В гостях у сказки

Тесак вел Николая по лесу, и вскоре тот уже различал среди деревьев силуэты людей. Зеленым пятном выделялся Бинх, а вот красное пятно Гуро отделилось от компании и стремительно двинулось им навстречу. – Яков Петрович, что там? – спросил Гоголь, когда столичный следователь оказался рядом. Тот лишь фыркнул, махнул рукой и быстро удалился в сторону села. На голос обернулся Александр. – А, это вы. Тесак, ну и зачем ты его привел? – А что? Тело же. Бинх шумно вдохнул воздух и отрывисто бросил: – Это не имеет отношения к Всаднику. Обычный человек. Поэтому я работаю, а ты отведи Гоголя обратно. – Нет-нет, я тоже хочу помочь, – возразил Гоголь, чувствуя зарождающуюся обиду. Опять Бинх его ни во что не ставит! Зато понятно, почему Гуро ушел – если дело не касалось Всадника, он не вылезал из каких-то своих книг. Николая внезапно поддержал Тесак: – АлексанХристофорыч, так это, может, Николай Василич что путное… ну, увидит, опознать же его невозможно… – Почему? – тут же спросил Гоголь и подошел поближе. Казаки расступились, Николай наклонился и отшатнулся. Лица не было, сплошное кровавое месиво. Перед глазами замелькали образы. Плети, люди в масках, окровавленная статуэтка быка, свечи… Гоголя трясет, он падает на палую листву, но все равно пытается сосредоточиться на ускользающих видениях. Привычное марево стыдливо жмется по углам, не желая участвовать в происходящем. – Николай Василич! Николай Василич! Гоголь вздрогнул и распахнул глаза. Над ним склонился взволнованный Тесак, который, заприметив, что Николай пришел в себя, помог ему сесть так, чтобы изуродованное тело оказалось вне поля его зрения. – А где Александр Христофорович? Тесак указал в сторону, и Гоголь обескураженно уставился на крупного волка, который носился вокруг, припав носом к земле. Услышав свое имя, он дернул ухом и вернулся назад к людям. Уселся на землю и пару раз хлопнул хвостом по земле. – Н-ну? Что видели? – голос, несомненно, принадлежал Бинху. Гоголь, с усилием заставив свой голос не дрожать, пересказал обрывчатые образы. Тесак почесал в затылке, сдвинув шляпу на лоб. – Бык в крови? Знаю, что коровушку Хаврошечки убили и закопали косточки, а потом из них выросла… – Нет, Баюн, это не связано со сказками, – волк сморщил нос. Он разевал и закрывал пасть, но слова, вылетавшие из нее, не совпадали по артикуляции. Это сбивало с толку. Заметив, как вылупился на него Гоголь, зверь и вовсе захлопнул рот. Дальше слова, к ужасу столичного писаря, звучали сами по себе, словно говорил их кто-то другой вместо волка. – Убитый – точно человек, но не из Диканьки, я его не узнаю. Кроме него здесь пахнет псиной. Несколько здоровенных собак. – Может, оборотни? – предположил Тесак. – Нагнали и задрали. Нечисть могла разгуляться из-за Всадника… – Обычные собаки, – отрезал Бинх. – Не мели чепухи. – Не волки? Что собакам делать в глубине леса? – Что я, волков от собак не отличу?! – волк оскалил зубы и поднял лапу, демонстрируя внушительные когти. – Да, у обычных волков они поменьше, чем у меня, но отличаются от собачьих! Лучше пойдем со мной по следу, хоть посмотрим, откуда они взялись, – Тесак послушно обернулся котом и, распушив шерсть, сладко потянулся. Волк тем временем раздавал указания казакам, чтобы они отнесли тело в село и позвали Бомгарта. Закончив, он развернулся обратно. – А вы, Гоголь, возвращайтесь с ни… что вы такой бледный? Опять видение? – Н-нет, – пробормотал Николай, судорожно сглатывая. – Но не м-могли бы вы все-таки раскрывать пасть, когда говорите? Волк красноречиво закатил глаза. *** Вернувшись в село, Гоголь сразу отправился на поиски Бомгарта. С Бинхом и Тесаком он решил не оставаться, едва заметил, с какой скоростью они мечутся между деревьев – так весь лес прочесать могут. Тем более, уже темнело, а Николай, в отличие от отправившихся на поиски, не обладал способностью ориентироваться в ночи. Ему сообщили, что доктор в шинке с заграничным гостем. Терзаемый любопытством, Гоголь поспешил туда. – Николай Васильевич! – Бомгарт радостно поприветствовал товарища и, спохватившись, представил улыбающегося мужчину, который сидел напротив. – А это мой старинный приятель, Август Гофман, немецкий путешественник. Август, это Николай Васильевич Гоголь, приехал к нам из столицы. – Очень приятно, – вежливо проговорил Гоголь и в некотором смущении добавил. – Леопольд Леопольдович, мне очень неловко вас прерывать, но… понимаете… в общем, там труп. Бомгарт побледнел, и Николай попытался как-то глазами или выражением лица показать, что новый труп не связан с их основным расследованием. Доктор недоуменно заморгал. – Николай Васильевич, с вами все в порядке? Кажется, у вас… – Нет-нет, все нормально, – торопливо перебил его Гоголь, опасаясь, что сострадательный доктор поставит ему диагноз и, чего доброго, попытается лечить. – Но вы не могли бы сделать вскрытие сегодня? Я понимаю, уже довольно поздно… Леопольд растерянно посмотрел на него, потом на Августа, но тот поспешил его успокоить: – Найн проблем, друг мой. Работа зовет. А могу ли я поприсутствовать? Леопольд, вы водили меня в Петербурге в анатомический театр, зойт интерессан… Гоголь, немного помедлив, пожал плечами и кивнул. *** Тело уже ждало их на столе. Казаки сообщили, что Бинх еще не вернулся, и Николай уже серьезно подумывал, чтобы на минуточку отозвать доктора и передать ему по секрету все, что удалось узнать. Он чувствовал беспокойство от того, что рядом находился человек, не посвященный в происходящее – в противном случае Бомгарт, наверное, как-то бы обозначал, что Август знает о сказках. И как все эти люди (точнее, не совсем люди или даже совсем не люди) ведут себя так непринужденно, словно в них нет ничего особенного, словно они простые смертные? Тем временем доктор проводил первичный осмотр тела, комментируя свои действия и выводы, а немецкий путешественник с живым интересом конспектировал его слова. Гоголь старался не смотреть на труп, твердо решив, что уйдет до непосредственно вскрытия. Спасибо, богатый внутренний мир он посмотрит как-нибудь в другой раз и лучше в переносном смысле. И вообще, сердце он уже видел, хватит впечатлений. – Доктор, а вы можете как-то помочь с опознанием? – спросил он, оглядываясь через плечо. Знакомое марево застилало глаза, но Гоголь пока держался. Если не смотреть на мертвеца, на его лицо… точнее, на то, что от него осталось… – Ну, судя по одежде, перед нами крестьянин, – Бомгарт в задумчивости взялся за ткань со следами когтей. – И смотрите, какая любопытная деталь, – он отпустил одежду и взял погибшего за руку. – Разбит ноготь на большом пальце левой руки. Только что нам с этого? Мало ли в округе крестьян? Если бы мы хотя бы могли определить его род занятий… Гоголь вздрогнул. Может, ему удастся что-то узнать, используя свой дар? Но здесь же посторонние… с другой стороны, по Петербургу и так ходят слухи о припадочном писаре… от кого скрываться? Он же не выдаст сказочных героев таким образом? Кашлянув, Николай развернулся и, превозмогая отвращение, решительно, чтобы не дать себе передумать, положил руку на обезображенное лицо. Образы, словно только того и ждали, ринулись в его сознание: снова маски, снова кровь… какой-то несчастный бежит по темному лесу, оглядываясь, за ним погоня… она настигает… рык, лай, острые клыки впиваются в плоть, раздирая ее… молоток, гвоздь… удар… Гоголь отпрянул от тела. Его мутило. Едва выдавив, что умерший был сапожником, он кинулся к выходу, спотыкаясь и налетая на стены. Август с изумлением смотрел ему вслед. – У вашего Гоголя очень богатый фанатзи́. Он мог бы писать книги. – Напишет, – с непонятной уверенностью отозвался Бомгарт. *** Первым делом Николай помчался в участок. Бинх все еще не вернулся, а Гуро выслушал его со снисходительной улыбкой, как бы говорящей «чем бы дитя ни тешилось…» – Яков Петрович, – с укором произнес Гоголь, – речь идет о гибели человека. Более того, это убийство. Вы не хотите как-то помочь? Тем более, вы сами говорили, что вы должны оберегать людей! – Николай Васильевич, душа моя, – Яков ласково улыбнулся и, взяв с блюда яблоко, разрезал пополам, – вам знакомо понятие разделения обязанностей? Пусть преступлениями занимается Александр Христофорович – это, вообще-то, его работа, он местный пристав. – А вы – следователь! – Я сюда приехал разобраться со Всадником, а не расследовать каждую мелочь, – проворчал Гуро, смачно надкусывая половинку и предлагая вторую Гоголю. Тот мотнул головой. Яков снял со стопки очередную потрепанную книгу. – А если кто-то свинью украдет, тоже мне разбираться? Если Саша не справится с простым убийством, то грош ему цена. А я занят. – А что вы делаете? – рискнул полюбопытствовать Николай. Яков, продолжая хрустеть спелым плодом, принялся листать пожелтевшие страницы. – Ритуалы изучаю. Магию крови. Пробуждение древних богов и рождение новых. Ищу, как Лизе вашей помочь. Знаете, как трудно достать проклятые фолианты? Вот сейчас дочитаю и полечу обратно относить, пока не хватились… и есть еще одно языческое капище, там вроде что-то было подходящее… – Полетите? – тупо повторил Гоголь. Гуро, не поднимая головы, сделал огрызком замысловатый жест в воздухе. – Ну, я же колдун-оборотень. А теперь, если вам сказать больше нечего, ступайте прочь и не мешайте! Идите, путайтесь под ногами у Серого. – Где б его взять, – пробормотал Николай уныло. Яков, не поднимая головы от книги, взял еще одно яблоко и опять протянул ему. – Нет, спасибо. – Берите. А на краю стола лежит серебряное блюдечко. Лучше, конечно, яблочко из сада Царь-девицы, но с обычным наливным тоже сработает, пока не сгниет. Если не червивое, то вы знаете, что делать. Гоголь растерянно покрутил яблоко – красивое, наливное, с аппетитным румяным бочком. Нашел тускло блеснувшее в свете свечи блюдце, присел на скамью, положил на блюдо яблоко и неуклюже подтолкнул его, как кот лапкой. – Сказать заветные слова не забудьте. Оно само покатится. Покосившись на следователя, Гоголь смущенно проговорил: – Катись, катись яблочко наливное по блюдечку по серебряному… – конструкция не двигалась. – Вы скажите, что вам показать, – опять подсказал Гуро. Николай откашлялся и продолжил: – Покажи мне Александра Христофоровича Бинха. – Серого Волка. – Серого Волка. Пожалуйста. Яблоко некоторое время лежало, как самое обычное, а затем дернулось раз, другой и вдруг покатилось по кругу – не плавно, а все так же, рывками. Замелькали какие-то картинки, и Гоголь, поспешно взяв со стола свечу, склонился над блюдцем. Изображение было мелким и под странным углом, откуда-то с земли, оно дрожало и было нечетким, мутным, иногда и вовсе пропадало. В основном, видно было серые лапы и опавшую листву. – Ничего не понимаю, – честно признался Николай. Гуро отвлекся от чтения и подошел поближе. Забрал яблоко, подышал на него, обтер о рукав и положил на место. – Барахлит. Вот что значит неподходящие яблоки… – он постучал ногтем по кромке блюдца. – Ну давай, милое, постарайся. Я тебя почищу, до блеска отполирую… Плод дернулся, словно в агонии, и покатился быстрее. Фокус сместился, так что стремительно бегущего волка теперь можно было увидеть целиком. Картинка не поспевала за ним и постепенно отставала, но прежде, чем погасла окончательно, зрители увидели, что волк выскочил на опушку и помчался по направлению к огням. Яблоко замерло. – В принципе, достаточно. Саша возвращается в село, можете идти встречать. Гоголь, сбивчиво поблагодарив, хотел убежать прочь, но, спохватившись, достал из-за пазухи ножик и робко протянул Якову рукояткой вперед. Тот с изумлением уставился на «подарок» и даже, кажется, попятился. – Яков Петрович, я… мне Яга велела раздать три столовых прибора, чтобы… – Я знаю, зачем это нужно, – Гуро не торопился принимать нож и внимательно смотрел на Николая. – Но почему вы отдаете его мне? – А кому еще? – Кому-то близкому. Как серебро почернеет – значит, человек в смертельной опасности, надо спешить на помощь. – Я ложку уже Якиму отдал. А кому еще? Мне ближе вас никого здесь нет. Вы приняли большое участие в моей судьбе. И я знаю вас дольше, чем кого бы то ни было в Диканьке. – На несколько дней. – Достаточно. – Я царь Кощей. Я вас использовал и подверг жизнь опасности, притащив в глушь, чтобы вы поучаствовали в деле столь же сомнительном, сколь и рисковом. А вы мне доверяете? Гоголь неопределенно повел плечами, осторожно положил ножик на скамью и быстро покинул участок. Яков долго смотрел на закрывшуюся дверь, затем бережно поднял нож, повертел и столь же аккуратно спрятал в карман пальто. Однако… Он вернулся к забытому Николаем блюдцу, забрал яблоко и внимательно на него посмотрел. Румяное, красивое… Гуро слегка сжал пальцы, кожура под ними вдруг треснула, и на пол посыпались труха и прах. Яков брезгливо разжал кулак, и сморщившаяся шкурка полетела следом. – Н-да, не предназначены обычные яблоки для магии. Как и люди не предназначены для силы богов. Лиза, что же ты наделала… *** С Бинхом Николай столкнулся у входа в село. Тот уже принял человеческий облик, разве что выглядел более лохматым, чем обычно. Тесак семенил следом. – Александр Христофорович! Полицмейстер крепко ухватил его за локти, не давая упасть. – Ну и куда это вы? Решили все-таки убиться? – Я… я хотел сказать… – запыхавшийся Гоголь замолчал, с трудом перевел дыхание и выпалил. – Я знаю, кто погибший! Это сапожник! Бинх тяжело вздохнул и устало спросил: – Сапожник – это фамилия? Имя? Название села? – Род занятий, – пробормотал Николай, почувствовав себя еще глупее под скептическим взглядом. – И ради этого вы решили сбить меня с ног? – Там просто… – Гоголь глубоко вздохнул, пытаясь скрыть разочарование. – Там друг доктора. Он, кажется, не знает о вас. Поэтому я хотел найти вас и обменяться данными заранее. – Обменивайтесь. Только быстро. Что вы узнали? – Он сапожник. Бежал откуда-то, за ним гнались собаки, догнали и загрызли. Там были люди в масках. Я уверен, что это они собак натравили. Наверное, прошлой ночью, было темно. – Поосторожнее с уверенностью, – Александр скривил губы. – Но я, в целом, согласен. Собаки гнали человека, и гнали довольно долго. И там было четыре человека. Они пришли, но ненадолго, сразу ушли вновь. Наверное, убедились, что он мертв, и ушли. – Четыре? – Гоголь нахмурился. – Я видел около десяти человек в масках. – Либо это разные люди, либо не все, – Бинх потер подбородок. – Мы с Тесаком побежали по следу, нашли поместье. Но подойти не удалось, едва мы приблизились, как там завыли собаки. – Так надо нагрянуть к ним, устроить обыск и допросить! – загорелся Николай. Александр дико на него посмотрел. – На каком основании? Вы бы пустили к себе полицию, если б где-то в лесу кого-то убили? – Если бы это помогло следствию! Мне же скрывать нечего. – А им – есть что! Разумеется, они нас не пустят. И будут в своем праве. Гоголь немного поразмыслил. – А если сказать как есть – к ним привел след, и допросить… ну, как свидетелей? – Волк привел? – Нет, ну… розыскная собака, вот. Почуяла след и привела. Может, они что-то видели. – Розыскная собака… – Бинх заинтересованно наклонил голову к плечу. – Мне нравится. Но не поможет. Ничего не видели, ничего не слышали, ночью спали. – Но собака почуяла их на месте преступления! – Охотились днем. Собака не может сказать, сколько дней запаху, больше суток или меньше. Ну были. Ах, какой ужас, волки задрали человека! – Не волки, собаки, – поправил Николай, хватаясь за последнюю соломинку. Но и этот аргумент разбился о железную логику пристава. – Если и так, то собаки сбежали во время охоты и напали на человека. Хозяева были далеко, не слышали криков. А может, криков и не было, поскольку звери сразу вцепились в горло. В любом случае, спасибо дорогой полиции за бдительность, они уже подозревали, что с собаками что-то не так. Кошмар, они взбесились! И бедных псов пристрелят. А виновные не понесут ответственности. Хотя, может, выплатят семье пострадавшего компенсацию. И все. Гоголь беспомощно смотрел на Бинха, потом повернулся к Тесаку в надежде на помощь. Тот успокаивающе забормотал: – Николай Василич, вы уж будьте покойны, мы обязательно что-нибудь придумаем! И не такое придумывали. Найдем душегуба и накажем. Надобно осторожнее, чтоб не спугнуть раньше времени. – Как минимум дождемся отчета Бомгарта, – добавил Александр. – Потом установим личность погибшего и владельца особняка, их связь и так далее. А вы, Гоголь, если хотите помочь, то разберитесь со своими видениями. Вы поспешны в суждениях, а лягушка может оказаться царевной. Николай кивнул, признавая такой порядок действий единственно верным. Бинх отослал Тесака в участок и вместе с Гоголем направился к доктору, где пристав имел сомнительную с его точки зрения честь познакомиться с немцем. Прежде, чем он успел выяснить хоть что-то по вскрытию, в избу заглянул Тесак. – Там дивчина пришла, господина пристава спрашивает. – Кто такая? Я занят. – Сами спросите. Там важно. Возможно, это связано с покойным… *** Это действительно оказалось связано с покойным. Варвара Телятникова из Маниловки опознала в нем своего отца и, немного оправившись от шока и ужаса, рассказала свою историю. Так Гоголь узнал, что кроме отца у девушки пропала сестра Дарья, да еще и целых полтора месяца назад, а Манилов, крепостными которого была вся семья, даже не искал ее – Бинху не поступало никаких заявлений. Отец, стало быть, пошел ругаться и пропал, а Варвара, побоявшись также сгинуть, пошла напрямую к господину приставу, ведь коли он не защитит, то кто? О барине своем она отзывалась нелестно, пожаловалась, что падок на девушек, и тихо поведала, что иногда барин домой возвращается с черного хода да в барсучьей маске. Гоголь сразу насторожился. Наутро решено было нанести Манилову визит. – А теперь-то есть, что предъявить? – спросил Гоголь по дороге к помещику. Поехали втроем: Николай, Бинх и Тесак. Ну и парочку казаков захватили, для солидности. Александр верхом хотел, но Гоголь, памятуя о своем недавнем опыте, наотрез отказался, а пешком было далековато идти. Вот и сели в бричку. Бинх хищно усмехнулся. – Есть пара вопросов от заботливой полиции. Отчего не доложили о бегстве крепостной? Непорядок. Особенно в то время, когда по лесу кто-то шляется и убивает девок. Поразительная несознательность, давайте вместе поищем вашу беглянку… – А то поместье, на которое вы вчера наткнулись, не Манилову принадлежит? – с надеждой уточнил Николай. Александр как-то по-собачьи тряхнул головой. – Нет. И Манилова ночью в лесу не было. Так что придется распутывать постепенно. Разберемся, связаны ли ваши масочники с убийством. Если нет, то придется вам куковать со своей тайной в одиночестве. Может, у них братство любителей охоты. – На людей, – встрял Тесак. Бинх отработанным движением закатил глаза. На его лице читалось: «С кем приходится работать? А больше работать не с кем». – Нет, я точно уверен, что все это связано, – возразил Гоголь. Александр пожал плечами – уверен так уверен. Он был напряжен и еще больше не в духе, чем обычно. Пусть он едко улыбался и казался спокойным, но Николай, успевший его изучать, видел, что внутри сельского пристава все кипит. – Александр Христофорович, что-то не так? – Все не так! – рыкнул Бинх, но поспешил пригладить шерсть и повторил совершенно равнодушно. – Все не так. На вверенной мне территории убили человека. На вверенной мне территории пропадают люди. Здесь что-то нечисто, я чую это. Ночью я ходил в лес и как следует все изучил еще раз, прошел по следу от места убийства до поместья. – Вы не можете проникнуть туда из-за собак? – Я обернулся птицей и облетел дом, – Александр почесал в затылке и с отстраненным интересом вытащил из лохматой шевелюры маленькое бурое перышко. – Все окна закрыты, внутрь проникнуть невозможно. Огни не горят, тихо. Двор стерегут собаки. Я попытался мышью прошмыгнуть внутрь, но, пока искал подходящую щель, меня учуяла кошка, которая потревожила собак. А уже от их лая проснулся кто-то в доме. Я затаился, надеясь, что если кто-то выйдет, то я прошмыгну мимо, но никто не вышел. Окно открыли, посветили во двор и сразу захлопнули. Я так быстро туда-сюда перекидываться не могу. Но, клянусь Алатырь-камнем, им есть, что скрывать. Попробуем добраться официально, через Манилова. – И вы совсем-совсем ничего сделать не можете? Вы же оборотень, у вас есть волшебные предметы! – Я думаю! – огрызнулся Бинх, ощетинившись. – Запомните раз и навсегда: никто не должен нас раскрыть! Во всей округе только в Диканьке знают, кто мы такие. В сказки никто не поверит – нас приравняют к нечисти и растерзают. Толпа не понимает объяснений. На толпу не действуют аргументы. Кощей-то бессмертный, но, если он называется следователем, а не колдуном, значит, ему так удобнее, и раскрываться тоже ничуть не хочется. А вот меня с Тесаком сожгут или на вилы насадят, коли за Калинов мост сбежать не успеем. Поймите, сказочные времена ушли, и людям надо жить своим умом… – он потер виски и поморщился. – Нам было… сложно это принять. Когда-то давно. Сейчас мы привыкли. Мы пытаемся помогать, но мы загнаны в рамки. Если вы этого не понимаете, значит, ошибся Кош, не из наших вы. – Что значит – в рамки? То, что вам людей убивать нельзя? – Не то, – Александр утомленно прикрыл глаза. – Мы думаем не так, как люди. Да, мы мудрее, у нас больше опыта, мы видели многое – но мы все равно не такие. Нам сложно принимать новое. Нам сложно… мыслить нестандартно. Запреты. Загадки. Награды. Три испытания. Три брата. Три сестры. Мы очень стараемся, но нам не всегда удается. – Приехали! – крикнул кто-то из казаков снаружи, и Бинх, проведя ладонью по лицу, решительным движением нацепил треуголку и вышел из брички. *** – …пока есть возможность и арестуем всех разом! – А если этот Манилов понапридумывал всего и там обыкновенные… маскарады с участием влиятельных лиц? А мы ворвемся туда с оружием… Гоголю хотелось чем-то запустить в Бинха. Тот был таким… таким… законопослушным? Осторожным? Трусливым? Он же сам знает, что в «Черном камне», в этом поместье, на которое указал Манилов и где он сам был ночью, что-то нечисто! А сейчас вдруг пошел на попятный, смотрит исподлобья и не хочет поймать сразу всех! У них есть показания свидетелей и нюх волка, а пристав боится высокопоставленных шишек! – Значит, вы боитесь влиятельных лиц? – Николай уже дрожал от едва сдерживаемой злости. Благородный волк, страж порядка, чтоб его! – А я думал, что честь для вас дороже. Глаза Бинха странно блестели. Гоголь на миг испугался, что оборотень сейчас бросится на него и вцепится в горло. Но тот лишь отчеканил, глядя ему прямо в глаза: – А вы, молодой человек, хотите прочесть мне лекцию о чести? Тесак вдруг вскочил с места, горячо заговорив: – Да будет вам известно, что АлексанХристофорыч в сказ… – Тесак! – рявкнул Бинх, моментально развернувшись в сторону. – Почему посторонние в участке? Немедленно разберись! – Уразумел, – пробормотал тот и неловко развел руками, обращаясь к Августу. – Вы уж не обессудьте… а токмо вам лучше удалиться. – Пойдемте, Август, – заторопился Бомгарт, уводя товарища. Александр, мрачно проводив их взглядом, снова посмотрел на Гоголя. Чуть подавшись вперед, он тихо заговорил – так что Николай машинально тоже наклонился, чтобы расслышать его слова: – Мы не хотим ссориться с людьми. Мы просто… хотим мирно жить среди них. Мы не переносим несправедливость, и безнаказанное, подлое убийство претит нашей природе – даже Кощей или Горыныч придерживаются определенных правил. Но только в сказках все кончается пиром на весь мир, а в жизни не кончается ничего и никогда. Жизнь всегда продолжается, ее не остановить. Помните, что я сказал? Сказочные времена прошли. Пришло время людей. Несправедливость неискоренима. И это… – Бинх болезненно искривил губы, – это утомляет. Я не человек, я волк, и многое в людях повергает меня в ярость, в шок, в…уныние. Как вы живете, зная, что мир не изменится? Что подлость, зло и несправедливость останутся в нем, что бы вы ни делали? Возможно, добро и победит в конце сказки, но конца сказки нет! Вот и главное отличие сказки от жизни. Я ничего не могу сделать. Я не бог. Я всего лишь глупый, старый Серый волк, который по дурости тащил на себе здоровую лису и ловил карасей на хвост. Гоголь беспомощно сжал и разжал кулаки. Он был в ярости от равнодушия Бинха, но в то же время он успел заметить в его глазах такую боль и тоску, что руки опускались. Неужели пристав вправду так думает и так живет? Наблюдает за людьми и страдает от того, что видит, от того, что ничего не может исправить? – Мир не изменится, Александр Христофорович, это правда. Но мы можем изменить его часть, хотя бы малую толику. – Капля в море. – Капля за каплей – стакан и наберется. А без того мир совсем рухнет, если все так рассуждать будут! – Я не сделаю того, что поставит под угрозу наше существование, «Черный камень» находится далеко за пределами заповедных мест. Если что-то случится со мной, Тесаком или Кощеем, Всадника не остановить. Кто против него пойдет – вы, как того желает Кош? Вы ничего не помните! И не можете помнить, потому что вы – человек. Да, у вас случаются видения, но такое бывает и у людей. Мало ли, что Яга сказала – и на старуху бывает проруха. – Если бы Яков Петрович… – Якова Петровича здесь нет! Он улетел по делам, ищет свои проклятые манускрипты! Так что идите и не делайте глупостей, о которых можете пожалеть, а того хуже – пожалеют другие! Николай некоторое время смотрел на него, а затем молча вышел из участка. Тесак нерешительно покосился на Бинха. – АлексанХристофорович… – Просто молчи. И без тебя тошно. *** – Мы отправимся туда и во всем разберемся сами. Только Бинху ни слова, – напутствовал Гоголь. Бомгарт, Вакула и Яким переглянулись. Оксана, которая притаилась в зеркале, ахнула. – Может, не надо, барин? – осторожно подал голос кучер, глядя на Николая с надеждой, что тот передумает. – Ну какое наше дело, вы вообще Всадника ловить приехали… – Это наше дело! – отрезал Гоголь. – Погиб человек. Не вы ли мне говорили, что должны оберегать людей? – Так-то оно так, – забормотал Яким, – да только что мы супротив других людей можем… – Сегодня в «Черном камне» собрание, и нам стоит этим воспользоваться, – вновь перебил Николай. Он был настроен самым решительным образом. – Я не говорю, что мы приедем и всех там захватим. Наоборот, действовать надо тихо, раздобыть доказательства, и тогда у Александра Христофоровича не будет выхода – придется наведаться в «Черный камень» самому и с толпой казаков. Совершенно официально, никто и не узнает, кто вы такие. – Не надо, не ходи туда! – взмолилась Оксана, выглядывая из зеркала. Яким закивал. – Аленушка дело говорит, барин. – Оксана, не мешай! – Буду, буду мешать! – запаниковала мавка, испуганно прижимая ладони к стеклу. – Ты там погибнешь! – Господи помилуй, – Яким перекрестился. Вакула строго посмотрел на зеркало. – Мы Николай Василича в обиду не дадим. А с заразой этой что-то делать надобно. Негоже им бесчинства творить да людей губить! – Я… я… – Оксана завертелась в зеркале, не зная, как остановить Николая, и выпалила. – Я Серому скажу! Он тебя никуда не пустит! Гоголь, который торопливо застегивал пуговицы, замер, а затем бросился к зеркалу. – Не смей! Слышишь? Даже не думай! Оксана, если ты хоть слово скажешь Бинху, то я… я никогда не буду с тобой разговаривать, ясно? Мавка часто заморгала, на глазах у нее блеснули слезы. – Ты не можешь так… я же о тебе думаю… – Обещай, что ничего не скажешь Бинху или Тесаку! Поклянись! – настаивал Гоголь. Оксана замотала головой, чуть не плача. – Поклянись, а то видеть тебя больше не желаю! – Кля…клянусь! – девушка всхлипнула. – Алатырь-камнем клянусь, камнем на шее своей клянусь, что ничего Серому и Баюну не расскажу! Дурак ты, злой дурак! – она тыльной стороной ладони вытерла глаза и быстро исчезла. Бомгарт с состраданием посмотрел на зеркало. – Николай Васильевич, ну зачем вы так с ней… она же за вас боится, а вы так кричите. – Потом извинюсь, – буркнул Николай, чувствуя укол совести. – А пока никто ничего о нас знать не должен, ни здесь, ни в «Черном камне». Там мы прикинемся гостями. – Но как? У нас же нет масок, – Вакула нахмурился, а Гоголь горячо закивал. – Зато у меня есть план. *** План Гоголя сработал. Они проникли в поместье, никем не узнанные, а для прикрытия использовали Варвару. Девушке было очень страшно, но надежда найти сестру придавала ей храбрости. Николаю девушка очень понравилась, и он поклялся помочь ей. И если отца ее уже не спасти, то отыскать Дарью у них еще остались шансы. Надо будет еще на Манилова надавить, чтобы он не преследовал девушек. А может, выкупить их? Дарья уже числится мертвой, выкупить Варвару, и пусть себе живут в Диканьке… Гоголь тряхнул головой и огляделся. Об этом можно подумать после, а пока надо отыскать хоть какие-то улики. Но где? Явно не в этом зале, здесь только гости и обслуживающие их девушки. Столько разных масок… нужно попасть куда-то во внутренние покои. Наверняка у организатора всех этих беспорядков есть кабинет, тайник с документами, хоть что-то… Проходя по залу, Николай столкнулся с мужчиной в маске лисы. В его жестах сквозило что-то знакомое, но задумываться было некогда – на лестнице показался человек в маске быка. Вспомнив свои видения, Гоголь поспешил за ним. *** – Вы будете первым, господин дознаватель. Бегите. И Гоголь побежал. Он понимал, что в темноте по лесу ему не обогнать собак, но все же если есть хоть мизерный шанс… никаких идей не было, а собачий лай заглушался шумом крови в ушах. Одна мысль билась в такт ударам сердца, готового выскочить из груди – бежать, бежать что есть мочи! Внезапно земля резко бросилась ему навстречу, так что Николай едва успел выставить руку и только тогда сумел сообразить, что это не землетрясение случилось – он всего лишь упал. Лай раздавался уже совсем близко… – Сидеть! Еще прежде, чем раскатистый приказ затих, лай смолк. Его сменило жалобное, заискивающее поскуливание. Гоголь опустил руки, которыми закрывал голову, и неуверенно огляделся. Прямо перед ним сидел крупный волк, презрительно поглядывающий на собак, которые сидели, съежившись и стараясь занимать как можно меньше места. – Это ж надо было додуматься – угостить псин человечиной! Они ж совсем дурные стали, отвыкать теперь придется. Хотя лучше пристрелить. Жаль, хорошие псины. Это они еще конины не ели! Вот конина – вещь. Зачем жрать богатыря, если у него есть конь? Волк говорил, шевеля челюстью не в такт словам, а Николай со все нарастающим удивлением смотрел на него. – Александр Христофорович?.. Вы… вы можете управлять собаками? – Я? Еще чего. Они меня просто боятся. Вот если бы их натаскивали на волков… – А почему вы тогда не напугали их, когда пробирались в «Черный камень?» Волк тряхнул головой, рыкнул на присмиревших собак и обернулся человеком, потягиваясь. – Они бы шум подняли раньше. Вы знаете, что делают с волками, которых обнаруживают у себя во дворе? А если псам приказывает маленькая мышка, они ее почему-то не слушают. Как не слушают приставов молодые столичные писари, которые лезут, куда их не просят! – Но вы же не собирались ничего делать… – Я не собирался ничего делать с вами! – огрызнулся Бинх, протягивая Гоголю руку и рывком поднимая на руки. – Вы когда-нибудь слушаете старших? А более опытных? Вот к чему привела ваша вылазка, а? Чуть не погибли, всю Диканьку на уши поставили. Вы хоть знаете, что такое доказательная база? Да, бордели запрещены, но дадут ли девушки показания? И что мы тогда им предъявим? – Нападение на дознавателя, – пробурчал Николай, одергивая одежду и стряхивая с нее землю. Из-за деревьев уже выступили казаки, которых волк заметно опередил. – Ловля на живца? Вы переобщались с Кощеем. Между прочим, вы пересекли границы частной собственности, а хозяин поместья оборонялся. – Ну хоть фальсификацию бумаг мы сможем предъявить? Девушки-то числятся мертвыми. Бинх какое-то время с недоумением на него глядел, чуть склонив голову к плечу. Затем до пристава дошло, что Гоголь шутит – нервно и невпопад от пережитого волнения. Александр коротко, отрывисто рассмеялся, а потом вдруг сдвинул треуголку на затылок. – Беда с вами, Гоголь. Ну ничего, пойдемте к хозяину поместья. Главное – разворошить осиное гнездо, а там и статья появится, за что привлечь! – Александр Христофорович… – неверяще прошептал Гоголь. Пристав хищно оскалился. – Знали бы вы, как мне осточертело торчать в участке… возможно, местные не так виноваты и не заслужили веселье, которое мы им устроим, но если об этой ночи будут вспоминать как о разгуле нечисти, я смело укажу, что это из-за вас. – Из-за меня?! – Нервы расшатали бедному старому Волку. А если я в будущем еще буду вам морали читать, напомните, что это я Ивана-царевича воровать учил. Коротко, в трех фразах, что происходит? В трех фразах? Как в трех фразах уместить то, как они вчетвером напали на обер-полицмейстера, завладели масками и прокрались в «Черный камень», да еще и притащили с собой Варвару? Как уложить в них те непотребства, которые увидели в комнатах? Как успеть пересказать, что нашел Гоголь в кабинете человека в маске быка и как этот человек в маске быка нашел в кабинете Гоголя? Николай открыл рот, спешно собрался с мыслями и выпалил: – Борделем заправляет Август Гофман. Он сам признался, что затравил сапожника собаками. А в подвале в клетках держат девушек, «мертвых душ», о которых говорил Манилов. – Интересно… а на месте преступления его запаха не было – вероятно, лично не присутствовал, своих людей послал. Слышали, ребята? – обратился Бинх к казакам. – Девок спасать будем, все в лучших сказочных традициях. Вперед! Тарас, собак привяжи, чтоб не мешали. Бинх вышел из-за деревьев и задумчиво посмотрел на Гофмана, все еще сжимающего оружие, но несколько обескураженного ночным визитом представителей власти. – Циркус окончен. Освободите моих людей. – А я хозяин этого поместья, – отозвался Август, взяв себя в руки и делая ставку на наглость. – Я требую, чтобы вы немедленно покинули его пределы. Вы пугаете моих гостей. – Это я еще не начинал, – Александр отстраненно обвел взглядом верхушки деревьев. – Значит, это вы здесь устроили вертеп? Что ж вам в Европах не сидится, в Российской Империи Устав благочиния от 1782 года карает проституцию и сводничество. Желаете ссылку в Сибирь или в смирительный дом? – А вы не боитесь, господин Бинх? Вы даже не представляете, какие люди состоят в нашем обществе. Стоит только глазом моргнуть, и вы до конца дней будете служить будочником на базаре. Подумайте, господин Бинх. – Цепным псом, – поправил Александр. Август с недоумением сдвинул брови. – Что? Бинх проигнорировал этот вопрос, оглянулся на Гоголя, а затем уставился на пленников. – Бомгарт, Яким… с вами все понятно. Вакула, но ты-то! – Александр Христофорович, – вступился за них Николай, – это я их попросил… – Да не о том я! Чтобы нашего кузнеца… рожей в грязь… – Бинх скривился. – До чего дошли, а? Вакула, я тебя спрашиваю! – Ну вот так… – смущенно прогудел тот с земли. – Стыд. Позор, – Александр покачал головой и спокойно обратился к Гофману. – Я подумал. Вакула, вставай. Кузнец, глубоко вздохнув, медленно поднялся на ноги, без труда сбрасывая с себя людей Августа. Тот ошарашенно вылупился на это монументальное действие, а Бинх меланхолично перечислял: – Содержание борделя. Удерживание людей против их воли. Убийство. Сопротивление сотрудникам полиции… – Ну… я не совсем сотрудник полиции, – справедливости ради подал голос Гоголь. Александр удивленно приподнял брови. – Я о себе. Или что, он сейчас сопротивляться не будет? Я что, зря приехал? Вакула бы вас в охапку схватил – и домой. Так, вы, трое, идите сюда. Бомгарт и Яким неуверенно оглянулись на людей, которые их держали. Доктор намекающе дернул плечом, пытаясь сбросить руку. Бинх устало прижал руку ко лбу. – Давайте сегодня разгуляемся. У нас по лесу Всадник шастает, а нас тут отвлекают! Гоголь, – рыкнул он так, что Николай даже чуть вздрогнул, – велите свату Науму подойти, он только вас послушать может! – Э… Яким? – неуверенно позвал писарь. – Подойди? – Ну так бы сразу, барин, – с облегчением проговорил Яким и вдруг исчез. Все, включая Гоголя, ошарашенно уставились на пустое место, где он только что стоял. – Кого ищете? Здесь я. Николай вздрогнул, услышав голос кучера у себя над ухом. Обернулся, но никого не увидел. Раздался смех Якима. А в следующий миг раздалось хлопанье крыльев, и на плечо Вакулы уселась крупная черная птица, едва различимая в темноте. Разумеется, Бомгарта тоже уже и след простыл. – Схватите их, – велел Гофман, хотя было очевидно, чтобы ему не по себе. Его люди нерешительно переминались с ноги на ногу. – Ну? Чего вы ждете? Взять их! Но первым в атаку ринулся Бинх – Гоголь едва успел различить на его лице хищное выражение и жадно горящие глаза, прежде чем тот пролетел мимо. А дальше завязалась потасовка, которая поначалу напугала Николая, но потом, присмотревшись, он понял, что это больше видимость, нежели реальный бой. Вакула больше оглушал противников, ворон каркал и вносил хаос своим мельтешением. Якима видно не было, но то там, то здесь люди вдруг складывались пополам от удара в живот или падали на землю, получив витавшим в воздухе суком. Бинх же просто развлекался, никого особо не раня. Может, он и сказал, что цирк окончился, но становилось очевидно – он только начался. В какой-то момент над головами раздался громкий голос Тесака: – А ну-ка, дубинка, обломай им бока! Как по команде Бинх с союзниками отступили, а на ряды неприятеля налетела внушительная сучковатая палка, щедро раздавая удары и оплеухи и собирая всех в одну кучу. А потом вдруг раздался хриплый, сдавленный голос: – Хватит, хватит! Мы сдаемся! Гоголь с изумлением обнаружил Гофмана, зажатого в стальной хватке Тесака. Пальцы одной руки лежали на горле немца, оттого тот и хрипел так, что голос было сложно узнать. – Дубинка, на место! – велел Тесак, и Вакула с казаками пошли вязать побросавших оружие напуганных людей. Сам же сельский писарь, отпустив Августа, поймал дубинку в длинный ящик и тщательно закрыл, а Гофман, невозмутимо оправляя одежду, подошел к Николаю. – Пойдемте, Гоголь. – Александр Христофорович?! – удивлению Гоголя не было предела – Гофман говорил голосом Бинха! – Я же оборотень, забыли? – Август ухмыльнулся, став на миг похожим на волка. – В коня, в девицу, в Жар-птицу… чем немецкий путешественник хуже? Он под шумок сбежал, я и воспользовался ситуацией. Правда, голос менять не могу так складно, но что поделать. Скорее, надо найти Гофмана и собрать доказательства. – Я с вами, я барина никуда одного не пущу! – пробухтел из никуда Яким. Гофман-Бинх, поразмыслив, кивнул. – Давай. Дубинку у Тесака забери на всякий случай и догоняй. Они побежали к поместью. Когда пристав распахнул двери, Николай нерешительно позвал: – Яким, ты тут? – Тут, барин, тут. – А почему Александр Христофорович сказал, что ты только меня послушаешь? – А кого мне еще слушать? Вы ж мой барин. Эх, кабы вы мне раньше что приказали… – А без приказа не можешь? – Нет, я сам себе прислуживать не могу. Золотая рыбка и Щука свои желания тоже не могут исполнять, лишь то, о чем попросят. – Прошу всех оставаться на своих местах! – громко вещал меж тем Бинх, продолжая пребывать в облике Гофмана. – У нас произошла небольшая заминка, но мы все почти уладили… – Погодите, а рядом с вами не тот парень, которого вы поймали? – Да, у нас возникли некоторые разногласия, но мы уже догово… – А что у вас с голосом? На лице Августа возникло страдающее выражение. – Сват Наум, выпускай дубинку. Я никогда красноречием не отличался, мое дело – хватать и бежать. Мы потом участников этого вертепа по синякам опознаем. Только смотри, чтоб девушкам не перепало, а мы пока… – А мы в кабинет за документами. Я знаю, где это, Гофман наверняка там, – подсказал Гоголь. Вместе с Бинхом они побежали к лестнице, слыша, как за охами и криками раздался топот, и в зал ворвались казаки. В кабинете никого не оказалось, и Александр требовательно потащил Николая через другую дверь в коридор, который вскоре вывел наружу. Ноздри оборотня хищно раздувались, темные волосы Гофмана растрепались, глаза горели в темноте – поистине жуткое зрелище. Он бежал по следу, преследуя беглеца по запаху, и тянул Гоголя за собой. Внезапно впереди раздался выстрел, и Бинх прибавил шагу. Они вылетели на небольшую поляну и обнаружили там дрожащего всем телом Бомгарта, сжимающего ружье. – Я… я его… я его… Неподалеку на земле скорчился Гофман. Бинх размашистым шагом приблизился к нему и наклонился. – Да живой он, ты в руку попал. Август, сдавленно ругаясь по-немецки, поднял голову. И в ужасе уставился на свое же лицо, склонившееся над ним. – О майн Готт! К…кто ты такое?! – Я? – Бинх криво усмехнулся губами Гофмана. – Доппельгангер. Наконец-то до тебя добрался. Август, тяжело дыша, некоторое время смотрел себе в глаза, а затем… потерял сознание. Бомгарт, отбросив ружье, бросился к нему, раздвинул веки одного глаза, потом схватил за руку и принялся считать пульс. Гоголь в замешательстве спросил у Бинха, который, сплюнув, принял более обычный для себя вид: – А кто такой этот доппель… доп… – Злой двойник. Это по-немецки, так что он понял. – Это из сказок? – Нет, из романтической литературы, вам никогда не попадались такие книжонки? Его тезка, тоже Гофман, кстати, писал. Знатный сказочник был. Не читали? – А вы читали? – У меня Тесак есть. Хочешь не хочешь, а все сказки узнаешь. Да и родственники из Германии мне рассказывали. – У вас есть родственники в Германии?! – А вы думаете, только в русских сказках есть Волк? – Бинх фыркнул. – Ворон, что с ним? – Обморок, но жить будет, ничего серьезного. Надо обработать рану. – Доктор, с вами все хорошо? – озабоченно спросил Николай, видя, в каком нервном возбуждении находится Бомгарт. Тот вздрогнул и поднялся на ноги, не зная, куда деть дрожащие руки. – Не… не совсем. Не каждый день стреляешь в старого друга. Да и вообще… в человека. – Не переживай, крылатый, – Александр хмыкнул и, подняв странное оружие Августа, осмотрел и разрядил в землю. – Если бы ты не подсуетился, то сам схлопотал бы арбалетный болт. И уж Гофман вряд ли промахнулся мимо твоего сердца. – АлексанХристофорыч! – на поляну выскочил большой черный кот, на ходу превращаясь в Тесака. – В поместье пожар! Бинх чуть побледнел. – Всех вывести успели? – Да, но некоторые… гости Гофмана успели сбежать в суматохе. – А девушки в подвале? – забеспокоился Гоголь. – Варвара говорила, что непокорных девушек держат там в клетках! Они заперты, они не смогут выбраться сами! – Их еще раньше вывели. Варвара с Дарьей говорят, что им помогал какой-то господин в маске лисы. Николай чуть вздрогнул, вспомнив внимательный взгляд сквозь прорези маски. – Вот тварь, – с каким-то негодованием пополам с восхищением воскликнул Бинх. – Ладно, людей Гофмана в участок, господ в масках, кто не сбежал – по домам, но взять расписки. Потом с ними разберемся. Девушек в Диканьку, разместим пока на постоялом дворе, а там тоже отправим… куда-нибудь. Вот ведь, беда не приходит одна! С Всадником еще не разобрались, а тут столько работы навалилось… я думал, мы спокойно этот вертеп через пару месяцев прикроем, когда все устаканится… но нет, один начал убивать, а другой – совать нос, куда не просят… – Погодите, так вы что, знали?! – Гоголь с удивлением и обидой уставился на Александра. – Подозревал, – пристав поморщился. – Мне не нравилось это поместье, до меня доходили всякие слухи. Но я был занят Всадником, поэтому попросил кое-кого разведать. Он, похоже, внедрился в общество «Мертвых душ», но мне пока особо ничего не докладывал… – Но почему вы мне ничего не сказали? – раздраженно воскликнул Николай. – Если бы я знал, что вы все держите под контролем, я бы не полез никуда! – Разве? – Бинх склонил голову к плечу. – Вы бы тогда меня заставили пойти с вами. И вообще, что-то изменилось бы? Доказательств не было все равно, а тут еще убийство, которого я вообще не ожидал. Нужно было что-то придумать, но не выдать своего осведомителя. Я не собирался при посторонних рассказывать о своих планах, а потом вы вывели меня из себя! – Но вы все равно пришли. Бинх поджал губы и отвернулся. – Я же сказал, вы всю Диканьку поставили на уши. Оксана, поскольку вы запретили ей рассказывать о своих планах мне и Тесаку, переполошилась и явилась к Лизе, чтобы она вас остановила – думала, Лиза успеет, но вы оказались быстрее, и Лиза, не застав вас, побежала ко мне. А я смотрю на ваш нож, который Яков мне оставил перед тем, как улететь, а он почернел… вы хоть представляете, как мы все перепугались?! – Оксана пошла к Лизе? – Гоголь пропустил последние слова мимо ушей. – Но если Лиза Всадник, то Оксана была в смертельной опасности! – Вот видите, что вы натворили! – Бинх едва не взвыл. – Почему, почему вы просто не можете услышать, что вам говорят? Вы что, сказок не читали, что бывает за нарушение запретов? Тесак примирительно поднял руки. – Нет, Лизавета Оленку не тронула бы, ведь сегодня не праздник, ей эта вера впрок бы не пошла… – В любом случае, видите, к чему ведут все эти недоговорки? – сердито спросил Николай. – Вы не рассказали никому, что Лиза – Всадник, и Оксана была в опасности! Вы не сказали мне о своих планах, и я пошел в поместье! – Лиза – Всадник? – опешил Бомгарт. Александр беспомощно закрыл лицо ладонями. – Так, хватит! Всем молчать! В участке разберемся. Волк старый, Волк глупый, Волк ничего не понимает… – Неправда, – Гоголь перестал злиться и слабо улыбнулся Бинху. – Все же вы хороший. Вот вы говорите, что глупый, а ведь то, что вы Лису на себе тащили – это не глупость, а доброта. Ведь вы и сами избиты были, а ей помочь хотели. И зайцу помочь, когда лиса его из дома выставила, из лубяной избушки. Да, не всегда получается, но вы же всегда пытались. И я очень рад, что вы попытались и ради меня. И, как видите, на сей раз получилось. – Получилось, – Александр криво улыбнулся в ответ. – Тут и сказочке конец. Начинается суровая реальность. И как нам теперь это все расхлебывать? – Как, как, – Тесак философски покивал головой, – я у Яги запасы дурман-травы разворошил, Оленка уже заваривает. – Зачем? – не понял Николай. – А мы ее настой дадим всем, кто в поместье и вокруг был, и тогда наутро все подумают, будто все чудеса им привиделись. – Скажем, что им Гофман для остроты ощущений добавил в алкоголь, – Бинх криво ухмыльнулся. *** – …и тогда я совершил две ошибки. – Какие же? – Бинх расхаживал по участку, выслушивая признание Гофмана. Гоголь стоял на месте, стараясь сильно не отсвечивать. – Первая – не избавился от трупа сапожника. Надо было лично проконтролировать, но я готовился к новому собранию, поэтому понадеялся на своих людей. Нужно было присутствовать лично. Вы начали копать, и чтобы быть в курсе расследования, мне пришлось навестить старого пьяницу Бомгарта. – Полегче, вообще-то, он обработал вашу рану, хотя вы его сильно обидели и хотели убить, – напомнил Гоголь. Бинх дико на него посмотрел, и Николай благоразумно замолчал, пока не выставили за дверь. – А вторая ошибка – я подумал, что никто не посмеет нарушить запрет господина Бинха и сунуться ко мне в поместье. Но насчет вас я ошибся. – Да тут все постоянно ошибаются насчет нашего дорогого Николая Васильевича! Скучали? – дверь распахнулась, впуская веселого Якова Петровича, который с привычной улыбочкой прошел мимо задержанного и остановился у стола. Тесак виновато развел руками и закрыл за ним дверь. – Стоило ненадолго отлучиться, а клетка переполнена, как и постоялый двор! Хотя, как я успел краем глаза заметить, там сплошь красны девицы, я даже не ожидал от Серого. И что у нас тут происходит? Кто опять что натворил? – Гоголь нарушает мои запреты, – пояснил Бинх, – раскрывает всякие преступные группы. – Саша, какие запреты? Они существуют для того, чтобы их нарушать! – Гуро пребывал в отличном расположении духа. – А что за дело? – Вот этот… немецкий путешественник организовал бордель, – пояснил Александр. Столичный следователь продолжал все так же приятно улыбаться, теперь даже чуточку романтически. – И что? – Яков, – терпеливо проговорил Бинх, – Петрович. Бордели запрещены. – И что? Пристав страдальчески посмотрел в потолок. – Закон суров, но это закон. – Ой, брось, я знаю, что ты его разогнал с превеликим удовольствием, – Гуро засмеялся. – Но, поверь мне, не все такие зануды, моралисты и однолюбы, как ты. Ну не свезло тебе со свадьбой, так зачем же мешать други… Бинх стремительно схватил со стола чернильницу и запустил в Якова. Тот невозмутимо пригнулся и отошел от растекшейся лужи. – Саш, я тебя куда-нибудь сошлю. – Меня этот уже пообещал сослать, – Александр красноречиво кивнул на задержанного. – Ну что вы, милейший, – Яков улыбнулся растерянному Гофману, – не смейте лишать меня единственного удовольствия в жизни. Только я имею право грозить господину Бинху ссылкой. И что, бордель – это его единственное прегрешение? – А еще он убил человека. Гуро посерьезнел и перестал улыбаться. Покачал головой. – А вот это уже нехорошо. Бинх пододвинул к Августу лист с зашифрованными записями. – Кто состоит в вашем обществе? Назовите имена. Тот невесело усмехнулся. – Милостивый государь, я, конечно, иногда бываю беспечен, но я не идиот. Это влиятельные люди, я говорил. Если я назову вам их имена, то я в живых не протяну и суток. – А если не назовете, то не протянете и часа, – Гуро снова доброжелательно улыбнулся. Гоголь часто заморгал от удивления, а лицо Бинха вытянулось. – Яков, ты чего? Зачем ты угрожаешь? Ты же не собираешься… – Может, и собираюсь. Мне аж интересно стало, что за влиятельные люди, – мечтательно проговорил Яков. – Может, я хочу организовать свой бордель, а тут уже готовый список… – Яков Петрович! – хором возмутились Александр с Николаем. Гуро хмыкнул, забрал список и скользнул взглядом по строчкам. – Лучше кратко объясните, в чем дело. Очень кратко. Николай постарался в нескольких словах рассказать, что у них произошло, не вдаваясь в сказочные подробности. Гуро пару раз кивнул, положил лист на стол и обратился к Гофману: – Быстро отвечать. Казимир Мазовецкий состоял в обществе? – Я не буду разглашать членов общес… – Будете. Казимир Мазовецкий мертв. Я расследую его убийство. Ну? Или вы хотите, чтобы я пустил слух, будто вы раскрыли имена? Даже если вы промолчите, вас убьют. Слухи, знаете ли, сложно опровергнуть. Гофман побледнел. Интуитивно он понял, что давить на Якова не получится, а вот сам он на давлении собаку съел. – Д-да. Господин Мазовецкий был одним из первых членов клуба, не пропускал ни одного собрания. Но с августа, наверное, с середины, я его уже не видел. Клянусь, я к этому не имею никакого отношения! К чему бы мне убивать людей, которые мне платят?! – Яблочный спас был шестого августа, – Гуро его уже не слушал. – Видите? Казимир ни за что не пропустил был заседания столь интересного клуба. Значит, мы были правы, он пропал примерно в то время. Вот зараза, и мне ничего не сказал про клуб… один наслаждался… – Яков, ну мы все знаем, что ты бабник, но не стоит демонстрировать это так явно! – не выдержал Бинх и вдруг нахмурился. – Погоди-ка, ты где был? Книги искал или к бабе ходил? – Одно другому не мешает! Такая очаровательная ведьмочка… – Яков! – А ты мне кто? Жена или теща? – Совесть! – Это персонаж еще более сказочный, нежели Серый Волк! Дверь раскрылась, и к ним робко заглянул Тесак. – Александр Христофорыч, тут к вам… – Отойди! Тесака оттолкнули, и в комнату влетел обер-полицмейстер, потрясая кулаками. – Что ты устроил! Это же скандал на всю губернию! Гоголь моментально узнал человека, у которого ночью забрал маску. Поскольку ему порядком надоело проклятое общество «Мертвые души», он не преминул намекнуть о случившемся. Обер-полицмейстер попытался было наорать и на него, однако упоминание, что он из столицы, немного охладило пыл крикуна. Он снова повернулся к Бинху: – Я вас на Сахалин отправлю, за самоуправство. – Ну вот, еще один, – вздохнул Яков. – И когда ты всех выводить из себя успеваешь… – А вы кто? – настороженно уточнил обер-полицмейстер. Гуро шутливо поклонился. – А я тоже из Петербурга. Из Третьего отделения следователь. Яков Петрович Гуро, слышали о таком? Обер-полицмейстер побледнел и поспешил покинуть поле боя с минимальными потерями. – Ладно, где этот ваш… председатель общества? Я его забираю. – На каком это основании? – встрял Николай, которому стало обидно – столько старались, чтобы их преступника забрали? Тем более, человек, который сам состоял в обществе… наверняка он отпустит Гофмана безнаказанным! – Не вашего уровня дело, молодой человек! – прошипел обер-полицмейстер. Гоголь беспомощно посмотрел на Гуро и Бинха. Яков, поймав его взгляд, подмигнул. – Легче, милейший, легче. Этот человек, знаете ли, свидетель дела, которое я расследую. Убийство Казимира Мазовецкого, который, похоже, состоял в этом вашем обществе… – следователь лукаво подчеркнул «вашем», так что его собеседник явственно напрягся. – Поэтому я преступника вам не отдам. Не обессудьте. – Но… – Все претензии – в Петербург! – благодушное выражение моментально слетело с лица Гуро. Он шагнул вперед и коршуном навис над обер-полицмейстером. – Можно сразу на имя господина Бенкендорфа – о таком, надеюсь, тоже слышали? – он наклонился и шепнул на ухо остолбеневшего мужчины. – И посмотрим тогда, чье тайное общество более влиятельно. Вы – всего лишь местечковые шишки, а мы действуем в масштабах страны. Уверены, что хотите с нами связаться? Обер-полицмейстер некоторое время молча стоял, затем, нервно поклонившись, пробормотал: – Оставляю его на ваше попечение. И быстро удалился. В комнату опять сунулся Тесак: – Александр Христофорыч, к вам… Мимо него быстро прошел мужчина в маске лисы. Гоголь так и обмер, а тот спокойно приблизился к столу и водрузил на стол пачку бумаг. – Отчетность клуба, бухгалтерия и еще всякая ерунда. Напомни, Серый, почему я тебе помогаю? – Потому что это твой гражданский долг. И потому что тебе все равно заняться нечем. Мужчина снял маску и поморщился. Николай чуть не упал, узнав графа Данишевского. – В следующий раз в бордель подсылай Якова. – Да, Саш, в следующий раз в бордель посылай меня! – подтвердил Гуро с притворным огорчением. – Почему Алексея? Я думал, мы друзья. – Мы не друзья, – решительно возразил Бинх и кивнул Данишевскому. – Спасибо. Ты, часом, в криптографии не разбираешься? – Я тебе что, кот ученый? – вежливо уточнил граф. Александр скривился и указал Якову на маску лисы, которую Алексей продолжал сжимать в руках. – Яш, смотри, это он мне назло. Лиса! Так бы и загрыз сивого мерина, – в голосе полицмейстера проскользнули мечтательные нотки. Данишевский изящно изогнул бровь. Каждое его движение было исполнено достоинства. – А копытом в глаз? И величаво удалился. Яков удовлетворенно кивнул. – Чудненько. А теперь, друзья мои, я, наконец, задам один интересующий меня вопрос. Саша, как так получилось, что уважаемый председатель общества «Мертвые души» нынче ночью увидел самого себя? Бинх поднял голову и принялся с повышенным вниманием рассматривать потолок. – Так вы все знаете, Яков Петрович? – уточнил Гоголь. Гуро хмыкнул. – Конечно. Стал бы я заходить к вам, не расспросив заранее очевидцев. Но хотелось услышать вашу точку зрения. – Он меня достал, – пояснил Александр, весь погруженный в созерцание деревянных стропил. Яков приподнял бровь. – Саша, покажи мне человека, который не успел тебя достать. Но не все удостаивались чести видеть тебя в другом образе. Я еще понимаю – волком, но зачем ты обернулся в него же? – Я просто забыл, какой вид принял, – пристыженно пояснил Бинх, избегая смотреть на Якова. Тот сокрушенно покачал головой и, не оборачиваясь, крикнул: – Тесак, хватит под дверью сидеть! Все равно все мимо тебя проходят. Иди сюда, будем совет держать. Сельский писарь тут же бесшумно просочился в комнату. Гофман, подозрительно прищурившись, старался не выпускать из поля зрения ни одного из них. – Итак, – Гуро беззастенчиво уселся на край стола и положил трость себе на колени, – на повестке дня вопрос, что делать с этим милейшим человеком. Ваши предложения? – Сожрать, – вдруг подал голос Тесак. Похоже, он был здорово обижен на Августа за своего АлексанХристофорыча. – Да погоди ты, – поморщился Яков, – давайте еще варианты. – А дурман-трава, как с остальными, не поможет? – Еще и дурман-трава-а? – протянул Гуро. – Вы что, запасы Яги разорили? – В Иванову ночь побольше нарвем, – оправдываясь, пробурчал Тесак. – А тут не сработает. Внушаемость не та, да и не пили господин Гофман ночью. – Слушайте, а если он все равно все видел, то давайте я приму нормальную форму и порычу на него? – воодушевился Бинх. – Точно. И сожрите его, – поддержал Тесак. – Тьфу на тебя, не люблю я человечину. – А я люблю. Давайте, я сожру? Гоголь недоверчиво посмотрел на Тесака: – Любишь? – Вообще-то, раньше это был мой основной рацион, – смущенно пояснил Тесак и нехорошо облизнулся. Гуро ухмыльнулся. – Хочешь к нему вернуться? Дверь в очередной раз открылась. Теперь на пороге стоял Басаврюк. – Я тут уезжаю… а что у вас тут за собрание? – Да так, – Бинх указал на Гофмана, который давно перестал что-то понимать, – он бордель устроил. – И что? – Бордели в Российской Империи запрещены. – И что? – Он человека убил. – И что? Александр закатил глаза и тяжело вздохнул: – Господи, с кем приходится работать? – Ну так давайте его сожрем! – снова предложил Тесак, глаза которого голодно сверкнули. – Нет! – оборвал его пристав. Писарь огорченно посмотрел на него. – Ну так коли вы жрать не будете, так мне отдайте! – Никто никого жрать не будет вообще! – отрезал Бинх. – Даже если очень хочется? – поддел его Гуро. – Да, мне хочется, но я же молчу! В смысле, нет, я не ем людей. – Ну да, ну да, только лошадей. И как у Алексея ногу не отгрыз… – У Сивки попробуй, отгрызи… – У Сивки? – встрял Гоголь, пока была возможность. Гуро отмахнулся. – Алексей – это Сивка-Бурка, выполняет роль богатырского коня Лизы. Так вот, о чем тут мы? Ну вот, Николай Васильевич, такую славную перепалку прервали, я забыл, на чем мы остановились… Саш, не напомнишь? – Мы остановились на том, что ты бабник и беспринципная сволочь, – с готовностью напомнил тот. Яков поморщился и отмахнулся. – Нет, с этого мы начали… – Ша, – повелительно прикрикнул Басаврюк. – Давайте по порядку. Баюн, ты. Но коротко. В наступившей тишине Тесак складно да гладко поведал сказ о ночном взятии борделя. В конце ему хотелось аплодировать, а себе – повесить на грудь медаль за геройство. Колдун кивнул, благодаря его, а затем махнул рукой в сторону двери: – Кош, Серый, со мной. Баюн, стереги пленного. Разберемся. Гуро с Бинхом молча вышли, Тесак занял место у окна, всем своим видом показывая, что таким способом бегства лучше не пользоваться. Гоголь, не зная, чем заняться, принялся перебирать бумаги, которые принес Алексей. Граф – Сивка-Бурка, это ж надо! Гофман, наконец, не выдержал: – Я не понимаю, что у вас здесь происходит! Это какое-то безумие! Или дурной сон. Николай почувствовал к нему симпатию. Нет, ему совершенно не нравилось все то, что устроил Август, и его мотивы были Гоголю отвратительны, но ощущение полного непонимания происходящего было ему знакомо. – Если честно, я тоже не понимаю. Они никогда ничего не объясняют. – А кто они? Гоголь быстро оглянулся на Тесака. Тот прищурился, моргнул, и вдруг его глаза сверкнули и загорелись как два огонька свечей, отражая свет ламп. – Нечисть мы, нежить. Вы знаете, что такое нечисть, господин немецкий путешественник? Dämon, Werwolf, Vampir и вот это все… Август потряс головой и прижал пальцы здоровой руки к виску. – Ох… это все последствия удара Бомгарта, он слишком сильно стукнул меня по голове. Этого просто не может быть. – Тесак, – позвал Николай и, стараясь не отвлекаться от утомленного немца (мало ли, что выкинет), подошел к писарю. Тот вопросительно устремил на него яркий взгляд двух маленьких ламп. – А ведь он в вас не верит. Может, ну его? Скажем потом, что в горячке привиделось. – Возм-моу-ужно, – предположил Тесак, наклоняя голову к плечу. Сейчас Гоголь охотно допустил бы, что перед ним сидит нечисть. Собственно, а почему он так назвался? – А почему вы сказали не про сказки, а про нечисть? – Пугаю. Тем более, вряд ли господин немец знает наши сказки, – сельский писарь устремил взгляд на Августа, который баюкал простреленную руку. – Про Волка поймет, а про меня с Кощеем – вряд ли. У них свои сказки, братьями Гримм записанные. Страшные, кровавые, просто чудо. Самое то про нечисть, – тут Тесак сладко зевнул и с хрустом потянулся. Гоголь перевел взгляд на дверь. – О чем они там говорят, как думаете? – О че-умм? – писарь склонил голову к плечу, а затем повернул голову к двери ухом, которое вмиг вытянулось, заострилось и слегка покрылось черной короткой шерстью. – Решают, что де-улать. Полоз гово-урррит. Интер-ресно. Идут. Сейчас сами все расскажут. Ухо приняло человеческий вид, и дверь распахнулась. Басаврюк вошел и, остановившись перед Гофманом, скрестил руки на груди. – Со мной поедешь. – Это куда? – насторожился тот. – Это незаконно, вы не имеете права! – Милейший, – Гуро поморщился, – вы думаете, полицмейстер приходил, чтобы вас на свободу выпустить? Он просто хотел следы замести. Наша дорогая лисичка… – тут Бинх зарычал. – …наш сивый мерин уже сообщил, что в вашем тесном уютном кругу решено от вас избавиться, и жребий выпал ему. Так что мы инсценируем вашу смерть, а вы уедете с Басаврюком, он все объяснит. – Лучше б сожрали, – с сожалением произнес Тесак и облизнулся. Августа передернуло. – Документы мы как-нибудь и без вас расшифруем, ладно, – проворчал Александр и подошел к столу с кипой бумаг. Тяжело вздохнул. – Кош, может, ты кого из столицы вызовешь? Дело громкое, крупное, а у нас Всадник… – И чтобы они тут ошивались? – Яков опять сморщил тонкий изящный нос. – Под руку бы лезли? Ну нет, Сашенька, давай сам. А у меня работа. – Ну ты зараза. – Тебе Гоголь поможет! – бросил Гуро, торжественно удаляясь. – Ему полезно не бегать по лесам да борделям, а с бумажками поработать. Я почти не сомневаюсь, что он у нас Царевич. – Герой, – с сарказмом проговорил Бинх. – А нам теперь расхлебывай. – Я помогу, – примирительно произнес Николай, – правда. Девушек опрошу, запишу все. Александр беспомощно махнул рукой и, отобрав половину бумаг, передал Тесаку. Тот с любопытством принялся читать их. – Расшифруешь, кот ученый? – Попробуем. *** Гоголь пошел следом за Басаврюком и Августом. Отправлялся колдун под покровом ночи, чтобы никто не видел его спутников. Ганна уже сидела в телеге, зябко кутаясь в меха, женихом подаренные, и наблюдала, как Христина складывает последние свертки с припасами. Рядом посадили Гофмана со связанными руками, пока Петро проверял упряжь. – Счастливого пути, – попрощался Николай, несмело протягивая Басаврюку руку. Тот, усмехнувшись, крепко ее пожал и подбодрил: – Не бойся, справишься. – Знать бы, как, – кисло отозвался Гоголь. Колдун пожал плечами. – Но все равно спасибо. Мы ведь больше не встретимся? – Чай, свидимся еще. Я по весне али по осени снова приеду в гости. – Да я уже в Петербург вернусь, – покачал головой Николай. Полоз хмыкнул. – Не загадывай. И сам приезжай, в горы к нам. Хорошо у нас, привольно, с Хозяйкой медной горы познакомишься, с дочерьми моими. Гоголь кивнул и через плечо Басаврюка посмотрел на Августа. – А с ним что? – В горах из людей вся грязь выходит, – Полоз обернулся и тоже посмотрел на немца. – Из кого-то совсем, оставляя чистую душу, а у кого-то на поверхность, да столько, что мерзко становится. Петро еще не совсем потерян, заработает на свадьбу, искупит преступление да вернется, а с этим… посмотрим. Может, не совсем потерянный, а может, ему в горах сгинуть самое место. Одно понятно, здесь он не жилец. А местные слишком мягкосердные, чтобы позволить человеку погибнуть, пусть даже такому подлецу. Гоголь помолчал и перевел взгляд на Ганну и Христину, которые держались за руки и о чем-то шептались. Затем Христина разжала пальцы и быстро засеменила обратно в шинок, но Николай успел заметить слезы в ее глазах. На дороге показалось белое пятно, которое оказалось платьем Оксаны. Демонстративно проигнорировав Гоголя, она тоже подошла к телеге. Они о чем-то поговорили с Ганной, и девушка вдруг расплакалась. Ведьма неуклюже погладила ее по волосам, шепча что-то успокаивающее. Затем протянула Оксане что-то блеснувшее в лунном свете. Прежде, чем мавка спрятала подарок, Гоголь успел разглядеть, что это серебряная ложка. Ганна, помедлив, осторожно поцеловала падчерицу в макушку, и та, шмыгнув носом, обняла ее, после чего торопливо убежала, вытирая на ходу слезы. Басаврюк хлопнул Николая по плечу так, что тот пошатнулся. – Прощаться пойдешь? Гоголь, несмело кивнув, осторожненько приблизился к телеге. Ганна повернулась к нему – глаза у нее были сухие, но красные. – До свидания, – неуверенно выпалил Николай. Ведьма рассеянно кивнула. – Прощай или до встречи, как судьба распорядится, – она внезапно вытянула руку и сжала пальцы на шее столичного писаря. Тот захрипел. – Мальчик, послушай, не обижай мою Оксанку. Она для тебя на все готова, всех переполошила. Дурочка наивная, одна я у нее осталась. А теперь мне уехать придется, кто о ней позаботится? Ты на ней жениться не собираешься – твое дело. Ну так и не трогай ее! – заметив, как судорожно ловит ртом воздух Гоголь, она разжала пальцы. – Извини. И за тот раз тоже. Боюсь я за Оксанку, отцу обещала за ней присматривать, да только как мне это сделать, коли я – Злая мачеха? Знаешь, что это такое? Это когда своих детей любишь пуще жизни, а чужих… я пыталась, пыталась ее полюбить. Пока мать ее жива была, а сама Оксанка была совсем крохой, я ее даже баловала, гостинцы носила, нянчила, как и все мы… а как замуж за отца ее вышла, так началось. Все в ней раздражать стало. Я старалась что-то с этим сделать, но мы обе понимали, что тут ничего не попишешь. Оксанка все хотела замуж выйти поскорее, чтобы мы жили порознь и друг дружке глаза не мозолили, да за кого ж ее замуж отдать? Горыныч с Кощеем бабники, Ворон пьет, за Тесака она снова идти не желала, Серый да Сивка тогда в столице жили, да и вообще… а остальные все женаты. И тут Оксанка говорит – за человека пойду, люб он мне. А дальше, наверное, и сам знаешь… Женихов-то я отвадила, а теперь бросаю ее одну… – Ганна поплотнее закуталась в меха и отвернулась. – Бежать приходится… Гоголь посмотрел на нее иначе: Ганна была достаточно молодой внешне женщиной, красивой, хозяйственной. И о падчерице она пыталась заботиться в меру своих сил – и, наверное, в меру своих представлений об этом и возможностей. Жалко ее… Николай потер горящее горло и вопросительно посмотрел на ведьму: – А что значили те слова, которые ты мне сказала в тот раз? Что так надо? Это про испытание ваше с Оксаной, да? Ганна кивнула и печально провела ладонью по лисьей шерсти пышного воротника. – Ну и что мне теперь с ней делать? И зачем я ее тогда в омут толкнула с камнем этим… – Вы хотели как лучше, – робко напомнил Гоголь. Ведьма скривила губы. – Как лучше… благими намереньями дорога знаешь куда ведет? Знаешь… – она подняла голову и поймала Николая за запястье. – Помоги Лизе. Мне Басаврюк все рассказал про Всадника. Лиза – богатырша, Царь-девица, она людей защищать должна. Она тоже как лучше хочет, я точно знаю. Она верит, сама верит, что справится и станет новой богиней, несущей мир и благоденствие, Господи прости и помилуй ее душу! Разве можно стать добрым божеством на крови? Я ведьма, я знаю, о чем говорю, чувствую! – Обещаю, что сделаю все, что в моих силах, – прошептал Николай, глядя в темные глубокие глаза. – И об Оксане позабочусь. Я найду способ помочь ей, обещаю. – Ой, не обещай того, что не сможешь исполнить, – покачала головой Ганна, отпуская руку Гоголя. Тот насупился и припомнил слова Оксаны. – Я клянусь Алатырь-камнем, что помогу Оксане выбраться из омута. – Ой, дурак, дурак, – ведьма вздохнула и, наклонившись, поцеловала Гоголя в макушку. – Удачи тебе. – Петро, Петро! Гоголь оглянулся. Из села к ним бежала Богдана. Остановившись на дороге, она робко посмотрела на Басаврюка, затем поклонилась ему в пол. – Дозволь с Петро проститься? Колдун, хмыкнув, кивнул на парня. Богдана бросилась к нему, они обнялись, отошли в сторону, и до Николая доносились лишь обрывки разговора: «прости…», «не обессудь…», «так лучше будет…», «дождусь…» Ганна скептически покосилась на влюбленных, а Гоголь засмущался и засобирался обратно. Вот ведь как вывернулось… он не знал, как можно простить Петро за содеянное, а Богдана его все равно любит. А у него самого – Лиза… как можно ее простить? А он ее ведь тоже… всем сердцем… и как так получилось-то? Басаврюк забрался на козлы, Петро в последний раз обнял Богдану и запрыгнул в телегу. Они медленно поехали прочь. Николай с Богданой еще немного постояли, маша им вслед, а затем вернулись в село. Гоголь довел девушку до дома, а сам вернулся в шинок. К его удивлению, там еще кто-то остался, слышно было голоса. – Шел бы ты уже спать, поздно уже, – ворчала Христина. Кто-то тихо ответил ей, и она повысила голос. – Иди отсюда, я сказала! Знать ничего не хочу, слышать ничего не желаю! Гоголь ступил под навес и увидел Бинха, перед которым стояли стакан и бутылка. – Марья, ну нельзя же так… – как раз говорил он, но, заметив Гоголя, замолчал. – Басаврюк уехал… – после паузы произнес Николай, чтобы как-то оправдать свое появление. Христина кивнула, а Александр проговорил: – В добрый путь. – А что вы спать не идете, Александр Христофорович? – спросил Николай. Бинх пожал плечами. – Не хочется. Хочется на луну выть. Напьюсь и пойду исполнять задуманное. Он фыркнул по-собачьи, и Гоголь, определив, что его пока никто не гонит, присел напротив. Бинх и вправду не возражал, вопросительно указал на бутылку. Николай помотал головой. Завтра девушек опрашивать, не дышать же на них перегаром. – У нас завтра тяжелый день, – заметил Александр, подтверждая его мысли. – Ох как на нас давить будут все эти влиятельные лица, которые у нас в участке сейчас сидят… а те, которые скрылись, уже уничтожили все улики. Доказывать замучаемся. Нажили мы с вами проблем, а Кош нам помогать не согласится, будем его постоянно дергать, чтобы пришел и рявкнул на этих зажравшихся… – он сморщил нос и опрокинул в себя стакан. – Опять слушать его ехидные комментарии и вопросы, что плохого в борделях… – Александр Христофорович, это, конечно, очень личный вопрос, но… я знаю, вы часто ругаетесь с Яковом Петровичем… однако вот как-то насчет женщин у вас особенно непримиримые взгляды… – Да ерунда, – Бинх налил себе горилки. Принюхался и поморщился снова. – Просто Яков – Кощей, и в его природе, как бы… кобелизм. Он легко увлекается женщинами, но без обязательств. Украдет себе чужую жену или сестру, а лучше – несколько, и летает к ним по очереди. А в моей природе – наоборот. – Это как? – Что вы знаете о волках? – Александр залпом осушил стакан, тряхнул лохматой головой и занюхал краюшкой хлеба. Гоголь неопределенно пожал плечами, и Бинх сам же ответил. – Волки выбирают себе одну пару на всю жизнь. Поэтому наши с Яковом взгляды на семейные ценности в корне противоположны. – О, понимаю, – Николай смущенно отвел глаза. Он слышал, как снова стучит об стол бутылка, которую Бинх поставил, плеснув себе еще горилки, слышал почти собачье фырканье, когда пристав опрокинул в себя стакан. – Александр Христофорович, а у вас… несчастная любовь? Наступила тишина. Гоголь поднял голову и встретился глазами с внимательным, строгим и неожиданно трезвым взглядом. – Почему вы так решили? – Яков Петрович говорил про неудачную свадьбу… – Болтун он, – рыкнул Александр, и Николай пристыженно замолчал. Нехорошо такие вопросы обсуждать, конечно, но когда сам влюблен, то хочется и как-то… обменяться опытом? Услышать совет? Рассказ о счастливой любви? Или, напротив, предостережение? – Ну да, только не свадьба, – вдруг проговорил Бинх и взялся за бутылку, прикрыв глаза и погрузившись в воспоминания. – Мы до свадьбы не дошли. Я ее любил, она меня вроде как тоже. А потом ее увел этот гад Казимир. – Горыныч? – опешил Гоголь. Александр оскалился. – Он самый. Обаятельный, змеюка проклятая, девушки совсем голову теряют. Я пытался ее отговорить, но я не слишком красноречив. А потом я подумал – в принципе, ведь может и чудо произойти – случалось, что и Горыныч, и Кощей у нас женились, и даже бывали счастливы в браке. – Яков Петрович был женат? – Не в этой жизни. Давно, последний раз… – полицмейстер наморщил лоб, собираясь с мыслями. – Точно, лет сто назад. Через пару месяцев после восшествия на престол Императрицы нашей Всероссийской Самодержицы Анны Ивановны. Мы тогда славно на свадьбе погуляли. Николай тоже задумался и вспомнил, что Оксана говорила про свою свадьбу с Тесаком, а Яков Петрович упоминал своих родителей. – И каждую жизнь выбирают новую пару? – Мы все друг друга знаем и уважаем, – Бинх усмехнулся и покачал головой. – Да, ругаемся, да, в сказках у нас были неразрешимые противоречия, но, знаете, как это бывает? Мы вроде семьи, и если мы друг друга не поддержим и не поможем, то кто? Как маленькие этнические группы, знаете ли. Вот я и хотел на Марье жениться. И что мне теперь, силком ее под венец тащить? – Марью? Христину-то? – ахнул Николай, но Бинх его не слушал и продолжал: – Тем более, она замуж выйдет только за того, кто ее победит в бою, и если она не хочет, то ты своего вовек не добьешься. А теперь, когда сестра ее прокляла, вы сами слышали – ни за кого не пойдет. Кощей говорит, что ее старость и бессилие – результат того, что Лиза пыталась забрать ее веру, но по неопытности не знала, что делать. Сейчас Марья послабее, чем обычно, и победить ее не так сложно, но оно мне надо, если она меня не любит? – Александр вздохнул, хлебнул из горла и уставился куда-то в сторону. В глазах его застыла глубокая печаль брошенной собаки. Гоголь сочувственно молчал, не зная, что сказать. Он обернулся и посмотрел на Христину, которая стояла, протирая стол, достаточно далеко и не могла их слышать. Бинх отставил стакан и молча допивал из горла. Затем, кряхтя, поднялся и с некоторым усилием перекинулся в волка. Отряхнулся. Николай тоже встал. – Александр Христофорович, если вы в лес, не подбросите меня до запруды? – он сам не понял, как осмелился просить о таком, но слово не воробей. Александр особо не удивился, только фыркнул по-звериному и поинтересовался: – Зачем вам туда, топиться? – Перед Оксаной извиниться хочу. Я на нее давеча зря накричал, – признался Гоголь подавленно. Бинх пожал плечами, насколько ему позволяло звериное обличье, и подошел к нему, выжидающе глядя снизу вверх. Николай неловко взобрался на него и крепко ухватился за загривок. – Ты куда пьяный с пассажиром поскакал! – крикнула им вслед Христина, но остаток фразы потонул в свисте ветра. Не успел Николай и глазом моргнуть, как увидел перед собой темную воду. – Слезайте. Гоголь послушно сполз на землю и неуверенно потоптался рядом с волком. – Александр Христофорович, вы не отчаивайтесь. Мы Лизу спасем, она заклятье с Христины снимет, и вы жениться сможете. Бинх оскалил клыки и помотал косматой головой. – Вряд ли. Не пойдет за меня Марья. Но спасибо за попытку, – он кивнул, прыгнул и исчез из виду. Николай, собрав силы, побрел к кромке воды.