EDO 2103: хякумоногатари

Когда я захожу в комнату, то волосы на затылке мгновенно встают дыбом. Образно говоря, разумеется, но зрелище пренеприятнейшее. Ханзе улыбается мне своей фирменной змеиной улыбочкой и машет рукой. Между пальцами зажата отвертка, а на стуле перед ним… Господи. Я понимаю, иногда он заигрывается, потому что вместо мозгов кашица и глючный код, но есть же какие-то рамки? Кровь под ногами неприятно хлюпает, а в комнате повисает тяжелый густой аромат. Потребуется много времени, чтобы все это выветрить, а о том, чтобы оттереть паркет, сейчас даже думать не хочется. А о чём думал он, даже не знаю. Не думал, вероятно, вот и весь ответ. Хорошо, что запахи можно отключить. — Ты поздно, — замечает Ханзе и тут же переключается на человека перед собой. Отвертка в его пальцах вращается, словно он профессиональный дирижер. — Я ждал тебя часом ранее… Ну вот, даже не оставил тебе ничего, с чем можно поразвлечься. Я отвечаю, что меня такое не интересует. — Ой, и кто это мне говорит, адреналиновый маньяк? Да ты же только рад крови пролить. Ханзе морщится, будто я пытаюсь обмануть его самой глупой ложью на свете, он отмахивается. За ним я вижу блюдечко, на котором аккуратным полукругом лежат белоснежные зубы, и это зрелище начинает казаться еще более мерзким, чем до. Это бессмысленно — Ханзе прав. Не мне читать ему нотации. Но все равно как-то неприятно. Мы пересекаемся взглядами, и я спрашиваю, кто этот человек. — Ты не слушал? Я же говорил… Очевидно, что я не слушал, и Ханзе это понимает. Он опускает отвертку и стучит пальцем по чужому виску, и я вижу тянущиеся из головы провода. Это старая портативная дека, кажется, иностранной модели. Не уверен, что за производитель, но в мире осталось не так много способных производить вменяемую технику держав, чтобы можно было долго тыкать пальцем наугад. — Это… Ханзе поясняет, и мне это ничего ровным счетом не дает. Что я и озвучиваю. — Ну, я решил покопаться в наших старых контактах. И понял, что я допустил ошибку. И вот теперь пытаюсь исправить, ищу, понимаешь ли… Звучит довольно нереалистично, чтобы кто-то вроде Ханзе признал собственный промах, но я киваю. — Отпустил человека, который мне еще… Может потенциально понадобится. То есть, у нас все еще есть наш чудесный новый друг с Хоккайдо, но он не профи, плюс довольно часто выпадает из реальности… Такая проблема. Нормальных шиноби нанять трудно, знаешь ли. Ханзе очень много болтает, и он это, естественно, знает. Я молча жду ответа. — Помнишь того пацана? Мы еще работали вместе… — внутри все холодеет, — как же его… Мне это совершенно не нравится. Абсолютно. Есть вещи приемлемые, и есть такие, к которым ведет этот разговор. — Ямато, кажется? Нет, погоди, это фальшивое имя… Такигава, вот. Я спрашиваю, зачем ему Такигава, если он исполнил свою роль на все сто двадцать процентов. — Что за странный вопрос? — Ханзе моргает глазами так невинно, что и не скажешь, что предыдущие несколько часов он ковырялся отверткой в чужой голове, чтобы добраться до деки, не повредив мозга. — Потому что Такигава талантлив. Плюс, мы можем шантажировать его убийством кучи людей. Очень удобно, знаешь ли. Вот тебя, например, не пошантажируешь, потому что ты, во-первых, отбитый — только не обижайся, а во-вторых, твой тупой кузен из «Номуры» заметет следы раньше, чем я нормально все подготовлю. Ну и, конечно, мы друзья… Ханзе произносит этого так, словно дружба тут играет наименьшую роль. Хотя, так оно и есть. Нет смысла обижаться. Мне это все еще не нравится. Это я и озвучиваю: но в ответ получаю лишь вялую улыбку. Без своих фирменных кривляний Ханзе интересуется: — Что тебя не устраивает? Я говорю, что с Ямато хватит. Он и так натерпелся. — С каких пор тебя так беспокоят другие люди? Ну, кроме Кагуры-тян… Когда моя рука смыкается на его запястье с хрустом, едва не ломая, он лениво охает. — А. Ну да. Больное место, извини. Я замечаю, что в следующий раз при упоминании Кагуры я сломаю ему шею, но Ханзе явно не впечатлен. Он вырывает руку и отряхивается, словно ее только что не угрожали сломать, и затем очень недовольным тоном гундит: — Так, по поводу моего вопроса… Это не важно. — Нет, это довольно важно, друг мой. Хватит лебезить. Мы оба знаем, что мы никакое не друзья, а просто используем друг друга, пока нам обоим это выгодно. — Ответь, пожалуйста, на вопрос. Это не так сложно. Что тут отвечать? Но я говорю: потому что Ямато хороший пацан. Он честный и искренний, что в нашем обществе редкость, а еще совестливый — это и подавно. Он абсолютно не заслужил того, что мы с ним сделали. Как можно вновь контактировать с ним после того, что он пережил? После того, как ты бросил его на растерзание Накатоми Хабакири? — Ну, это и правда было неразумно, но мне надо было замести следы. У него ровно столько же компромата на нас, сколько и у нас на него. — Я уже говорил, — градус недовольства в голосе Ханзе продолжает расти, — что это не имеет смысла. «Номура» скроют твое существование, а СОЦБ его нелепые намеки не дадут ничего. Тем более, он боец, а не… детектив, чтобы все это раскапывать. Все равно это мерзко. — Ты что, влюбился?.. Я немного староват для такого, не думаешь? Плюс, как бы, у меня половины органов для этого уже нет. — Любви все возрасты покорны. А по поводу твоих органов — не волнуйся, наверняка стоит у кого-то в подвале на полочке, рипперы коллекционерам их за огромные деньги сплавляют. Он просто открыл мне глаза, говорю я. Напомнил о том, как хочется иногда жить, а еще показал, что иногда жертвы нашего с тобой эгоизма тоже страдают. Все, чего хотел Ямато — спокойной жизни, и мы у нее это забрали. Прямо как Нанами забрал… — Опять проекции? Это нездоровый образ мышления, друг мой. Замолчи. Замолчизамолчизамолчизамолчи. — Тебе все равно. Ты просто под впечатлением от его мыслей перед тем, как он успел сигануть с моста. Вот и видишь всякую чушь. Заткнисьзаткнисьзаткнись… — Да ладно, хватит юлить. Мы с тобой одного поля ягоды. Уж я то знаю. Ничего подобного. Мы абсолютно разные. Ты — самовлюбленный ублюдок, который только и заботится, что о своем досуге, чертов искин с амбициями, которому захотелось поиграть в божка. Ты наслаждаешься чужими страданиями и вынуждаешь свое тело наблюдать все, что ты с ним делаешь, зная, что с каждой секундой стабильность Макото сходит на нет. Хотя я знаю, что ты можешь «отключить» его. Я же осознал, что вел себя неправильно и нашел смысл жизни в помощи мальчику, страдающему необычной проблемой из-за моей глупой ошибки. Ничего общего. — Нет, у нас очень много общего, Отора. Я уже сказал, что нет. — Да? Может, расскажешь это той девчонке, которой ты взломал голову после всей этой драмы с Такигавой? И все только для того, чтобы снять стресс? Что-то я не припомню тогда долгих философских монологов. Это совершенно разные… — Нет, это одно и то же! — голос Ханзе срывается, и он впервые за долгое время дает гневу выйти из-под контроля. Взмахивает рукой, и кровь с отвертки окропляет стену. Я сразу замечаю, что оттирать это не буду. — Да плевать на стену! Хватит строить из себя страдальца, ты такая же скотина, как и я. Только я хотя бы не лицемер. Просто признай, что Такигава напомнил тебе сестру, вот ты и ведешь себя, как идиот… Боже. Зачем я тебя, дебила такого, слушаю вообще. Мне это тоже весьма надоедает. Я устало спрашиваю, чего же он ждет. Почему не разорвет контакт. — Ну давай, давай! Еще подраматизируй, — бесится Ханзе и швыряет отвертку на пол. — Я не люблю бросать выгодные связи. Из-за чего, кстати, я и ищу Такигаву… Я тебя убью. — Ой, ну не начинай!.. Бессердечный ублюдок. — Сам-то готов свои ошибки исправить? Если мне буден дан знак свыше — да пожалуйста. Вся жизнь впереди. Я-то вполне готов начать искать искупление, а твои единицы и нули никак не поймут, что это решение нормально. Ты-то уже не человек. — А ты будто да. Дело не в мясе, а в мышлении. Во мне хрома больше, но я-то хотя бы не очумелый идиот. — Ого! — неожиданно, Ханзе перестает носиться по комнате как угорелый и странно на меня смотрит. — Что, даже так? И если тебе скажут убить себя ради общего блага, ты реально так и сделаешь? Мне действительно нужно отвечать? Довольно очевидно. — Нет, это совсем не очевидно, ублюдок. Иногда я думаю, что было бы, ответь я искренне хотя бы на пару вопросов.