EDO 2103: хякумоногатари

— Поверить не могу, — шумно выдохнул сквозь нос Нанами и с видом абсолютной агонии продолжил: — Кто бы мне сказал пару лет назад, что мы будем выходить на связь с Осакой, я бы посчитал это глупой шуткой. Генсай сзади очень важно пыхтел, крутя головой. Они шли по извилистому как кишка узкому коридору, и Нанами мысленно проклинал того архитектора, что подумал, будто бы это очень удачная идея. Стоило бы руки кое-кому оторвать… Не руки, а крюки. Осаку он терпеть не мог. Хуже Осаки был только Хоккайдо: если в первом хотя бы только говорили со странным акцентом, то на Хоккайдо все были полностью отмороженными. Еще бы, учитывая, что там творилось. Оставалось молить богов, чтобы никто не додумался лезть на Окинаву — вот уж что, а Нанами лучше сто переговоров с Осакой проведет, чем с кем-то с этого буйного острова. — Кого вообще волнует эта Осака? Они же там все дикари… — Они — крупнейший производитель металла для железных дорог, их владелец, а так же производитель вагонов… — начал свою нудную браваду Генсай, который, конечно же, все обо всех знал. Нанами разъяренно отмахнулся. — Заткнись! Я знаю, кто они! — Тогда не задавай глупых вопросов, — не остался в долгу Генсай. — Что-то я не припомню, чтобы платил тебе за хамство. — Ты мне много за что не платишь. Считай это одной из уступок, иначе твою тощую задницу кто-нибудь в скором времени подстрелит. Чудеснейшие отношения между главой отдела безопасности и его непосредственным руководителем. Иногда Нанами мечтал, чтобы Генсай с такой же постной рожей отваживал дельцов из Осаки. За это он бы ему даже платил, но, к сожалению, со всем этим бредом — железнодорожными войнами — приходилось разбираться именно ему. Передвижение между городами (исключая самолеты) было затруднено множеством факторов, главным из которых было отсутствие фактического владельца железной дороги вне обитаемых зон — Минтранс Японии как орган развалился на кучу мелких компаний примерно в то же время, когда «Изанами» решила покапризничать, а потому вне города никто за состоянием путей не то, что не следил, еще и отмахивался, дескать, это работа не моя, а вон той молодой компании, выросшей из вон того отдела. В общем и целом железные дороги страны пребывали в состоянии более чем жалком около двадцати лет, когда уже, потом, появилась молодая компания «Кью Констракшнс», выкупившая по дешевке все железнодорожные пути вне городов и начавшая активное восстановление. По слухам, «Кью Констракшнс» была дочкой какой-то более глобальной компании по производству пластиковой посуды, необходимая только для строительства заводов… Корни «Кью-Кей» уходили далеко и глубоко, и, в общем и целом, были весьма загадочны, но в послевоенном мире и хаосе это мало кого волновало — потому что документация была далеко не в порядке, а разбираться ближайшие несколько десятилетий ею никто и не собирался. Железные дороги восстанавливались сначала бодро, но затем весьма неохотно… Спонсоры нетерпеливо намекали, что, дескать, пора — поезда со временем лучше не работали, но у «Кью-Кей» было множество дел поважнее. Например, взимание оплаты за пользование собственными путями; выкупить подешевле они все выкупили, а вот делиться не хотели. Деньги лились рекой. Потом в «Кью-Кей» появился очень молодой и очень вертлявый парень по имени Номура Хиробуми, и через несколько хитрых манипуляций, угроз и очень крепких рукопожатий с Накатоми Тамасабуро «Кью Констракшнс» эволюционировали в «Номура Холдингз», оставив своих бывших спонсоров недоумевать, как именно это связано со строительством заводов во производству пластиковой посуды. Железнодорожные пути вокруг бывшего Токио начали восстанавливаться еще более активно, но потом столкнулись с непреодолимой преградой в лице «Тацумури Стил Констракшнс», которые проделывали ровно ту же хитрую схему в Осаке. Два непримиримых врага в лице жадных до денег инвесторов строителей схлестнулись в так называемой железнодорожной войне. Хиробуми был упертым, таким же был и гендир «Тацумури» с советом директоров, и бодание длилось бесконечно долго — доходило до абсурда в виде разного размера железнодорожной колеи, потому как «Номура» ориентировались на старый размер железной дороги, а «Тацумури» — по лекалам давно сгинувших европейских стандартов, чьи данные им услужливо предоставил кто-то очень вовремя подсуетившийся. Однако одни пути не трогали и не меняли — пути следований синкансенов. — Говорят, в Осаке на них даже молятся, — криво ухмыльнувшись, хмыкнул Нанами. — Представляешь? — Ничего не хочу слышать о любви к идиотскому от тебя. Нанами закатил глаза и очень громко вздохнул. Вот будет его еще старый дед отчитывать. … во-первых, потому, что «Тацумури» закатили истерику — дескать, пути там особые и менять что-то будет кощунством, там металл переживет еще парочку ядерных бомбардировок. Во-вторых, потому что все мерки и прочие документы на них оставались в Осаке. По итогу правительство Эдо отстегивало плату за использование обычными железными дорогами в Пустошах «Номуре», а за синкансены — уже «Тацумури». И кто-то где-то в этой схеме обязательно следовал старым заветам, которые, словно намеренно связывая мысль с железнодорожными войнами, гласили: «надо учиться, учиться и еще раз учиться воровать вагонами». Хиробуми жаждал продолжить железнодорожную возню, но неожиданно скончался; Нанами такого не хотел, потому что он был умным мальчиком, а потому пошел с Осакой на мировую для заключения союза. И все будут счастливы: потому что правительство Канто и Кансая все равно будут им платить. Чисто технически это была даже не монополия, потому как в городах метро и железными дорогами занимались мелкие компании, а «Номура» и «Тацумури» заведовали лишь вокзалами за пределами городов (включая их охрану). — И для этого мы притащились в чертову Осаку, — протянул Нанами, оглядываясь по сторонам. — Надеюсь, мы уберемся отсюда как можно скорее, потому что больше Осаки я ненавижу только этого кретина Сакурая. Сакурай был бичом Нанами, потому что он был совсем как Нанами, только над его головой дамокловым мечом не висела проблема в лице психованного кузена, что бегал где-то по подворотням Эдо, а еще он хорошо шутил, потому что был родом из Осаки. Короче говоря, Нанами терпеть его не мог и бесился при каждом упоминании. А еще у Сакурая была жена, которая всегда выбивала «идеально» на танцевальных автоматах. Больше Осаки и Сакурая Нанами ненавидел только его жену, потому что в принципе считал женщин недостойными и глупыми созданиями (особенно свою, но она хотя бы взаимно игнорировала его везде вне публики), а жена Сакурая любила болтать. Болтуном был и Сакурай, но хотя бы харизматичным. — Кто вообще додумался поставить на лого корпорации, чьим символом являются синкансены, улитку? — разгневанно пробубнил Нанами, смотря на зеленую улитку на стене. Он врал — улитка была чертовски хороша, и теперь Нанами завидовал, потому что придется нанимать нормального дизайнера, чтобы он переплюнул эту крутую улиточку. «Тацумури» было частью слова «катацумури», что тоже означало улитку. Нет, ну это чересчур! — До тебя медленно доходит, как до улитки, — услужливо заметил Генсай, и Нанами окинул его разъяренным взглядом. — Я не спрашивал твоего мнения! — Спросишь, — с мстительной ухмылкой отчеканил Генсай, будто и правда что-то точно знал. Удивительное умение — ухмыляться с абсолютно серьезным выражением лица. Нанами следовало этому научиться, чтобы потом делать так при Сакурае — особенно в ответ на его шуточки. — Поверить не могу, что эпоха заканчивается, — тут же добавил Генсай. — Какая эпоха. — Железнодорожных войн, — отмахнувшись, он открыл дверь переговорной прямо перед Нанами, пропуская его внутрь, и затем зашел следом. В просторном кабинете еще никого не было, потому как еще одной бесячей чертой Сакурая помимо шуточек с кансайским акцентом были опоздания. Непунктуальный говнюк! — И что заканчиваешь ее ты. — Просто я лучше деда, — самоуверенно отозвался Нанами. Генсай, как и любой разумный человек, это проигнорировал: — Знаешь, как в той сказке? Про черепаху и зайца. Так вот тут то же самое. И теперь у «Тацумури» денег хоть с двух концов поедай. — В смысле. — Говорю, денег жопой жуй. Потому что ты поспешил и не потянул время до того, как упадут их акции из-за большого производства аналогичной стали на Хоккайдо, и мог бы договориться заключить сделку подешевле. Но ты тупица, и это, к сожалению, исправляется с трудом. Строже надо быть с политикой. И не спешить. Вот будь как улитка, подумай, потяни, а не делай сразу же. Нанами тупо уставился на Генсая, переваривая это хамство. По-хорошему, надо было бы депремировать его, деду он так не хамил, но Генсай знал его с пеленок и муштровал каждый день, и отношения между ними были явно не на уровне подчинённого и руководителя. Но это все равно не укладывалось в рамки идеального мира Нанами. — Бесишь, — зашипел он. — Больше, чем Сакурай. — Это чем это я тебя бешу? — раздался разочарованный голос позади, и на плечо Нанами опустилась чужая рука. Взгляд Генсая так и светился довольством, потому что стоило подумать и помолчать, а не озвучивать все сразу. Нанами решил взять ситуацию в свои руки. — Что-то ты не слишком спешишь, — заметил он. — Твои синкансены также опаздывают? — Вот это да! Сразу сбиваешь цену! Стоило поспешить, пока не стало слишком поздно.