***
В Тролль-Тауне у Цветана гости бывали редко. Он не афишировал свою дешёвую квартирку как общественное место. Но те немногие гости, которые заглядывали к нему, чтобы проверить, как у него дела («Эй, мелкий, не сдох ещё?»), уже привыкли некомфортно извиваться. Его старая квартира была местечком не из приятных. Можно, конечно, что угодно сказать о беспорядке, сыром запахе или хмуром подростке, который глазами призывал свалить. Но от чего люди действительно кривились, словно надкусили лимон, так это от атмосферы. Стоило сделать шаг в дверь, и сразу же можно было сказать, что здесь кто-то проводит много времени, варясь в собственных страданиях. Но причиной тех эмоций, которые Цветан излучал, всегда был он. Он никогда не испытывал такого чувства, когда входишь в комнату и получаешь удар в живот от внезапно возникшей ауры неразбавленного негатива. Пока они с Тихоней не вошли в «Дерево счастья». Честно говоря, он бы не удивился, если бы какая-то сверхъестественная сила высосала его душу прямо там и тогда. Должно быть, так и было. Потому что ну не могли Друзяшки-Закусяшки держать это место во мраке. Но когда Цветан осторожно вошел в тускло освещённое, почти пустующее заведение, он внутренне убедился в обратном. В кофейне не было тишины. Этому мешал Здоровяк, который первым привлёк внимание Цветана, когда тот приблизился к группе. Он всхлипывал. Громко. Сгорбившись над столом, он прижимал большие руки к голове, вцепившись в волосы, и что-то бормотал, чего Цветан не мог разобрать. Хрящ над ним маячил, неуклюже утешая. Тот сразу же заметил их, и его губы растянулись в умоляющей гримасе. Хрящ нуждался в помощи. Вопросительно подтолкнув Тихоню, Цветан кивнул, и та тут же убежала помогать своему парню, оставив его в одиночестве наблюдать за происходящим. Кроха и Купер явно были вместе: крошечная девочка прижималась к его боку, а его рука надежно её обхватывала. Она торопливо потягивала кофе из большой керамической кружки, которую крепко сжимала в обеих руках. Судя по кофейным стаканчикам, которые валялись гармошками на полу, Кроха с трудом контролировала свою железную хватку. Лицо Купера почти ничего не выражало. Его голова слабо покачивалась, когда он смотрел в открытый воздух, глаза были закрыты капюшоном, но он не спал, потому что его грудь вздымалась от неуверенного дыхания. В какой-то момент он снял шляпу и положил её на голову Крохи. С другой стороны от него покоился его горячий напиток, видимо, забытый в оцепенении. Когда Цветан в последний раз видел Синельку, та сияла улыбкой и кружила по танцполу озадаченную, но задорную Звуки. Сравнение с тем, как они выглядели сейчас, было… разительным. Они расположились на трёх стульях, разбросанных по сторонам. Синелька сидела посередине, одна её рука была переплетена с рукой девушки, а другая — с рукой сестры. От её обнаженного лица отхлынула кровь, черты застыли в апатии. Судорожные пальцы Звуки то и дело скручивались вокруг завязанного узлом шнура наушников, пытаясь занять свободную руку. Алмаз сидел под ними, положив одну руку на колено Сатинки, чтобы удерживать равновесие, а другой сжимая кофе. Все они разговаривали на тихих тонах, и по мягкости выражений лица было понятно, о чем говорит Алмаз. Сатинка кивала, сморщив нос и крепко зажмурив глаза. Цветан так и не понял, то ли её раздражает то, что говорит Алмаз, то ли она цепляется за его слова изо всех сил. Он давно не видел Друзяшек-Закусяшек в таком мрачном состоянии. В голове промелькнул образ красноглазых, шмыгающих детей, одетых в чёрное. — Цветан! Он подпрыгнул от неожиданности, когда Алмаз вскочил на ноги и устремился к нему, недолго жонглируя кофе между ладонями, чтобы не уронить его. Когда его личный пузырь лопнул, а в лицо ударил запах пота, Бранч машинально сделал шаг назад. Алмаз снял свой пиджак с шипами и в кои-то веки не отражал пляшущих отблесков света по окружающим стенам. Его волосы были всклокочены, и ему отчаянно нужно было в душ. Цветан аж прищурился и внимательно изучил его лицо, чтобы убедиться, что это действительно тот самый Алмаз, который не осмеливался показываться на людях, не будучи похожим на модель из «Инстаграма». — Приве-е-ет, так что. — Ага. Определённо Алмаз. Кто ещё станет лыбиться, как идиот, когда речь идёт о пропавшем друге? Уж точно не Цветан, чьё кислое выражение лица камнем застыло от тупой физиономии Алмаза. — Сумасшедшая ночка, а? Ты устал? М-мы все устали… я, э… вот! — Алмаз протянул свой напиток в сторону Цветана. — Выпей кофейку. Он поможет. Заодно проснёшься. — А это разве не твой? — О, черт, неужели?! — Алмаз поднёс чашку к глазам, недоверчиво озираясь. — О-о, да, я… это… я это себе купил? — Он почесал голову и пожал плечами. — Э, наверное, да. Но, э, но ты все равно возьми. Вот. Подняв бровь на странное поведение, Цветан взял предложенный напиток и сделал глоток, но тут же отпрянул из-за резкой сладости. Ладно, этого стоило ожидать. — Эй, Алмаз! — позвал Хрящ с другого конца комнаты, пока Тихоня и Здоровяк обменивались соболезнованиями. — Сделай милость, покорми Цветана. Мы боимся, что он окочурится, если не засунет что-нибудь в живот. Чувак сегодня почти не ел. «Знаешь, Хрящик, за стукачом топор гуляет». — Я вообще-то не так уж… воу! — Сделаю! — Алмаз уже схватил его за руку и потащил к прилавку. Бариста оказалась дородной бергенкой средних лет в фартуке в полоску, накинутом поверх пушистого розового халата. Алмаз выжидательно повернулся к нему. — Итак, Цветан, что бу…? — Погодите, а хули это место вообще открыто? — выпалил Цветан. Его затуманенный беспокойством разум на мгновение прояснился — ровно настолько, чтобы задаться вопросом о логике. Сейчас же середина чертовой ночи. Бариста хлопнула руками по стойке и наклонилась вперёд, устремив в его сторону жёсткий взгляд. Цветан решил, что ей, видимо, не понравился его тон. — Потому что я знаю этих детей, ты, хамло малолетнее. Они приходят сюда каждый день. Хорошие ребята, поддерживают здесь веселье. И девочка тоже милая. Она мне очень нравится. Может, я хочу помочь. Дать им место для отдыха, сечёшь? Сварить им кофе, чтобы успокоились во время перерывов. — Ладно, хорошо. Значит, вы…? — А тебя я не знаю! — огрызнулась женщина, ткнув в него пальцем. — В жизни тебя не видела. Ни разу не клиент. И девочку вместе со мной и остальными детьми ты не искал. Алмаз поднял руку, пытаясь прервать женщину. — Ванда, Цветан… — Забрёл сюда с улицы, надеясь на кофе. Использует исчезновение девушки как повод нажиться. — Он её одноквартирник, Ванда. Живёт с ней. Ванда осеклась, но этого хватило, чтобы раздраженный Цветан огрызнулся. — Да всрался мне ваш кофе! — прошипел он. — Я ничего не просил. Я вообще не хочу здесь быть, женщина. Я хочу выйти и найти… — Девочку?! — насмешливо сказала Ванда. — Да-да, так я и поверила. Где тебя тогда всю ночь носило? — Я нажрался и отрубился, — сплюнул Цветан. — И прекрасно понимаю, насколько это хуёво, так что мне не нужно, чтоб какая-то семидесятилетняя старуха… — Мне пятьдесят восемь! — пронзительно сказала та. — …втирала мне хрень, которую я и так знаю! — Цветан, дружище. — Алмаз снова попытался вмешаться, слегка сжав плечо Цветана. — Не кричи на Ванду, лады? — Скажи ей, чтобы перестала орать на меня! — Скажи ему, чтобы убирался к чёртовой матери! — Ладно! — заявил Цветан, вскидывая руки в знак поражения. — Я, блять, буду только рад уйти. Заодно хоть немного продвинусь в поисках Розочки! — Э-эй, или, или, или! — Алмаз схватил его за запястье, чтобы не дать уйти, и Цветан ненадолго задумался, насколько замедлится ход поисков, если он, скажем, оторвёт Алмазу руку. «Так, ладно. Из-за решётки мне удастся не так уж много». — Мы сейчас разделим маршруты и вернёмся к поискам! Идёт, Цветан? Тот попытался вырваться из его хватки, но Алмаз крепко держал его обеими руками, и его широкая ухмылка ни разу не дрогнула. — Слушай, Ванда, дай нам… маффин? Сэндвич? Что-нибудь съедобное? Пожалуйста? И… Цветан снова потянул. Алмаз вцепился, его улыбка натянулась. — Поторопись. Ванда подняла стеклянный клош и небрежно бросила на прилавок засохший круассан. Алмаз с благодарностью взял его и пробормотал слова благодарности, пока его оттаскивал Цветан, который неловко пробирался к выходу. — Ух ты, ну всё, дружище, тпру! — Алмаз, я клянусь Богом, если не отпустишь, я переломаю тебе пальцы. — Цветан… — И все ёбанные бриллиантовые кольца разобью! — Так, а вот это уже жестковато. — Да неужели?! — огрызнулся Цветан, поворачиваясь к нему лицом и совершенно не сдерживаясь. — Ни за что бы не подумал. Я ж, блять, щас аки лучик солнца гребаный! Алмаз открыл рот, вопросительно сдвинув брови, но Цветан прервал его. — Да, это был сарказм, — ответил невпечатлённо. Алмаз захлопнул рот и кивнул. Прочистив горло, он предложил Цветану круассан. Тот с протяжным страдальческим стоном выхватил его из рук Алмаза и откусил непомерно большой кусок. Затем повернулся к Хрящу, который стоял в другом конце комнаты, раскинув руки. Его жевание напоминало рычание чавкающего животного. — Доволен?! — крикнул он сквозь полный рот. — Он в экстазе, Цветан. — Положив руку ему на плечо, Алмаз побудил Цветана повернуться к нему лицом. — А теперь нам нужно кое-что обсудить. О Розочке, сам знаешь. Борясь с желанием выдать очередную колкость, Цветан глубоко вдохнул и кивнул. — Хорошо. Валяй. — Все уже рассказали… — Алмаз умолк, испустил прерывистый вздох, но затем оживился и продолжил. — Почти все рассказали, когда в последний раз видели или слышали Розочку. Теперь твоя очередь, чувак. Цветан пожевал губу и недолго повозился с обрывком нитки на подоле куртки. — Телефонный звонок, — отрывисто сказал он. — Она вчера ночевала у Звуки. Позвонила мне в полдень. Это был… — Он сглотнул. — Это был последний раз, когда я её слышал. Алмаз наклонился ближе, его глаза расширились в ожидании. — И-и-и? Она типа… намекнула, что собирается куда-то уехать или…? Цветан напряг мозг в поисках приемлемого ответа, но в голове звучали только слова: «Ого, я так сильно тебя люблю». Теперь это дурацкое предложение можно было считать саундтреком к его мыслям. Очень, конечно, мило со стороны Розочки, но, черт побери, сейчас не помогало. Осознав, что Алмаз пристально смотрит на него, Цветан покраснел, и у него случился мгновенный сердечный приступ, прежде чем он смог взять себя в руки. Алмаз не мог прочитать его мысли, это очень маловероятно. — Я, если честно, половину разговора не помню. Алмаз терпеливо посмотрел на него. — Оке-е-е-е-ей… ну, тогда расскажи о той половине, которую помнишь. — Лучше сдохнуть. — Что? — Ничего. — Цветан незаметно вытер влажные от пота руки о джинсы, после чего поспешно засунул их в карманы. — Короче, я так понял, вы уже обыскали окрестности того места, где видели её в последний раз? Не могла же она уйти далеко пешком. — Она не пешком. Цветан поднял бровь. — Что? Алмаз кивнул. — Да, её машина со вчерашнего вечера была припаркована у дома Звуки. А теперь её там нет, Цветан. Слова застряли у него в горле, и Цветан неверяще кашлянул. — З-значит… «Бля, бля, бля, бля». Цветан прошел мимо Алмаза и несколько раз моргнул, почувствовав, как ему в желудок упал камень. — Значит, она может быть буквально где угодно? В любой точке этого ёбанного города?! — Или дальше, — добавил Алмаз. Цветан потянулся к волосам, чтобы откинуть их назад, и вздрогнул, когда слишком грубо потянул за корни. — Тише, дружище. Мы её найдём. Ты думай так, — Алмаз легко пожал плечами, — уже поздно. По крайней мере, ей есть где переночевать. — Хватит. — И отопление у неё тоже имеется, так что она не простудится! — Алмаз. — И может быть, Ванда ещё успеет сделать ей карамельный фраппучино и… — Алмаз, Розочка пропала! Ты, блять, хотя бы две минуты можешь оптимиста не корчить?! — выкрикнул Цветан, практически врезавшись в лицо последнего. Алмаз сделал осторожный шаг назад. — Цветан, послушай, я понимаю, ты расстроен… — Да! Да, я расстроен, но всё в порядке, всё в полном порядке, потому что тебе, судя по всему, насрать! Богом клянусь, я щас сотру эту дурацкую лыбу, если не отнесешься к этому серьёзно… — Кто сказал, что я не отношусь к этому серьезно?! — воскликнул Алмаз, выглядя очень раздраженным. — Цветан, ты хочешь, чтобы все вели себя как ты? Хочешь, чтобы Друзяшки-Закусяшки были сердитые, усталые и несчастные? Кто-то же должен не терять надежды — так угадай что, мудила! За это отвечает Розочка, которой тут нет! Наступило молчание, после которого Цветан с ворчанием отказался от ответных действий и запихнул в рот остатки круассана. Все ещё беспокойный и расстроенный, его глаза остановились на чём-то другом, но тут его внимание привлек сильный взгляд. Присмотревшись, Цветан заметил, что Сатинка решительно смотрит в их сторону, но не на него. Алмаз стоял лицом к нему, сложив руки, как темпераментный ребенок. Несмотря на раздражение, Цветан подтолкнул его и указал на девушку. Тот отвёл глаза. Сатинка протянула руку, её встревоженное лицо умоляюще смотрело в ответ. Напряженные плечи Алмаз разжались, и, глубоко вдохнув, он натянул дрожащую улыбку. — Что ей нужно? — спросил Цветан, наклонив голову. — Чтобы кто-то держал её за другую руку, — ответил он. — Видишь? Они и так напуганы и обеспокоены, им надо говорить, что всё будет хорошо. Рука с драгоценностями снова взяла Цветана за запястье и потянула к группе. — Пошли. Определимся с маршрутом.***
Только когда вся группа сгрудилась вокруг стола, Цветан осознал, насколько странной была вся эта ситуация. Еще три месяца назад он бы ни за что не согласился взять кого-то за руку. А теперь он здесь, и одну руку ему сжимает дрожащий Здоровяк, а другую — суетящаяся Звуки. Он не отстранялся и не сжимал руку в ответ. Цветан просто смотрел прямо перед собой, не говоря никому ни слова. Все-таки Алмаз был прав. Иногда, когда волнуешься, просто нужно, чтобы кто-то прижался к тебе. «Ладно, но, может, скажешь им, какие у тебя ладони грязные, мудло?» По одной социально приемлемой фразе за раз. — Та-а-ак, значит… — Взгляд Алмаза шёл по списку, а большой палец быстро щёлкал по кончику ручки. — Цветан. На тебе Иствуд-стрит. От китайского ресторана до берген-таунского музея. Цветан кивнул. — Эй, э… а кто-нибудь из вас…? Все головы повернулись к нему в вежливом внимании. — П-парк. Бергенский городской парк. Тот, что с мостом. Вы там уже искали? Раздался общий возглас одобрения, и несколько рук указали на Купера и Кроху. — Прочесали сверху донизу. Если честно, мы ожидали, что она будет у моста, — пробормотала Кроха, выглядя разочарованной тем, что ей пришлось рассказывать о пустом парке. — Она очень любит уток. Купер вздохнул. — Мы были так уверены. Этот мост — особое место, вот я и подумал… — Стоп, что? Почему? — выпалил Цветан, тут же пожалев о том, что его голос прозвучал так резко. Он прочистил горло. — То есть… это же просто мост. Здоровяк хмыкнул. — Ну… она же именно там впервые поцеловала Ручейка, не так ли? Раздалась серия звуков отрицания. Все девушки Друзяшек-Закусяшек (и Алмаз) в унисон покачали головой. — Если бы Розочка туда и пошла, то только ради уток, — подтвердила Звуки. — Она покончила с Ручейком, — добавила Синелька, сделав рассекающее движение запястьем. Хрящ тихо ахнул. — Вот это поворот… — Они расстались ещё вчера, — сказал Алмаз, ненадолго опустив глаза, чтобы проверить телефон. Не обнаружив новых сообщений, он нахмурился. — Она что, вам не сказала? — Что? — ошеломленно переспросил Цветан. Блядь, что он пропустил? — Подожди, ты уверен…? — Алмаз, они расстались не вчера. — Ась? Алмаз недоуменно повернулся к Сатинке. — Конечно, расстались. Она сказала мне, что… — Она хотела, но не смогла. Она пришла к нему, а он плакал. — Он плакал, потому что знал, что она его бросит? Вот ведь кусок… — Нет, он не знал, что она его бросит, — заметила Звуки. — Знал! — Нет, не знал. — Он знал! — настоял Алмаз. — Простите, — попытался снова вмешаться Цветан. — Но мне кто-нибудь может рассказать правильную версию, потому что… — Не, Розочка нам рассказала, — подхватила Кроха. — Ручеек понятия не имел, что она собирается делать. Она ему не сказала. Но она пришла к нему домой и… — И он плакал, — пробормотал Алмаз под нос, подняв руку, чтобы потереть висок. — О, нет. О Боже… — Он встал и обошёл стол по кругу. — Господи. Я все испортил… — Ёб вашу мать, ребята! Так расстались Ручеек с Розочкой или нет?! — нетерпеливо процедил Цветан. — Цветан, можешь заткнуться на минутку? У меня тут кризис. — У тебя…?! — Цветан вскочил на ноги, сбив при этом стул. Тихоня бросилась к нему, но он её проигнорировал. — Алмаз, не испытывай меня, я, блядь, вот настолько близок, чтобы влупить тебе. Алмаз не слушал — достал телефон и стал быстро набирать смс. Внезапно раздался звон и хлопок. Нависающий над входом колокольчик сорвался с петли, привлекая всеобщее внимание. — Не прошло и полгода, — произнес Алмаз. В дверном проеме стоял запыхавшийся Ручеек, выглядевший измученным и разъяренным. Его рука всё ещё была прижата к стеклянной двери, которую он захлопнул. Словно назло, Алмаз ткнул большим пальцем в экран своего телефона. Телефон Ручейка зажужжал, и тот явно приготовился швырнуть устройство в голову Алмаза. — Ты. — Спасибо, что изволил-таки явиться, красавчик. В считанные секунды Ручеек пересек кофейню и втиснулся в пространство Алмаза, размахивая телефоном, словно оружием. — Алмаз, ты не писал мне днями. Ты попросту меня игнорировал, ты глупый, инфантильный, нелепый… — Он поймал себя на том, что сбился с темы, и глубоко вздохнул. — А когда ты наконец написать мне удосуживаешься, что же я получаю? «Ручеек, Розочка у тебя?» — Он повысил тон на октаву, подражая голосу Алмаза. — Будто я бюро находок чёртово! — Ручеек… — Ни тебе «здрасте», ни тебе «как дела?». Ничего, потому что Алмазу только и нужно, что найти ближайшего идиота, который с ним пошопать пойдёт! О, о, о! Лицо Ручейка растянулось в широкой ухмылке, которая почему-то не выражала никакой радости, когда он демонстративно взял в руки телефон и просмотрел последние сообщения. — Вы только посмотрите! Он снова начал мне писать. — Он поднял голову, чтобы смерить Алмаза презрительным взглядом. — После того как я лег спать. — Потому что ты был мне нужен… — Потому что ты хотел, чтобы я страдал, да? Сообщение за сообщением, бз-бз-бз. Приходи в «Дерево счастья» как можно скорее. Ручеек! Ручеек! Ручеек! — Он раскинул руки в стороны, указывая на окружающую обстановку, после чего они опустились и с силой шлёпнулись о его бёдра. — Ну так вот он я, Алмаз! Я вытащил себя из постели, чтобы умиротворить тебя, аки гребаный святой, коим я и являюсь, так что изволь объяснить, какого черта ты хочешь?! В комнате воцарилась мёртвая тишина. Все члены Друзяшек-Закусяшек без всяких угрызений совести таращились на открывшуюся перед ними сцену. Никто из них уже много лет не видел, чтобы Ручеек выражал что-то сильнее лёгкого раздражения, не говоря уже о том, чтобы набрасывался на одного из своих ближайших друзей в бессоннице. Если честно, даже Цветану стало не по себе. Однако Алмаз ничуть не удивился, он стоял с рукой на бедре, пока не стихла последняя тирада Ручейка. — Ну?! — огрызнулся Ручеек. — Ой, прости. Ты закончил? — Алмаз одарил его улыбкой, олицетворяющей пассивную агрессию. — Тебе как, лучше? Перепсиховался, малюточка? Ручейка это совершенно не позабавило. — Объяснись. — Ручеек, Розочка пропала. Реакция была мгновенной. С и без того бледного, усталого лица Ручейка исчезли остатки цвета, нижняя челюсть приоткрылась и зашевелилась в попытке задать вопрос. — О-она… — Из его горла вырвался придушенный звук, пока он силился что-то сказать. — Ч-чт… прошу прощения…? — Она пропала, — повторил Алмаз. — П… она… она пропала? — Ручеек, ну ты серьёзно? Я объяснил в самых простых терминах. — То есть её тут… нет? — Встревоженный Ручеек повернулся к Друзяшкам-Закусяшкам. — Н-никто из вас не знает, где она? — Да, именно это и означает «пропала», — хмыкнула Кроха. — О… о, да, это, э… — Ручеек положил нетвердую руку на голову и оттянул ее назад, выдыхая. — Это плохо… — Очень плохо, — жестко подтвердил Алмаз, выглядевший так, словно его терпение медленно испарялось. — Значит, мы отправляемся на ее поиски? Поэтому ты меня сюда позвал? — Ясен пень! — Звуки выпятила подбородок, напустив ауру очевидности. — Но Ручеек, чувак, сначала ты должен рассказать, что произошло. На мгновение всем пришлось выдержать пустой взгляд Ручейка, прежде чем он пришёл в себя. Он захихикал — напряжённый звук. — Что произошло… э-э… что именно ты имеешь в виду? — спросил он, шагая через комнату. — Ты прекрасно знаешь, что. — Алмаз следовал за ним, будто сохранение дистанции хотя бы на минуту позволит Ручейку ускользнуть. — Что ты наговорил Розочке? Ручеек повернулся к нему лицом, выражение широких глаз сменилось обидой. — Ты решил, что она ушла из-за чего-то, что наговорил я? — Последний раз её видели в твоей квартире. — Да, но откуда вы знаете, что её не похитили? Алмаз покачал головой. — Вряд ли. — Она была с нами, — заговорила Синелька, указывая на девушек. — Мы пообедали в закусочной… — В той, что в двух шагах от твоего жилого комплекса, — перебила Сатинка, обвиняюще глядя на Ручейка. — Ты сказал, что видел, как она выходила из твоей квартиры, верно? — спросила Кроха. Ручеек тупо кивнул. — Ну так зная Розочку, — продолжила Звуки, — можно подумать, что она хотя бы заглянула к нам, прежде чем отправиться на другой конец Берген-Тауна за машиной. Да и вообще, зачем она ей? Можно подумать, если бы Розочка была в привычном состоянии, она бы нас так не бросила. — Если только её кто-то не расстроил, — в унисон сказали близняшки. Купер тихонько присвистнул. — Вау, девчат, вы, чё, отрепетировали…? — Ручеек, рассказывай, что случилось, — приказал Алмаз. Ручеек сделал ещё один шаг назад, явно защищаясь. — Послушайте, ничего не случилось! Я-я не знаю, почему Розочка решила у-убежать. Я не имею к этому никакого отношения, она ничего не говорила… — Если ничего не случилось, то почему не рассказываешь?! — Потому что это пустая трата времени! Мы будем искать Розочку или…? — РАССКАЗЫВАЙ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ! — прорычал Цветан, ударив кулаком по шаткому кофейному столику. Ручеек подскочил, все подскочили. Похоже, их вполне устраивало, что Цветан просто тихонько сидит в углу. — ЕСЛИ РОЗОЧКА ПРОПАЛА ИЗ-ЗА ТЕБЯ, Я, БЛЯДЬ, ХОЧУ УСЛЫШАТЬ ТОМУ ОБЪЯСНЕНИЕ! Несмотря на то, что Ручеек слегка поморщился от грохота, он остался невозмутим. Он внимательно осмотрел Цветана, а затем обратился к остальным. — Он доставлял вам проблемы? Он не очень хорошо справляется с эмоциями, может, не стоит его впутывать…? — Ещё слово, и я переломаю тебе ноги! — Ручеек, ради Бога, — простонал Алмаз. — Ты лгун. И я это знаю, так что у меня нет абсолютно никаких причин верить, что ты не имеешь к этому отношения. Ручеек воздушно рассмеялся. — Хорошо, Алмаз, но тебе нечего доказывать… — Ты знал, что это произойдет, — резко сказал Алмаз. — Ты знал, что она тебя бросит, но сыграл на её чувстве вины, чтобы заставить передумать. Ручеек насмешливо оглядел группу и наклонился к Алмазу, почти дразняще глядя ему в лицо. — И откуда же мне это знать? Алмаз облизал губы, опустив глаза в пол, и только после этого вздохнул. — Оттуда, что у меня слишком длинный язык, — пробормотал он. Улыбка Ручейка померкла. — И я сказал тебе. Сказал тебе по телефону, пока Розочка шла к тебе. — Алмаз повернулся к остальным членам Друзяшек-Закусяшек. — То, что Ручеек убедил Розочку не бросать его… скорее всего, моя вина… — А вот и веская причина влупить тебе, — прорычал Цветан. Пальцы Тихони обвились вокруг его руки в тот самый момент, когда слова покинули его рот. «Я тебе кто, блядь, собака?» — Ну, — тихо сказал Здоровяк, — я-я-я не думаю, что сейчас имеет значение, кто в чём виноват. — Вот именно, — поспешила согласиться Сатинка. — Пусть Ручеек просто предоставит свою информацию, и мы пойдём дальше. — А почему вы все так уверены, что вам нужна моя помощь? — Потому что Алмаз только что назвал тебя лгуном! — воскликнула Синелька. — Так что не вижу причин не услышать от тебя правду. Позволив брови дернуться, Ручеек подошел к близняшкам и, положив руку на бедро, прищурился. — Вы меня простите, конечно. Не то чтобы я вас, девочки, не люблю, но не кажется ли вам, что ваш вклад несколько… излишен? — В смысле, ты их щас тупыми обозвал?! — недоверчиво спросила Звуки. Ручеек невинно покачал головой. — Нет, я просто хочу сказать, что, возможно, им в такие экстренные моменты не стоит отвлекаться на пустяки и, может быть…! — Он перевел взгляд на Звуки. — Не стоит делать поспешных выводов, что я кого-то как-то обзываю. Я знаю, что у тебя наверняка в ушах звенит от собственного голоса, но надо же ещё думать, прежде чем говоришь. Раздался неистовый перестук каблуков и звон браслетов, когда Синелька бросилась вперёд с высоко поднятой рукой, но сестра схватила её за плечи и оттащила назад, толкнув в сторону Звуки. Сатинка вздёрнула подбородок и посмотрела на Ручейка со скрещенными руками и непоколебимым взглядом. — Ты не бросаешься оскорблениями без причины. Я знаю, что ты делаешь, так что не заговаривай-ка нам зубы и лучше рассказывай, что случилось, Ручеек. — Ты знаешь, что я…? — Ручеек оборвал себя, недоверчиво усмехнувшись. — Сатинка. — Он поднял кончики пальцев и пощипал ткань рубашки. — Как ты можешь говорить, что понимаешь мои рассуждения, если даже правильно измерить меня не смогла? — Он улыбнулся и, излучая снисходительность, положил руку ей на голову и взъерошил волосы. — Так! — произнёс кусачий, как ноябрьский воздух, голос. Алмаз рванул к нему с такой скоростью, что Ручеек отшатнулся, словно его собирались протаранить головой. Стиснув зубы и сверкая глазами, Алмаз ткнул пальцем в стул позади Ручейка. — Сядь, — рявкнул он. Ручеек слегка ухмыльнулся, но прежде чем он успел отпустить очередную фразочку, Алмаз поднял кулак. Тяжёлые драгоценные камни сверкнули на свету. — Удар кулаком — это, конечно, неприятно, — заявил он ледяным спокойным тоном. — Но представь себе, каково быть битым костяшками в бриллиантовых кольцах. Цветан заметил, как Друзяшки-Закусяшки обменялась взглядами. Значит, для них это было так же странно, как и для него. — Ручеек, — сказал Алмаз. — Сядь уже нахуй. Ручеек сел нахуй. На мгновение в воздухе повис шок, но когда он улёгся, группа позволила себе лёгкие смешки, чтобы снять напряжение. Сатинка обошла Алмаза и посмотрела на Ручейка. — Зато заставил заткнуться, — одобрительно прокомментировала она. — Значит, он теперь нам расскажет? — спросил Купер. Цветан фыркнул. — Ладно, Алмаз, ну заставил ты Ручейка обоссаться — а каким хреном мы выбьем из него честный отчёт? Он же ведь всё равно лжец. Слушайте, я, пожалуй, пойду. Мне реально нужно найти… — Он скажет нам правду, Цветан, — тихо сказал Алмаз. Направлявшийся к выходу Цветан с любопытством обернулся. — И как же ты выудишь из этого мерзкого засранца правду? Мы же даже не знаем, чему верить. Ручеек посмотрел на них, приподняв бровь. — Если честно, Алмаз, я и сам задаюсь этим вопросом. Не то чтобы твоя вера в меня не лестна, но… Алмаз опустился на корточки и устроился рядом со стулом Ручейка, чтобы они могли говорить на уровне глаз. — Я знаю, что ты скажешь правду, потому что я тебя прошу. Пожалуйста, Ручеек. Цветан хлопнул себя по лбу. Это была пустая трата времени. Ручеек неловко почесал ногу. — И еще, — добавил Алмаз, внимательно следя за тем, как тот ёрзает. — Сколько раз ты меня уже подводил? Ручеек не ответил, его взгляд был устремлен куда-то вдаль. — Но-о-о-о ты не сделаешь этого снова. Ты не хочешь меня подводить. Я знаю. Потому что ты друг, а какой друг этого захочет? Так что? — Алмаз подвигался, борясь за зрительный контакт. Когда ему удалось, Ручеек сглотнул, как будто не отвести взгляд было сложной задачей. — Скажешь нам правду? Дальше произошло то, что выглядело как соревнование взглядов. Судя по тому, как Ручеек неожиданно толкнул его в лоб, Алмаз быстро победил. Друзяшки-Закусяшки ждали, Тихоня и Хрящ ждали, Алмаз ждал. Даже застывший в дверном проёме Цветан ждал. Ручеек настороженно озирался по сторонам, словно изучаемое животное. Его глаза были настороженными, но время от времени в них мелькала паника. Наконец его плечи в изнеможении опустились, и он издал вздох. — Все садитесь на стулья.***
В рассказе Ручейка никто не сомневался. Если только в его намерения не входило оттолкнуть от себя всю группу друзей, не могло быть и речи о том, чтобы всё, что он рассказал, было ложью. Он не приукрасил ни слова, а торжественно пересказал последний обмен с Розочкой в едких подробностях. Его выражение лица было пустое, а голос монотонный. Через несколько минут после того, как Ручеек начал свой рассказ, на лицах нескольких членов Друзяшек-Закусяшек появилось презрение. Руки закрывали рты, желудки сжимались. Воздух наполнили тихие ахи и охи, звуки отвращения и полного презрения к рассказчику. Всё положительное мнение, которое сложилось о Ручейке у оставшихся друзей за долгие годы, превратилось в не подлежащую восстановлению пыль. Но когда он закончил, от неуверенности не осталось и следа. Ручеек был причиной исчезновения Розочки. И это никого не устраивало. Особенно Цветана. Оглядываясь назад, можно сказать, что он потерял здравый смысл и главную цель. Но даже если на мгновение, намерение найти Розочку оказалось заглушено непреодолимым злобным желанием схватить Ручейка и начать рвать его на части. Это внезапное стремление к графическому насилию, возможно, и привело Друзяшек-Закусяшек к тому, что можно описать как «кавардак». Тихоня, Хрящ, Здоровяк и Алмаз действовали как единый организм — все прыгнули, чтобы схватить Цветана, когда его терпение вконец лопнуло. Цветан кричал, да что там, вопил нечестивым благим матом и метался в их хватке, словно разъярённый бык. Он был не единственным, кто повысил голос. Сатинка, Синелька и Звуки тоже набросились на Ручейка с воплями. Кроха выкрикивала требования к Куперу отпустить её, чтобы она могла совершить не менее жестокие действия. Даже те, кто сдерживал Цветана, выкрикивали мольбы, чтобы он успокоился. «Дерево счастья» погрузилось в состояние раскалывающейся головы. Но, черт побери, Цветан будет орать громче всех в комнате, даже если это его убьёт. Он практически раздирал себе гланды, чтобы его услышали. Он хотел, чтобы Ручеек либо услышал его слова, либо чтобы у него лопнули барабанные перепонки. — ТЫ ИСПОЛЬЗОВАЛ ЕЁ! ТЫ, БЛЯДЬ, ИСПОЛЬЗОВАЛ ЕЁ, ТЫ, ДЕРЬМОВЫЙ, СКЛИЗКИЙ, ЖАДНЫЙ… — Цветан, хватит! — ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ЭТОТ ДУРАЦКИЙ КОЛОКОЛЬЧИК ДЛЯ НЕЁ ЗНАЧИЛ?! ЧТО ОН ЗНАЧИЛ ДЛЯ ЕЁ СЕМЬИ, ТЫ, ЭГОИСТИЧНЫЙ КУСОК ДОРОЖНОГО МЯСА ХУЕВ?!!! — Цветан, Иствуд-стрит, ну же! — крикнул Хрящ. — ОНА НЕ ДУРА, НО ТЕПЕРЬ, СУКА, Б-БУДЕТ ДУМАТЬ, ЧТО ОНА ТАКАЯ! ОНА БУДЕТ ДУМАТЬ, ЧТО ОНА ВСЁ, ЧЕМ ТЫ ЕЁ ОБОЗВАЛ, ПОТОМУ ЧТО КАКОЙ-ТО ЁБНУТЫЙ ПРЕТЕНЦИОЗНЫЙ ХИППИ ВЗЯЛ И ЗАДУРИЛ ЕЙ ГОЛОВУ! ЭТО ТВОЯ ВИНА! ТЫ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ! Ручейку было трудно сохранять самообладание. Он по-прежнему сидел неподвижно, сцепив руки на коленях, и как можно изящнее принимал его ругательства. Он молчал, похоже, понимая, что хотя бы слово в защиту его действий будет пустой тратой времени. — ПУ! СТИ! ТЕ! — прогремел Цветан, находясь в нескольких секундах от того, чтобы оторвать чью-то конечность. — Да послушай! Ты можешь просто…? — Алмаз отчаянно пытался успокоить его, его голос трещал, пока Цветан упирался и дёргался. — Просто послушай меня! Забудь о нём! Ты ведь хотел её найти, давай же…! — Нам бы не пришлось её искать, — голос Цветана упал до жесткого рокота, — если бы он не сделал то, что сделал. — Ладно-ладно. Я знаю. Я знаю, что это плохо, но мы должны идти дальше… — А ты помог. Алмаз запнулся, его открытый рот все еще барахтался в поисках того, что можно сказать. — Я… Я… — Ты сам сказал, что виноват ты. Если бы ты не сказал ему, ничего бы этого не… — Да, да! Я знаю, окей? Прости меня. Вообще не нужно было брать телефон. — Телефон… — задумчиво пробормотал Ручеек, похоже, давно отвлёкшись от лекции близняшек. — Ну ты ж ответил! — огрызнулся Цветан. — А теперь смотри, к чему это привело. — Слушай, я не… — Алмаз сглотнул. — Я не хотел, чтобы он… Цветан, я не думал, что он это сделает! Я не знал, я не подумал и… мне жаль. — Погодите-ка… — Ручеек явно размышлял вслух. Он пошарил в кармане в поисках телефона. — Тебе жаль? — Цветан хмуро усмехнулся. — Ну, это, конечно, охуенно, Алмаз, но сожаление нам щас не поможет, верно? Какое-то время Алмаз силился ответить, пока совсем не сдался. Он покачал склоненной головой. Цветан, стиснув зубы, ждал, когда он что-нибудь скажет, что угодно. Раздражение подстегивало все мысли, и ему нужно было как-то выпустить его наружу. «Вякни какую-нибудь хуйню, осчастливи меня нахуй». Но то, что Цветан получил взамен, было вовсе не хуйнёй. Если подумать, то, что он получил, было чертовски оправданно. — Я тоже за неё волнуюсь, — прохрипел Алмаз. Он поднял голову, и Цветан почувствовал, как замирает сердце. О нет. Блестящие зелёные глаза стремительно налились кровью, и стоило Алмазу моргнуть, как на ресницах выступили слёзы. С одним содрогающимся всхлипом он сломался. Его плечи вздымались, сдерживаемые вдохи сотрясали грудь, а руки отчаянно вытирали влажные щёки, пока те не стали ярко-рубиновыми. «Ну чё, тупица, поздравляю. Как будто ты не натворил достаточно дерьма. А теперь ещё и довёл мужика до слёз». Разговоры, которые велись между членами Друзяшек-Закусяшек, внезапно прервались, когда раздался звук тяжёлого дыхания Алмаза, и оба тут же оказались в толпе, причём близняшки прилипли к бокам Алмаза, как магниты. Началась обеспокоенная болтовня, которую прервало лишь возмущенное «Да Господи!». Ручеек встал, держа в руке телефон, и присоединился к группе, вклинившись между Цветаном и Алмазом. Широко раскрыв глаза и бешено перебегая от одного к другому, он уперся взглядом в Цветана. — Вот какого чёрта ты это сделал?! Ты ведь злился на меня, забыл? Тебе что, в кайф сраться со всеми, кому не лень? Алмаз ни в чём не виноват, ты, идиот вспыльчивый! Цветану было что сказать Ручейку. Было за что накричать на Ручейка. Но в этот момент Цветан ничего не смог, кроме как покорно ответить на укоры этого дурацкого хиппи. — Да, я знаю. Он… он не виноват. Ручеек слегка обдумал ответ, но вместо этого повернулся к Алмазу. Его брови взлетели вверх, он был явно удивлен, увидев залитое слезами лицо вблизи. Он протянул твёрдую, осторожную руку, и, хотя сначала казалось, что он не может говорить, Ручеек в конце концов сумел произнести тихое «Прекрати». И тут он явно вновь обрел дар речи. — П-просто прекрати. Перестань плакать. Тебе не нужно плакать. У тебя нет на то причин. — Да знаю я! — прохрипел Алмаз, в его задыхающемся голосе слышалось раздражение. Он тёр лицо, пытаясь удержать губы от дрожи. — Я… э… — Поднятая рука Ручейка неуверенно повисла, затем опустилась, и он огляделся в поисках помощи. — Здоровяк, дружище… не поможешь? Здоровяк кивнул, шагнул вперёд и положил руку на плечо Алмаза, и тот в долю секунды развернулся и растворился в крепких объятиях. — Прости, — произнес Цветан. Алмаз что-то приглушенно пробормотал, прижавшись к груди Здоровяка. Здоровяк повернулся к Цветану и ободряюще кивнул. — Он тебя простил. «Почему?» — А теперь, — заговорил Ручеек, привлекая всеобщее внимание, — у меня хорошие новости. — Ты щас развернёшься, выйдешь за дверь и никогда не вернешься? — фыркнула Кроха. — Вообще-то да, — ответил Ручеек, откровенно игнорируя отношение. — Потому что нам не нужно продолжать поиски. Я нашел Розочку. Комната разразилась хором недоверчивых реплик, от которых Ручеек изящно отмахнулся. — Это правда! Я нашел её! — Невозможно. Ты о пропаже узнал где-то пятнадцать минут назад. Каким хуем ты мог…? — Цветан замер на месте, его взгляд остановился на экране телефона Ручейка. — Трекер, — прошептал он. Потребовалось мгновение, но его тихий шок вскоре перерос в возмущение. — У тебя, блядь, всё это время был трекер?! И ты нихуя не…! — Я не знал! Я забыл! Честное слово, забыл! — поспешил оправдаться Ручеек, подняв руки для защиты. Цветан недоверчиво хмыкнул. — Ты забыл, что подкинул собственной девушке маячок? — Да! Он мне нужен был только для того, чтобы знать, где она. А чем она занимается в свободное время, мне было фиолетово. А теперь дай мне… эй! Одним быстрым движением Цветан выхватил телефон из рук Ручейка. На него тут же навалились, несколько голов заглянули ему за плечи, а Купер даже наклонился над головой Цветана. — И-и-и…? — протянул он. — Где она? — спросил нетерпеливо Хрящ. Но в тот самый момент, когда он заметил маленькую подвижную красную точку, обозначавшую телефон Розочки, Цветан почувствовал облегчение, смешанное с поражающей мыслью: «Раньше догадаться не мог, дебил?». — Она на шоссе, — ошарашено сказал Цветан. После того как он сообщил место назначения, напряжение, висевшее в воздухе, значительно ослабло. — Когда… когда она мне позвонила, она сказала… она сказала, что очень скучает по папе. — Она едет домой, — произнес кто-то шёпотом, и Цветан чуть не подпрыгнул. Он и забыл, что Тихоня все еще здесь. — Значит, в путь? — спросила Звуки, упираясь локтем в плечо девушки. — Мы ведь отправимся за ней, верно? Достаточно сказать, что Друзяшки-Закусяшки быстро пришли в себя. Синелька щёлкнула пальцами. — Торт, — резко сказала она. — Купер, ты вроде собирался испечь торт с ванильным кремом. Ты успел? — Да? — Купер поднял бровь. — Он дома. Только зачем он тебе? — Он для Розочки, глупый, — Кроха легонько ткнула его в живот. — Мы приедем и осчастливим её тортом. — О, о, о, — взволнованно присоединился Здоровяк. — Если Звуки принесет бумбокс, у нас будет музыка! Сатинка хмыкнула. — И у нас, кажется, остались с прошлой вечеринки кексы. — А у меня портативный диско-шар в машине! — Алмаз подпрыгивал на месте, его слёзы уже успели утихнуть. Звуки разразилась неверящим смехом. — То есть, мы щас реально попрёмся аж в Тролль-Таун и устроим в такой час вечеринку? Купер пожал плечами. — А чё нет? И не успел Цветан обдумать ситуацию, как Друзяшки-Закусяшки быстро сбились в кучу и принялись перебрасываться терминами и жаргонизмами, которых он в жизни не слышал. Но, как ни странно, никто больше не испытывал трудностей. Этот странный второй язык казался им естественным, они перебрасывались идеями, кивая головами и выражая согласие, причём до жути синхронно. «Они вечеринки планируют с дошкольного возраста. Ты со всеми этими кексами и серпантином тоже слетел с ручки». Цветан открыл было рот, не зная, что сказать, но что-то вроде «Вы уверены, что это хорошая идея?», как вдруг его опередил другой голос. — Так, нет. Вы говорите глупости. Ручеек и так уже был не в чести, так его комментарий вызвал семь сердитых взглядов в его сторону. Он был невозмутим, руки сложены свободно, спина прямая, он воспринимал их с легким выражением лица. — Ты всё еще здесь? — проворчала Кроха. — О, поверь, я буквально через несколько минут за дверь выйду, но сначала я бы хотел выразить свою точку зрения. — Опять? — машинально хмыкнул Цветан. Среди Друзяшек-Закусяшек раздалось знакомое хихиканье. Цветан сделал шаг назад, его колени подкосились, когда в памяти всплыли яркие подробности. Друзяшки-Закусяшки, какими он их когда-то видел. Шумные, глупые, но до глубины души осуждающие. Но почему-то он никогда не видел их без Ручейка, который стоял перед ними и беззаботно улыбался. Ручеек использовал эту группу, чтобы выбить Цветан из колеи. Все глаза были искренне невинными, но их непреднамеренно использовали против него. Он так боялся этих глаз. Они либо оставляли его парализованным, либо терзали его психику, пока он не выходил из себя. Но сейчас они устраивали тёмную одному человеку. Тому, кто их к этому подтолкнул. А поскольку Ручеек больше не мог «легкомысленно» над ним подшучивать, добиваясь реакции, у Цветана не было причин бояться взглядов Друзяшек-Закусяшек. Они были хорошими людьми. Он понял это уже давно, но, черт возьми, сейчас его прям осенило. И это была прям гора с плеч. — Послушайте, — терпеливо продолжил Ручеек. — Я насчёт того, что вы планируете. Вечеринка это или что-то еще, вам не кажется… что это слишком? Алмаз откинул голову назад, лично оскорбленный этим замечанием. — Ну, да! На наших вечеринках всегда всё слишком! Так уж мы устроены, Ручеек. — Ну, да, я знаю, но… в смысле, для Розочки. — Розочка любит перебор! — возразила Звуки. — Но сейчас? Когда она так сильно расстроена? — Вот интересно, почему она расстроена, Ручеек? — спросил Цветан с невинным любопытством. Ручеек ответил ему лишь раздраженным взглядом и продолжил. — Я просто хочу сказать, что Розочка сегодня многое пережила… — Из-за того, что ты…! — Да, да, я знаю! Знаю! — Сжав глаза, чтобы восстановить терпение, Ручеек сделал выравнивающий вдох. — Но учитывая её нынешнее состояние, не кажется ли вам, что если вы все явитесь с требованием устроить вечеринку, для неё это будет немного… перегруз? Цветан понаблюдал за тем, как всё веселье, царившее в атмосфере, стремительно улетучивается. — Я не говорю, что вы не должны организовывать вечеринку, чтобы поднять ей настроение, но… сделайте это завтра. Дайте ей время отдышаться и успокоиться. — А что же нам тогда делать? — поинтересовался Здоровяк. — Если мы придём все вместе, а это будет слишком, то как же мы вернём ей счастье? Ей ведь сейчас больно… Ручеек вздохнул, выглядя почти измученным. — Разве не очевидно? — Его раскрытая ладонь вытянулась вперёд, словно он демонстрировал секретное оружие. Цветан тупо уставился на этот жест, брошенный в его сторону. — Что? — Послать один вспыльчивый чурбан, который мы все знаем и терпим. — В смысле, послать Цветана? — Сатинка озадаченно наклонила голову. — Одного? Ручеек кивнул. — Поверьте, если Розочка и будет в экстазе кого-то видеть, так это его. — Ничё, что я тут как бы стою? Присутствую. Кто-нибудь хочет поговорить со мной, а не обо мне? — Чувак, он Алмаза до слёз довёл, — прямо заявил Купер. — Как это — мы отправим его разбираться с… ай! Его прервали сразу несколько действий. Строгое «Тише!» от Здоровяка и удар Крохи кулаком в бок. — Я же этого не отрицаю, — резонно заметил Ручеек. — Но, если честно, не думаю, что это станет проблемой. Цветан сделает всё возможное, чтобы быть с ней помягче. — Почему ты в этом уверен? — спросил Кроха. Ручеек закатил глаза. — Неужели никто из вас не заметил? Вообще никто? Хотите сказать, вы такие же ненаблюдательные, как буханка хлеба? В ответ он увидел семь растерянно моргающих лиц. — Ладно, ладно. Сейчас разжую. Цветан… — Он указал на юношу, который с каждой секундой становился все более раздосадованным. — …влюблён в Розочку, — четко и медленно произнес Ручеек. Мгновение тишины. С тем же успехом это могли быть и похороны Цветана, потому чувствовал он себя не хуже мертвого. «Так, план такой. Выбрасываешься из окна и валишь со всех ног». Нет. Ванда показалась ему очень способной женщиной, которая наверняка сможет надрать ему задницу, если он разобьет ей окно. Вместо этого Цветан неловко попятился, пытаясь сохранить ровное дыхание, когда по шее поползли мурашки. Ладно, возможно, он всё ещё немного боялся взгляда Друзяшек-Закусяшек. Он даже глаз не поднял, но все равно чувствовал, как каждый зрачок смотрит в его сторону. Первым заговорил Купер. — Э-э-э… чё, в натуре? Цветан пошлепал языком в поисках подходящего ответа, раздумывая, отрицать это или нет. Но, черт, он ведь и так собирался рассказать Розочке. Друзяшки-Закусяшки в конце концов узнали бы. Значит, он должен что-то сказать. Давай, свяжи слова. И скажи им «да». Скажи «да». Из его горла вырвался придушенный звук, и Цветан сдался, ограничившись слабым кивком. Для Звуки этого было достаточно. Вскрикнув от восторга и напугав при этом Синельку, она повернулась лицом к остальным девочкам, победно вскинув руки вверх. — Ну, что я говорила?! — Эй, эй, воу! — воскликнул совершенно ошарашенный Хрящ. — Ручеек, чувак! Ты что делаешь? Нельзя просто так взять и разболтать чужую… — Хрящ, я несколько месяцев обхаживал невинную девушку, чтобы заполучить её семейную реликвию, которую затем продал ради первого взноса, после чего разбил её сердце и дух, — обстоятельно ответил Ручеек сухим, как наждачная бумага, тоном. — Вот что ты удивляешься? Рот Хряща открылся, как у зеленоволосой золотой рыбки, но тут же захлопнулся. — Н-ну, да, наверное, но… но про Ф. Ц. Блю не говори! Сам знаешь, это секрет! Цветан совершенно гипотетически подумал, насколько разозлится Тихоня, если он убьет её парня. — Всё, Цветан, дружище, не смотри так. Всё в порядке, я все уладил. Ручеек больше не выдаст твоих секретов. — Спасибо, Хрящ, — выдавил тот из себя. — Не за что, чувак! — Милый, милый, нет. — Тихоня взяла Хряща за руку и осторожно потянула назад. — Подождите, — заговорила Сатинка, отчаянно пытаясь понять. — Ф. Ц… окей. Значит, Цветан таки любит Розочку. Думаю, я могу в это поверить… — Я поверила раньше неё! — просияла Звуки. — Давайте по порядку. При чём тут Ф. Ц. Блю? Ручеек закатил глаза. — Ты тугодумка? — За языком следи, — пробормотал Алмаз. — Это Цветан, Сатинка. Цветан и есть Ф. Ц. Блю. Все эти стихи, которые вы читаете за утренним кофе? Это он их написал. Хотите верьте, хотите нет, он довольно красноречив. — Предвкушающая ухмылка оживила его губы. — А теперь вспомним некоторые из его самых прекрасных произведений. Цветан зарычал, сразу же ухватившись за невысказанный вызов Ручейка. Тот не дрогнул. — Итак, помните, где он сравнивает улыбку молодой леди с закатом… — Ладно, ладно! Хватит! — Цветан разом сломался, бешено размахивая руками и силясь вымолвить слова. — М-можешь уже заткнуться, мудло. «Вот ведь сучка слабая». — Ф. Ц… — пробормотал Здоровяк. — Ф. Ц.! — прокричал Алмаз. — Ф. Ц.! Блядь… — Кроха уткнулась лбом в кулаки. — Сука, как мы только не заметили?! Ручеек пожал плечами. — Ну, он уже много лет свое имя не использует, думаю, поэтому никто и не догадался. — О Боже! — Сатинка закрыла рот обеими руками, уголки её губ заметно дёрнулись в улыбке. — Значит… девушка из тех стихов… которую он всегда представлял такой тёплой, красивой и милой, она… — Ня-я-я-я-я! — проворковали Алмаз и Здоровяк как один, совершенно очарованные этой концепцией. — Я сейчас расплачусь, — заявил Алмаз. — Цветан меня дважды за один день на слёзы разведёт. Поверить не могу. Здоровяк его опередил и уже расплакался. — Он её так любит, это восхитительно… «Бог, ты там? Это я, тот самый пацан, который тебе не нравится. Вопрос: ты умеешь телепортировать людей из неудобных ситуаций? Желательно в Тролль-Таун». — Сто-о-оп, — протянула Звуки, ткнув указательным пальцем в воздух. — Значит… Синелька? Девушка, о которой шла речь, оторвалась от Звуки и остальных. Она бодро прошагала к Цветану, аккуратно сложив руки за спиной. Высоко вскинув подбородок и сохраняя спокойное выражение лица, она аккуратно произнесла: — Сердце раскрой, душу обнажи… Цветан поднял бровь. — И пока не умер, ей правду скажи? Синелька с готовностью кивнула, и её лицо расплылось в солнечной улыбке. Цветан и глазом моргнуть не успел, как она набросилась на него и обняла за плечи. Прошло всего несколько секунд, прежде чем Звуки завизжала от восторга и бросилась присоединиться, выбив из Цветана воздух. А затем с криком «Обнимашки!» на него накинулся Купер. Цветан испуганно вскрикнул, но постарался не протестовать, поскольку Друзяшки-Закусяшки практически завалили его. Сегодня им пришлось многое пережить. Он не знал, кто кого обнимает, но дреды Купера лежали у него на лице, Кроха обхватила его торс, а Тихоня пристроилась у него на плече. Все болтали привычные приятности, а Цветан мог лишь неловко улыбаться тем, кто смотрел ему в глаза. Входная дверь захлопнулась, привлекая его внимание. Бирюзовые волосы Ручейка на секунду задержались за стеклом, прежде чем он ушёл. «Чёрт, нам бы тоже на выход». — Э, ну всё! — повысил Цветан голос. — Х-хватит обниматься! Мне… мне нужно… — Собрав все оставшиеся силы, которые ему позволил сохранить этот безумный день, он с усилием выбрался из Друзяшек-Закусяшек и наконец вырвался на свободу. — Так, мне нужно… ай! Так, меня кто-то шлёпнул по заднице, но я сделаю вид, что ничего не случилось. Короче. Он прочистил горло, пока группа распутывалась, изредка лениво потягиваясь и держась за руки. — Я… я пойду искать Розочку. Так что, э, мне нужно одолжить чью-нибудь машину. — Держи, приятель! — Хрящ бросил ему ключи. — Спасибо, Хрящ. — Э-это опять был сарказм? — Нет, Хрящ. — Круто. Цветан повернулся к Друзяшкам-Закусяшкам. — Ребят… вам нужно поспать. Уже поздно. Синелька фыркнула. — Думаешь, кто-то из нас хотя бы глаз сомкнёт, пока не услышит, что ты её нашел? — Ладно, хорошо. Добавьте меня в группу, я напишу, когда найду её. Сатинка уже взялась, стерильный свет экрана телефона напрягал её уставшие глаза. — Так, уберите кофе, закройте кофейню, как только сможете, и, э… — Цветан указал на храпящую бариста, сгорбившуюся над стойкой. — Кто-нибудь может доставить Ванду домой? Если она будет так спать, то у неё спина разболится. Купер показал большой палец. — Так, значит… — Цветан огляделся в поисках оставшихся вопросов. Его взгляд остановился на Алмазе, и он почувствовал новый прилив вины. — П-прости, пожалуйста. Я знаю, что ты не… Алмаз покачал головой, его зелёные глаза были сухими и беззаботными, как и всегда. — Ты поступил очень глупо, но ты был зол, расстроен и… — Он сделал паузу, прежде чем испустить крошечный вдох. — Нет, нет, подожди, беру слова обратно. Я не прощаю тебя! — объявил Алмаз, широко ухмыляясь. Цветан опустил плечи, не зная, чувствовать ли ему разочарование или глубокое недоумение. — Ты… ты не…? — Но если ты окажешь мне одну услугу, одну малю-ю-ю-юсенькую-мацупусенькую услугу, тогда обещаю тебя простить. — Э-э… — Цветан взглянул на близняшек. Те пожали плечами. — Хорошо? Алмаз подпрыгивал на месте. — Пообещай, что скажешь Розочке, что лю-ю-юбишь ее! — пропел он. Цветан словно перенёсся на тринадцать лет назад и представил себе качели и площадку для игры в класики, где Друзяшки-Закусяшки орали, как хор первоклассников. Чесслово, как можно быть такими инфантильными? Хотя не то чтобы подобные вещи уже кого-то смущали. — У тебя очень красное лицо, — усмехнулся Алмаз. «Ублюдок». — Ладно, пофиг, — громко сказал Цветан, закатив глаза на хихиканье, и направился к выходу. — Я пошёл. Увидимся… завтра? Если вечеринка для Розочки не отменяется? — Подожди, то есть, ты придёшь? — спросила приятно удивлённая Звуки. — Я… наверное. — Значит, ты напишешь нам, когда найдешь её? — воскликнула Сатинка, когда Цветан открыл дверь. — Обязательно. — А ты напишешь, когда скажешь, что любишь её? — с надеждой спросил Алмаз. Хотя Цветан секунду колебался, в конце концов он повернулся к ним лицом. — Я напишу… — Он сглотнул, его влажная рука скользнула в карман джинсов. Серый Цветан хрустнул. — Когда скажу, что люблю её. Тихоня рассмеялась — мягкий, придыхательный звук. — Если ты ей это скажешь. Цветан улыбнулся, на мгновение зависнув в открытом дверном проеме. Он покачал головой. — Когда.***
В суматохе, панике, людях и быстро меняющихся эмоциях, которые то взлетали, то падали, словно на хреновом батуте, Цветан смог найти время оценить тишину. Конечно же, смог, у него ведь не было ничего, кроме времени. Он ощущал некое потустороннее умиротворение, пока ехал по безлюдной ночной дороге. Успокаивающая темнота, низкое рычание машины и тихое место для размышлений. Но как только блаженные минуты превратились в менее блаженные часы, оставаться наедине с собственными мыслями стало так же опасно, как и обычно. По крайней мере, к этому моменту Цветан уже привык не обращать внимания на привычную чепуху. «Развернись, дебил. Едь домой». Нет. Нельзя. Нужно найти Розочку. «Она едет к отцу. К тому, кто ей сейчас на самом деле нужен. Он может ей помочь, ты — нет». Что ж, справедливо. Но он всё равно должен извиниться за то, что бросил трубку. «А если она тебя не простит?» Цветан внутренне заколебался. Он пожевал нижнюю губу и бессмысленно поправил зеркало заднего вида. Ну что ж. Если она его не простит, значит… ну, значит, не простит. Вот так просто. Но это неважно. Независимо от того, сможет ли Розочка после всего этого видеть в нём друга, Цветан всё равно должен извиниться. Это неоспоримо. Что он ей только скажет? И что она ему ответит? Хотя нет, стоп. Чёрт, о чём он только думает? Розочка сейчас плевать хотела на его извинения. Она только что свой гребаный колокольчик потеряла. Её только что подставил её сучий парень. У неё на уме сейчас совершенно другие вещи. Но тогда… что он скажет на это? Должен ли он попытаться ей помочь? Да и может ли? Стоп, нет, блядь. Что он вообще делал? Поехать за ней было ужасной идеей! «А ну живо взял себя в руки, идиот, ты должен это сделать!» Так, а на чьей стороне его внутренний монолог? Потому что он и так уже морально неоднозначный персонаж, Цветану бы его проверить. Глубоко вздохнув, чтобы успокоить свой взбесившийся разум, он включил радио, и тут же до его ушей донесся звук, который ему сейчас был совершенно не нужен. — …Заиграют вдруг краски нежных слов, раскрасят день серый нашей любовью… Синди Лопер ворчала сквозь динамик, напоминая ему каждый раз, когда звонил телефон Розочки, каждый раз, когда она просила его спеть, каждый раз, когда она бренчала на гитаре, лучезарно улыбаясь, каждый раз, когда она делала… ну, почти всё. Вместе с Синди Лопер пришла Розочка. Просто Розочка. В его голове. Снова. Как же он по ней скучал. В свете фар показалась череда знакомых поворотов, а когда он миновал дерево, напоминавшее издалека тираннозавра Рекса, Цветан вздохнул с облегчением. Он добрался до дома. Знак «Добро пожаловать в Тролль-Таун» он помнил в деталях с самого детства. Большая, унылая доска из газетной бумаги, которую скрашивали весёлые граффити горожан, которые никто не удосужился стереть. Цветан был готов предположить, что это дело рук мэра Пеппи. Не похож он был на того, кто может заставить себя стереть детский рисунок. Что-то там насчёт воспитания творческих способностей. При этой мысли губы Цветана дрогнули в невеселой ухмылке. Черт, он был только рад, что Розочка поехала к такому человеку, как её отец. По мере приближения знака Цветан устремил взгляд вперёд. Он уже столько на него насмотрелся, ему совсем не нужно было видеть его снова. Он проехал мимо знака, и в уголке его зрения мелькнуло розовое пятно. Цветан поехал дальше. Потом до него дошло. И, Боже правый, ему повезло, что он не разъебал эту клятую машину. Он поспешно, словно опасаясь, что она исчезнет, дал задний ход и медленно остановился у знака. Цветан прищурился, не веря, но надеясь. Он сразу же заметил её машину. Она была припаркована и брошена. Её владелица была в другом месте. В ослепительно белом свете его фар она прижалась спиной к толстому стальному столбу и поджала колени к груди. Цветан нащупал телефон и торопливо набрал простое, но обнадеживающее сообщение в новообретенном групповом чате. «Нашел». Тут же полетели ответы, но Цветан не стал их читать. Он положил телефон на приборную панель и, прежде чем разум, сердце или душа смогли сильнее парализовать его, открыл дверь машины и вышел. Под ногой хрустела трава, Розочка молча наблюдала за ним. По мере того как он приближался, её образ прояснялся, становясь различимым в лунном свете. Всё, что касалось Розочки в этот момент, было ожидаемо. Чёрт возьми, Цветан первым делом подумал, что она плачет, когда услышал рассказ Ручейка. Но увидеть это наяву было похоже на сон. Или кошмар. Или на тот туманный промежуточный сон, после которого он чувствовал себя растерянным и злился на себя. И хотя Цветан предсказывал истерические рыдания, то, что он опоздал более чем на час, стало для него ударом под дых. Глаза с красными ободками, по щекам тянутся дорожки слёз, но лицо каменное и не слышно ни единого всхлипа. Розочка уже давно выплакала все слёзы. Её волосы были распущены и висели растрепанными, и, когда Цветан сделал ещё один шаг, он понял, почему. В сырой, не скошенной траве жалко валялась самодельная повязка, украшенная бойкими голубыми цветами, которую Розочка носила на голове каждый день без исключения. Она запуталась в лопнувшей бирюзовой резинке. При дальнейшем осмотре он обнаружил ещё кое-что. Коллекцию её шумно звенящих браслетов и радужных «Silly Bandz». Он вопросительно поднял голову, но, когда их взгляды встретились, Розочка словно отшатнулась. Она безнадежно покачала головой и, не говоря ни слова, опустила голову на колени. Цветан стоял неподвижно, не зная, как исправить ситуацию. Тишину нарушал лишь лёгкий ветерок. Он прошёлся глазами по её маленькой, сжавшейся фигурке и почувствовал, что гримасничает. Одежда на ней была всё ещё кричащей, волосы — цвета жвачки, но, несмотря на это, Цветан не мог отделаться от ощущения, что из Розочки выкачали все краски. https://64.media.tumblr.com/1caec80049479cb0babbc963b7420228/tumblr_osynfqmuA61w42msoo1_1280.png