В гостях у сказки

– Николай Васильевич! Гоголь, который брел к селу, обернулся на знакомый голос и непроизвольно расплылся в улыбке, наблюдая, как к нему подъезжает Лиза на великолепной белой лошади. Поравнявшись с Николаем, девушка остановилась и элегантно спешилась, не дожидаясь, когда ей предложат руку. – Здравствуйте, Николай Васильевич. Что же вы не заходите? Мы так давно не виделись, с самого Покрова… Николай разом перестал улыбаться, вспомнив о праздниках и убийствах. Неужели это и вправду Лиза? У нее такой ласковый взгляд, такие нежные руки в тонких перчатках с трогательной застенчивостью сжимают поводья … – Что с вами? – Лиза взволнованно смотрела на Гоголя. – Вы вдруг побледнели… что-то случилось? – Еще… еще девушки погибли, – с трудом выдавил Николай. Он оттого и избегал встреч с Лизой, что боялся не справиться с эмоциями. Если Лиза и вправду Всадник, то не стоит выдавать, что они все знают. А если нет, то нельзя же обидеть ее такими оскорблениями! – Боюсь, теперь праздники у меня будут ассоциироваться со смертью. – Какой ужас! – Лиза прикрыла рот ладонями, и Гоголь снова засомневался в словах Басаврюка. Он так пристально изучал девушку, выискивая хоть один признак того, что она врет, что девушка не могла не заметить его взгляда. – Вы так страшно на меня смотрите… что я сделала не так? Я вас обидела чем-то? Или вы считаете, что мне самой следовало вас навестить? – последнее она произнесла с достоинством, ясно давая понять, что, несмотря на их отношения, какими бы они ни были, а она все же графиня и не позволит собой помыкать. Николай сделал над собой усилие и заставил отвлечься от того, что перед ним, возможно, Всадник. Лиза не должна знать, что он все знает. Но что он знает часть – в этом признаться можно. – За последние дни так много всего случилось… – начал он и вдруг понял, насколько прав. Невероятно много событий уместились всего в четыре дня – с приезда Басаврюка и до Чернозуба с этим колодцем… – Да, я так перепугалась за вас, когда вы отправились на расследование ночью! – девушка прижала руки к груди, разом забыв все обиды. – Вас ведь могли убить! Я ждала вас в вашей комнате на постоялом дворе, но вы так и не вернулись, я уехала, когда мне трижды подтвердили, что вы вернулись целым и невредимым, но все еще в участке, с делами… а сейчас приехала снова, надеясь застать вас, и вот мы встретились, а вы так… недобро на меня смотрите… Пока Лиза делилась своими переживаниями, нервно сдергивая с рук перчатки и натягивая обратно, сердце Гоголя то воспаряло, то падало: Лиза волновалась за него! Она ждала его! А он просидел на берегу с Оксаной, даже не вспомнив о ней… Николай даже засомневался, а правда ли он любит Лизу. Какая жуткая мысль… – Мне очень жаль, что так получилось, но событий и вправду слишком много для одного человека, – тихо проговорил он, собираясь с мыслями, – для простого человека. А мне сказали, что я не совсем человек. Лиза пару раз хлопнула ресницами, растерянно глядя на него, а затем медленно кивнула, быстро догадавшись, о чем речь. – Так вот отчего вы так неласковы… вы думаете, что я вам лгала? – Нет, Лиза, я не… – Это все Кощей, будь он неладен! – Лиза в приступе бессильной злобы швырнула перчатки на землю. Николай торопливо наклонился и поднял их. – Постоянно секретность разводит! Заявил, что привезу Ивана – ни слова ему, пока сам разрешения не дам! А вы теперь все узнали, а мне никто ни словечка не сказал, даже Аленка, хотя явилась пожаловаться, что вы куда-то среди ночи… да я бы сама за вами поехала, если б могла!.. Вот Кощей, злодеем был, злодеем и остался! Я тут переживаю, а мне никто ничего… – Лиза, пожалуйста… – Гоголь пытался вклиниться в поток ее гневной речи, но тщетно – девушка была слишком возмущена. Тогда молодой человек сунул руку за пазуху и, порадовавшись, что так ее и не выложил, протянул Лизе вилку. Та замолчала, растерянно разглядывая ее. – Это мне Яга дала. Сказала, чтобы я передал троим близким людям… я ложку Якиму, нож Якову Петровичу… и вам все хотел передать… раз вы так беспокоились обо мне… Девушка дрожащими пальцами взяла вилку и, вдруг всхлипнув, уткнулась в плечо Николая. Тот робко ее обнял, погладил по спине и услышал, как она расплакалась. Да, философски подумал Гоголь, сказочных существ так легко довести до слез – как чуть что, так сразу кручинятся, думу горькую думают, а потом «как же мне не плакать». Действительно, как же, когда жизнь у них такая странная, вроде сказочная, а все же очень даже и реальная… – Лиза, я вас обязательно спасу, – твердо проговорил он на ухо графине. Та притихла, подняла на него мокрое от слез лицо. – Обязательно, клянусь вам. Я пока ничего не помню, я не уверен, что я правда Иван, хотя Яким подтвердил, что моим отцом был Садко. Яков Петрович говорит, что в случае вашего спасения мне нужно будет на вас жениться, потому что это закон сказки. Только вы знайте, что я женюсь лишь в том случае, если вы согласитесь. Но я обязательно вам помогу! – горячо закончил он, глядя прямо в заплаканные глаза, в глубине которых плескалась странная смесь эмоций, которую невозможно определить. Она боится за него? Или его? Верит в его помощь? И наоборот, не верит? Испытывает сожаление, стыд? Или ему только кажется? – Николай Васильевич… – девушка потянулась навстречу, и Николай сам не заметил, как их губы соприкоснулись. На этот раз он не испытывал угрызений совести как прежде – Алексей не женат на Лизе, а значит, он, Николай, имеет полное право сделать ей предложение. И Оксана смирилась, вроде не ревнует. И Лиза его любит, любит, а значит, ее никто не будет заставлять выйти за него замуж, она сама захочет! Вот только она Всадник и убивает девушек. Гоголь отступил, разрывая поцелуй, и Лиза растерянно заморгала мокрыми ресницами, не понимая, в чем дело. – П-простите… – столичный писарь попытался собраться с мыслями. – Но сначала я должен завершить задуманное. Там осталось последнее испытание… – Если бы я знала, что задумал Кощей, я бы обязательно помогла! – Лиза раздраженно топнула ножкой. – Нет, я должен сам… – начал было Николай, но девушка нетерпеливо махнула рукой. – Это неважно! Вы собираетесь меня спасать, я выйду за вас замуж – значит, я имею право вам помогать и до свадьбы! Но они намеренно скрывают от меня все, не позволяют участвовать в испытаниях, чтобы я ничего не подсказала вам… – Я вполне справляюсь сам, – успокоил ее Гоголь, – да, испытания немного жуткие, но потом оказывается, что все было под контролем, никто бы не причинил мне вреда. – Нарочно-то нет, а вот случайно… – Лиза скривила губы. – Испытания – это дело опасное… Ганна вас чуть не удушила, за что и поплатилась! – Вам не жаль ее? – спросил Николай, вспомнив, что Кощей скрывал от всех факт того, что Ганна выжила. Девушка погрустнела. – Мне всех жаль – и Ганну-мачеху, и девушек… мне очень жаль, что такое происходит! – на глазах Лизы вновь выступили слезы. – Клянусь, если бы я могла что-то изменить… Гоголю показалось, что она говорила искренне, и оттого стало еще печальнее – что же двигало ею, какое страшное проклятье, если Лиза творила зло, сожалела об этом, но все равно продолжала? Может, она так же безумна, как Чернозуб? Могут ли сказочные герои сходить с ума? И как это понять, как с этим бороться? – А я могу вас прямо сейчас схватить, выкрасть отсюда и увезти? – с надеждой спросил Николай. – Мне кажется, это вполне по-сказочному. Лиза горько улыбнулась и вытерла глаза. – Если бы это было возможно, Серый первый бы вам предложил эту идею. Справедливости ради, он пытался это сделать. Но я не могу уйти далеко от особняка. – Как так? – опешил Гоголь, в который раз отметив, что за порядком надоевшими словами местных «не положено, не можем, не по правилам» стояли вполне реальные попытки что-то сделать самостоятельно. Лиза словно прочла его мысли. – Вы не слушайте, как я ругаюсь, они правда пытались помочь. Серый по привычке потащил меня подальше от Горыныча, за тридевять земель, но, едва мы вылетели за границы сокрытых мест, как меня словно что-то дернуло и отбросило назад, в лес… мы и так, и этак пробовали, но я могу ходить только по Диканьке да ближайшему лесу от особняка до села – по заповедным землям, – она сжала губы в тонкую полоску, а затем недобро процедила. – Очень, очень жаль, что «Черный камень» находился слишком далеко. А вы нашли того, кто за всем этим стоял? – Его Басаврюк забрал, – пояснил Николай, с трудом удерживаясь от того, чтобы не соврать, будто Август погиб при пожаре. А то уж больно нехороший взгляд у Лизы. – Да что мы стоим на дороге, пойдемте в село! Нам ведь… можно не скрываться? Девушка смущенно отвела глаза и порозовела, словно юная невинная скромница. – Ну нет, не хочу на глазах у всех. Лучше пойдемте на качели? Туда я могу попасть, дуб этот вырос из желудя с дуба Лукоморского. Гоголь все же счел своим долгом уточнить: – А как же Алексей Алексеевич? Я так понял, что вы не женаты, но все же… вы живете… вместе? – Он мой богатырский конь и никуда от меня, – Лиза пожала плечами и улыбнулась с теплотой. – Я его очень люблю, но, скорее, как младшего брата. Он же… немного младше меня. – Сильно младше? – короткая пауза в речи девушки насторожила Николая. Лиза поджала губы и ответила несколько холодно: – Это не самый приличный вопрос женщине. – Я просто п-подумал… – Гоголь вдруг смутился, осознав, какая у них может быть разница в возрасте с Лизой, – я ведь тоже младше вас… наверное? – Немного, – смягчилась та и, помолчав, добавила. – Лешка учился в Петербурге, но на лето всегда приезжал к дедушке и бабушке в Диканьку. Он рос у меня на глазах, такой забавный мальчишка. Как он радовался, что здесь может вволю наскакаться жеребенком! А с вами я познакомилась, когда вы уже взрослый. Гоголь мысленно посочувствовал Алексею. Наверное, он навсегда останется для Лизы неуклюжим тонконогим жеребенком. А все-таки, насколько Лиза его старше? Будет ли тактично уточнить этот вопрос у Яги или Баюна? Николай подал девушке забытые перчатки, и они вместе пошли на качели. Графиня снова повеселела и охотно рассказывала о сказочной жизни в Диканьке, а Гоголь вполуха ее слушал, размышляя обо всем происходящем. Все девушки, оказывается, дружили между собой, но теперь Оксана с Лизой были в напряженных отношениях, в том числе и из-за Алексея, а сестру Лиза и вовсе прокляла, хотя сейчас отзывалась о ней с теплотой. Кощея она ругала, но тут же говорила, что рада, что он, наконец, вернулся в Диканьку, все никак в гости не зайдет. Василинка – маленькое солнышко, а Горыныч – злодей, каких свет не видывал, но дурак, дел наворотил, а когда Лиза с Марьей были детьми, он их катал до Буяна и по деревьям лазить учил. А еще Лиза раньше каждый год с девушками гадала, Алексей забавно обижался, что она все суженого себе не нагадает – статного и благородного графа… ну и как поверить, что Лиза – Всадник?! – Николай Васильевич? Гоголь встрепенулся и, оторвавшись от своих мыслей, рассеянно улыбнулся в ответ: – Простите, я немного задумался… – О чем? – девушка игриво склонила голову к плечу. Качели остановились, поскольку Николай их не трогал, но Лиза не обратила на это внимание. – О том, как у вас все сложно. Вы знаете друг друга с незапамятных времен, но всякий раз – иначе. Вы ругаетесь и миритесь, смертельно обижаетесь и помогаете своим… вы, в конце концов, влюбляетесь и женитесь! Как? Лиза легкомысленно пожала плечами. – Какая разница? Мы просто живем. Мы семья. В семье всегда все сложно. – В семье обычно свадеб не играют. – Поэтому я не выйду за Алексея, – резонно заметила девушка. Николай вздохнул, смирившись, но она все равно попыталась помочь разобраться. – Представьте, что мы все – очень большая, большая семья. Настолько большая, что есть несколько ветвей, которые разъехались по разным частям большой страны, а общий предок у них был семь поколений назад. Как… небольшой малочисленный народ, который привык к бракам внутри, но допускает браки с представителями других народов. Так появились вы, так появилась я. Матушка моя была красавица да мастерица, и батюшка мой, Финист ясный сокол, страсть как ее полюбил, хоть она и была из людей. А вот родители Леши, Петушок да Царевна золотого царства, росли вместе, друг друга и полюбили. Забавно, правда – Петух, и вдруг граф! – она засмеялась, точно речка зажурчала. Николай уже перестал и пытаться понять, и вообще удивляться – просто слушал воркование Лизы. – А ваш родители тоже в Диканьке? – спросил он, чтобы поддержать разговор. И не угадал – уголки губ Лизы печально опустились. – Были. Данила, батюшка мой, Финист ясный сокол, был атаманом казачьего войска и часто во главе своих казаков отправлялся патрулировать государственные границы, сражался ворогами и ловил разбойников. Он был богатырь и в бою стоил десятка воинов, но из одного похода не вернулся… матушка же умерла от старости. Это самое печальное – когда родные смертны, а ты остаешься вечно молодой… – Лиза опустила голову, пряча взгляд. Гоголь ощутил острый укол вины – мог бы и догадаться, что родители Лизы погибли, иначе бы ему о них рассказали или даже познакомили… – Простите меня, я не хотел вас огорчать… Лиза подняла голову и, слабо улыбнувшись, положила руку на локоть Николая. – Не корите себя. К сожалению, смерть – это часть жизни. – Мой отец тоже умер, – поделился Гоголь, накрывая ее ладошку своей. – Расскажите о своем? И как они познакомились с вашей матушкой. Девушка кивнула, и лицо ее озарилось светлой улыбкой человека, чьи детские воспоминания были преимущественно светлыми и дорогими сердцу. – Он лично обучал нас с сестрой сражаться. Так радовался, когда узнал, что у него родились богатырши… А когда мы подросли, даже брал в дозор… Николай слушал с любопытством, наслаждаясь звуком Лизиного голоса, пока она не замолчала и, помедлив немного, вдруг попросила: – Николай Васильевич, а расскажите сказку! – Я? – растерянно переспросил Гоголь, очнувшись от ее рассказа. Девушка совсем повернулась к нему, села боком на качелях и застенчиво улыбнулась. – Да, вы. – Как вы мне сейчас рассказывали? – Ну что вы, – Лиза засмеялась, – я вам про жизнь рассказывала. А вы сказку расскажите. – Может, вам лучше Тесака попросить? Он вроде все сказки знает… – Он-то знает, а расскажите вы. Придумайте. Я не умею. – Вы хотите, чтобы я сочинил сказку? – осенило Николая. – Прямо сейчас? Лиза горячо закивала. – Все любят сказки, но мы – особенно, даже если они не про нас. Вы ведь тоже любите, признайте! Например, сказки Александра Сергеевича. Леша вот его «Евгения Онегина» любит. – Это не сказка, – Николай даже засмеялся, а Лиза изящно взмахнула рукой, словно отгоняла мошку. – Какая разница! Это же выдумка, правда? Разве это не прекрасно – понимать, что человек сотворил что-то новое, чего прежде не было? Художники пишут картины, архитекторы строят дворцы, а писатели сочиняют целые миры, которые даже начисто лишенный таланта может увидеть почти воочию! Баюн знает все сказки, но не умеет их сочинить. Никто из нас не умеет. Ну, кроме полукровок, как вы или я, но я вот тоже неспособная, – девушка грустно вздохнула. – Я пыталась, но ничего не выходит. А у вас получается, я читала ваши стихи! Наверное, это очень увлекательно, у вас в голове столько образов, идей! Хотела бы и я почувствовать что-то подобное… – она мечтательно прикрыла глаза, а затем опять обратилась к Николаю, молитвенно сложив ладони. – Прошу вас! – Ну… – Гоголь вдруг сообразил, отчего Оксана той ночью смотрела на него с немым восторгом. И потому так приятно было рассказывать… читать было бы темно, да и не было с собой черновиков, так что он рассказывал Оксане по памяти, что-то сочиняя на ходу. – У меня есть одна история, но это не совсем даже сказка – я написал ее по мотивам того, что со мной случилось в первые дни. Про русалок. – Расскажите! И Николай рассказал. А потом еще и еще, пока не стало темнеть. Только тогда Лиза спохватилась и засобиралась домой. На этот раз Гоголь успел галантно протянуть ей руку и помочь взобраться на лошадь. Девушка благодарно улыбнулась и, пожав ему напоследок пальцы, поехала обратно в особняк, а Николай вернулся в село. Мысли его блуждали туда-сюда, кружили в каком-то запутанном влюбленном танце, но одна настойчиво требовала внимания. Разогнав розовый туман, Гоголь попытался на ней сосредоточиться. И потому свернул к участку, а не на постоялый двор. Бинх еще не вернулся – во всяком случае, на привычном месте его не было, и на первом этаже не горело ни огонечка. В принципе, еще не очень поздно, около пяти вечера. Хотя сколько можно сидеть в гостях у Яги? Или в Навьем царстве время течет иначе? Но Яков Петрович, похоже, никуда не уходил – Николай видел свет в окне второго этажа. Он поднялся наверх и, действительно, обнаружил там следователя. Тот сидел, склонившись над очередным толстым фолиантом, и Гоголь вздрогнул – на мгновение ему показалось, что Гуро сидит в окружении не книг и бумаг, а сундуков, пересчитывая поблескивающие в свете свечей монеты. Николай моргнул – и наваждение исчезло. – Яков Петрович? Кажется, у меня есть одна идея… Яков Петрович? Гуро медленно, как-то заторможенно поднял голову, затем разогнулся. Что-то хрустнуло. Он поморщился и повел плечами, разминая их и шею. Снова хруст. Гоголь отошел от лестницы и робко приблизился на пару шагов. – Как ваши поиски? – Никак, – тускло отозвался Яков. – Я понятия не имею, что нам делать. – Яков Петрович, а вы уверены, что Всадник – Лиза? – Я не знаю, – повторил тот, морщась. – Так Полоз говорит, а мне во время боя было не до того. Вы заметили? Всадник не торопится показываться кому-то из нас, не ходит в село, прячется… раньше мы полагали, что Горыныч боится Вакулу, ведь кузнец – известный змееборец. А Лиза, похоже, хочет поддержать нас в этом убеждении, но в ту ночь все же пришла посмотреть на вас. И если анализировать факты, то это больше похоже на правду, нежели то, что Горыныч держит ее в плену… – И сколько ей может понадобиться жертв? – с содроганием спросил Николай. Гуро с новым хрустом пожал плечами. – Не знаю. Возможно, какое-то магическое число – три уже было, семь – слишком счастливое и больше сказочное, нежели мифологическое, может, девять? Трижды по три… или дюжина. Или чертова дюжина, двенадцать и один. А может, пока всех не перебьет… Гоголь чуть побледнел – даже не столько от осознания, сколько от тона Якова – ровного, равнодушного, чуть утомленного и какого-то… обреченного. – И что нам делать? – Да не знаю я! – Гуро с досадой отбросил книгу. Она ударилась о стену рядом с Николаем и раскрылась, но он, глянув на страницы, не понял в ней ни слова. Яков обхватил голову руками и уставился в пол, покрытый изморозью у его ног. Он совсем осунулся и походил на обтянутый кожей скелет с ледяным огнем в глубине глаз – усталым, но ярким, пробирающим до костей. В волосах тускло блестела золотая корона, похожая на звериные клыки. – Яков Петрович… – неуверенно позвал Гоголь. Безрезультатно. – Эм… Кощей? Кош? – Еще скажите «Ваше Бессмертие», – саркастично выплюнул Гуро, скривив тонкие губы. Затем выпрямился, расправил плечи и царственно поднял голову. Взял со стола яблоко, но тут же, ругнувшись, разжал пальцы. Яблоко со странным металлическим стуком ударилось о пол и, даже не подпрыгнув, покатилось в сторону Гоголя. Он наклонился и поднял неожиданно тяжелый и холодный плод – тот был из чистого золота. Яков встряхнул кистями рук, морщась и дуя на пальцы, потом взял новое яблоко, подозрительно посмотрел и осторожно попробовал на зуб. Успокоился и захрустел. – Вы умеете превращать вещи в золото как царь Мидас? – озвучил очевидное Гоголь, все еще не веря своим глазам. Гуро небрежно пожал плечами. – Не совсем, в отличие от него, я могу делать это по собственному желанию. Ну, почти – иногда бывает и так, если задумаюсь. Я колдун. Я могу превращать что угодно во что угодно, в том числе и людей. Могу вас в золотую статую обратить… Просто люблю золото, – он вздохнул и отложил недоеденное яблоко. – Я не помню, как это случилось. Просто понял, что оно мне нужно, как можно больше. Мне кажется, потому что оно… мертвое. У Полоза оно живое, яркое, напившееся солнца или набравшее сил у гор, у матери-земли, а у меня – мертвое и холодное, как и все в моем царстве. Понимаете, Николай Васильевич, мы ничего об этом не знаем. Я, я об этом ничего не знаю! Я сам – древний бог, которому повезло остаться в памяти людей… – он сжал тонкие костлявые пальцы в кулак и резко разжал. С ладони взметнулся маленький снежный вихрь и тут же растаял. – Или, наоборот, не повезло. Хотя меня все устраивает. Но я не знаю, как это произошло. Почему именно я? Почему бессмертный царь, влюбленный в золото и девушек? – он невесело усмехнулся. – Я знаю законы сказок. Я знаю законы нечисти. Я знаю законы легенд, былин, преданий. Я знаю законы мифов, законы богов. Но я совершенно не знаю, как убить нового кровавого бога. Чтобы вообще убить бога, нужно нечто более сильное, оговоренное в древних пророчествах, неизбежное и неотвратимое. В крайнем случае, конец света. Древние боги – они далеко не всемогущи, варятся в котле своих страстей и отвечают за какой-то аспект бытия человека… но они… мы – бессмертны. Это наша сущность. Мы не можем умереть, мы можем только уйти, обиженные, оскорбленные, забытые. – Но нам и не нужно убивать Лизу, – заволновался Николай. – Достаточно избавить ее… от проклятья? – Это не проклятье, – Яков устало прикрыл глаза. – Я сам не знаю, что это. Либо мы присутствуем при рождении нового и очень недоброго бога, либо… страшно подумать… кто-то из ушедших богов решил воспользоваться ситуацией и вернуться через Лизу. Гоголю этот вариант понравился еще меньше. Он поднял книгу, закрыл и аккуратно положил на стол. Задумался. – Если древний бог вернулся, то его можно прогнать обратно? Изгнать? Гуро расхохотался – холодно и остро, словно ледяными когтями схватил за уши. – Боги – это не демоны и не нечисть! Изгонять, ишь чего удумали. Богов и призвать-то сложно, если они в силе! Нос воротят, гордые. Это забытые боги готовы на все, лишь бы снова обрести былое могущество. А уж изгнать… даже меня, давно не божество, в сказках не изгоняют! Со мной можно сразиться, меня можно пленить, даже убить – если выполнить особый ритуал, пройти испытание и исполнить предначертанное. Но изгнать… люди нам не указ! – Но без людей вы не можете, – напомнил Николай. Яков одобрительно улыбнулся. – Бесспорно. Он забрал свое яблоко и доел, пока Гоголь осматривал стопки книг. Многие из них имели названия на неизвестных ему языках, причем на разных и, как подсказывала интуиция, мертвых. – Что это? – Книги о нечисти, о богах, о демонах из разных стран. В основном, рукописи ведьм, колдунов или церковников, которые охотились на всех вышеперечисленных. Заметки, дневники, заклинания. Из печатного – сборники мифов и сказок. Я не знаю, что нам может помочь, и смотрю все подряд. – Вы думаете, что Лизу мог захватить злой бог? – с опаской повторил Николай, но Гуро покачал головой. – На самом деле, не думаю. Надеюсь, что нет. Все-таки, все начал Горыныч, а зачем ему другой бог, он свое могущество вернуть хочет! А он богом не был. Змей – порождение древнее, которое встречается едва ли не в каждой культуре. За ним стоит колоссальная мощь. И потом эта мощь досталась Лизе – чужеродная для нее, злобная, агрессивная. Лиза ведь тоже наполовину человек. В Древней Греции таких как она и вы называли полубогами, героями. Вы, Лиза, Василина, Оксана – вы герои сказок, в которых прежде были людьми. Но вы стали больше, чем простыми людьми, уподобились тем самым легендарным героям. У вас сила, ум, удача и волшебные помощники. Поэтому вы остались с нами, обычными персонажами сказок – как мостик к людям. Вы можете то, чего не можем мы. Но вы не можете стать богами, не должны, не имеете права – выбирайте любой глагол. А потом вы создали богов, подобных себе… что-то я отвлекся, – Гуро прикрыл глаза и потер переносицу. – Простите, я слишком засиделся с этими книгами… Лиза, Лиза. Лиза получила возможность стать богом, и делает это весьма неаппетитно. Лиза сейчас уверенно усугубляет свое положение и ни за что не откажется от планов. Но нам – вам! – нужно ее остановить. И я все еще не знаю, как это сделать. – Поговорить с ней? – с надеждой спросил Гоголь. Яков безрадостно хмыкнул и открыл глаза. Они уже не сверкали холодным огнем, а смотрели с привычной иронией. – Она не услышит. Если Бог желает наказать, то лишает разума… ну прекрасно, мне только в богословы удариться не хватало. Зато с Попом теперь ругаться будет веселее и интереснее… – он потянулся, оглушительно похрустывая костями. – Вы думаете, она сошла с ума? – Николаю стало совсем тоскливо. Гуро задумался, но потом покачал головой. – Не совсем. Я думаю, существует какая-то особая душевная болезнь, когда человек в целом нормален, но когда дело касается какой-то отдельной идеи, то его ум мутнеет. Единственное, что я могу сказать точно – она все еще подчиняется сказочным законам, прошло не так много времени с начала… всего этого. – Значит, можно как-то снять проклятье? – в голосе Николая прозвучала надежда. – Я же сказал, это не проклятье. Лиза одержима, давайте остановимся на этой теории. Это не совсем проклятье и это не посторонняя сущность – она одержима не демоном и не бесом, а силой и идеей, а такое случается даже с лучшими (и совершенно обычными) людьми сплошь и рядом. Так что не стоит пытаться сжечь шкуру… плащ Всадника, не поможет. Новый отрастет… – Гуро задумчиво почесал в затылке, наткнулся на корону, снял ее, полюбовался и принялся начищать рукавом. – А поцелуй? Поцелуй разве не поможет снять наваждение? – Поцелуй? Экий вы романтик! – Яков засмеялся и дунул на корону. Она растаяла в воздухе, мелодично звякнув напоследок, как горсть монет. – Целовать в уста сахарные – это часть испытания или награда, но не способ снять чары или излечить от хвори. Во всяком случае, не у нас на Руси. Не поможет ваш поцелуй. Думайте сызнова. – Не знаю, – обиделся вдруг Николай. – Вы сказки лучше знаете, вот и думайте! – Думаю. Уже много дней думаю, – уныло отозвался Гуро. Гоголь покосился на стопки книг и почувствовал укол вины. И Яков Петрович, и Александр Христофорович, и Яга делали и делают все, что могут – просто его, Николая, в известность не ставят, не считают нужным… обидно. Но… разве не так все и бывает в сказках? Долго ли, коротко ли… а вот что происходит за эти долго и коротко – никого не волнует. Есть ли сказка о том, как Яга узнала, где Кощеева смерть? Есть ли сказка, в которой говорится, как Кузнец ковал цепи для Марьи-Моревны? Откуда Волк знает, что не стоит трогать клетку Жар-птицы? Как Василиса Премудрая научилась косточки в лебедей превращать? Колдовство… вот оно какое, настоящее колдовство – сиди и изучай пыльные книги. – Простите, Николай Васильевич, я отвлекся. Когда вы вошли, то говорили о какой-то идее? Гоголь вынырнул из безрадостных мыслей и с недоумением посмотрел на готового внимать Гуро. Затем вспомнил свою идею и принялся торопливо излагать: – Дело в том, что я сейчас виделся с Лизой… – Зачем? – подозрительно прищурился Яков. Николай растерянно развел руками. – Мы случайно встретились у березняка. – Что вы там делали? – опешил Гуро. – Ходил смотреть колодец Щуки… – Для чего вам колодец Щуки?! – Гоголю показалось, что следователь сейчас свалится со стула. А еще – что он читает какую-то докучливую сказку. – У меня было видение про колодец, помните? Оксана упомянула колодец в лесу, мы пошли смотреть, и это оказался тот самый колодец, только без крови! – Интересно… – Яков потер подбородок. – Значит, Чудо-Юдовы дочери тут ни при чем. И что вы такое придумали с колодцем? – Не с колодцем, – Гоголь заволновался, как всегда, когда делился с Гуро какой-то занимавшей его мыслью, – а с девушками! Вы говорили, что мы не можем вечно прятать девушек и отвезти их куда-то далеко. Но ведь Лиза не может покинуть заповедные места, Александр Христофорович, оказывается, это проверял! – Ну да, – Яков пожал плечами, – но только и мы не всегда готовы заповедные места оставить… – Но послушайте, давайте просто припрячем девушек где-то недалеко. Я же не говорю и вправду отправлять их к Басаврюку – можно в тот же «Черный камень». Только на ночи праздников! А мы пока придумаем, что делать с Всадником… – «Черный камень» прогорел насквозь, – заметил Тесак. Гоголь вздрогнул – он совершенно не заметил, как и когда в комнате оказался сельский писарь. Тот двигался мягко и бесшумно даже в человеческом облике. – Но недалеко отсюда есть заброшенный хутор. Он находится за пределами заповедных мест. – Как вы вообще определяете заповедные места? – спросил Николай. – Чувствуете? – И чувствуем тоже. Заповедные места – это места, где есть что-то значимое для нас, – Гуро обвел рукой комнату. – Река Смородина и Калинов мост определенно из таких, а местный лес плавно перетекает в дремучий лес, где живет Яга. Навье царство и вовсе не в человеческом мире, живой туда только через Огнену реку попасть и может. В особняке растет сад с золотыми молодильными яблоками, а раньше там был дворец. По сути, здесь, в глуши, Тридевятое царство. Между дворцом и рекой в старосказочные времена был город, которым правил Царь – владелец волшебного сада, но город постепенно разрушился, потом появилось село, а в березняке остался лишь колодец Щуки. Мы принесли сюда желудь с лукоморского дуба и посадили, чтобы обозначить границы сокрытых мест и немного усилить их, точно охватить все село. Остров Буян и Лукоморье остаются не только заповедным, но и сокрытым от людей местом, поскольку там сам бел-горюч Алатырь-камень, дуб с моей смертью, колодцы с живой и мертвой водой и многое другое. В горах Уральских – пещеры Полоза да владения Медной горы Хозяйки. Есть еще пара мест, где были старые царства, и пара дремучих лесов, где жили животные, где растаяла ледяная избушка Лисы и где сгнили обломки Теремка. У Серого внизу на карте все отмечено, можете взглянуть на досуге. Хутор, о котором говорит Баюн, действительно находится вдали от заповедных мест, но кто поручится, что Лиза вам не соврала, что она правда не может их покинуть? – Но ведь Александр Христофорович не смог ее унести? – резонно напомнил Николай, но Гуро лишь пожал плечами. – Часть плана. – Я уверен, что, если бы Лиза могла, она бы явилась в «Черный камень» на помощь мне. – Вы уверены? Гоголь обиженно насупился. – Вы, между прочим, говорили, что она меня любит! И женить на ней хотели! – Не хотел, а до сих пор хочу, – Яков вздохнул и устало потер виски очень тонкими, костлявыми, но изящными пальцами. – Понимаете, Николай Васильевич, любовь в сказках – вещь очень… специфическая. Она вообще штука сложная, а сказки ее упрощают: девушка любит того, кто ее спасает, кто выдерживает испытания ради нее, разгадывает загадки, находит волшебные предметы, смешит, побеждает в бою. А потом все случается как-то… само. Можно целые лекции читать, вспоминая нравы и обычаи древних лет. Даже сейчас девушку не всегда спрашивают, хочет она замуж или нет. Вспомните Оксану – она уверена, что вас любит, она убедила себя в этом, и ее можно понять – ей осточертело сидеть в ее запруде, она хочет любви и романтики, она хочет свадьбу, в конце концов! А ее все местные шугаются даже не потому, что нечисть, а потому что черта с два мы к ней кого просто так подпустим. – Вправду любит или придумала, а она мне всегда помогает! – возразил Николай, которому стало обидно за мавку. Она же не виновата, что уже тридцать лет как нечисть, ни туда и ни сюда. Но Оксана готова была на все ради него, даже если ей было очень страшно. И он обязательно ей отплатит за ее доброту, найдет способ ее вытащить из запруды и оживить! – Оксана, Аленушка наша… – Гуро облокотился на стол, подперев щеку кулаком. – Добрая, простая душа и по сказочной природе, и по своей сути. Говорю же – если и придумала, то сама в это верит. А вот Лиза – она другая. Она хитрая и умная, загадки загадывает, загадки отгадывает, а кто ей проиграет – того не в мужья, а на плаху. Она и обмануть может, прикинуться ласковой да покорной, а потом… – Лиза не такая! – резко бросил Николай, хмурясь. Яков серьезно посмотрел на него. – Может, и не такая, а только такой быть может. Сказки – они разные бывают. Да, большая часть жен помогают мужьям или хотя бы не мешают, но есть несколько сказок, где жена мужа собралась извести… – Яков Петрович! – Ну, будем надеяться, что это не ваш случай, и у вас все по любви, – следователь сухо и рассмеялся. – Помните Елену Прекрасную? Она вышла замуж за Ивана-царевича, который ее, вообще-то, похитил. Думаете, очередная инфантильная и ведомая девчонка? Нет, она довольно приятная и неглупая девица, которой осточертело сидеть во дворце под бдительным присмотром мамок-нянек. Она была самой обычной прекрасной царевной: не умела колдовать, не отличалась могучей силой, должна была выйти замуж за какого-то царя или царевича. С внешним миром взаимодействовала через мамок и нянек, приставленных к ней, была очень любопытна, чем и воспользовался когда-то Симеон. А тут такое приключение – через стену перескочил огромный волк, украл ее под дикие визги свиты и познакомил с добрым молодцем. Ну здорово же? А вот выходить замуж за старого скучного царя – не здорово, тем более, добрый молодец вот тоже царевич, все в порядке. По любви или по расчету свадьба? Гоголь нахмурился, не понимая, к чему клонит Гуро. Посмотрел на Тесака, но тот лишь пожал плечами, а Яков продолжил: – А Василиса Премудрая? Она и вовсе оказалась талантливым политиком и стратегом, это была действительно умнейшая из женщин, и счастье Ивана-царевича, что она действительно его полюбила, иначе быть ей вдовой на троне. Мы с ней просто не сошлись властными характерами, а так этой прекрасной волшебнице было далеко плевать на внешность старого колдуна. В общем, каждая девушка в любой из жизней строила свою судьбу в патриархальном обществе как могла. Баюн, Серый еще не вернулся? – вдруг спросил он, и Тесак покачал головой. – Давно вернулся, но он у девушек, не в участке. – Отлично, расскажу и про Марью-Моревну без опаски быть искусанным. Марье повезло больше – она была наделена могучей силой и твердым характером, что позволило ей создать свою дружину из преданных подруг и неплохо править в своем небольшом королевстве. О замужестве она, разумеется, иной раз задумывалась – все же, она была королевной, правителем, а значит, ей следовало позаботиться о будущем своего государства. Хотя она больше склонялась к тому, чтобы взять на воспитание маленькую девочку и вырастить себе преемницу, но замужество и последующее рождение ребенка тоже допускала. Вот только следовало подобрать такого жениха, чтобы не зашибить ненароком… так и зародился сюжет, что богатырша выходила замуж за того, кто оказывался сильнее ее. Вдовой раньше времени становиться не хотелось, ведь Марья была известна крутым норовом. – А Лиза? – угрюмо уточнил Николай, которому отчего-то не нравились слова Гуро. Тот пожал плечами. – Царь-девица, на самом деле, тоже колдовать особо не умеет, зато ловко пользуется волшебными предметами и всякими зельями. Она богатырша, а не колдунья, а еще она весьма хитроумна. Помните сказки, где царевна отгадывает или загадывает загадки? Это она. А всех неугодных – казнить. Ну или хотя бы пинками прогнать. Лиза может быть довольно жестокой – впрочем, не только она. Что вы на меня так смотрите? Я вам не мамки-няньки, я Кощей! Мне положено быть злым, коварным и подозревать всех вокруг. Мне уж точно верить нельзя! Но сейчас я говорю правду. Я действительно изучал этот вопрос. Я изучал закономерности сказок. Я пытался понять, что такое любовь – вопрос, которым задавались поэты и философы! Но я – старый циничный колдун, поэтому я могу рассмотреть сей предмет без налета романтики. Я расспрашивал наших прекрасных девиц и наблюдал за ними. И знаете, что я понял? Ни черта я не понял! – Яков фыркнул и демонстративно сложил руки на груди. – С одной стороны, каждая из девушек вроде как выходила замуж по расчету, просто у каждой расчет был свой. Но они жили в сказке, и сказка диктовала свои условия: они влюблялись беззаветно, без памяти, безвозвратно. – Потому что так передавали из уст в уста, – тихо подал голос Тесак. Гуро пожал плечами. – Что из этого причина, а что следствие? Кто здесь жертва, а кто злодей? Если девушку спасти – она обязательно влюбится. Если украсть или выполнить испытание – тоже. Если она попытается героя убить, а он не дастся – опять любовь, почему бы и нет. Но это должен быть добрый молодец, со мной почему-то это не срабатывало. Обидно. Он замолчал, хмуро барабаня пальцами по столу. На одном из них богато сверкал перстень с алым камнем. Воздух вокруг него немного подрагивал. Тесак внимательно изучал книги, щурясь и чуть морща нос, точно принюхивался. Гоголь тоже молчал, размышляя о предмете любви. А ведь и правда, что это такое… почему он так уверен, что любит именно Лизу, а не Оксану, с которой встречается чаще, которая ему помогает и готова сунуться для него в самое пекло? Вот только сердцу не прикажешь… стоит ему завидеть Лизу, как в душе все расцветает. Или все дело в сказке, вот и полюбил с первого взгляда? Что же получается, он своей жизни не хозяин? А кто ей хозяин, когда дело касается любви? Нужно трезво оценивать чувства, прежде думать, а потом уже… а не то быть беде, как у влюбленной Щуки с Чернозубом… – Тесак, а если ты здесь, то кто за Чернозубом смотрит? – спохватился Николай. Баюн поднял голову – глаза его горели, отражая пламя свечей. – Марья. У нее пока силы хватит и троих сдержать. – А что ты там про девушек и Серого говорил? – припомнил Яков. – Он казаков собирает назавтра девок провожать. Кто-то уже решил возвращаться домой. – Ну хоть с этим разобрались, – с облегчением проговорил Гуро, потягиваясь. Гоголь сосредоточенно смотрел в стену. – Николай Васильевич? Только не говорите, что обиделись на меня. Лиза может быть довольно безжалостной, но может быть и чуткой преданной женой – тут уж как повезет. Гоголь встрепенулся и часто заморгал. – Я просто… у меня возникла идея насчет хутора. – Та же или какая-то другая? – приподнял бровь Яков. – Я все объясню. Мне надо обговорить ее с вами и Александром Христофоровичем. *** Гоголь торопливо шел с Тесаком и Гуро к Бинху, горя желанием рассказать свой план и, чего греха таить, чувствуя ответственность за освобожденных девушек. Пристав сидел в шинке в окружении нескольких казаков и водил пальцем по карте. Гоголь прислушался. – …потом к Собакевичу, к нему две девушки возвращаются. А ты, Тарас, повезешь Марфу к Ноздреву. Потом… – Александр Христофорович? Бинх обернулся и отрывисто кивнул подошедшим. – А, господин дознаватель. Вот, разбираемся с результатами ваших дознавательств. Маршруты составляем, как лучше девушек развезти. Завтра весь день кататься будем, видимо. Гоголь подошел поближе и посмотрел на карту окрестностей Полтавы. Александр ткнул пальцем в несколько точек, указывая нужные поместья. – Разве вы успеете за день? – Поедут несколько групп, тогда управимся. – Значит, с вами поедет Яков Петрович? Гуро, тоже внимательно изучающий карту, быстро поднял голову. – Об этом не может быть и речи. Одному из нас нужно остаться в Диканьке. Есть некоторые дела, которые требуют моего участия. – Но казаки не могут поехать одни, – запротестовал Николай, – помещики просто не станут их слушать! – Поэтому поеду я, – кивнул Бинх, – они меня уже знают, я смогу надавить на них и добиться согласия на наши условия. Конечно, Кош лучше умеет вести переговоры, но я хотя бы знаком со всеми местными. – Можешь прикрываться моим именем, – разрешил Гуро. – Ссылайся на столичную сволочь, которая приехала вести расследование и параллельно рвет и мечет, увидев, какой здесь бардак творится, и как это мешает заниматься важными государственными делами. – Я именно это и собирался сделать, разве что употребить что-то более точнее и емкое, нежели просто «сволочь», – заверил его Александр. Яков усмехнулся, но Гоголь все еще хмуро смотрел на карту. – Но вы же тогда не успеете! Вы не можете быть одновременно в нескольких местах. – Одновременно не могу, – согласился Бинх и провел пальцем по дорогам. – Однако я могу бежать быстрее лошади и даже лететь соколом. Так что, если правильно все рассчитать, я буду догонять группу, которая уже на подходе к очередному поместью, договариваться с хозяевами, а потом оборачиваться волком или птицей и лететь к следующей группе. Так что меня, пожалуй, не будет весь день. – Может, я смогу помочь? – предложил Николай, но Бинх лишь поморщился. – Ну уж нет, достаточно помогли, хватит. Найдите себе занятие. Почитайте умные книжки Коша, в конце концов. – Скучать не придется, Николай Васильевич, – Гуро усмехнулся, и его усмешка Гоголю совершенно не понравилась. Так скалятся черепа. – Ну нет, – заупрямился писарь, прогоняя видение коронованного скелета. – Я бы хотел проехаться с вами. Посмотреть, что это за помещики такие! – Ладно, пусть едет, – тут же передумал Яков. – Заодно мне мешать не будет, под ногами крутиться. Николаю разом захотелось остаться и покрутиться под ногами, но он подавил в себе детское упрямство и желание поступать назло. Все-таки, он взрослый человек, и то, что ему хочется навестить помещиков, было связано с чисто исследовательским интересом. Ему действительно интересно посмотреть, понаблюдать за людьми. Бинх, поразмыслив, нехотя согласился. – Добро. Пусть у меня крутится. Поедете с Тарасом, – он кивнул на сидящего напротив молодого усатого казака с хитрыми глазами. Гоголь сдержанно кивнул ему в честь знакомства. Тот весело ухмыльнулся, и чем-то это выражение лица неуловимо напомнило Басаврюка. Николай меж тем спросил: – А что с остальными девушками? – Очень немногие решили остаться в Диканьке, еще меньше отважились отправиться в новую самостоятельную жизнь. Очень решительные и пробивные девушки, – Бинх хмыкнул, – подозреваю, помещики были счастливы сдать своевольных крепостных Гофману и, соответственно, ничуть не расстроятся, что не увидят их вновь. Скажем, что погибли при пожаре, а Кош поможет с бумагами. – Я отправлю письмо в столицу, – подтвердил тот. – Но ведь это можно сделать и официально. Алексей их просто выкупит. – Мы так и поступим с Варварой Телятниковой, – кивнул пристав, – Алексей уже поехал к Манилову. А остальные числятся мертвыми, так что… они никто. И если они не хотят возвращаться домой – значит, им и вправду лучше не возвращаться. Обстоятельства настолько деликатные, что лучше оставить все как есть. Ну что, все понятно? – он обернулся к казакам. Те переглянулись и покивали. – Тогда свободны. Казаки, поклонившись, покинули шинок, только Тарас немного задержался. – А вы когда уже душегубца поймаете? – Тебе голову когда-нибудь откусывали? – поинтересовался хмуро Бинх. Казак с недоумением посмотрел на него. – Нет, вот же она. – А что-то незаметно! – язвительно парировал пристав. – А ну брысь отсюда и не вынуждай меня ее откусывать, раз она тебе все равно ни к чему! Это наше дело. Тарас бросил на него угрюмый взгляд и ушел. Александр устало обхватил собственную голову руками и уставился в стол. – Господи, нам ведь правда надо что-то делать, у нас до праздника один день, а мы девок по домам развозим… – Вот насчет праздника мы и хотели поговорить, – удачно ввернул Яков. – Николай Васильевич что-то придумал. – Опять? – в голосе Александра послышалось искреннее страдание. Гоголь сердито насупился, но Гуро похлопал его по плечу. – Ну-ну, не обижайтесь на нашего Волка. Он просто устал. Ну, что у вас за идея? *** – Куда это ты? Гоголь, уже не удивлявшийся внезапным появлениям Оксаны, объяснил. Та повздыхала, жалея девушек, а потом подступила поближе. – Ты сильно торопишься? – Ну, мне уже идти пора. А что? – насторожился Николай. Мавка немного помялась, но потом мотнула головой: – Тогда я до вечера подожду. Ты ведь вернешься вечером? – Да. Хорошо. До вечера! – Гоголь торопливо кивнул и убежал в коридор. Оксана посмотрела на схематичный рисунок колодца, висящий на стене. Наверное, то, что она видела – важно. Но если сказать сейчас, то Гоголь точно никуда не поедет – может, даже полезет в колодец. А у него сегодня третье испытание, пусть отдыхает… может, Баюну сказать? *** Поскольку ближайшее поместье было на пути Гоголя, Бинх поехал с ним. Накануне они долго отбирали транспорт: в селе было не так много закрытых повозок, пришлось даже одалживать у Данишевских. Было решено, что большая часть девушек поедет в телеге, а на подходе к родным местам они будут прятаться от любопытных глаз в бричке, в то время как казаки, охраняющие телегу, поедут дальше. Девушки готовы были на все, лишь бы их не заметили, поэтому совершенно не возражали закопаться в сено по самые макушки. До первой остановки Бинх и Гоголь ехали в бричке одни. Александр задумчиво смотрел в окно, а Николай взволнованно ерзал на месте, вспоминая маршрут и перечисляя мысленно всех, кого сегодня встретит. – Мне, наверное, не стоит вмешиваться? – наконец, нарушил он тишину. Бинх повернул к нему голову и усмехнулся. – А вы сможете? Мне кажется, вы на это не способны. – Я очень постараюсь, – пообещал Николай, – но если они будут отказываться… – Не можете сносить несправедливость? Гоголь угрюмо кивнул, и Александр снова усмехнулся, на сей раз добрее и мягче. – Понимаю. Ничего, надавим. Я вам сейчас кратко расскажу обо всех, кого вам сегодня предстоит навестить, за подробностями обращайтесь потом к Тарасу. Помещики у нас здесь те еще самодуры, ну да как везде. Конечно, лучше б Кощей поехал, а я лишь глупый серый волк… – Вы опять называете себя глупым, – укоризненно проговорил Гоголь, – а вы вовсе не глупы. Просто с Лисой не свезло. Александр хмыкнул. – Меня не только Лиса обманывала. Всякое бывало, даже Иван-дурак мне голову морочил. Но мне сейчас главное – ни на кого не бросаться, знали бы вы, как меня эти люди раздражают, так бы и укусил… – За бочок? – Очень смешно. Я буду очень терпеливым, – Бинх прикрыл глаза, собираясь с мыслями, – и постараюсь на них не орать. Разве что немного. Должен же кто-то ответить за мои нервы. А вы стойте декорацией и, если что, скажите, что вы из столицы. И пожалуйста, не возражайте и не смейтесь, когда в человеке, о котором я буду говорить, узнаете Кощея. Я правда собираюсь попользоваться его именем от души. Николай засмеялся заранее. – Постараюсь. Так к кому же мы едем? – Слушайте. Сначала к Манилову, с которым вы уже знакомы, он ближе всех живет. Потом к Ноздреву. Вот уж человек не из легких… *** Тем временем в Диканьке Василинка, прижимая к груди свитку, которую отец велел снести заштопать, торопливо бежала к бабке Балабанихе. Как вдруг ее внимание привлекло нечто странное. Она огляделась, подняла куклу и прижала ее к уху. Затем направилась к старой покосившейся избе, где уже лет пять никто не жил. Но сейчас оттуда раздавались какие-то звуки, похожие на звон посуды. Девочка осторожно заглянула в окно и увидела девушку, сидящую к ней спиной. На столе стояли несколько мисок. Повинуясь мановению пальца, из одной выпрыгивали вареники, шлепались в сметану, хорошенько плескались там, обваливаясь со всех сторон, а затем летели в сторону… – А что ты тут вынюхиваешь? Василинка вздрогнула и обернулась. А через несколько мгновений она уже со всех ног бежала домой. – Тятя, тятя! Вакула отложил молот и вопросительно посмотрел на дочку. – А что ж ты свитку мою не снесла? – Тятя… я ведьму видела… – Ведьму? – кузнец подошел к девочке поближе и слегка наклонился. – Ганна же вроде уехала на днях. – Нет, другую. Я ее тут раньше не встречала, только пару дней как появилась. У нее большие и острые зубищи! И когти… и вареники прыгали! – Это откуда же у нас такая взялась? – Я слышала, что ее Ульяной кличут. – Ульяна? – Вакула с недоумением нахмурился, выпрямляясь. – В такое время! Ведьма, говоришь… – Есть кто дома? Кузнец вздрогнул и посмотрел на ворота. Увиденное его отнюдь не успокоило. – Чего тебе, костлявый? – И тебе не хворать, – Гуро улыбнулся и вопросительно кивнул на калитку. Вакула, помедлив, махнул рукой, разрешая войти. Василинка тут же подбежала к незваному гостю, который, ласково глянув на нее, наклонился и потрепал ее по голове. – И ты здравствуй, Василисушка. – Господин Кощей, а я ведьму видела! – Ведьму? – Яков приподнял брови, изобразив удивление. – Это где же? – Там, у старой избы! Ее Ульяна зовут… – А отчего же ты считаешь, что она ведьма? – У нее вареники сами в сметану скакали! И она так на меня зубами щелкнула! – Вареники в сметану? Сами? Экая затейница! Не бойся, мы тебя в обиду не дадим, – успокоил девочку следователь и протянул ей яблоко. Василинка взяла угощение, вежливо поблагодарила и отошла в сторонку. – Третье испытание – это ловить ведьму? – напрямик спросил Вакула. Гуро пожал плечами и выпрямился. – Ведь где ведьма – там и охотник на ведьм. – Не знаю. Может, ведьму, может, еще кого. Как Хома решит, мало ли нечисти. Ты Хому видел? – Нет еще, а должен был? Гуро снова пожал плечами. – Вакула, я к тебе вообще с просьбой пришел, даже с двумя. Для начала, про дочку твою поговорить. Василисушка, поможешь нам со Всадником? – С господином Горынычем? – девочка, угощавшая яблоком куклу, подняла голову. – Не будет она вам помогать! – отрезал кузнец, беря дочь за руку и отводя от Якова подальше. Тот внимательно посмотрел на Вакулу. – Ей ничего не угрожает и не будет угрожать. Тем более, накануне Сварожьей ночи! Просто надо немного помочь. Совсем чуть-чуть… – Нет. Гуро вздохнул. – Ну и почему Николай Васильевич сам не пошел договариваться?.. Это же его гениальная идея… Когда за Яковом закрылась калитка, Василинка как раз догрызла яблоко и подергала отца за рукав. – Тятя, а если господин Кощей говорит одно, а Марушка – другое, то кому верить? – Даже если бы Марушка подтвердила слова господина Кощея, веры ему нет, – строго проговорил Вакула, провожая Гуро взглядом. Девочка немного подумала. – Разве господин Кощей плохой? Они меня с господином Солдатом от татаро-монголов отбивали. – Да разве кто говорит, что он плохой? – кузнец взял дочь за руку и повел в дом. – Он хороший. Просто правду сказывать не умеет. – А господин Горыныч разве плохой? – опять спросила Василина. Отец отпустил ее руку и полез в печь за обедом, пока девочка стала собирать на стол. – Он меня на спине катал. – И Казимир Горыныч не плохой, – со вздохом ответил Вакула, понимая, каким будет следующий вопрос. Дочь задавала его с заметным упрямством и никак не могла осмыслить ответ. – А почему он тогда девушек обижает? – Потому что Казимир – дурак, – в сердцах бросил кузнец, со стуком ставя горшок с кашей на стол так, что ложки подпрыгнули. Василинка притихла, прижала куклу к груди, а затем сказала: – А если Иван – дурак, то он тоже будет обижать девушек? Вакула собрал все терпение в кулак, сел на скамью и посадил дочку к себе на колени. Дети сказочных персонажей знают, кто они, и помнят, что с ними было. Но помнить – не значит понимать. И сейчас его дочь – простой ребенок, которому полутона в характере еще неподвластны. Пусть она и сказочная красавица Василиса Прекрасная. – Понимаешь, Василина, взрослые себя иногда ведут странно. Вот ты чего сейчас хочешь? – Еще яблоко, – глаза девочки смешливо заблестели. Вакула нежно ей улыбнулся. – И где ты его возьмешь? Василинка задумчиво огляделась. – В погребе посмотрю, в сарае, во дворе на дереве. – А если нету там яблок? – У тебя попрошу. Ты мне монетку дашь, и я куплю. – А если нет монетки? Девочка нахмурилась. – Тятя, воровать – плохо. – Но тогда не будет у тебя яблока. – Ну и ладно! Я на яблоко что-нибудь обменяю. Или подожду, покуда зима кончится и новые яблоки появятся! Вакула погладил ее по голове. – А теперь представь, что тебе… нет, кому-то это яблоко очень-очень хочется. Так хочется, что мочи нет. – И его можно украсть? – Так Жар-птица яблоки воровала. А потом Иван-Царевич украл Жар-Птицу. Но не суть. Горынычу очень хотелось яблоко, причем не какое-нибудь, а свое, которое он некогда потерял, но сам он его достать не мог. И тогда он призвал силу, которая ему помогла. А за силу нужно платить. И совсем не яблоками. Василина погрузилась в размышления, болтая ногами. Вакула тоже обдумывал сказанное. Когда он познакомился с Кощеем, он быстро уяснил – Кощей не плохой. Плохой у него характер. Даже ужасный. Высокомерный, хитрый, изворотливый. Но сам Кош не плохой – он имел свои понятия о благородстве и благодарности. И был бабник, каких поискать. Ведь если подумать, все сказки на том строились. Горыныч не лучше, только еще любил села пожечь. Развлекался так. Потому что ему было чертовски скучно охранять Калинов мост – ведь кому он, кроме героев да богатырей, нужен? С тех пор, как минули сказочные времена, прошло много времени, и как-то само собой получилось, что они стали своеобразными хранителями: они хранили сказки, мечты и те крупицы детства и наивной веры в чудо и людей, присущих детям. Иногда они забывали об этом, но вот сидит Василина, для которой все вокруг хорошие, которую Горыныч катал над морем-океаном, Волк носил над дремучими лесами и которой Кощей давал поиграть своим золотом. Они очень любили детей, они тянулись к детям, потому что дети, наверное, были главным оправданием их существования. Горыныч не тронет Василину. Но то, что он делает с остальными… *** Когда бричка отъехала от очередного поместья, из ее окошка вылетела небольшая сизая голубка. Взмахнув крыльями, она устремилась к небесам. В полете ее оперенье темнело, и вот уже прочь стремительно уносился сокол. Гоголь выглянул наружу, провожая его взглядом. Впечатлений он сегодня набрался достаточно, руки так и чесались поскорее взяться за перо и записать свои наблюдения. Вот ведь колоритные люди бывают! – Тарас! – позвал он ближайшего казака. Тот натянул поводья и развернулся к бричке. – Это все? Теперь обратно в Диканьку? – Да, барин, – это слово прозвучало с едва заметной иронией. Вероятно, он слышал, как Гоголя называли, и избрал такое обращение в силу каких-то своих причин, в которые Николаю вдаваться не хотелось. Вон, Грицко ему в глаз дал только за то, что он якобы Иван! Оксана ему объяснила, что главные герои сказок очень обаятельны и нравятся девушкам, вот все и ревнуют. Может, Тарас тоже из сказочных? Бричка развернулась и покатилась назад. Тарас на коне трусил рядом, а Гоголь продолжал изучать окрестности. – А там что за поместье? – спросил он, указывая вдаль. – Мы проезжали мимо, туда девушки решили не возвращаться? Тарас едко ухмыльнулся. – Не думаю, что из дома Коробочки кого-то отправляли в бордель. Хотя кто эту помещицу знает! Одинокие бабы и не на такое способны. – А, так там женщина хозяйничает… – Николай смутился, а потом, вспомнив, как Тарас грубовато, но емко, точно и характерно описывал ему прочих помещиков, не удержался и спросил. – А какая она, эта Коробочка? – Да что бревно, – охотно высказался казак. Гоголь почувствовал, что у него запылали уши. – Тарас! – возмутился он. – Давай вот без этого. – А что я такого сказал? – казак фыркнул и постучал себя кулаком по лбу. – Твердолобая баба, была б мужиком – сказал бы, что дуб дубом. Но о бабах ведь так не приличествует говорить, а, барин? – Выбери какое другое слово. Например, «обстоятельная». – В следующий раз – обязательно, – пообещал казак, тоном ясно давая понять, что если он и выберет другое слово, то точно не такое. Гоголь поджал губы. Ему давно казалось, что Тарас иной раз над ним попросту насмехается. С другой стороны, судя по его комментариям, не только над ним, поэтому было не так обидно. Тем более, помещики Николаю не особо понравились, и пусть вслух он ничего не говорил, но мысли так и сочились сарказмом, пусть и вполне цензурным. – Крепколобая, дубинноголовая… – перечислял меж тем Тарас, когда Гоголь оборвал его: – Ну все, будет. Это все, что о ней сказать можешь? – Право, мое такое неопытное вдовье дело! – передразнил казак старушечий голос, сопровождая это таким выражением лица, что Николай рассмеялся. Выслушав еще пару историй про помещицу, после чего повысил голос, чтобы его слышал кучер: – А мы можем ехать побыстрее? – Побыстрее можно на лошадь пересесть, – заметил Тарас, демонстративно подбодрив коня каблуками. Конь, до этого не спеша переступавший ногами, заржал и в несколько прыжков обежал бричку. Тройка лошадей, запряженная в нее, испуганно зафыркала. – А в повозке, значит, только еле тащиться можно? – возмутился Николай. – Да зачем вам быстро ехать, барин? – Тарас насмешливо сверкнул зубами. Гоголь нахохлился. – И какой же русский не любит быстрой езды? Казак хмыкнул и махнул рукой, чуть проехав вперед. Николай высунулся в окно, пытаясь понять, что тот делает, и успел заметить, как Тарас лихо перепрыгнул из седла на козлы, где ему освободил место кучер. – Н-но, пошли! – разнесся его зычный голос, в воздухе щелкнул кнут, и бричка вдруг рванула с места, да так, что у Гоголя не только перехватило дыхание – он чуть не выпал на дорогу и поспешно нырнул внутрь брички. Скорость, конечно же, ощущалась даже там, его трясло и подбрасывало на запущенной дороге, но Николай все равно ощущал почти детский восторг от того, как неслись кони. Гоголь, держась за все, что не могло оторваться от тряски, снова осторожно выглянул в окно, на этот раз благоразумно не высовываясь, и полюбовался смазанным пейзажем. Его, к счастью, не мутило от быстрой езды, и Николай был очень благодарен судьбе за это. Он не знал, откуда в нем такая любовь к скорости, раньше он за собой такого не замечал – разве что в детстве, когда был мальчишкой. Может, потому что в городе негде было разогнаться? А сейчас казалось, что он всегда любил вот так мчаться куда-то, выбросив все мысли из головы – хоть в бричке, хоть верхом, пусть даже задом наперед… Николай сморгнул. Хвост перед лицом пропал, а ржание одного коня сменилось ржанием нескольких. Похоже, он чуть было не попал в очередное видение… или все-таки попал? Бричка затормозила, и Гоголь сообразил, что они уже в Диканьке, рядом с постоялым двором. Тарас бросил поводья и ушел в шинок, а Николай, которому кусок от волнения в горло не лез, немного постоял, глядя на небо. Солнце клонилось к закату – стоит поторопиться. Он направился к участку, где Гуро с Тесаком уже собрали девушек.