***
Алмаза всегда привлекало всеобщее внимание. С детства он практически жил в театральной программе, чтобы какой-то там сценический крестьянин мог получить дополнительную награду за то, что освещал его ослепительными золотыми лучами. К сожалению, Алмаз вскоре обнаружил, что прожектор его всю оставшуюся жизнь преследовать не будет. Когда ему исполнилось десять, он начал посвящать себя тому, чтобы стать прожектором и одеваться с головы до пят в блестящую одежду от кутюр. Куда бы он ни пошел, он обращал на себя внимание, от чего он был на седьмом небе от счастья. Слава Богу, Сатинка и Синелька были его друзьями и начинающими модельерками, иначе Алмаз к этому времени стал бы бездомным. Он был их самым большим поклонником, и ему не терпелось распевать о них дифирамбы широкой публике, когда они станут богатыми и знаменитыми и будут привлекать глаз. Но, несмотря на его бессмертную любовь к себе, Алмаза часто находили потрясенным, когда возникали проблемы с кем-то из его близких. — Привет, красавец! — пропел он, хлопнув дверью квартиры Ручейка. После долгих приставаний Ручеек таки дал ему ключ. — Здравствуй, прелестник, — ответил иронически Ручеек, скрестив ноги на голом матрасе и не отрывая глаз от экрана ноутбука. — Ну-у-у, и как ты ту-у-ут? — Он плюхнулся рядом со своим едва отзывчивым другом и обнял его за шею. Алмаз по натуре любил обниматься, а Ручейка, к счастью, было нелегко разозлить. — Мое настроение практически не изменилось с тех пор, как ты меня видел в последний раз. Разве мы не пили кофе с остальными два часа назад? — О да, да-а-а. Но я просто хотел проверить и убедиться. Мо-о-ожет, немного поболтаем, пока мы здесь? Взгляд Алмаза упал на телефон Ручейка, лежащий у него на коленях. — Мама как, перезвонила? Ручеек резко вскинул голову, и, хотя он начал было хмуриться, его лицо застыло и он застонал. — Нет. Не перезвонила. Скорее всего, и не перезвонит. Слушай, а у тебя в телефоне остались фотографии Розочки? — Наверное. А что? — Отправь их мне по имейлу, я их коллекционирую. Алмаз вытащил из обтягивающих джинсов свой блестящий телефон и взглянул на ноутбук Ручейка. Как и ожидалось, он просматривал папку с фотографиями Розочки. — Зачем они тебе? Ручеек ответил не сразу, тишину нарушал лишь случайный щелчок сенсорной панели. — Я делаю коллаж, — легко ответил он. — Пытаюсь найти самые счастливые фотки. Ты знал, что у Розочки почти люминесцентная улыбка? Алмаз фыркнул, но неохотно кивнул. Любые искрящиеся и сияющие прилагательные следует применять только к нему. — Я вот пытаюсь найти изображения, которые лучше всего передают эту улыбку. Те, которые обобщают ее лучше всего. — Ручеек? — Мм? — Как Розочка? Ручеек с любопытством посмотрел на него. — Она в порядке, а что? Алмаз обвел языком внутреннюю часть щели между зубов, пытаясь продумать, как лучше выразиться. — В последнее время она перестала быть собой. Как будто некомпетентная актриса читает реплики Розочки. Все слова есть, но духа нет. — Дружище, позволь заверить тебя, с Розочкой все в порядке. Наши отношения развиваются как по маслу. Думаю, у неё сейчас просто… — Ручеек улыбнулся, — …женские проблемы. Алмаз снисходительно махнул рукой. — Нет, это невозможно, они у неё были всего неделю назад. Ручеек разинул рот. — Она реально говорит тебе, когда…? — Я ношу в сумочке тампоны для всех наших девочек. Короче, я о чем, Розочка сама не своя. Мне просто интересно, знаешь ли ты, в чем дело? Ручеек озадаченно уставился на него, прежде чем крепко хлопнуть Алмаза по плечу. — Спасибо за заботу. Приятно знать, что тебе важно счастье друзей. Но с Розочкой все в порядке. Я в порядке. Мы оба в порядке. Скорее всего, она из-за колледжа нервничает. А теперь хочешь, сварю тебе чашку чая? Алмаза не особо удовлетворил ответ, и неприятное чувство в его животе не перестало извиваться от заверений Ручейка. Тем не менее он согласился на чай. — Хорошо, а ты пока можешь прислать мне фотографии на имейл.***
Цветан устал от этой работы. Нет, не от его должности в аркаде (но эта работа тоже имела право пойти на хуй), а от написания мелодраматических стихов для дурацкого журнала, который он даже не читал. Он уже начинал терять терпение. Хуже всего то, что у него хорошо получалось. Он получил множество отзывов от издателей, хвалящих его работу, и Цветан никогда в своей жизни не чувствовал такую злость. Это его призвание? Реально его призвание? И чтобы ещё сильнее его раздразнить, он теперь получал множество писем от какого-то оптимистичного долбоящера, который утверждал, что работает на журнал. Чувак даже не назвал ему своего гребаного имени, и настоял на том, что его псевдоним — Лорд Блести-Сверкай. Неужели вселенная так наказывала его за то, что он довёл Розочку до слез? Не то чтобы он этого не заслужил, но Господи, это было какое-то жестокое и необычное наказание. Честно говоря, Цветану становилось хуже с каждым днем, и он это понимал. Он был более раздраженный, более сердитый, более несчастный и, Господь всемогущий, он был измучен столь сильными чувствами. Его жизнь стала сущим кошмаром без Розочки. К счастью, ему удавалось сдерживаться в ее присутствии, с пустым лицом и мертвыми глазами. Именно таким, каким должен быть Цветан. Его телефон зажужжал. Сообщение, почему бы и нет? И еще, и еще, и еще. Господи, его что, кто-то добавил в групповой чат, что ли? Цветан уставился на экран. Ручеек. Ну да, как он мог забыть об их уникальной, нерушимой и чисто гомоэротической дружбе? — Хули ему надо? — пробормотал он, открывая историю чата. Где этот парень вообще нарыл его номер? Разнюхал, наверное, подлый сукин сын. Внезапно ему в глаза бросилась яркая улыбка Розочки. Изображение за изображением, одно ярче другого. «^^ Фотографии с этой недели» «Я еще никогда не видел ее такой счастливой. Спасибо, что отступил и сделал это возможным» Цветан стиснул и разжал челюсти, снова пытаясь не разбить экран телефона. Новый сейчас ему не по карману. Это было хорошо. Это было очень хорошо. Цветан хоть раз в своей никчемной, жалкой жизни сделал благое дело, и если результат его блага лишит его в процессе рассудка, пусть так и будет. Розочка была счастлива, и только это имело значение. Ему нужно закончить свое стихотворение. Может быть, если он постарается, он сможет написать о чем-то, что не связано с сокрушительным одиночеством.***
Ф. Ц. Блю становилось всё хуже. Взгляд Розочки скользил по глянцевой странице, его слова становились все более и более неутешными с каждой строфой. Надо бы выследить этого парня и щедро заплатить ему за то, что он так точно описал её текущую неделю. Она лишь надеялась, что Хрящ уже пытался с ним подружиться. Она стояла на коленях над журнальным столиком и резала тупыми ножницами ярко-оранжевый картон, а пятна клея и блестки покрывали всю поверхность. Справа от нее лежал ее многослойный список имен. Еще одни выходные, еще одна вечеринка и, как всегда, Розочке поручили сделать приглашения. Хотя поначалу она немного сопротивлялась, она обнаружила, что готовить их было гораздо эффективнее, чем она думала. Картон, блестки, цвета — от них она чувствовала себя старой Розочкой. Хотя недавнее стихотворение Ф. Ц. немного испортило ей настроение, готовка приглашений была ее стихией, и она впервые за много дней пребывала в приподнятом настроении. Аккуратно положив приглашение Звуки в стопку, она взглянула на список. «Твою мать, хорошему настроению каюк.» Имя Цветана было написано жирнющим шрифтом. Какое-то время Розочку забавляло подшучивать над его стоическим поведением, поскольку шрифт так четко контрастировал с закрученными буквами над и под ним. Но сейчас уже было не так смешно. Видеть его имя было совсем не смешно. Ее палец заколебался, и после целой минуты размышлений скользнул по его имени, она взяла ножницы и принялась вырезать приглашение Здоровяку. Ему не нужно приглашение. И никогда не нужно было. Розочка лишь зря тратила время, полагая обратное.***
Если вкратце, Цветану нужно будет найти другой продуктовый магазин. Он, возможно, опрокинул всю витрину в приступе досады. После того, как продавщица «выпроводила» его за мочку уха, она «вежливо попросила», чтобы он больше никогда не казал своего уродливого рыла в их заведении. Так что да, он надеялся, что сможет приготовить обед на двоих из того, что осталось в кухонном шкафу. Зрелище, которое встретило его на кухне, не было неприятным, но Цветан все равно отвел взгляд, чувствуя себя виноватым за то, что вытаращился. Короткая стройная ножка водрузилась на кухонный стул, чтобы её хозяйка могла поправить ремешок на высоком каблуке. После надежного затягивания нога со стуком опустилась на пол. Розочка была одета в, возможно, самые крошечные шорты, которые он когда-либо видел, обтягивающий розовато-лиловый топ и, конечно же, свои пресловутые каблуки-костоломы. Ее волосы были завиты и начесаны так дико, что маленькие декоративные цветы терялись в непослушных локонах, а ее лицо было покрыто слоем макияжа с ярко-розовой помадой, идеально подходящей для того, чтобы дать понять, что Ручеек принадлежит ей. — Э-э-э… обед? — выдавил Цветан, надеясь, что его пристальный взгляд продлился только долю секунды. Она покачала головой. — Нет, спасибо. Я ухожу. Мы устраиваем еще одну вечеринку. Цветан не ответил, так что девушка отвернулась от него и принялась запихивать ключи, бумажник и остатки макияжа в сумочку. Вечеринка. Намечалась вечеринка. Розочка была известна вечеринками. Розочка устраивала много вечеринок. Розочка делала все приглашения сама. Розочка давала приглашения всем. Цветан знал точно, что Розочка дала приглашение не всем. Не в этот раз. — Хорошо, окей, круто. Я надеюсь, э, повеселись. Я иду спать. Он чуть ли не влетел в свою комнату. Со скоростью звука закрыл дверь. Разум метался, горло горело, дыхание прерывалось. «Что ты за жалкая гребаная плакса такая?!» Его приглашения, он всегда получал приглашение. Он хранил их, он смотрел на них, он ценил их, и он не осознавал этого, но он полагался на них. Это была нить, маленькая личная нить, подтверждающая, что каким бы грубым он ни был, Розочка по-прежнему думает о нем, по-прежнему считает его достойным другом, и мысль пригласить его на вечеринку была бесспорной. Это был тот крошечный знак, который гласил громче миллиона слов, что он по-прежнему был ей дорог. Она перестала делать ему приглашение. Когда Цветан решил дистанцироваться от нее, он даже не подумал о приглашениях, но теперь смысл обрушился на него со всей силы. Теперь он расхаживал, водя дрожащими руками по жирным волосам, и после сотого прерывистого вздоха всхлипнул, вконец побежденный. Когда он начал, он уже понятия не имел, как остановиться. Слезы катились жирными каплями, оставляя лужи на деревянном полу. Он сдался, и его ноги больше не могли сопротивляться. Уставший от всего, он упал на пол, дрожа и рыдая. «Ты реально ревёшь над куском картона со смайликом?!» Да, и он был полностью осведомлён о драматизме всего этого. Он опустился только ниже, а его разум вопил о том, какой он плаксивый кусок дерьма. Дверь в его комнату была скрипучей, за что Цветан всегда был благодарен; злоумышленник не проскочит незамеченным, пока он спит. Однако, несмотря на все его разговоры о бдительности, пока он хрипел и рыдал в своем жалком душевном состоянии, он не услышал ни звука. И только через несколько секунд, когда его голова поднялась с колен, он заметил ее, стоящей в дверном проеме. Ее рука неуверенно парила над ручкой, а в выражении лица смешались озабоченность, ужас и полное недоумение. — Цветан? (https://lollytea.tumblr.com/image/156220622490)