует в нем ранимость. Все углубляющийся надлом. — Хотел, чтобы я раскрыл все это, узнал, кто за этим стоит, и помог ему! Но я не открывал компьютер — все это время… Надлом на глазах превращается в рану. — Зачем такие странные намеки? — возражает Гэвин — не потому, что не верит Ричи. Просто он хочет любой ценой остановить кровопотерю. — Если он хотел сказать тебе что-то, то мог просто позвонить. Да и с чего ты вообще взял, что за этим кто-то стоит? Да он сегодня предлагал деньги, лишь бы мы отвалили от этого дела, а ты говоришь — намеки! Нет никаких свидетельств, что он и правда платит… — Некто вынуждал его снимать эти деньги, — перебивает Рич. — Я знаю. И я знаю кто. — И кто же, по-твоему… Гэвин резко умолкает, потому что Рич вскакивает на ноги, и лицо у него искажается в шоке, и Гэвин хочет спросить, что с ним, — но дверь квартиры с грохотом и пылью влетает внутрь, едва не сбивая Гэвина с ног, и в комнату врываются темные фигуры. Гэвин успевает разглядеть черные маски, отскочить, закатываясь за кровать, схватиться за пистолет… А потом его что-то ударяет, мир вокруг взрывается, голова тоже взрывается изнутри, и все меркнет.