Румпельштильцхен

— …Гэвин! Гэвин!.. — голос вкручивается Гэвину в голову, и он открыл бы глаза — честно, открыл бы, но на веках как будто лежат бетонные плиты. Он стонет и пытается отвернуться от настойчивого голоса, но тщетно: — Гэвин Рид! Да, его зовут Гэвин Рид, черт бы побрал это имя. Сейчас он предпочел бы быть каким-нибудь Томасом или вон хоть Джонатаном, если бы его при этом оставили в покое! Но его не оставляют в покое. — Рид! — и теперь его трясут за плечи, и Гэвин старательно игнорирует — но сырую, выворачивающую наизнанку панику в голосе игнорировать ему не удается. — Рид! Гэвин опять стонет, на этот раз громче, и все-таки открывает глаза. Он чувствует себя героем. Сначала перед его взглядом все черным-черно, но постепенно чернота светлеет — может, этому способствует продолжающаяся тряска, — и постепенно из тумана проступает лицо. — Гэвин? Это… Коннор. Гэвин морщится, все еще не понимая, на каком он свете, что здесь делает Коннор — и где это здесь? Он был в квартире Ричарда, точнее, они с Ричардом вдвоем были, что-то там связанное с бухгалтерией, а потом Рич сказал, что Коннор снимал странные суммы — как будто по суммам можно понять, странные они или нет, — и еще что-то связанное то ли с его номером телефона, то ли с датами, то ли с непонятно зачем купленными артефактами. А потом Ричи сказал, что знает, кто за всем стоит, и… Гэвин резко садится, едва не сбивая Коннора с ног — он все вспоминает! Чтобы тут же схватиться за голову, сгибаясь, потому что в голове словно взрывается целый склад взрывчатки. Некоторое время ему удается только не умирать на месте и немного дышать, пока мир крутится и вертится вокруг. — Где Ричи? — спрашивает Коннор, когда Гэвин немного приходит в себя. Тот оглядывается. Он на полу возле кровати, на его руках кровь — он подозревает, его собственная (он надеется, что его собственная), и комната выглядит почти нетронутой… Но Рича нет. Рича нет! — На нас напали, — выдавливает он. И не знает, что добавить — он не в курсе, что произошло, он вырубился, и теперь Рич может быть где угодно. Он может быть мертв! — Ты… что-то видел? Что ты здесь делаешь? Вопрос века — что Коннор здесь делает. Как будто это важно! — Ричи звонил мне, — Коннор бледный, с огромными глазами, ни следа обычного высокомерия, и в сердце Гэвина что-то колет, — звонил несколько раз, но телефон был выключен. Я не смог с ним связаться и пришел сюда. Я ничего не видел. Он говорит коротко и будто бы что-то недоговаривает, но сейчас меньше всего стоит это выяснять. Держась за кровать, Гэвин с трудом поднимается на ноги — и шипит, когда Коннор хватает его за локоть, не давая упасть. Ему не нужна помощь — не нужна! Но вырываться Гэвин не спешит: свалиться сейчас к ногам Коннора как тюк с соломой будет куда обиднее. — Меня чем-то ударили, — выдавливает он. Мысли мельтешат и крутятся: что с Ричи, зачем его забирать, кому надо его забирать, как они могли так попасться, черт, где же он?.. Он же не мертв?.. — Дробилкой, — роняет Коннор, — тебе повезло. Повезло? Гэвин содрогается, только сейчас внимательнее всматриваясь в окружающую обстановку и замечая детали: компьютер Ричарда валяется на полу, сломанный и оплавленный. Угол кровати — как раз тот, за которым лежал Гэвин, — словно ободран гигантской теркой. Дробилка — мощный артефакт, и кто-то не пожалел потратить его на Гэвина, а значит, его точно планировали убить. Убить, мать их! Если бы не край кровати и не его удача, он был бы мертв, да его и сочли, скорее всего, покойником, ведь редко кто выживает после дробилки. Тошнота подкатывает к горлу — а что, если Ричи тоже досталось? Что, если эти уроды забрали его тело? — Он не мертв, — говорит Коннор. Гэвин поворачивается к нему: нет, наверное, Коннор не читает мысли — наверное, он в том числе и сам с собой разговаривает, но он точно знал бы, точно. Гэвин медленно выдыхает и все же садится прямо на развороченный край кровати, даже не замечая торчащих пружин. — Зачем кому-то… — начинает он и осекается. Лучше спросить о другом: — Мы говорили с Джонни, — Гэвин пытается вспомнить его фамилию, — Джонни Паттерсоном… Питерсоном… — Петерсоном? — спрашивает Коннор. Его лицо, и так лишенное красок жизни, совершенно стекленеет. Он отводит взгляд — но Гэвин успевает увидеть там нечто темное. Обещание — и это не обещание чего-то хорошего. — Ричи все знает? — и голос у Коннора такой же стеклянный. Гэвин настороженно кивает — почему-то есть чувство, что ему опять может прилететь дробилкой. Он пытается нащупать пистолет, но руки слишком трясутся, чтобы рассчитывать на какое-то реальное сопротивление. — Он все вспомнил, — на свой страх и риск говорит он. — Мы приехали сюда, он стал проверять бухгалтерию… — Боже, — бормочет Коннор себе под нос, но больше ничего не говорит, так что Гэвин продолжает: — Сказал, что у тебя там какие-то странные платежи и еще более странные покупки, и что все это было «посланием» ему, — Гэвин трет лоб, слишком уж по-дурацки это все звучит. Вот только в нападении и похищении Рича нет ничего дурацкого, и держать себя в руках с каждой минутой все труднее. Нужно бежать, нужно что-то делать — хоть что-нибудь, но Гэвин не знает, куда бежать и что делать, и он в отчаянии. — И что ты кому-то платишь. Но сказать об этом по телефону ты, конечно же, не хотел, — он пытается звучать саркастично, но голос предательски дрожит. Гэвин подозревает, это сотрясение мозга. Или страх за Ричарда. Или гнев на этого самодовольного засранца, который мог бы просто рассказать правду вовремя, вместо того чтобы загадывать загадки и предлагать деньги. — Я не мог рассказать, — Коннор достает пачку сигарет, но не закуривает — просто крутит ее в руках, как безделушку. Будто не знает, чем себя занять. Будто нервничает. Гэвин в голове пытается собрать это все в цельную картину, но не получается. — Я подписал договор. Я пообещал. Этот ублюдок узнал бы, что я нарушил, — и убил бы Ричи. — Какой ублюдок?.. — Которому я платил, — пачка исчезает, — который шантажировал меня. — И дай я угадаю, ты его имени назвать не можешь, и поэтому мы… — Могу, — говорит Коннор, прерывая речь Гэвина. Ээээ… что? — Но ты сказал, что Рич может погибнуть! — Гэвин едва подавляет порыв заткнуть уши руками, — тебе похер, что ли?.. А что, вполне правдоподобно — Коннору, может, и похер, он похож на точно такого ублюдка, которому похер… — Да пошел ты! — отзывается Коннор тут же, его глаза вспыхивают — он скалится мгновение, но Гэвин успевает заметить. Чертыхаясь про себя, он вытаскивает пистолет, чувствуя себя при этом очень глупо, но все же побезопаснее. Весь его опыт подсказывает, что если ты с кем-то потрахался, то это еще не значит, что на следующий день он не попытается тебя убить. — Придурок. На пистолет Коннор не обращает внимания. — Сам сказал, что «этот ублюдок» убьет Рича! — огрызается Гэвин. При падении пистолет оставил на ребрах внушительный синяк, и Гэвин потирает его как может незаметно под огненным взглядом Коннора. — Он не сможет без этого, — и тот достается из кармана плотную тканевую перчатку и натягивает ее на левую руку. А следом извлекает из того же кармана небольшое проволочное яйцо и демонстрирует его Гэвину. Выглядит, если честно, не то чтобы впечатляюще: кривоватые металлические прутики, явно железные — иначе Коннор смог бы брать штуку голыми руками, — а внутри блестят какие-то то ли камни, то ли осколки. На барахолках Гэвин видел безделушки и то симпатичнее. — Это бижутерия его пожилой мамаши? — предполагает он. — Это может достать его мамашу из могилы, хотя она скончалась двенадцать лет назад и сейчас явно не в лучшей форме. У Гэвина дыхание перехватывает: это… это невероятно. Все же — соображает он, — все же он до конца не верил в то, что говорили Рич и Джонни, уж слишком фантастично это звучало. Вот только, и правда, если кто и достал бы такую штуку, то это точно был бы засранец Коннор. Рич же говорил что-то про артефакты и какие-то делишки с коллекционерами, да и денег у него явно куры не клюют. — Без него он не сможет воздействовать на вольты, — поясняет Коннор. Гэвин только сейчас замечает, что у него подрагивают пальцы. — Я его украл. Коннор? Украл? Звучит еще фантастичнее, чем оживление… — И кто же он? — спрашивает Гэвин. Коннор смотрит на яйцо еще несколько мгновений, будто решает, говорить или нет. — Андроников, — произносит он наконец. — Златко. Гэвин слышал это имя. Срочно нужно покурить. Он достает из кармана свои сигареты: пачка изрядно помялась, но волшебные палочки спокойствия чудом уцелели. У них везение, как у Гэвина, определенно. Даже, наверное, побольше. — Давай, — говорит Гэвин, вытряхивая из пачки сигарету и протягивая Коннору, — рассказывай. Коннор открывает рот — видно, чтобы начать возражать, или возмущаться, или снова послать Гэвина подальше, — но потом закрывает. Присаживается на край уцелевшей под дробилкой тумбочки возле кровати и берет сигарету. Его пальцы касаются пальцев Гэвина всего на одно мгновение — они сухие и холодные, как фарфор. — Я обратился к нему, чтобы спасти Ричи, — говорит он. Превращая весь этот кошмар в реальность. Коннор затягивается: сквозь дым его губы выглядят совсем белыми, выцветшими. Безжизненными. — Я видел, что он может, и готов был на все, — продолжает он сухим и безэмоциональным тоном. — Я видел, что это работает. — Где? — невольно вырывается у Гэвина, хотя он обещал себе не перебивать, ведь у них нет времени на долгие разговоры. Но молчать он не может. — Он сделал это с Хлоей Четвертой — оживил ее, — Коннор словно заставляет себя произнести роковые слова, — спас ее. Я и до этого знал, что у Андроникова есть артефакт, и когда Элайджа позвонил мне — после аварии, я организовал встречу. Переговоры. Аварии… — И он оживил Хлою? Коннор глубоко затягивается. — Да. Плата была очень высокой. И Гэвин обещал себе молчать, но… — Что… — выдавливает он, — он забрал? Коннор бросает на него быстрый взгляд, и Гэвин знает ответ. — Его горшок. Его удачу. Но это помогло, а Элайджа тогда был даже рад. Он считал, именно его удача убила Хлою. Гэвин вспоминает фотки и слова Джонни: смятое водительское сидение, искореженный метал, торчащий развороченными лепестками цветка, уродливого и смертельно прекрасного одновременно. И целое, ни царапинки, пассажирское место. Гэвин не хочет понимать Элайджу — но понимает. Он не трогал свой горшок годами. — Сделка была честной, с договором, — продолжает Коннор, голос горький, как пойло из кофемашины Ричарда, — поэтому когда с Ричи… когда Ричи… Он осекается и вдыхает дым, но Гэвин не может ждать. — Он погиб? — и вот, он произнес эти слова, он смог. Коннор кивает. Еще раз кивает. — Он предупреждал. У него были предчувствия. Я не послушал, — его фразы все короче, и вдруг кажется, что он буквально держится за сигарету, чтобы не упасть, — я умею оказывать первую помощь, — он снова смотрит на Гэвина, в глазах почти мольба, — я умею. Но ничего не помогло. Ничего. И тогда я позвонил Андроникову. И он помог. Коннор умолкает, и несколько секунд они сидят в тишине, пока Коннор курит, а Гэвин представляет Ричарда — живого, полного сил и энергии Ричарда, его педантичный характер, и при этом постоянные опоздания, его поддержку и веру в дело Гэвина — и нет, Гэвин не может вообразить его мертвым. Не может. Он счастлив, что не довелось увидеть это своими глазами. — Андроников коллекционирует дары. Он, к счастью, не может ими воспользоваться, только собирает. Мы с Элайджей не единственные. Поэтому мы договорились и заключили сделку — я заплатил сполна, — Коннор запинается, — но я не жалел ни секунды. А потом… — он разглядывает укоротившуюся до самых пальцев сигарету, — Андроников начал меня шантажировать. И когда я спросил Элайджу, оказалось, что и его тоже. Это именно то, о чем говорила Хлоя — и о чем говорил Рич, однако Гэвину все еще с трудом верится. — Но чем? — Этот Андроников не похож на опытного бойца и вряд ли возглавляет подпольную криминальную империю, уж Коннор наверняка знал бы. Что обычный, хоть и богатый коллекционер мог реально сделать Элайдже Камски? Раструбить всем о смерти Хлои? Закопал бы себя самого, ведь за это дают реальные сроки. А сроки дают, потому что… — Ты что, кого-то убил? Сроки дают, потому что для оживления нужно принести жертву — и вовсе не черную курицу или что-то такое же безобидное. — Ты что, шутишь? — Коннор хмурится, и под его раздраженным взглядом Гэвин и правда на мгновение чувствует себя дурачком, наивным придурком. — Что это за вопрос? Я убил всех, кто на нас напал. — Гэвин едва не брякает: «А Джонни?», но вовремя прикусывает язык. Ему и так что-то подсказывает, что про Джонни Коннор не забыл. — Но он угрожал не разоблачением, а убить Ричи. При… — Коннор прикусывает губу, — при оживлении изготавливается вольт, потом, после процедуры, его уничтожают, чтобы никто не смог им воспользоваться. Но Андроников отказался его уничтожать — он сказал, это «его гарантия», чтобы я от него не избавился. У него в глазах опасный блеск — кажется, опасения шантажиста вовсе не были пустыми, думает Гэвин. Если Коннор убил «всех», то уж наверняка не стал бы колебаться, избавляясь от главного свидетеля гибели Ричарда. Того, кто может все разболтать. — И он грозился убить Ричарда? — спрашивает Гэвин, хотя все и так очевидно. Коннор кивает. — Те двое, о которых ты спрашивал, — он облизывает губы, пока Гэвин пытается понять, о ком речь, — погибшие фейри… ну, ты возмущался, что я бессердечный скот, которому наплевать. Они тоже были в числе его «должников». Гэвин возмущался, верно. Сейчас об этом не хочется вспоминать. — И без этой штуки… — он кивает на карман, в котором Коннор прячет артефакт. Он просто хочет быть уверен. — Да, без этой штуки с ними ничего нельзя сделать. Мне пришлось рискнуть, — Коннор как будто даже оправдывается, — потому что Хлоя убита, и Андроников хотел встретиться со мной вчера, но я не смог, и он начал угрожать… Требовал, чтобы я защитил его от Элайджи. И мне кажется, он хочет взять деньги, а потом убьет Ричи и сбежит. Он поехал на встречу — на автостоянке, я тоже должен был там быть. Но я приехал раньше и смог забраться в его машину, пока они ждали меня, прямо у них под носом. Если бы меня заметили… Он поводит плечами и не заканчивает. — Но зачем ему вообще было убивать Хлою, раз вы платили? — все еще не понимает Гэвин. — Зачем вообще было их всех убивать? Как ни крути, поведение для шантажиста странное — особенно с учетом того, что заложники были его единственной гарантией пережить такую авантюру. Коннор пожимает плечами. — В последнее время, по-моему, он стал совсем сходить с ума, — голос у Коннора спокойный, холодный, но под этим спокойствием чувствуется полная крови и огня история, — начал терять контроль… Может, воровство чужих даров не проходит бесследно для головы, — он стучит себя пальцем по виску, — я не знаю и знать не хочу. Что я хочу — так это вывернуть его наизнанку. Звучит не как метафора — ни разу. И все сходится: к черту расследование, все и так встает на свои места. Чертов коллекционер решил заполучить для своей коллекции горшок Элайджи и волшебный голос Коннора и мог ограничиться этим — но ему захотелось денег. И еще денег. И еще больше денег. Остается непонятным, зачем убивать Хлою — и, ради всего святого, зачем похищать Рича? — но разве это сейчас важно? Сейчас важно, как вернуть Ричарда назад! Гэвину опять приходится глубоко вдыхать, чтобы успокоить сердцебиение: они теряют время, они жутко теряют время, и каждую минуту Рич может погибнуть безо всяких артефактов и прочей магической херни! — И мне пришлось молчать, потому что так было указано в контракте, — заканчивает Коннор. У него обессиленный вид. — А намеков Ричи видеть не хотел. — И из дома ты его вышвырнул из-за этого? Гэвину приходит в голову, что возможно — возможно, — он был немного предвзят все это время. — Хм, нет, — качает головой Коннор, — не из-за этого. Из-за Элайджи. Или не предвзят. — Из-за Элайджи? — Тебя это не касается, лепрекон, — заявляет Коннор — и здорово, замечательно, а то Гэвин начал испытывать к нему какую-то нездоровую симпатию. Хорошо, что засранец быстро вернул все на круги своя. Заметно вздрогнув, Коннор достает телефон и несколько секунд смотрит на экран. — Ричи у него, — роняет он. — Он хочет встретиться. И он поворачивает телефон экраном к Гэвину. Тот вскакивает на ноги быстрее, чем успевает подумать — потому что на фото Рич, и он явно без сознания, и если этот ублюдок только посмел к нему прикоснуться, то… — Успокойся, Рид, — говорит Коннор твердо. Он смотрит на Гэвина снизу вверх, демонстративно спокойный. А потом залезает во внутренний карман и достает что-то маленькое, блестящее… мягкое свечение золота околдовывает Гэвина, на несколько мгновений заставляет его выпасть из реальности. Это монета — монета Элайджи, пленительный кружочек счастья, завораживающий и прекрасный. Гэвин чувствует, как золото зудит в его венах, рвется на поверхность, колется. — Нам понадобится вся удача, которую только можно найти, — тихо говорит Коннор. Его темные глаза отражают нежный золотой блеск, будто изнутри он из драгоценного металла, и Гэвин резко вдыхает: так остро и невыносимо ему вдруг хочется прикоснуться, так внезапно его охватывает влечение. — Нам понадобится больше, — говорит он осипшим голосом, — гораздо больше удачи.   Когда Гэвин отодвигает шкаф, его охватывает что-то вроде ужаса. Или нетерпения. Или даже вожделения, он сейчас не в состоянии определить, что за эмоции его переполняют. Коннор стоит у дверей, молча наблюдая за ним внимательным, пристальным взглядом — он подбрасывает монету Элайджи и ловит, подбрасывает и ловит, и Гэвину хочется заорать: «Верни ему эту чертову монету! Я ревную!», и в то же время хочется ее себе, и… Нет, слишком сложно, сейчас на это нет времени. У них нет даже нормального плана — или вообще какого-то плана, если на то пошло. Пульс так громко стучит в ушах, что Гэвин глохнет, но он заставляет себя просунуть руки в тайник — его пальцы касаются края горшка, и это как удар током. Гэвин так давно этого не делал, что кажется, что он вот-вот упадет в обморок или даже умрет, стоит ему только взглянуть на золото. Но он не умирает: Рич где-то там в смертельной опасности, умирать до того, как они его выручили, недальновидно. К тому же тогда Коннор наверняка заберет его горшок. Коннор подходит поближе, стоит Гэвину поставить горшок на стол, рассматривает и его, и Гэвина, как какие-то диковины — хотя вряд ли это первый горшок, который он видит в жизни (и уж точно не первый лепрекон). Плотная крышка по-прежнему запечатана, и Гэвин ломает печать недрогнувшей рукой. Ну, почти недрогнувшей. — Он довольно большой, — произносит Коннор. У Гэвина кровь приливает к лицу моментально — черт, он краснеет, наверняка краснеет! Коннор, к счастью, смотрит не на него. Золото тускло блестит в свете единственной лампочки. Гэвин задерживает дыхание, запуская пальцы в монеты. Кажется, ненадолго — или надолго — он выпадает из реальности. Золото словно просачивается через его кожу в самую сердцевину, прямо в душу, и целую вечность Гэвин видит только теплый желтый блеск и слышит звон металла. Потом он заставляет себя очнуться. Коннор протягивает руку, и Гэвин ссыпает в нее золотые монеты. Он чувствует запах удачи. — Что мы будем делать? — спрашивает он. — У меня есть план, — отвечает Коннор. — Но он очень опасный… опасный для жизни. Ты уверен, что хочешь рискнуть ради Ричи — ради нас? — Что за тупые вопросы, — хмыкает Гэвин. — Что за план? Коннор все еще колеблется, но потом качает головой и сдается: — Я достал схему канализации, которая проходит под его убежищем. Она обычно затоплена, но иногда, когда сильные дожди, то открывают шлюзы и ненадолго спускают воду в реку. Тогда там можно пройти — полгода назад мы с Элайджей планировали так и сделать, но мы тогда упустили свой шанс, — его голос вздрагивает, — и воду подняли. Ее могут поднять в любой момент, тогда ты утонешь, Гэвин. Все еще готов рискнуть? Звучит и правда чертовски опасно. Но Гэвин думает о том, что Ричи может быть мертв — или умереть в любой момент, — а еще о том, что этот придурок Коннор все равно пойдет с монетой Элайджи и больше ни с чем, вот только отвлекать сумасшедшего тогда будет некому. Так что Гэвин не колеблется. — Давай-ка поскорее надерем этому психу задницу, — предлагает он.