EDO 2103: хякумоногатари

Тени плящут на стенах, отражаясь страшными силуэтами. Сказки принято рассказывать полушепотом и величественно: так, словно те, о ком идет речь, могут услышать. — В легендах Дзигоку, — разводит руки Ямауба, — существует сказание о месте, в котором все живое погибает. Величественные своды стальных арок, возведенные на высохшей земле… Стоит пересечь границу острова Сикоку, и словно оказываешься в другом мире. Пустоши и не без этого разнятся, бывая и густыми джунглями и сухой тундрой, однако лишь одно место оправдывает это название полностью — пустые выжженные земли, окружающие мертвый стальной дворец, колыбель современного божества, рожденного из человеческой ошибки. Стальная Кузница высится темным монолитом на фоне потемневшего неба… Там, где Изанами открывает глаза, их закрывает человечество. В этом месте никто не живет. Те, у кого когда-то давно билось сердце, оно теперь заменено механизмами — и так они бродят по пустым умершим землям, украшая свое механическое нутро некогда живой плотью. Здесь правят машины, искусственный интеллект, будущее — то, каким представляли его десятки лет назад. И пока остальной мир роется в руинах, пытаясь отыскать хотя бы кости утраченных технологий, Изанами располагает ими прямо здесь и сейчас. Она — Ева, созданная высшими умами по своему образу и подобию, Интеллектуальный Запоминающий Автоматизированный Накопитель и Аналитический Машинный Интеллект. — Никто добровольно не сунется в Стальную Кузницу, — губ Ямаубы касается легкая улыбка, и она прикрывает рот пальцами. — Поэтому мы можем лишь предполагать, что там творится. Настоящая загадка. Вы, дети каменных лесов, боитесь ее и жаждите уничтожить, но для нас она — самое настоящее божество, далекое, страшное и жестокое. Самое то для Пустошей. Блокпосты вокруг острова оставляют кошку в темной коробке — и никто даже не знает, есть ли она до сих пор. Изанами могла и истлеть, подобно божеству, в честь которого была названа; могла найти способ и сбежать, слившись с Сетью. Никакой заслон в лице «Изанаги» не способен остановить одичавший искин, и все это знают. Что будет, если кошка выскочит из коробки? Что, если там ее давно уже нет? — Никто не знает, — Ямауба разводит руки в строну, — и в этом прелесть нашей религии. — Как и никто не знает об Изанами. Ямауба прикладывает палец к губам, и ее лицо темнеет. Раз — и от улыбки не остается и следа. — Тот, кому надо — знает. — Звучит как воровство секретов… — Корпоративные тайны эволюционируют в легенды и мифы. Технологии — в дары свыше. Смотри, еще несколько лет, и все позабудут о том, что Изанами — искин. Может даже, — ее губ касается ухмылка. — в этом и состоит ее план. Чтобы мы начали почитать ее, подобно духу, а затем освободили. Ее голос начинает звучать опасно. — Может, она уже давно ведет свою пропаганду. И приняла человеческий облик… Делает шаг, два. — И, может… — слишком близко, — она уже тут… Но затем отходит и посмеивается. — Шучу, конечно. Изанами нет до этого дела. Она божество в своей стальной коробке, видящая сны о кибернизированных зомби. И ей уж точно нет никакого дела ни до тебя, ни до меня, ни до чего-то настолько же мелкого и незначительного. В конце концов, мы всего лишь люди — и значим для нее бесконечно незначительно мало. Они, боги, мыслят другими абстракциями, и пока для тебя тянется долгий год, ей кажется, что прошло не больше секунды. Ведь ей нужно двигать науку.