***
Первое, что поняла Розочка, это то, что её жертва для обнимашек исчезла. Перевернувшись на спину, шурша постельным бельём, она обнаружила, что Звуки не иммигрировала на другую сторону. Звуки попросту исчезла. Розочка пошарила по прикроватной тумбочке в поисках телефона. Его свечение осветило тёмную спальню, и Розочка прочитала, что сейчас чуть больше десяти утра. Хорошо, что Звуки оставила шторы задернутыми, и Розочка смогла выспаться. Вот только проблема была в том, что она понятия не имела, что ей теперь делать. От шока, вызванного тем, что они с Цветаном по-настоящему поссорились, у Розочки завязался узлом желудок и мучила дезориентация. Это чувство значительно ослабло в компании подруги — энергичная диджейша мгновенно перешла на материнский тон, чтобы успокоить ей нервы. И хотя Звуки требовала объяснений её явному расстройству, Розочка не хотела ничего рассказывать. Она просто хотела отвлечься. Ей нужно было отвлечься. Ей нужны были яркие цвета и глупые звуки. Слишком много всего происходило, она просто хотела забыть обо всём и снова улыбаться чему-то глупому. Девушки до поздней ночи смотрели фильмы, не говоря друг другу ни слова. Однако Звуки заметила, что за все три комедии Розочка ни разу не улыбнулась. Когда её сонное сознание адаптировалось, она поняла, что из ванной доносится звук воды. Звуки всё ещё была здесь. Поскольку Розочка не хотела подниматься, она сделала самое логичное, что смогла придумать. Издав тяжкий стон, она перекатилась. Покатилась. И катилась, пока не достигла края и не упала на ковровое покрытие пола в коконе из одеял. Пару минут она лежала и жалобно ныла, пока не собралась с силами встать. Розочка пересекла спальню, наступив на что-то гладкое, прохладное и издавшее звук смятой бумаги. Она подобрала выброшенный экземпляр «Бергенского журнала» и бегло просмотрела его, пока шла на кухню Звуки. Босые ноги шлепали по фарфоровой плитке, пока Розочка вышагивала, пытаясь погрузиться в то, что мог предложить журнал. Последние новинки бергенской моды были довольно милыми. Чёрт, модели просто великолепные, кто бы мог подумать? «Что-нибудь ещё, что-нибудь ещё…» Хрящ! Точно, как она могла забыть про его еженедельный обзор? Розочка быстро полистала страницы, пока не нашла раздел «Кухня» и не нашла статью своего друга. Прошло несколько секунд, прежде чем она прищурилась и поставила номер на расстоянии вытянутой руки. Ничё се, какой у Хряща впечатляющий словарный запас. Почему он никогда так не говорил? Если честно, Розочка не поняла и половины того, что там было написано. Насколько она могла судить, ресторан был… посредственным? В лучшем случае? И этот человек съел жирнющую пиццу меньше чем за девять долларов и насладился каждым кусочком? Хрящ был очень хорошим человеком, но… иногда таким странным. Розочка перечитывала критику, пока чуть ли не выучила назубок, упорно избегая маленького желания, которое настойчиво лезло в её мысли. Нет. Она могла читать статью Хряща весь день. Ей не нужно даже смотреть на стихотворение Ф. Ц. Блю. Учитывая нынешнюю ситуацию, оно ей скорее испортит настроение, а не поднимет. Розочка находила Ф. Ц. странным. Насколько она понимала, он был очень, очень несчастным человеком, и много раз это открыто выражал. Но он любил, и любил глубоко. Он любил беззаветно, и каким бы мрачным ни казался его взгляд на мир, его сердце озаряла какая-то неудержимая радость, которая пробивалась сквозь все эти мрачные строки. Хотя он так явно с ней контрастировал, Розочка уловила, что Ф. Ц. живет жизнью, совершенно параллельной её собственной. Она уже счёт потеряла, сколько раз кивала, читая строфу, и бормотала «Муд, дружище» под нос. Каждую неделю, независимо от того, что происходило в её жизни, Ф. Ц. Блю, несомненно, имел дело с чем-то похожим. Иногда это было лишь намёком, брошенной репликой, но Розочка всегда догадывалась. Боже правый, вот бы сесть и поговорить с ним. Спросить его о «Ней» и, возможно, немного помочь. Это меньшее, что она могла сделать после такой долгой резонации. Розочка, конечно, хотела уважать его личную жизнь, но-о-о, возможно, ей таки придется выведать у Хряща, как обстоят дела у Ф. Ц. Ведь он же сказал в субботу, что сейчас они лучшие друзья. Слишком поглощенная мыслями о поэте, чтобы заметить, Розочка переключилась на «Уголок поэзии». Опустившись на диван Звуки, она почувствовала, как её бровь дернулась в раздражении на её слабоволие. «Ну что ж, посмотрим, насколько дерьмовой выдалась его неделя». Подтянув под себя ноги, Розочка принялась молча читать. — Ух ты, — прошептала она. Слова содержали не более чем фирменную щепотку трезвости, которой славился Ф. Ц. Но стихотворение вышло не таким мрачным, как представляла Розочка. Очередное стихотворение о «Ней», которую он столь искренне любил. Тут, пока она читала, её внимание привлекла вспышка цвета, промелькнувшая между черным и белым текстом. Две строки были выделены ярко-оранжевым маркером. «Серце раскрой, душу обнажи, И пока не умер, ей правду скажи». Дверная ручка покачнулась. — Ты гляди, живая! — раздался сзади игриво-неверящий голос. Розочка обернулась и увидела, что Звуки выходит из ванной и вытирает влажные волосы полотенцем. — Она проспала, не приставайте к ней. Звуки ухмыльнулась, подошла к дивану и, ласково взъерошив Розочкины жвачные локоны, уселась рядом с ней. — Привет. И прости. Розочка моргнула. — «Прости»? Чё ты там сделала? Опять всю горячую воду израсходовала? Потому что, клянусь Богом, Звуки, у нас столько ночёвок было, что я более чем знаю, что ты всегда… — Нет, нет, что ты! — хихикнула Звуки, покачав головой. — В кои-то веки, но я тебе оставила. Честно. — Вот и хорошо. Ты отличная подруга, мне бы не хотелось тебя убивать. — Я действительно отличная подруга, и мне бы не хотелось умирать. Розочка хихикнула. — Так за что извиняешься-то? Звуки пожевала нижнюю губу и сняла полотенце с плеч. — Ну, типа, когда ты пришла, у тебя было очень плохое настроение, и… я повела себя слишком напористо? По-моему, повела, я ведь пыталась заставить тебя поговорить со мной, и… в общем, прости меня. Хорошо, чувих? — О, да-да. Все хорошо, правда. Я не обиделась. Я все еще люблю тебя, чесслово, — заверила её Розочка, взяв руку подруги и легонько сжав её. — Прости за вчерашнее. — Знаю, я была как будто на другой планете и просто… — Она покачала головой. — Я была сама не своя. Я была злая, грустная и странная. Так что-о-о, да-а-а, я, наверное, выглядела сердитой, наверное? Но сейчас мне намного лучше. Звуки подняла бровь. — Правда? Розочка скривила губы и потеребила пальцами. — Во всяком случае, думаю яснее. — Она пожала плечами. — Значит, ты готова рассказать, что произошло? Та пренебрежительно махнула рукой. — Просто с Цветаном поссорилась. — Она выдавила из себя эти слова, стараясь говорить как можно беспечнее. Оглядываясь назад, ссора вышла крайне детская, и то, что именно Розочка это признала, о чем-то да говорило. — С Цветаном? — В голосе Звуки звучало почти что разочарование. — Так он же вроде становился крутой. Мы так с ним сдружились в субботу. Неужели он снова стал козлом? — Нет-нет. Он всё ещё хороший. Правда, — мгновенно ответила Розочка. — Это из-за меня. Я просто… не хотела с ним разговаривать, когда должна была, и он разозлился, а потом я разозлилась, и просто… — Она подняла руки над головой и беспомощно потрясла ими, выпустив воздух. — Вышло непонятно что. И очень глупый спор. — Ну, вы оба довольно глупые люди. — Спасибо, Звуки. Та показала ей пальцы-пистолеты. Розочка вздохнула. — Но да, я собираюсь извиниться, просто попозже. — Попозже? — У него сегодня работа. Он, наверное, не хочет, чтобы я звонила, когда он занят. Звуки задумчиво хмыкнула и потянулась к журнальному столику, чтобы взять наушники. Она не стала их подключать, а просто повесила на шею, похоже, находя комфорт в привычном весе. — Значит, у тебя всё в порядке? Нужно только разобраться с ссорой с Цветаном и всё? «Ну, есть ещё и любовная история с Ручейком…» — Да-с. — Розочка цыкнула языком на «с». — Всё в порядке. — Поднимаясь, она рефлекторно поймала открытый журнал, который вот-вот должен был упасть с коленей. — «Уголок поэзии»? — заметила Звуки, растягивая между пальцами резинку и придерживая свою густую оранжевую гриву. — Не думала, что стихи — твой конек. — А я не думала, что они — твой. — Розочка поднесла страницу к лицу Звуки, указывая пальцем на оранжевую строчку. — Это ведь ты сделала? Суки моргнула, глядя на строчку, но потом ее глаза прояснились, и она кивнула, широко ухмыляясь: — Да-а-а, это была я. Забавная вышла история. — Чувих, у меня была такая долгая неделя. Гони забавную историю. Мне отчаянно нужно забавное. — Лады, кароч, — Звуки не стала терять время и немедленно углубилась в анекдот, торопливо завязав волосы. Она вскочила, скрестив ноги, а её пальцы нащупали провод наушников, с которым она начала возиться. — Помнишь, я написала тебе в воскресенье о Синельке и…? — Ты сказала, что вы начали встречаться, да, я помню. Звуки, я так кричала! Ты реально думаешь, что я бы забыла такое? Звуки засмеялась, с нетерпением желая продолжить. — Короче, написала я в воскресенье утром, но официально я начала встречаться с ней в субботу вечером. — После шоу Алмаза? — Розочка теперь была определенно заинтригована и постепенно начинала подпрыгивать на месте. — Звуки, ты собираешься рассказать, как всё произошло? Пожалуйста, скажи, что это история о том, как всё произошло! Звуки кивнула, пытаясь сдержать волнение. Розочка завизжала, и схватилась руками за щёки. — Всё, я хочу услышать всё. — А я хочу рассказать всё! — Звуки схватила Розочку за плечи. — Чувих, ну и ночка была. Очень, очень хорошая. Мы так много танцевали. Просто, блядь, фантастика. Вот бы ты там была! — Так я и была! — Правда? А, да, точно, была. Ты была… воу, окей. Получается, я ни хрена не заметила. Кроме Синельки. Синелька была там, и я только её и замечала. Сорян за это. — Ладно, ладно, — нетерпеливо поторопила Розочка. — Так что же случилось?! — В общем, Сатинка ушла пораньше, потому что ей было рано вставать. Но было уже за полночь, и Синелька совсем не хотела спать. Но мы также не хотели оставлять друг друга? Мы хотели оставаться вместе как можно дольше. Поэтому я сказала ей, что она может переночевать у нас, она так и сделала. Было здорово, мы много говорили о… — Звуки улыбнулась. — Да, в общем-то, обо всём, — тихо закончила она. — О Божечки, — прошептала потрясенная Розочка. — И тогда ты ей сказала, что она тебе нравится. — Что? Нет, я… — Она сказала тебе? Звуки замолчала, затем выхватила журнал из рук Розочки. Она поставила его перед собой и прочистила горло. — «Серце раскрой, душу обнажи, и пока не умер, ей правду скажи». Красивая фраза, правда? Розочка кивнула. — Я тоже так подумала. Итак, я прочла её на прошлой неделе и… — На прошлой неделе? — Да. Это выпуск за прошлую неделю, Роз. «Хм. Значит, всё ещё возможно, что у него тоже дерьмовая неделя». — Ладно, короче… Розочка? Ты слушаешь? Та вернулась к вниманию. — Да, извини. Продолжай. — Я прочитала её на прошлой неделе, так? И ты знаешь, что автор пытается сказать? — Ну, наверное… что нужно сказать ей правду? Там же прямо так и написано. Звуки кивнула. — По сути, он говорит… — Она небрежно раскинула руки. — Нахуй! Просто нахуй! Расскажи ей всё, будь с ней честен, иначе упустишь свой шанс. Просто действуй и живи! — То-о-о есть, — Розочка не смогла скрыть ухмылку, — YOLO? — Так, Розочка, щас выкину из квартиры. Та обиженно вытаращилась. — Крохе, значит, можно, а мне, значит, нельзя? — Потому что если бы я сказала такое Крохе, она б из меня все органы выбила. Так ты хочешь услышать мою историю или нет? — Да я чуть ли не подыхаю, чувих. Продолжай. — Я так и думала. Итак, да, прочитала я строчку этого дурацкого стихотворения и подумала: «Слушай, а здравая мыслишка. Надо сказать ей, просто взять и сказать». Так что я подчеркнула строку и решилась сказать ей. Я просто… не знала, когда именно… — Ты сделала это в субботу вечером! — Я сделала это в субботу вечером! Но всё прошло не так, как ты думаешь. Короче, Синелька. Она-а-а… — Звуки сделала паузу для драматического эффекта. — Она нашла стих. Розочка ахнула, её глаза расширились. — Она нашла стих?! — вскрикнула полностью поглощенная девушка, как будто не знала, чем закончилась история. — Она нашла стих! — практически вскрикнула Звуки в точно такой же панике. — И спрашивает меня, мол, чё это, а я такая: «Типа, не знаю. Просто подумала, что строчка красивая». — Звуки-и-и! — поругала её Розочка. — Ты должна была ей сказать! — Да знаю, я собиралась! Н-но всё случилось неожиданно, ясно?! Я не думала, что она найдет его, но она нашла, и… — И что ты сделала? Что ты сделала?! — Розочка яростно потрясла подругу за руку. Звуки отпихнула ее, наклонилась очень близко к лицу Розочки и тихо произнесла: — Она сказала мне. Розочка завизжала. Звуки полностью этот визг поощряла. — Гребаное стихотворение, чувих! Она посмотрела на строчку и подумала то же, что и я. Так что она просто встала и сказала мне, что я ей нравлюсь, а я в ответ заржала, как сумасшедшая. — Ты заржала? Чувих, она же только что сказала, что ты ей нравишься. Не ржи, а скажи ей, что она тебе нравится тоже. — Да! Но я просто ни хрена не ожидала, нервничала и была в шоке, но это было ещё и очень забавно. Но да, когда я взяла себя в руки, я сказала, что она мне нравится тоже. — О Боже… — сказала Розочка, глупо ухмыляясь. — Это мило. Это так мило. — Знаю! — Лицо Звуки расплылось в глупой ухмылке. — Охуеть как очаровательно. — Ф. Ц. нашел тебе девушку, поверить не могу, — хихикнула Розочка. — Наверное? Он по любасу приложил к этому руку. — Лады, так как у вас дела? У тебя с Синелькой? — Розочка наклонилась вперёд от любопытства. — Довольно хорошо, — кивнула Звуки. — Мы много переписываемся, много разговариваем. Она обычно здесь или я у неё, мы часто бываем вместе… — Ага, Сатинка упоминала, — Розочка ухмыльнулась. — Что упоминала? — Что вы с Синелькой выгнали её из собственного дома. Она очень обиделась. Да я бы тоже, потому что вау, ребят. Вау. Звуки фыркнула. — Сатинка ту же херню отмочила. Привела к ним Алмаза и практически велела нам убираться. — Пожалуйста, скажи, что вы не убрались. Это же всё равно что признать поражение. — Ну, убралась только я. Я попыталась уговорить Синельку перейти ко мне, но она не согласилась. Видимо, не доверяла Алмазу с сестрой. — И чем всё закончилось? — Они не смогли заставить его уйти. Он заночевал на диване. Розочка засмеялась. — Слышь, — Звуки легонько ткнула пальцем ей в щёку. — Раз уж ты спросила, как мы с Синелькой. Как там вы с Ручейком? Все следы веселья мгновенно испарились, но будь Розочка проклята, если не сохранила на лице яркую улыбку. Ей было весело разговаривать со Звуки. Она больше не собиралась быть угрюмой. — Отлично, прекрасно, фантастично. — Уверена? Потому что в субботу, когда он тебя трогал… — Мы поговорили, — резко перебила её Розочка. — У нас всё хорошо и прекрасно. — Образ глаз Ручейка с красными ободками всё ещё стоял у неё перед глазами. — Просто чудесно. Слушай, что-то я есть хочу. Ты голодная? Звуки, милая. Мы обе знаем, что ты хорошо готовишь, может, займёшься делом и приготовишь нам завтрак? Звуки сложила руки на груди. Окинула Розочку суровым взглядом. — А если подумать, юная леди? — Пожалуйста? — попросила Розочка, широко улыбаясь. — Ты так замечательно готовишь, что я подумала… — Ладно, окей. Я тоже голодная. Харэ уж. — Звуки поднялась с дивана, слегка потрепав Розочку по голове. — Камон, приготовим что-нибудь. Эй, знаешь, что стоит сделать? — Хм? — Розочка последовала за ней с журналом под мышкой. Затем уселась на кухонный табурет. Звуки открыла холодильник и, заглянув внутрь, выудила оттуда упаковку яиц. — Устроить сегодня ночёвку. — У нас же буквально вчера была ночёвка. — Да, но в смысле… для нас. Для девчонок. Будет весело. — Значит, Синелька тоже придёт? — Ну она же ведь не мальчик. Розочка сморщила нос. — Что? Не хочешь, чтобы Синелька пришла? — ухмыльнулась Звуки, наклонившись над стойкой. — Просто Сатинка говорит, что когда вы с Синелькой вместе, то такие противные. Наступило молчание. — Да неужели? — спросила Звуки. Её тон был медленным и спокойным. Розочка кивнула. — Да… а что ты делаешь? Звуки достала телефон и теперь печатала, вдавливая большие пальцы в экран. — Добавляю пункт в список покупок. — Что? — Несмывающийся маркер. Хочу нарисовать член на лице Сатинки, пока она будет спать. — Чувих, нет. — Чувих, да. Розочка прикусила язык, чтобы подавить хихиканье. В конце концов, не стоит позволять Звуки верить, что она поощряет. Подняв ладонь к щеке, она пробежалась взглядом по странице журнала, и простые оранжевые линии неосознанно, но отпечатались в её сознании.***
Цветан очень хотел спать. Однако проблема с этим желанием заключалась в том, что сейчас был полдень. И он работал. Да и не смог бы он заснуть, даже если бы попытался, независимо от того, насколько сильно обвисли его веки. Обеденная команда пришла и ушла в тумане упавшей пиццы и пролитой на джинсы колы, и теперь, когда его отпустили на обед, он даже не знал, что с собой делать. И хотел ли вообще есть. Чувствуя себя без связи с окружающим миром, Цветан не совсем понял, когда Здоровяк и Купер подвели его к угловому столику, но когда он наконец пришел в себя, перед ним на столе стояла тарелка с пиццей. — Ты только взгляни на его шляпку! — Здоровяк снова пускал слюни над своим котом, пихая телефон Куперу чуть ли не под нос. — Клянусь, он самый милый и спокойный зверёк на свете. Я так люблю его и скучаю по нему… — Он похож на сырую курицу перед тем, как её приготовят, — сказал Купер сквозь полный рот. Проглотил. — Но да, он милый. — И вовсе не похож! Мистер Динклз — прекрасный, чудесный ангелочек, и если он не пушистый, как большинство кошек, это не значит, что он менее очарователен. — Окей, но он всё равно похож на курицу. — Не похож! — Слышь, Цветан, чё скажешь? Кот выглядит как… амф! Цветан поднял голову. Здоровяк залепил Куперу рот большой ладонью с очень осуждающим видом. Вздохнув, он повернулся к Цветану. — Прости его, Цветан. У меня такое чувство, что ты очень сильно о чём-то думаешь. На нас не отвлекайся. Тот медленно кивнул. — Ага… да, хорошо. — Он вновь опустил лицо, а мрачный взгляд сосредоточился ни на чем конкретном. Прошлая ночь выдалась очень и очень долгой. Мало сна, мало еды, кровоточащие от постоянных ковыряний пальцы. Всё ещё не оправившийся от последствий того, что набросился на Розочку, Цветан остался один. Как только она ушла, его мысли начали роиться, каждый пронзительный крошечный голос в его голове кричал, что он облажался. Облажался и прогнал Розочку. Он облажался, облажался, облажался, облажался, облажался. Слова всё ещё повторялись, но теперь лишь понемногу отнимали у него энергию. Ночь уже выжала из Цветана всё, что было. С пустым лицом и дёргающейся рукой он медленно отодвинул тарелку с пиццей, чтобы освободить поверхность. Здоровяк посмотрел на него с любопытством. — Цветан? В чём дело? Не хочешь есть? Ты не думай, я не давлю, но я бы рекомендовал. Ты ужасно бледный и… Цветан! Затрясся весь стол, зазвенели тарелки и столовые приборы, когда Цветан с силой швырнул голову вниз и ударился лбом о твёрдое дерево. — АЙ, БЛЯДЬ! — заорал он, прижимая руку к пульсирующей плоти. — Ну и на фига ты это сделал? — спросил Купер. Его полное недоумение преобладало над беспокойством. — Да не знаю я! — огрызнулся Цветан, растирая до красноты лоб. — Я просто… тупой. — Цветан, ты не тупой, — мягко сказал Здоровяк. — Здоровяк, он бахнулся головой об стол. Это довольно тупо. Цветан не захотел поднимать глаза на этот обмен, но почувствовал предупреждающее выражение лица Здоровяка. Купер пробормотал «извини». Тут чья-то рука прикоснулась к его запястью и крепко сжала. Цветан мгновенно дернулся, пытаясь вырваться, но, чёрт, хватка оказалась крепкой. Широко раскрыв глаза, он повернулся, чтобы посмотреть на своего похитителя. На него смотрел Здоровяк, терпеливо подняв брови. Он молчал, но излучал болезненно вежливую просьбу, от которой даже Цветан не смог отказаться. Неохотно расслабив мышцы руки, чтобы облегчить задачу, он позволил Здоровяку оттянуть запястье. — Боже мой, Цветан… — пробормотал он. Цветан кивнул, воспротивившись желанию поморщиться, когда Здоровяк осторожно коснулся фиолетовых синяков, вздувшихся вдоль его виска. — Как ты так умудрился? — В стену врезался, — солгал тот. — Угу. Точнее, сколько стен? «Вот дерьмо. А Здоровяк-то оказался умнее, чем на первый взгляд». — Он будто столкнулся с семью стенами, стеклянной дверью и фонарным столбом, — добавил небрежно Купер. — Цветан, ты хочешь поговорить о… что бы это ни было? Тот защитно скрестил руки на груди. — Нет никакого «что бы это ни было», я просто устал. — Настолько, что врезался в семь стен? — невинно поинтересовался Здоровяк. Цветан окинул его пристальным взглядом. — Знаешь, Цветан, — Купер оперся локтем на стол и положил подбородок на ладонь, разглядывая обоих, — ты бы обсудил эту хрень со Здорованом. Он крутой мозгоправ. — Я не мозгоправ, я просто… — Он мне сказал, что я прекрасен таким, какой есть, — проинформировал Купер Цветана. — Даже если я всё время мелю чёт не то. Послушай его. Только на пользу будет, бро. — Я уверен, что Здоровяк просто ёбанный чудотворец, но мне это не нужно, ясно? Всё в порядке. Усталый и мудло — моё стандартное состояние. Так что можете заткнуться. Цветан поднял глаза как раз вовремя, чтобы заметить, как Купер, вот именно что Купер, закатил глаза. «Да я же с ними подерусь. С обоими, прям щас». — Лады, пойду я. — Купер встал во весь рост, и его тощее, долговязое тело полезло вон из-за столика. — Что ты, не уходи, — подал голос Здоровяк. — Цветану сейчас нужен больше, чем один друг. Купер усмехнулся и покачал головой. — Не, тут только ты у нас профи. Я лучше пойду займусь счётчиком аренды. — Он остановился перед Цветаном и, щёлкнув языком, показал на свою пиццу. — Съешь это. — Сейчас начну, — резко ответил тот. — Медленно начинаешь. Поешь, Цветан. А то выглядишь как фриказоид больной. Цветан пробормотал бессвязный ответ. — Вот и молодец, чувак. Теперь ты понял. — Купер поднял открытую ладонь. — Дай пятюню! — Я не даю пятюнь. С элегантным взмахом руки Купер «дал пятюню» Цветану прямо в лицо. Последний вытаращился, когда более высокий мальчик ухмыльнулся и скрылся из виду. — Он беспокоится о тебе, правда, — прокомментировал Здоровяк. — Купер просто по-чудному реагирует на вещи. — Он только что дал мне пощечину, — тихо сказал Цветан. Если честно, он всё ещё был шокирован этим событием. — Да-а-а это была едва ли пощечина. Купер и мухи не обидит. — Поверить не могу — насилие поощряешь. А мне говорили, что ты хороший. Здоровяк хихикнул. — Ты что, сам не знаешь, хороший ли я? Мы ведь дружим уже много лет. — Дружили, — пробормотал Цветан. — Пока я не стал мудлом. Чёрт, Здоровяк, ты и так всё знаешь. — Хм. Мне всё равно казалось, что мы всё это время были друзьями. Цветан не смог сдержать фырканье. — Так, теперь я точно знаю, что ты стебёшься. Хоть один из твоих друзей относится к тебе так, как относился я? — Но ты был довольно пассивен, когда мы оставляли тебя в покое, — возразил Бигги. — Да, но вы были детьми и не умели оставлять других детей в покое. А я был злобным маленьким хуёнышем, который начинал истерить всякий раз, когда кто-то пытался стать его другом. — Ну… наверное, мы упорствовали, потому что скучали по тебе. Цветан открыл рот, чтобы ответить, но ему на ум не пришли слова, которые не звучали бы пренебрежительно по отношению к заявлению Здоровяка. «Пипец ты сёдня серьёзный, зефирка. Я вообще-то поесть пытаюсь». «А, стоп, нет, не пытаюсь». Взглянув на тарелку с пиццей, Цветан схватил нарезку и откусил несносно большой кусок, чисто из вредности. — Слушай, — сказал он, раздувая щеки, — я тут, ващет, есть пытаюсь, а ты ведёшь себя странно и доводишь меня до блевоты. Здоровяк сжевал улыбку. — Извини, Цветан. Больше не буду. — Очень на это надеюсь. Разговор угас, и какое-то время они ели в комфортной тишине. — Может, хочешь поговорить о том, что тебя беспокоит? — Здоровяк, заткнись. — Всё, понял, принял. Ещё одна пауза. — Ну, так как там Розочка? — спросил Здоровяк обыденным тоном. У Цветана ослабла челюсть, внутренности разом сжались. Это был первый раз, когда он услышал ее имя произнесенным вслух после ссоры, первый раз, когда остальной мир признал её, первый раз, когда он почувствовал желание признаться в содеянном, когда очередная волна вины захлестнула его. Но он этого не сделал. Он держал себя в руках, насколько мог. — Нормально, — ответил он отрывисто. Пицца, висевшая так близко к его рту, теперь становилась всё дальше и дальше. Здоровяк хмыкнул. Его мягкий взгляд не был пристальным, но казался до жути внимательным. — Рад слышать. Я уже два дня как от неё не слышу. Она мне не пишет в последнее время. Не знаешь, чем она сейчас занимается? — Я не знаю. И не… не знаю, где она. — Что ж, это немного странно… — облегченно сказал Здоровяк. — Может, позвонишь ей? Или напишешь? Просто чтобы сказать, что я о ней спрашивал. — Эм… — Цветан почувствовал легкую заминку в дыхании. — Сейчас? Тот кивнул. — Э, тут такое дело… я-я не могу… так, а ну стоп! — внезапно рявкнул он, указывая на Здоровяка обвиняющим пальцем. — У тебя ж есть телефон! И её номер! Чё ты вдруг хочешь, чтобы я позвонил ей за тебя? — Я не хочу. — Здоровяк пожал плечами. — Мне хотелось знать, как ты отнесешься к мысли позвонить ей прямо сейчас, и… выглядел ты очень нерешительным, Цветан. — Я просто не хочу с ней разговаривать. — Ты злишься на неё? — Нет! — рявкнул Цветан. Здоровяк сразу всё понял. — Значит, дело в тебе. Что бы ни случилось, ты винишь в этом себя. Цветан пробормотал что-то невнятное в ответ, но в глазах Здоровяка было что-то такое, что вынудило его замолчать. Внезапно обессилев, он опустил голову на руки и запустил пальцы в свои жирные волосы. — Ненавижу тебя, — пробормотал он в конце концов себе под нос. — Не ненавидишь, — тихо сказал Здоровяк, положив руку на спину Цветана. — Не ненавидишь ведь? Даже не задумываясь, Цветан покачал головой. — Прости. Он почувствовал ободряющее похлопывание. — Я так понимаю, вы с Розочкой поссорились? — Причём по-дурацки. — Во всех спорах обычно есть доля глупости. Цветан издал низкий стон. — Это всё я виноват. Я повел себя глупо. Расхренячил всё, что можно, и она ушла из-за меня из квартиры. — Ну, — теперь на спине Цветана вырисовывали круги. — Да, Цветан, у тебя вспыльчивый характер, и иногда он негативно влияет на окружающих. Тебе определённо стоит над ним поработать, но я считаю, что сейчас лучшее, что ты можешь сделать, это искупить то, что сделал. — Бля, Здоровяк, я уже всё искупил. Всю ночь искупал нахуй. — Точнее, погрязал в жалости к себе. — Как жалкий кусок дерьма, которым я и являюсь, да. — Это бесполезно, — прямо заявил Здоровяк. Цветан фыркнул. — Дык я бесполезен. — Нет, не бесполезен. И я не об этом. Цветан, я выражусь настолько вежливо, насколько возможно, но… хандрить, как ты вчера хандрил, для Розочки бесполезно, от слова вообще. Уверен, ей тоже стыдно из-за спора, она такая, но… она должна знать, что ты сожалеешь. Так что когда я говорю «искупить», я имею в виду «извиниться». — Хочешь, чтобы я испортил ей день своей харей уродливой? — пробурчал Цветан, заглядывая в щель между пальцами. — Здоровяк, я искренне сомневаюсь, что она захочет со мной разговаривать. — Ты в этом сомневаешься? — Да. — Ого. — В смысле «ого»? — Цветан поднял голову, окончательно пресытившись непонятными фразами Здоровяка. Тот пожал плечами с видом безразличия. — Ну, просто… я предполагал, что ты уже знаешь Розочку немного лучше. — Я знаю её, — ответил Цветан, в его голосе прозвучала нотка защитности. «Не смей, блядь, говорить, что я не знаю Розочку». — Тогда ты должен знать, что она человек не обидчивый. Цветан был почти что готов врезать этой дурацкой зефирке по лицу, только за то, что тот постоянно оставлял его без слов. Открыв рот, чтобы огрызнуться, хоть как-нибудь, он снова его захлопнул. У Здоровяка наверняка всё равно найдется опровержение. — Я понимаю, что ты боишься с ней поговорить, и знаю, что немного застрял в собственной голове, но… Цветан, посмотри на меня. Его взгляд снова уперся в стол. Цветан нерешительно поднял голову, чтобы посмотреть Здоровяку в глаза. Боже, как же трудно смотреть людям в глаза. Здоровяк терпеливо подождал, пока Цветан сфокусирует взгляд, прежде чем заговорить. — У тебя в голове много вещей, которые утверждают, что ты ей не нравишься. Но Цветан, ты же знаешь Розочку. Где-то там, под всеми этими циничными мыслями о вашей дружбе, ты знаешь, что она на самом деле думает о тебе. Вот как ты думаешь, Розочка тебя ненавидит? Пауза. Почесывание руки. Пересохшее горло. Покачивание головой. — Она не ненавидит. Вообще никого не ненавидит. Ей нравится, когда я рядом, ей нравится со мной разговаривать. Я не знаю почему, но… — Не думай о причинах. Просто подумай о том, чего хочет Розочка. Как думаешь, что бы она хотела, чтобы ты сейчас сделал? Думаешь, она хочет, чтобы ты ее игнорировал? Ответ прозвучал беззвучно и неопределенно. Цветану не пришлось что-либо говорить. Сунув руку в карман, он сжал пальцами телефон. Секунду подержал его, задумчиво барабаня пальцами по экрану, пока не вытащил устройство. Плечи Здоровяка расслабились, и он откусил кусочек пиццы, похоже, довольный конечным результатом их беседы. Цветан проверил время. — У нас осталось десять минут. Не знаю, сколько времени это займет, но… Здоровяк прервал его добрым хлопком по плечу. — Цветан, я знаю, мы с Купером новенькие, но разбираемся неплохо. Мы прекрасно справимся сами. Говори столько, сколько тебе нужно. Решительно кивнув, Цветан встал и неуверенно навис над сидящим Здоровяком. Натянув улыбку, он недолго раздумывал, как закончить разговор, и в конце концов решил неловко похлопать Здоровяка по плечу. — Спасибо. — Ценю попытку, Цветан. — Тот тепло улыбнулся. — Но я знаю, что тебе сейчас очень некомфортно. Иди уже звони Розочке. — Хорошо, хорошо, да, я просто… — Цветан благоразумно умолк, прежде чем вякнуть какую-нибудь глупость, повернулся на пятках и в спешке столкнулся с Купером. — Острожно, дружище! — Он схватил Цветана за предплечья, прежде чем тот столкнулся с грудью более высокого мальчика в лоб. Проследив за выражением его лица, Купер поднял вопросительно бровь, но не произнёс ни слова. Цветан кивнул со слабой попыткой улыбнуться и, оторвавшись от него, показал ему большой палец. И лишь слегка нахмурился, когда Купер весело взъерошил ему волосы. Он уже искал её имя в последних звонках, когда наклонился и прижался локтями к металлической перекладине катка. И хотя он дрогнул, его большой палец ткнул в её контакт. «Вызов: Розочка»***
Надо было выбрать другое место для встречи. Розочка была неугомонна. В правой руке у неё болтался колокольчик, и она вышагивала по Берген-Таунскому мосту, беспокойно подскакивая. Именно здесь она впервые поцеловала Ручейка, ясное дело, он попросил о встрече именно здесь. Но были вещи, которых Ручеек не знал, вещи, о которых Розочка никогда-никогда не решилась бы ему рассказать. Всё, что было связано с Берген-Таунским мостом: скамейка, каменная стена, журчащая вода, весело крякающие утки, — всё это хранило воспоминания о Цветане. Она подумала с легким весельем, что Цветан был прав. Тепло его дыхания на её щеке было задумано для того, чтобы неприятные воспоминания заполнились чем-то новым, не связанным с Ручейком. Так задумал Цветан, и сработало оно на ура. Берген-Таунский мост теперь принадлежал Цветану и Розочке, и как бы она ни старалась, она просто не могла найти Ручейку здесь места. И всё же они оказались здесь. Точнее, она. Ручеек пока не пришёл. Каждые пару минут Розочка тихо смеялась над настойчивым кряканьем уток и смотрела на них с моста. Его голос, как живой, просил её «посмотреть на этих чёртовых уток», и она так и делала, подсознательно надеясь, что произойдет что-нибудь приятное. Ничего приятного не произошло. Потому что того, кто должен был делать приятные вещи, здесь не было. Что… досадно. Тот, кто делал приятные вещи, вероятно, сейчас очень зол на Розочку. Разве она в буквальном смысле не послала его, когда они в последний раз виделись? Чувство вины неустанно грызло каждый дюйм её сердца. Цветан был добрым. Таким добрым, а Розочка просто взяла и… Она вздохнула и, проведя рукой по карману, нащупала прямоугольный бугорок телефона. Цветан работал, она не должна его беспокоить. «Не должна его беспокоить? Ты чё, забыла, кто ты?» Розочка хихикнула, зажав язык между зубами. И то правда. Если кто-то в этом мире и сделал своей единственной миссией жизни доставать Цветана каждую свободную минуту дня, то это была Розочка. Она знала, что без неё его день не будет прежним. Чёрт, а как проходит его день сейчас? Она же с ним со вчерашнего вечера не разговаривала. Размышления о том, позвонит она ему или нет, были не слишком тщательными. Розочка как раз собиралась взвесить все минусы разговора с Цветаном, когда её рука уже решила достать телефон, а глаза, работая против неё, сканировали экран в поисках имени Цветана. «Это та часть, где Кроха говорит YOLO». Да, она хотела ему позвонить. Ручеек вот-вот объявится, и меньше всего Розочке хотелось, чтобы в её голове роились мысли о Цветане, пока она гуляет с Ручейком. Особенно учитывая то, что она должна была сделать. Она нажала на его имя. «Вызов: Цветан» Розочка выпрямилась, одной рукой прижав телефон к уху, а другой опустившись на бортик моста. Неважно, насколько удачно пройдёт разговор, зато на уток посмотрит. Они выжидающе смотрели на нее, и Розочке хотелось верить, что они её помнят. Или по крайней мере её попкорн. Что ж, это было прекрасно. Даже если они крякали, выпрашивая у нее еду, она просто притворится, что они ее подбадривают. Она помахала им большим пальцем. И тут раздался гудок, которого Розочка никак не ожидала. Сбитая с толку, она повесила трубку, прежде чем перезвонить. Он ответил через несколько секунд, его приветствие прозвучало в форме слегка напуганного «Алло?». Розочка моргнула, открыла рот, но потом поняла, что не уверена, как начать разговор. — Здрасте… — Что ж, когда сомневаешься, шути. Она прочистила горло. — Да, здравствуйте. Я ищу, э-э-э… как же его там. Мистера Цветан? Зовут… — Не смей, — перебил он. Дыхание, которое он выпустил через нос, намекало на улыбку. — Не смей. Говорить. Моё имя. Не то, Богом клянусь, уши надеру. — Шо, прям по телефону? — спросила Розочка. — Чёрт, я почти что хочу сказать, просто чтоб ты продемонстрировал. — Злоба — штука сильная, Розочка. Не испытывай меня, иначе я тебя найду. Я даже не знаю, где ты, но я выслежу тебя и… — Надерёшь мне уши? А силёнок хватит, Цветан? — …Значит, буду чрезмерно жаловаться. Розочка хихикнула. — Но я рада, что ты спросил, где я. Оч, кстати, интересное место. — Зона 51? — Берген-Таунский мост. Попкорн, утки, поцелуй в щёку, неловкие объятия и поездки домой на спине. Каждый заветный момент промелькнул в памяти Розочки, когда она наклонилась вперёд, ожидая ответа. Ей нравилось представлять, что он сейчас тоже всё вспоминает. — А… да. Мост. Мост я помню. — Его голос был напряжен, словно он пытался удержать себя в руках. Так, ясно. Похоже, ему нужен лёгкий толчок. Розочка не против. — Да, хорошее место. Очень красивый пейзаж. Я вот смотрю на уток, они тут крякают и уверена, хотят… — Прости, — выпалил Цветан. — Прости, что накричал на тебя. Мы же об этом стараемся не говорить, верно? В общем, я прошу прощения, потому что я облажался, и я это знаю, и… — Цветан, Цветан, дружище, успокойся! — Розочка повысила голос, чтобы быть услышанной поверх извинений. — Это ты меня прости. У меня был плохой день, и я пыталась выбить из тебя ответы, хотя ты отвечать не хотел, и я разозлилась… — Не ты, а я. Я повёл себя как нытик-соплежуй, а досталось тебе… — Не мне, а тебе, мне не стоило так срываться… — Ты просто пыталась справиться с хренью, через которую я тебя протащил… — Эй, дружище, ты и сам через всякую хрень прошёл. — Да, но я… — Цветан. Тот низко выдохнул. — Что? — Ты можешь меня простить? — Ну, да. Розочка, это же я… — Вот и отлично, — прощебетала она. — Благодарю за великодушие. Я тоже тебя прощаю. — Ты уверена? — донеслось скептическое бормотание. Розочка кивнула, прежде чем поняла, что он этого не видит. — Да, Цветан, теперь у нас все хорошо. Я прощаю тебя, а ты прощаешь меня. Посмотри, какие мы взрослые, все обсудили-поговорили, я прям горжусь нами. — Взрослые? — недоверчиво спросил Цветан. — Розочка, у нас дома игрушечный дельфин, и ты, кажется, абсолютно уверена, что это наша дочь! — А ну не смей впутывать Спонжик! Мы взяли на себя ответственность за прекрасного, замечательного ребенка, и, чёрт подери, Цветан, если это не взрослость, то я не знаю, что. — Мой босс видел, как я ору на автомат, и спросил, нет ли у меня зависимости. — Ты извлекал нашего ребёнка, и я тобой горжусь. Цветан фыркнул. Посмотрев вниз с улыбкой, смягченная перьями утиного хвоста и извивающимися перепончатыми лапками, Розочка вздохнула. — Если честно, я в последнее время чувствую себя ребёнком. — Ты была ребёнком с самого детства. — Да, но тут другое… — Она сглотнула. — Я скучаю по папе, Цветан. Я знаю, что прошло всего пару дней, но… это была о-о-о-о-очень долгая пара дней. Я так хочу его обнять. Это по-детски? Мне всё равно, я скучаю по нему. — Так съездь к нему ещё раз, — предложил Цветан. — Ты же в следующие выходные свободна. Да и он постоянно скучает по тебе. — Возможно, я так и сделаю. — Розочка почувствовала тепло при мысли об очередном объятии отца. — Хочешь со мной, дружище? — Эм, м-мне, наверное, не стоит встревать в ваше времяпровождение. — Цветан, он уже тебя усыновил. Он будет рад тебя видеть не меньше! — Когда он…? — Просто ты теперь его сын, — покачала головой Розочка. — Не слишком задумывайся, ок? Так ты поедешь со мной? Мы можем опять поиграть в «Монополию», а ты можешь поиграть с Пуши-и-и-истиком. Цветан издал долгий, страдальческий вздох. — Может быть. — Может быть? — Ладно, хорошо. Я с тобой. — Отлично! — Розочка почувствовала, что смеётся, когда ей пришла в голову одна мысль. — Что? Она хихикнула. — На этот раз будем спать в отдельных кроватях? Так, а это точно была хорошая идея? Должна ли она была подумать, прежде чем сказать такое? Ей хотелось верить, что шутка значительно сгладила напряжение, но, чёрт, теперь все зависело от результатов. Честно говоря, Розочка была не в настроении говорить об этом прямо сейчас, и, слегка возясь с колокольчиком, чувствовала, что терять ей нечего. Цветан издал очень отчетливый звук, который Розочка описала бы как звук, который издает человек, проглотивший собственный язык. Как только она убедилась, что он не помер, он поспешно начал нечленораздельно лепетать. — Э-эм, да, да. Э-это не повторится, я обещаю. Типа, п-правда обещаю. Это не повторится, я не буду как извращенец, переночую на полу, я просто… — Да ну, дружище, — принялась успокаивать его Розочка. — Никакой ты не извращенец. Ты же не мог не заснуть, правда? — Люди спят, когда расслабляются, Розочка. Это можно контролировать, а я просто… — Я же ведь тоже заснула. — Розочка пожала плечами, чувствуя лишь легкую нервозность. Теперь назад дороги нет, она открыла разговор. — Хотя я знала, что ты в кровати. Я случайно задремала. Просто, э, просто так получилось. Цветан ничего не ответил. Она уже представила себе знакомую смесь гримасы и угрюмости, когда кто-то, кроме него, выигрывал спор. Обычно это была Розочка. — Эй, Цветан. Угадай, что? — М? — хмыкнул тот в ответ. — Мы говорим. Мы говорим о том, что спали в одной кровати. Официально. Мы говорим об этом. Разве не здорово? Стон. — Скажи это. — Что сказать? — Скажи, что мы переспали. Его голос поднялся на октаву: — Мы не…! — Скажи, что мы переспали в одной кровати! — громко поправила Розочка. — Зачем?! — Потому что приятно открыто признавать вещи, которые нам кажутся странными, а не просто неловко обходить их стороной. Я так и делала, Цветан! Я не хотела говорить об этом, поэтому и не говорила. Только попробуй сказать, что ты не делал то же самое. — Ладно. Да, хорошо. Я делал то же самое, ясно? — Так скажи. Ещё один преувеличенный вздох. Или смущённый. По телефону трудно сказать. — Мы переспали в одной кровати, — пробормотал он. — И теперь мы ближе, чем когда-либо! — весело добавила Розочка. — Правда? — Я ненавижу этот разговор. Розочка насмешливо хмыкнула. — Ну ты никогда не хочешь поговорить о нашей дружбе подробно. О чём бы ты предпочёл тогда поговорить? О тепле своего тела? «Стоп, блин, нет. Это уже перебор». — О моём, блядь, что?! — практически пискнул Цветан. «Ну, чё, молодец. Исправляй теперь». Оглядываясь назад, если бы она не обращала в тот момент внимания на тепло его тела, то не стала бы автоматически его упоминать. Розочка выдавила из себя смешок. — Ну да-а-а-а. — Если сейчас, как обычно, чушь понесёт, то, возможно, удастся направить разговор в более глупое русло. — Вот когда мы спали, ты был капец теплый, дружище. Как радиатор, горячий, то есть, теплый. Просто, вау, приятель. Ты что, ежедневно жрёшь красный перец по дюжине штук? Вот чё это такое? В трубке раздался облегчённый звук. Цветан фыркнул. — Ты реально думаешь, что я могу съесть столько красных перцев? — Есть только один способ выяснить! — Нет. Розочка надулась. — Ты не умеешь развлекаться. — А ты пытаешься меня убить. — Однако какая смерть, — прошептала она, потрясенная этой концепцией. — Даже не пытайся. Иначе лично позвоню твоему бате и сообщу, что ты всё ещё нуждаешься в присмотре взрослых. — Вовсе нет! — огрызнулась оскорбленная Розочка. — Вот когда перестану выковыривать радужную посыпку из своих обедов, тогда и поверю. Розочка издала горловой звук глубочайшей обиды, но, судя по смеху на другом конце линии, прозвучал он не так устрашающе, как ей хотелось бы. Судя по реакции, звук получился довольно комичным. Через несколько секунд хихиканье превратилось прысканье, а затем переросло в полноценный, чистый смех. Раздражение испарилось, как соль в воде, и Розочка улыбнулась. Опираясь на стену, она прижала свободную руку к щеке, прислушиваясь. Цветан смеялся. Уже не в первый раз, и она знала, что не в последний. Но это новое событие произошло недавно. Как только начался Берген-Таун. Как только они начали жить вместе. Как только начали называть друг друга друзьями. Однако её зацепил не смех, а то, что Цветан теперь мог смеяться свободно. Это делал это нечасто, но когда делал, он был искренен. Кем бы он ни был, он стал совсем не похож на того ворчуна из Тролль-Тауна. Он изменился… немного? Сильно? Все зависело от того, как смотреть. Лично Розочка нашла в нём лишь маленькие перемены. Всё, что у него было, на самом деле было всегда, просто это нужно было найти, вот и всё. И вот он, этот человек, всё ещё совершает ошибки, всё ещё работает над собой, но с каждым днём он становится всё лучше и лучше, потому что хочет стать самым лучшим Цветаном, каким только может быть. Розочка понятия не имела, как она так долго не замечала, но теперь она видела. Розочка обожала Цветана. За всё, чем он был, и за всё, что он пытался сделать. «Серце раскрой…» — Ого. Я так сильно тебя люблю, — подумала она вслух. https://64.media.tumblr.com/d89a5da4718b9aa9786d31881c0a2197/tumblr_oq3u3ae9G81vlrolho1_640.png Река не остановилась, утки по-прежнему крякали, проходящие мимо бергены по-прежнему шумно и беззаботно болтали. Ничто не замедлилось, но Розочке казалось, что замер весь мир. Разве что Цветан молчал, и это было так же важно, как и весь мир. Она хотела вернуться. Но и не хотела. Ручеек скоро будет здесь. Понеслась. — И это я, кстати, не в платоническом смысле, — произнесла Розочка, стараясь, чтобы её голос звучал ровно. — Или… или в семейном смысле. Типа, я люблю тебя и так, но… в смысле… типа «хочу тебя поцеловать». Единственное, что выдавало, что он всё ещё здесь, было его неровное дыхание. «Душу обнажи…» — Ты потрясающий, — поспешила она продолжить. — Я-я не просто решила, что люблю тебя без причины, п-просто чтоб ты знал. Типа, Цветан, дружище, ты добрый. Возможно, один из самых добрых людей, что я знаю. Иногда другим это трудно понять, н-но… оно есть, это нельзя отрицать. Ты хороший. Ты действительно хороший, и был хорошим всё это время. Ты так много мне помог, и я знаю, я знаю, что продолжаю ошибаться и всё хренячить, но… спасибо тебе. Розочка издала дрожащий вздох, не зная, стоит ли прекращать или нет. К чёрту, будет говорить, пока не закончатся слова. Розочка умела болтать так, будто завтра не наступит. — А ещё ты смешной. Что странно, потому что, когда ты ведёшь себя смешно, это очень отличается от того, когда смешно веду себя я, и я не знаю, почему я смеюсь, но… — Она пожала плечами. — Так получается. — О, о, и ещё ты умный. Ты очень-очень умный, Цветан. Типа, я не думаю, что я тупая, но… Я-я уже говорила, когда ты плакал, но… Ты мне нужен. Когда тебя нет рядом, мне кажется, что все ненастоящее и неправильное, и я даже не представляла, что так будет, если тебя не будет рядом, но так случилось, и просто… Я люблю, когда ты есть, просто, в общем. Я люблю, когда ты просто есть. Есть где угодно, правда, просто… ты! Я люблю тебя! «И пока не умерла, ему правду скажи». Розочка всхлипнула, не понимая, когда всё её тело начало трястись и почему она вообще чувствовала себя так, словно пробежала целый марафон. Если её сердце продолжит так сильно биться, оно ей дырку в груди пробьёт. — Я отдаю Ручейку свой колокольчик, Цветан, — заявила она, пытаясь сохранять спокойствие. — Я больше не буду… упоминать то, что сказала, обещаю. Я просто… мне очень нужно было что-то сказать. Я хотела знать, что думаешь ты. Ты… ты можешь злиться, если хочешь. Можешь удивляться. Можешь вообще забить. Я не обижусь, я просто очень, очень хочу знать, что ты думаешь. Обо мне. И о том, что я чувствую… это. Ну, что я люблю тебя и всё такое. Неровное дыхание не утихало, и Цветану, который звучал так, словно он почти что задыхался, удалось прошептать: «А…». — «А»? — Розочка улыбнулась сквозь стиснутые зубы. — А-а ещё что-нибудь? У тебя побольше есть? Хотя бы чуть-чуть? Он больше ничего не сказал. — Ц-Цветан, умоляю. Пожалуйста, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь. С другого конца послышался грохот. Её глаза расширились от любопытства, несмотря на быстро завязывающийся клубок нервов. — Цветан? Ты… ты…? Цветан повесил трубку. Утки продолжали крякать, мир продолжал вращаться, но ей всё вновь казалось полной противоположностью. Розочка рассмеялась, но смех вышел кислым на вкус, когда она добавила ещё несколько мыслей к одностороннему разговору. — Что ж, ладушки, приятель, дружище, Цветан, мой чувак, мой супер платонический кореш. Рада… — Она сглотнула. — Рада была с тобой поговорить. Как приятно всё обсудить, не так ли? — Действительно, — сказал спевучий голос у неё за спиной. Розочка повернулась лицом к Ручейку, и тот улыбнулся в знак приветствия. Он начал рассказывать о приятных изменениях в погоде. Сообщил ей, что она сегодня хорошо выглядит. Рассказал о прогрессе, достигнутом в составлении меню. Честно говоря, Розочка с трудом обращала внимание на слова. Ей хотелось, чтобы всё это прекратилось. Её колокольчик звякнул, когда она, не говоря ни слова, высунула его вперёд. Она надеялась, что это достаточно заинтересует Ручейка, чтобы он перестал болтать о том, на что она не могла обратить внимания. Он что-то спросил, она не поняла, что именно, но всё равно кивнула. «Да возьми ты уже этот дурацкий колокольчик». https://64.media.tumblr.com/262c62a537f33f05802752044429fcad/tumblr_opm6kv0Cud1w9zfm1o1_1280.jpg Ручеек выхватил его из её рук. В его глазах появился блеск, когда он взял инструмент в руку, повернул голову к ней и обнял её. Розочка стояла посреди Берген-Таунского моста, обнимаемая восторженным мальчиком, которому безмолвно призналась в искусственной любви, а в голове у нее проплывал образ ворчливого парня, который работал у «Капитана Старфункеля», и выражение его лица было двусмысленным, когда девушка говорила ему по телефону то, что он, скорее всего, не хотел слышать. Она хотела увидеть светлую сторону. Должна же она была иметься. Но также имелось и много не очень хороших сторон. В конце концов, возможности того, что означает одно-единственное «А», были просто безграничны.