В гостях у сказки

Хотя Яков и ссылался на занятость, он все же не удержался и пару раз прилетал растрепанной вороной, чтобы от души наорать на несговорчивых помещиков. Судя по умиротворенному лицу, он неплохо отвел душу. – Это все? – Николай обвел взглядом восемь девушек, которые шептались, хихикали, поглядывали на него и перемигивались. К столь пристальному вниманию женского пола следовало бы уже привыкнуть, но пока не получалось. Бинх, который вернулся почти одновременно с Николаем, отрывисто кивнул. – Больше в селе сказочных девиц нет, все замужние или… ну, про Оксану и Марью вы и сами знаете. Василина – совсем еще кроха… Гоголь чуть вздрогнул. Он отказывался верить, что богатырша, пусть даже одержимая, способна причинить вред девочке. Даже Яков, настроенный менее оптимистично и вообще не отличавшийся верой в людей, отметал подобную возможность, мотивируя, что принесение в жертву невинных дев и невинных детей – это разные ритуалы, нельзя менять так сразу. Но Вакула, крепко любивший дочь, решил всю ночь не смыкать глаз и лично охранять Василину, а не прятать ее. Гуро, посмотрев на календарь, сказал, что нынче места безопаснее и не сыскать. Гоголь, разумеется, спросил, почему, а Яков в ответ лишь указал на календарь и быстро сменил тему. Ну да ладно, не спрашивать же самого Вакулу – а то прозвучит, словно он сомневается в его способности защитить дочку! – Погодите, – вдруг спохватился Гоголь и густо покраснел. – А Оксана… она же… ну… – Да, она мертвая, – согласился Бинх, – но Всадника это не остановит. – Я не о том, – Николай, краснея еще больше, подошел к нему вплотную и горячо зашептал на ухо. Гуро тоже с любопытством прислушался. Затем расхохотался. – Не беспокойтесь, Николай Васильевич, вы не лишали девицу чести. Это был морок. Но, между прочим, это сравнительно безопасный способ уберечь наших красавиц от Всадника… – Кош, ну тебе точно надо отгрызть то, чем ты думаешь! – рассвирепел Александр. – Ты только обещаешь. – А вы… вы уверены, что морок? – спросил Гоголь, напрягшись. Яков опять засмеялся. – Ну, если вам приятнее думать, что у вас что-то было… но я вам точно говорю, Аленушка, конечно, девочка влюбчивая, но переспать с человеком, с которым она знакома пару дней… – А я знаю такую сказку… – встрял было Тесак, но Бинх несильно стукнул его по затылку, сбивая шляпу. – Цыц! Ты еще заветные сказки при девках рассказывать начни! – Так эта не наша… – Тем более цыц! – В любом случае, даже если у вас что-то и было, Всадник-то не в курсе, – заметил Гуро. – Поэтому Оксана все еще в опасности. Николай всплеснул руками. – Так было или не было?! Как мне теперь узнать? – Потом у нее самой спросите. Идите знакомиться с красавицами, а то им уже интересно, чего мы тут шушукаемся, а вы стоите краснее самой красной девицы. Они подошли к ожидающим девушкам, и Бинх принялся их представлять: – Фекла – Собака, Одарка – Недоля, Ждана – Купчиха… – каждая из названных девушек чуть кланялась Гоголю и застенчиво улыбалась. – Глаша – Голубка, и Олеся – Трехглазка. Последняя девушка с густой челкой, спадавшей ниже бровей, поздоровалась, и Николай кивнул ей в ответ. – Ну, с Богом, – проговорил он, отчаянно надеясь, что его план сработает. – Не боитесь? – А сами как думаете? – бойкая Фекла оскалилась, показывая крупные клыки. Стоявшая рядом Одарка испуганно прижалась к ее плечу и зашептала на ухо. Фекла глухо рыкнула и шмыгнула носом, поджав губы. Очевидно, она боялась и оттого злилась. – Согласен, глупый вопрос, – признал виновато Гоголь. – Но все будет хорошо, обещаю. – Нюра-Норушка была моей сестрой, – тихо прошептала Глаша и торопливо вытерла глаза рукавом. Гуро кашлянул. – Так, девицы-красавицы, в обиду вас никто не даст. Сейчас поедете на хутор, и Всадник до вас не доберется! – А что там делать? – спросила Олеся, сдувая челку. Николаю казалось, что сквозь волосы на него внимательно смотрит еще один глаз. От этого становилось не по себе. – Тебе, дорогая моя, бдеть и не спать, – миролюбиво пояснил Яков. – Приглядывай за подружками. Вам до утра продержаться, а там уже поспокойнее будет, да и наш герой Иван будет готов всех спасать. Девушки снова зашушукались, и Николаю хотелось провалиться под землю от такого внимания. Удружил Яков Петрович… Они вышли на улицу, где уже ждала телега с несколькими казаками, которые помогли девушкам рассесться. Лошадьми управлял хмурый Грицко. – В добрый путь… – пробормотал Гоголь, собираясь забраться следом, но Гуро положил руку ему на плечо. – Нет, Николай Васильевич, а вас я попрошу остаться. Не беспокойтесь, о девушках позаботятся. Трогай, Грицко. Телега отъехала, и Гоголь, проводив ее взглядом, с недоумением повернулся к Якову. – А что делать мне? – Проходить третье испытание. А вот и оно, знакомьтесь, – он сделал театральный взмах рукой, и из тени вышла невысокая фигура в капюшоне. – Это Хома Брут, ваш тезка. – Тезка? – непонимающе переспросил Гоголь, изучая стоявшего перед ним человека. Тот скинул капюшон и протянул руку. – В каком-то смысле. Я тоже Иван. Иван-солдат. Николай, не скрывая своего удивления, пожал руку. – А Яков Петрович говорил, что героев-полукровок больше не осталось. Но, насколько я помню, Солдат – это именно главный герой сказок. И человек. – Дело в том, что меня найти оказалось даже сложнее, чем вас, – невозмутимо пояснил Брут. К ним подошел Бинх. – Мы с Хомой вместе воевали на Кавказе, но я потом вернулся в Диканьку, а он остался на службе. Поэтому последнее, что мы о нем знали – он где-то в горах. – На войне бывает сложно найти нужного человека, – поморщился Гуро. – Да, я искал, но постоянно возникала путаница с документами, какой-то бардак – вот уж точно поди туда, не знаю куда. А мне еще не хотели информацию давать, поскольку я гражданского чина. – Но ты Кощей, – напомнил Александр. – Да, я Кощей! – Яков гордо поднял голову. – Поэтому если мне надо, я своего добьюсь. Надавил, где надо, разнюхал, поругался… и вот результат, – он кивнул на Хому. Тот пожал плечами. – Ну, если б я знал, что такие дела, я бы связался с вами раньше. А так я на побывку иной раз возвращался в родные места – для поддержания сил, так сказать. Вот и повезло встретиться. – А как же вы на войне? – растерянно поинтересовался Николай. – Вам же нельзя людям вред причинять. – Я солдат, – Хома кисло посмотрел на него, – поэтому на войне мне самое место. Там ведь не только убивать надо. Знаете, чем обычно Солдат в сказках занимается? На часах стоит. Еще я планирую бои и занимаюсь поставками. Каша из топора – это еще цветочки. Хлеб из шрапнели и суп из подметок не желаете? – Воздержусь, – поежился Гоголь. Бинх коротко, отрывисто рассмеялся. – Зря. Хома – непревзойденный кулинар, это только звучит неприятно. А так его таланты даже гурман Кош оценил. – Ну, когда хочется чего-то незатейливого из подручных средств, а не изысканного… – начал было Гуро, но, поймав строгий взгляд Брута, быстро добавил. – Да-да, очень вкусно. Простая деревенская пища, что может быть лучше? – Пустить твои кости на бульон, – проворчал Александр. Яков поморщился и продолжил: – Планирует он бои действительно прекрасно. Только он как солдатом был, так и остался, и все его заслуги приписываются начальству. Конечно, все его скрывают, чтоб не забрали повыше. Вот и поди, найди солдатика! – Ну ладно, я же нашелся. И помогу вам с Всадником, чем смогу. – Значит, раз вы вернулись, теперь вы главный герой нашей сказки? – полюбопытствовал Гоголь, не зная, рад он тому или не очень. Столько стараний, испытаний, поисков, расследований… а побеждать злодея пойдет кто-то другой. Немного даже обидно. – Для начала мы все равно проведем ваше испытание, вам же нужно закончить обряд инициации и все вспомнить, – решительно пресек все возражения Гуро. – А там видно будет. Может, и Солдат пойдет на Всадника, а может, и вы. – А потом вы вернетесь на войну? – спросил Николай у Хомы. Тот покачал головой. – Нет, пойду по своей второй специализации работать. – Это какой же? – А чем Солдат занимается в сказках? – Брут пожал плечами. – Нечисть гонять буду. Экзорцист я. – Кстати, какую нечисть ты выбрал для испытания? – встрял Гуро, так и искрясь любопытством. Бинх тоже выжидательно посмотрел на бывшего сослуживца, а у Гоголя противно засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия. – Да Вия, – непринужденно ответил Хома. Лицо Александра вытянулось, и даже Яков широко распахнул глаза, страшно посмотрев на Солдата. – Ты не можешь выбрать кого-то попроще?! Зачем тебе местный начальник нечисти? – А кого ты предлагаешь? – Брут нахмурился. – Оборотней в округе нет – Серого боятся. Мавки никого не беспокоят, они под началом Оксаны. Ведьмы кончились. Последнего черта еще лет десять тому назад Вакула прогнал. Упырей вы не плодите, всех хороните как надо. А местечковые хозяева вроде лешего да водяного в спячку уходят, да и трогать их – окрестности без защиты оставить. Придется призывать Вия. – Да что-то как-то… – Гуро с Бинхом обеспокоенно переглянулись. Оценивающе поглядели на Гоголя. Тот сглотнул. – А в чем заключается испытание? Побороть Вия? – Ну да, – Яков, помедлив, ушел в участок, откуда почтительно вынес внушительный меч. Хома присвистнул, а Александр уважительно склонил голову. – Держите. Это кладенец. Сколько героям служил – и вам послужит. Берите-берите, я сегодня только у Вакулы забрал, а уж он-то знает, как хранить оружие! Муху на лету побреет. Николай нерешительно посмотрел на меч. В нем не было ничего особенного: без излишеств, только рукоять украшена вязью, выкован качественно. Смотришь – и душа радуется, какое прекрасное оружие. Местами царапины, видно, что меч не декоративный, им действительно пользовались, и часто, а потом бережно хранили, затачивали, полировали… Гоголь протянул руку и сжал пальцы на рукояти. *** – Гроза собирается… Оксана обернулась к сказавшей это мавке. Та сидела, обняв колени, и смотрела на сгущавшиеся тучи. Другая мавка расчесывала ей волосы и тоже с подозрением поглядывала на небо. – Сегодня снова праздник, – заметила она и поежилась. – Опять Черный Всадник пойдет на охоту за вашими. Оксана, ты бы в омут спряталась, тебе нельзя ему попадаться. – Я и не попадусь, – откликнулась Оксана. Время еще оставалось – Всадник выходил на свою кровавую жатву ближе к полуночи, чтобы получить от крови наибольшую пользу. – И вообще, сегодня Николай все вспомнит, а потом пойдет и победит Всадника. И все будет хорошо. – Все равно, пойдем в омут, – настаивала вторая мавка. – Всадник туда не сунется. – А если и сунется, – встряла первая, – то мы его тиной закидаем! Верно, девочки? Русалки заливисто расхохотались, и Оксана тоже улыбнулась, но тут же опять помрачнела. Ее тяготило дурное предчувствие, а интуиции, нашептывающей, что беда ждет братца, Аленушка привыкла доверять. Вот только кого она сейчас считала за младшего брата? Грицко, который повез девушек в хутор и рисковал встретиться с Всадником? Или Николая, которому предстояло сегодня пройти третье испытание? – А я девушку сегодня у реки углядела, – заметила одна из мавок, деловито плетущая венок из трав. – Это кого же? – Не знаю ее, раньше не видывала. Она топиться пришла, но передумала. – Да ладно, небось, одежку стирала, – фыркнула ее соседка, но первая настаивала: – Ну да, одежку стирала, да прямо на себе! Она из воды выходила, представь-ка. – Холодновата водичка, чтоб плавать, – поддакнула еще одна. – Точно, топиться пришла. – А я все равно летом топилась. – Да тебе лишь бы урожай не собирать! – Ты меня лентяйкой считаешь?! У мавок завязалась шуточная потасовка, в ходе которой они с хохотом и визгами бросали друг в друга мокрым песком и комками ила. Перестрелка становилась все оживленнее по мере того, как снаряды попадали в сидящих в стороне мавок и те, оскорбившись, присоединялись к боевым действиям. Оксана дернула продолжающую плести венок подругу за край сорочки: – А какая была та несостоявшаяся утопленница? – Да обыкновенная, – мавка пожала плечами и, надев венок на голову, заглянула в реку. – Хотя нет, все-таки, хорошенькая. Волосы темные, глаза темные. На берег выбралась, в платок теплый укуталась и к селу пошла. – В Диканьку? – Ну да. Только она не из местных, я ее не видела в селе. Эй, ты куда? Скоро стемнеет, гроза вот-вот начне… – ее слова потонули в раскате грома, а Оксана уже нырнула в реку и исчезла. *** Стемнело даже раньше, чем зашло солнце – тучи плотно затянули небо, не пропуская ни лучика. Хома и Николай торопливо пробирались мимо могильных крестов, за этим занятием их и застала гроза, озарив молниями две целеустремленные фигурки. – Почему в церкви? – настороженно спросил Гоголь, когда они переступили порог. Брут зажег свечу и деловито обходил помещение, оглядываясь. Каждая вспышка молнии на несколько мгновений освещала церковь сквозь окна. – Вий будет слабее. Вы вообще раньше слышали о нем? – Смутно, – признался Николай, наблюдая за ним, – я думал, что это какой-то черт, только очень страшный. О нем редко говорят. – Подземный демон, дает нечисти силу. Главное – не смотреть ему в глаза, – Хома вытащил аналой в центр, закрепил там свечу и, достав из сумы внушительный том, водрузил так, чтобы видно было каждую букву. Гоголь приблизился и с некоторой опаской взглянул на открытые страницы. – Я ничего не понимаю, что это за язык? – Темная латынь. – Это из какой-то сказки? – Из самой реальной реальности, – Брут нашел нужный раздел и показал спутнику жутковатую картинку. – Это я рисовал. В прошлой жизни у меня неплохо получалось, а сейчас даже не знаю, как за кисть взяться. – Вот страшилище… а где у него глаза, в которые нельзя смотреть? – Понятия не имею, я же не смотрел. Николай нервно рассмеялся. К Хоме он испытывал необъяснимую симпатию, тот действительно был вылитый Солдат из сказки – спокойный, собранный, в меру язвительный и не без юмора. – Никогда бы не подумал, что Солдат знает латынь, – признался Гоголь, вчитываясь в незнакомые слова. Их смысл совершенно ускользал. – Латыни и не знаю, а вот темную латынь – приходится, – пояснил Брут, со второй свечой обходя зал по периметру и проверяя на всякий случай темные углы. Николай сделал несколько шагов в его сторону, но остановился, чтобы не мешать. – Я никогда не слышал о темной латыни. – Разумеется, вам и незачем. Ее экзорцисты в монастырях изучают для изгнания бесов нечистых, когда те нормального церковно-славянского языка не понимают, – Брут остановился у дверей и запер их на засов. У Николая мурашки пробежали по спине. – Я же предпочитаю старое доброе промеж рогов. – Боевой монах-экзорцист? – А вы никогда не бывали на Востоке? Там целые отряды таких монахов. Я, кстати, в одной из жизней ездил туда обучаться, лет четыреста назад. Хотите, по стене пробегусь? – Нет, спасибо, – отказался Гоголь, с опаской оглядевшись. Хома достал мел и принялся деловито чертить на полу круг. – А почему как бежать по стенам, вы помните, а как рисовать – нет? – Навыки, связанные с моей сущностью, я не забываю и преумножаю, поэтому я, например, отлично стреляю. Полученные знания приходится освежить, но тоже можно вспомнить. А вот рисование – далеко не сильная сторона Солдата. Хотя рисование защитного круга – жизненно необходимый навык. Заходите и не покидайте его пределы. Николай в нерешительности замер у меловой линии, очерчивающей аналой, но Хома ухватил его за руку и дернул к себе. Скептически оглядел с ног до головы. – Лучше бы вы меч у Кощея взяли. – Нет, – встрепенулся Гоголь, – Якову Петровичу он нужнее. – Да что ему будет, он же бессмертный, – Брут с недоумением пожал плечами, но Николай упрямо повторил свои слова. Он очень хорошо помнил свое видение, захлестнувшее сознание, стоило только ему взяться за рукоять кладенца. Против двух мечей сложно сражаться одним, а еще сложнее, если тебе при этом отрубают руку… кладенец от этого сможет уберечь. – К тому же, – добавил Николай, – я совершенно не владею мечом. – Это как раз совершенно не важно, – Солдат даже рукой махнул. – Ведь если вы Иван-царевич, то вы бы вспомнили, как сражаться. – А если Иван-дурак? – Кладенец же не простой меч – он сам поведет руку. Кроме того, думаю, вы все-таки Царевич. – Отчего же? – Вы мертвецов боитесь. Я заметил, как вы озирались, когда мы по кладбищу шли. А Иван-дурак на кладбище три ночи провел преспокойно. – Мертвецов боюсь, с оружием не обращаюсь. Ни рыба ни мясо. А еще, – с некоторой неуверенностью произнес Гоголь, – у меня возникло впечатление, что кладенец… ну, сам так решил. – А, ну это очень может быть, – легко согласился Брут. – Волшебные мечи обладают некоторой волей. Кладенец Кощея не жалует, но, раз это его решение, то так тому и быть. А стрелять-то вы хоть умеете? Николай хмуро посмотрел на ружье и пистолет, которые он взял вместо меча. Бинх лично зарядил ружье и на всякий случай дважды повторил Гоголю, как это делать. Когда Николай, запинаясь, пересказал последовательность действий (которые, впрочем, были ему приблизительно известны и раньше, но практиковаться не приходилось) и сам зарядил пистолет, Александр Христофорович вздохнул и попросил стрелять больше из ружья, а не пистолета. «Так меньше шансов, что себе что-то отстрелите», – мотивировал он и подтвердил, что Гоголю меч лучше не доверять. Несмотря на столь нелестную характеристику, Николай был с ним полностью согласен. Его в принципе не прельщала идея использовать оружие, но если придется… – Теоретически, – вынужден он был признать. – Вам не доводилось стрелять? – Доводилось. Но на мои умения это нисколько не повлияло. – Н-да, – Хома покачал головой, – лучше бы вы взяли кладенец. – А есть разница, чем побеждать Вия – мечом или ружьем? – Есть разница, побеждать его мечом или словом. Если вы Царевич, то вы богатырь, вам только в бой. Не то, чтобы у него мозгов нет – мозги есть, но Царевич от колдовства дальше, чем Кощей от целомудрия. Колдует обычно его жена. А если Иван-дурак, – Брут указал на книгу, – можно, конечно, повоевать, но лучше изгнать заклятьем. Дурак – это ведь не про умственные способности, вспомните сказки о его мастерстве загадывать загадки… …на дороге вижу зло, взял его да злом и ударил, зло от зла и умерло. Николай моргнул от неожиданности, и всплывшие в памяти слова растаяли в знакомом мареве. Хома меж тем проверял его запасы пороха и патронов, раскладывал под аналоем – в общем, готовился к драке. Гоголь с любопытством уточнил: – А вы как сражаетесь с нечистью? Мечом или словом? – А чем придется. Я с чертями режусь в карты, перекрещивая их, я бесов за хвосты связываю, я упыря до изжоги довел, накормив борщом с чесноком, я на ведьме верхом разъезжал… – Что? Это как? Зачем?! – Вы знаете, что ведьмы любят на люде крещеном по ночному небу прокатиться? – Хома усмехнулся. – Ну вот одна старушенция и попыталась мне на спину запрыгнуть. Я ей – бабушка, откуда мне знать, каково ездовой лошадкой быть? Я к тому не обученный, ведьм прежде не возил. Ты уж покажи, как надобно… ну, она и показала, а я ей на спину – прыг… знатно прокатился. Забывать народ стал, как с Ягой общаться надо. Николай засмеялся, представив Хому верхом на старухе-ведьме. – А как мы найдем Вия? – опомнился он, прислушиваясь к громовым раскатам. Шутки шутками, а ночью в темной и пустой церкви было жутковато – все свечи затушены, ликов святых не видно, темнота сверху давит и подкрадывается со всех сторон к небольшому пятачку, освещенному свечами с аналоя. Когда молнии вспыхивали, они озаряли помещение, но это пугало не меньше – поскольку свет падал буквально отовсюду, тени пропадали, и высветленные на миг лики казались совершенно незнакомыми, а все вокруг – плоским и нереальным. Гоголь предпочел сосредоточить внимание на собеседнике. – Мы будем его призывать? – Еще чего! Я только наоборот обучен. Да и не придет он ко мне, я же даже колдовать не умею. Вия может призвать достаточно могущественная нечисть или кто-то, сведущий в чародействе. – А почему мы не попросили о помощи Якова Петровича? – Потому что он нужнее в другом месте. Или вы полагаете, что он бы призвал Вия и сделал нам ручкой? Это, конечно, в духе Кощея, но сейчас слишком много поставлено на кон. – А как мы тогда… – Николай не договорил, поскольку Хома прижал палец к губам и кивнул на дверь. В наступившей внезапно тишине раздалось поскребывание, будто кто-то когтями водил по дереву. Хотя почему «будто»? – Это Ви… – Тш! – шикнул Брут и снова указал на вход. После очередного удара грома кто-то вновь поскребся. Хома что-то неразборчиво забормотал – наверное, молитву. И тут засов с оглушительным треском раскололся. Этому звуку запоздало вторил гром. Некоторое время ничего не происходило, а затем дверь робко, даже как-то стеснительно открылась, впуская черноволосую девушку в белой сорочке в пол. – Оксана? – не удержался Гоголь, силясь разглядеть фигуру, оставшуюся вне круга света. – Да тихо вы! – сквозь зубы прошипел Хома, зажимая ему рот ладонью. У Николая сердце пропустило удар, когда вместо теплой и мягкой кожи он почувствовал что-то твердое и прохладное. Девушка у двери быстро повернулась на звук и медленно побрела в их сторону. Очередная вспышка света выбелила ее лицо, пустые, как у рыбы, глаза и оскаленные длинные клыки. – Не меня ждете? – хрипловатый голос прокатился по церкви, эхом отразившись от скрытого во тьме свода. *** Оксана прижала руки к груди. Сердце, разумеется, не билось, но мавке казалось, будто от волнения оно вот-вот выпрыгнет из груди. Все вокруг предвещало беду, даже погода – осенью сухие грозы были редкостью, слишком холодно для них. А значит, в грозе было что-то противоестественное, магическое, недоброе. Оксана побывала в шинке, на постоялом дворе и в участке, однако найти не удалось не то, что Гоголя – Кощей, Серый и Баюн тоже пропали. Мария, которая стерегла Чернозуба, лишь развела руками – она тоже не знала, где Николай и какое его ожидает испытание. Тогда мавка побежала на поиски Ворона или Вакулы. *** Пустые глаза выискивали что-то в стороне, а пальцы с крючковатыми когтями шарили в пустоте. – Она нас не видит, – почти беззвучно выдохнул Брут на ухо Гоголю. – Но слышит. Медленно, стараясь не произвести ни звука, он убрал руку, отпуская Николая. Зубастая девушка меж тем осторожно сделала шаг вперед, вытянула шею и приоткрыла рот, обнажая острые зубы еще сильнее. – Я знаю, что ты здесь. Я найду тебя. К чему эти прятки? – она продолжила шарить в воздухе руками, пока пальцы вдруг не наткнулись на какую-то преграду. Гоголь непонимающе моргнул, а затем опустил взгляд и обнаружил, что девушка стоит у границы круга. Девушка хищно улыбнулась и пошла вдоль невидимой стены. – Нашла. Брут досадливо вздохнул. – Я хорошо начертил круг, ты не войдешь, – сказал он громко. Девушка оглянулась на голос, уставившись прямо на Хому, и оскалилась. – Все равно проверю. Привет, Хома. – Здравствуй, Ульяна. – Кто это? – шепнул Николай, все еще не решаясь говорить в полный голос. Ульяна вытянула шею в его сторону. – Ты не один? – Ульяна меня преследует. – Нет, это ты меня! – девушка запрокинула голову и хрипло расхохоталась. – Я первая приехала в Диканьку, а ты за мной попятам, экзорцист…– она прыгнула вперед, и Николай отшатнулся. Брут даже не шелохнулся, только шептал что-то, молитвенно сложив ладони. Ульяна упала, царапнув когтями невидимую преграду. Глухо зарычала и снова стала ходить по кругу. – Что она такое? – шепотом уточнил Гоголь. Хома нервно передернул плечами. – Ведьма. Иногда я за ней гоняюсь, иногда она за мной, пока я зализываю раны. Это, – он постучал себя костяшкой пальца по левой руке. Раздался стук, – ее работа. – Опасно быть экзорцистом, – хихикнула Ульяна, которая их прекрасно слышала, – можно руки лишиться! А там и головы не досчитаешься, да только вместо головы деревянный чурбан не приставишь! – Протез? – сочувственно уточнил Николай. Хома рассеянно кивнул, подтверждая очевидное. – И какой у нас план? – Будем ждать, пока она не призовет Вия. – А если она не призовет его? – Тогда она не попадет в круг, – Брут покосился на кружащую в поисках лазейки Ульяну. – А ей очень надо, ведь в круге я. – Вы ей так нужны? – Вы сами слышали про голову. Они немного помолчали. Ведьме наскучило ходить вокруг и, отойдя на несколько шагов, она с разбегу прыгнула в сторону голосов. Николай, в панике отпрянув назад, оступился и упал на колени, а Ульяна с торжествующим рыком побежала вдоль черты. Хома нервно заозирался и дернул Гоголя за руку к себе поближе. – Не покидайте круг! Николай быстро осмотрел себя и смахнул мел со штанины. Ульяна разочарованно взвыла, а Брут тем временем проверил охранительную линию и на всякий случай слегка подновил мелом размазанную часть. – Она не может войти. Не двигайтесь! Ведьма совершила еще несколько попыток, но невидимая стена по-прежнему не пускала ее внутрь. Николай немного привык к психическим атакам Ульяны и больше не нарушал границы, тщательно следя, чтобы как-то ненароком не стереть мел с пола. *** Черный конь всхрапнул и тряхнул гривой, когда наездник натянул поводья, останавливая его. Высокая фигура в черных кожаных доспехах осматривалась, поворачиваясь в седле, а конь нервно перебирал ногами. Ему было неуютно, если не сказать жутко. Он мог выдержать любого всадника, но нынешняя ноша казалась ему слишком тяжелой, почти неподъемной. Длинный черный хвост дернулся, уши затрепетали, ловя отдаленные звуки. В воздухе пахло грозой, тучи надвигались, закрывая луну. Вдали уже громыхало и сверкали молнии. В такую ночь только Дикой Охоте рассекать, с шумными лаем и звоном оружия взгрызая ночь. Они остановились на распутье: широкая и утоптанная дорога вела от особняка в село, а в сторону отходила заросшая тропа, по которой никто никуда не ездил до сегодняшнего дня. Сейчас трава была примята – совсем недавно там проехали несколько коней и телега. Конь топнул ногой и встревоженно оглянулся, большим блестящим глазом кося на своего хозяина. Всадник сидел в седле как влитой – монументальный, как каменная глыба. Пальцы в перчатках крепко сжимали поводья. Наконец, он решительно развернул коня и послал вперед. Конь безмолвно сошел с большой дороги и сделал несколько шагов по тропе. Остановился и вновь обернулся. Всадник настойчив ударил его ногами по бокам, и конь, больше не раздумывая, поскакал к заброшенному хутору. *** – И долго нам еще так сидеть? – не выдержал Гоголь. Он потерял счет времени и не мог сказать, который сейчас час, но куковать в круге, пока Ульяна пыталась присоединиться к их уютной компании, уже порядком надоело. – Может, из ружья в нее пальнуть? – Не надо, а кто нам Вия вызывать будет? – опешил Хома, и Гоголь смутился. – Ну, не совсем в нее… мимо… чтоб припугнуть… – Я тебе пальну, – огрызнулась Ульяна и вдруг завыла. Николай схватился за пистолет. Брут забормотал и нервно перекрестился: – Ну, началось… Хотя сначала ничего не происходило. Ульяна перестала выть и настороженно оглядывалась. Гоголь уже начал думать, что Вий глуховат на старости лет, но тут церковь сотряс очередной раскат грома, а затем, сильнее – глухой удар в стену. – Пришел… – ведьма оскалилась и повернулась к вратам напротив входа. Молния на миг выхватила из тьмы лики святых, и Николаю они показались обеспокоенными. От нового удара врата распахнулись, иконы посыпались на пол, балка треснула и рухнула следом. – И что делать? – нервно уточнил Гоголь. Брут покосился на него не менее нервно. – Появится – стреляйте. Если не поможет, то читайте заклятье, – велел он, указав на книгу. Николай судорожно кивнул и покрепче схватился за пистолет. Порыв ветра с глухим рокотом пронесся по помещению, взлохматив волосы, перелистнув страницы и задув свечи. По углам церкви чудился странный, неразборчивый шепот. Брут торопливо защелкал огнивом, высекая искру, и опять зажег свет. – Нагнетает, – пробормотал он, находя нужный раздел в книге. – Что нагнетает? – не понял Николай. – Всем нам нужна вера, а нечисть ее черпает из страха. Ведь если ты чего-то боишься – значит, веришь в это? Вот Вий и старается, пугает. Если его не бояться – это ослабит демона. Раздался странный звук – шуршащий, свистящий, словно что-то шелестящее ползло в их сторону. Из темноты врат показались щупальца, похожие на побеги ползучих растений, и стали быстро заполнять собой все вокруг. Наткнувшись на меловую черту, они торопливо обогнули ее, прощупывая и проверяя, нет ли в невидимой преграде бреши. Ульяна попятилась, чтобы не мешать хозяину. Тот невнятно заревел, часть спутанных, шевелящихся щупалец взметнулись, и в церковь заглянул огромный огненный глаз. Брут быстро отвернулся и посмотрел на остолбеневшего Гоголя. Выругавшись, он схватил его за плечи и рванул к себе. – Не смотрите ему в глаза, кому сказано! И стреляйте! – Как стрелять, если не смотреть?! – запаниковал Николай, быстро моргая и приходя в себя. – Как Персей Горгоне голову рубил! Чего стоите? Палите наугад, коли зеркала нет! Гоголь, не глядя, выстрелил в сторону врат, потом, не мешкая, схватил ружье и выстрелил еще раз. Глаз исчез, и Вий заревел так, что церковь заходила ходуном, и из каждого угла ему вторили крики и сбивчивый шепот. Стекла под куполом разбились и посыпались вниз, и Николай с Хомой упали на пол, закрывая головы руками. От воя и рыка Вия пополам с раскатами грома закладывало уши, поэтому никто из них не услышал, как наверху что-то треснуло, и вниз полетели обломки деревянных балок. Один из них угодил прямо по затылку распластавшегося Брута. Его тело обмякло. Ульяна пронзительно завизжала, а Гоголь поспешно перевернул экзорциста на спину. По полу растеклась кровь. *** Всадник спешился и, достав два меча, подошел к двери заброшенного хутора. Постоял немного, прислушиваясь к оживленной беседе, затем без особого труда пробил хлипкие ворота. Девушки бросились врассыпную, он успел заметить, как одна спряталась за перевернутым столом со сломанными ножками, еще одна – за телегой с кучей сена. Туда и зашагал Всадник. Девушка поползла назад, не отводя от него испуганных глаз, и вдруг выпалила: – Вставай, уже за полночь! – Одеваюсь! – отозвался кто-то из угла. Всадник обернулся, но там никого не оказалось. Он снова повернулся к девушке, но вместо нее обнаружил лишь Гуро с двумя обнаженными клинками. – Ну здравствуй, Лиза, – проговорил он насмешливо, а затем строго добавил. – Может, хватит? Остановись, пока не поздно. Всадник без лишних слов ринулся в атаку. Зазвенело оружие, но эти звуки перекрыл раскатистый свист. – Не трудись, – Яков усмехнулся, делая выпад, но противостоять Всаднику было не так-то просто – он легко парировал удар и атаковал в ответ. – Сивкой займется Серый. И как ты ему голову задурила, а? Небось, искренне верит, что ты стараешься ради высшей цели. И ты сама в это веришь, не так ли? – клинок Всадника прошел в опасной близости от лица следователя, но тот успел отшатнуться, зло рявкнув. – Одумайся, дура! Не бывать людям богами, а ты – почти человек! Всадник безмолвно нанес удар, и Гуро засомневался, что его вообще слышат. Всадник орудовал обоими мечами так ловко, словно родился с ними, и Яков справедливо подозревал, что если из Лизы и получится какой-то бог, то только бог войны. Если, конечно, ее не разорвет от набранной силы, что будет наилучшим вариантом не только для них всех, но и для нее. И как он по первому бою не догадался, с кем сражается! Казимир, конечно, владел мечом, но далеко не так хорошо, он привык сражаться в своем истинном облике. Хорошо, что Яков прихватил кладенец, который буквально сам направлял его левую руку и жаждал битвы. Гуро почти слышал это, чувствовал через рукоять. Кладенец не любил его и ни за что бы не стал сражаться на его стороне, но, будучи оружием добра, он горел желанием вступить в бой со Всадником. Кладенец – не просто кусок металла, и пусть он не обладал сознанием в прямом смысле, он четко различал, где добро, а где зло. И Всадник по всем параметрам был злом куда хуже Кощея. Тому оставалось лишь покрепче сжимать пальцы и не менее ловко орудовать другой рукой. Яков также прекрасно осознавал, что при всем желании не сможет победить Всадника. Ни сказка, ни былина такого не подразумевают. Ему нужно было лишь потянуть время. Продержаться бы до рассвета! Главное – чтобы Всадник не сообразил, что девок тут нет (вовремя они их перепрятали, услышав приближение коня!), а значит, надо вернуться в село. Хотя для начала, наверное, Всадник попытается добраться до него. Гуро сосредоточился на сражении, стараясь не прислушиваться к ржанию и рычанию за стеной. Саша справится. Саша не может не справиться. Сивка, конечно, богатырский конь и копытом может проломить череп, но и Саша его не убивать собирается, а просто не пустить на помощь хозяйке. Деревянная стена оглушительно затрещала от сокрушительного удара, гнилые доски не выдержали, и в хутор влетело крупное мохнатое тело. За ним, сминая остатки досок, в проем нырнул черный конь, который уже занес копыто над головой волка… – Саша! – Гуро отвлекся всего на долю секунды, и Всадник, пользуясь этим, нанес удар. Кладенец едва успел отвести клинок, так рванув руку под почти невозможным углом, что мышцы заныли, и с этой болью Яков словно почувствовал через вибрацию металла волю меча – не забывайся, Кощей, у нас свой противник! Однако Гуро успел заметить, что конь опустил копыто и озирается по сторонам. А затем Яков услышал клекот коршуна и успокоился – Бинх сполна пользовался тем, что он оборотень. Конь ржал, мотал головой, вставал на дыбы и пытался отогнать хищную птицу, которая пыталась когтями вцепиться ему в морду, а еще лучше – в глаза. Потом коршун в полете обернулся обратно волком и камнем упал на коня, когтями пройдясь по шее и ловко приземлившись на лапы. Все это произошло быстро, почти моментально, кладенец еще гудел от удара, а Всадник уже атаковал другим мечом, который отвести возможности не было. Яков едва успел уйти из-под удара и отскочить, но кладенец умудрился и это обратить себе на пользу – дернув руку владельца, он устремился к сердцу Всадника. Тот все же успел отстраниться, и удар пришелся по предплечью, но кладенцу удалось то, что было не под силу простому оружию – пропоров черную броню, клинок окрасился темно-алым. Гуро судорожно вздохнул. Запах крови оказался неожиданно сильным, резким, даже Всадник замер, повернув голову – или что там у него под капюшоном – к своей руке. В ушах Якова вдруг зашумело. Он различал отдельные крики – страха, боли, почитания. Ему снова поклонялись. Вязкое, липкое, как кровь, желание вернуть все, что он потерял. Нет, жажда. Повелитель холода и мрака, сидящий на своем троне в глубине нижнего мира. Олицетворение смерти в раннем возрасте, вселяющее ужас в сердца людей. Тот, кого умоляли о милости и пощаде. Карачун. Гуро тряхнул головой, отгоняя навязчивые мысли, и кинулся в атаку. Нет, он сильнее этого желания. Он не сможет вернуть былую славу, даже если вырежет всех сказочных героев и заберет их кровь и веру. И Лиза не сможет тем более! Всадник тоже очнулся и продолжил бой, но намного осторожнее – он осознал, что кладенец представляет для него реальную опасность, в то время как его удары, пусть и были неприятны, но не причиняли Якову ощутимого беспокойства. В чем отличие Кощея от остальных сказочных героев, если все они бессмертны, пока находятся в заповедном месте? Все очень просто. Для них бессмертие – это долгая жизнь, но их можно убить. Кощея же убить нельзя. Если, конечно, не иметь при себе заветную иголку. Поэтому все раны Гуро довольно быстро затягивались, и о них напоминала лишь кровь на чужом клинке. Краем уха он слышал то рычание, то боевой клекот, из чего делал вывод, что беспокоиться не о чем – Бинх отлично справляется со своей задачей. Вот только насколько у них хватит сил? Бессмертие бессмертием, а усталость начинала подкрадываться, сковывая мышцы и притупляя реакцию. Это раньше он мог биться три дня и три ночи, но с тех пор прошли века, и силы его, как и всех сказочных, притупились. Лишь бы справился Гоголь… *** – Чего ты ждешь? Читай! Изгони его! Николай оглянулся и с изумлением уставился на Ульяну. Та прыгнула вперед, грудью ударилась о преграду и сдавленно зарычала, не отрывая взволнованного взгляда от лежащего Хомы. В ушах еще стоял визг ведьмы пополам с ревом Вия, который, почуяв кровь, снова заглянул в церковь, чуть не снеся ее. Гоголь не упал только потому, что уже валялся на полу, стараясь не попасть за пределы меловой линии. – Я не понимаю… – Что тут понимать? Вия изгонять надо! – Ульяна отшатнулась от щупалец, пытающихся прорваться в круг. – Боже, он живой? – Вий? – Хома, балда! Николай растерянно развел руками, и ведьма, увидев на них кровь, пронзительно завыла. Гоголь испуганно зажал уши и зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, как Ульяна скребется в невидимую стену, силясь прорваться в круг. Опустив руки, он даже сквозь рев Вия разобрал бормотание: «Дурак, дурак! Как же мне теперь… как мне его…» Спохватившись, Гоголь подобрал с пола осколок и поднес поближе к лицу Хомы. Стекло запотело, и он с облегчением крикнул беснующейся ведьме: – Живой! Живой он! Ульяна перестала причитать и, быстро оглянувшись на щупальца, ткнула пальцем в сторону книги. – Читай! Читай уже, Иван! – Ты знаешь? Ты тоже из сказочных? – Да читай уже! – Ульяна так оскалила клыки, что Гоголь в спешке схватился за книгу и принялся тараторить непонятные слова. Вий притих, а затем заревел еще страшнее. Церковь закачалась, что-то с грохотом обвалилось, но Николай старался не отвлекаться. Щупальца пытались достать его, бились о стены и поднимались по ним вверх. Иногда Гоголь слышал окрик Ульяны и тут же отползал в сторону, не прерывая чтения, а на место, где он сидел ранее, падали осколки или куски досок и стропил. В какой-то момент он краем глаза заметил, как одно из щупалец задело ведьму, и она упала на пол. Он кинулся меловой черте: – Ульяна! – Не покидай круг! – рявкнула та, вставая на колени и тряся головой. – И не пытайся мне помочь, я все равно не смогу подойти. – Он же тебя убьет! – Да не убьет! – ведьма пнула один из непрерывно шевелящихся побегов. – Он меня даже не замечает! Ему на меня плевать, а ты для него – угроза! Читай заклятье или стреляй в Вия! Сделай что-нибудь! – А ты не можешь? Это ведь ты его призвала! – Я призвала, потому что Хома пожелал! И он пожелал, чтобы я не могла войти в круг! Я вижу тебя, на самом деле, но не могу войти! И пока Хома без сознания, я ничего не могу, ничего! А у него вся голова разби… – Берегись! Ульяна прыгнула в сторону и рыбкой ушла от рухнувшей оконной рамы, после чего опять упала на пол, сбитая щупальцами с ног. Гоголь лихорадочно покопался в сумке Хомы и бросил ей кусок мела. – Если ты в этот круг войти не можешь, нарисуй свой! Ведьма растерянно посмотрела на мел, но Николай снова взялся за книгу, углубившись в заклинание. Ульяна быстро очертила вокруг себя круг и судорожно щелкнула клыками, когда щупальце ударилось о моментально возникшую невидимую стену. Сообразив что-то, она крикнула: – Иван! Иван, послушай! Гоголь отмахнулся, сосредоточившись на книге. Ульяна снова позвала его, а затем окликнула еще громче, предупреждая об очередном падающем фрагменте крыши, который рухнул на аналой. Свечи погасли, Николай отшатнулся, выронил фолиант и принялся шарить в его поисках, тихо ругаясь, когда ладони ранили осколки стекла. Ведьма снова звала его, пытаясь что-то объяснить, и Гоголь, отчаявшись, поднял голову. И увидел глаз Вия. Ульяна завизжала и выскочила из своего круга, но добраться до Николая по-прежнему не могла. Она беспомощно смотрела на него и на лежащего без сознания Хому, Вий ревел, вытягивая из Гоголя силы, и рев этот сотрясал церковь. Из оцепенения ведьму вывел испуганный окрик: – Уля! – Оксана? – ведьма обернулась к побледневшей пуще обычного мавке. – Почему ты ничего не сделаешь? – Я не могу войти в круг! – Я тоже, я же нечисть сейчас… – Здесь где-то книга! – ведьма спохватилась и зашарила вокруг. Оксана, не совсем понимая, что происходит, кинулась ей на помощь. – Там заклинание, чтобы изгнать Вия, Иван должен его дочитать! – Оно длинное? – Слишком, но выхода нет! Наконец, Оксана нашла книгу и передала Ульяне, которая, помешкав, ногой пнула ее в круг так, что та остановилась, лишь ударившись о колено Николая. Тот охнул и моргнул, и этого оказалось достаточно. Схватив фолиант, Гоголь нашел нужное место и, запинаясь, продолжил чтение. Оксана схватила Ульяну за руку и оттащила в сторону. Вий завыл и заметался, пытаясь выскрести своего мучителя из круга, но Гоголь упрямо из последних сил произнес последние слова. Наступившую паузу театрально заполнил раскат грома, переросший в агонизирующий рык Вия, глаз которого погас, а щупальца вдруг окаменели и начали рассыпаться. В открытые врата сорвались несколько камней, а потом начался целый оползень, но Николай этого уже не видел – он выронил книгу и упал прямо не меловую черту, устало прикрыв глаза. Ему ужасно хотелось спать. *** Гуро не знал, сколько длился бой – по его ощущениям времени прошло ровно «долго ли, коротко ли». Но судя по тому, что ему до сих пор ничего не отрубили, Всадник тоже устал – еще бы, крови он сегодня так и не получил, а с прошлого праздника прошло уже несколько дней! Похоже, и сам Всадник это понял, поэтому в конце концов он отбил очередной удар, отступил, замахнулся на волка, которому пришлось откатиться в сторону, а затем вскочил на коня. Тот, всхрапнув, из последних сил рванул прочь. Волк, тяжело дыша и высунув язык, смотрел вслед уносящемуся Всаднику. Мускулы под серой шкурой заходили ходуном, зверь припал к полу. – В погоню? Яков подошел к нему и, осторожно опустив кладенец на деревянные доски, положил ладонь на загривок, успокаивающе поглаживая. – Не стоит. Девушек она не найдет, а убить кого-то еще она пока не в состоянии. Тем более, справиться с кем-то после столь изматывающего боя. – Как она смогла попасть на хутор? Это же не заповедное место, – волк встряхнулся и немного расслабился, но все равно готов был рвануть с места по первому требованию. Гуро пожал плечами и, подняв пучок соломы, отер свой клинок. – Очень просто. Помнишь, мы считали, что Лизу поят слабосильной водой, отчего она потеряла богатырскую силу? – Бинх кивнул и принялся зализывать свои раны, а следователь сунул клинок в трость, после чего принялся чистить кладенец. – Я думаю, на самом деле она пьет сильную воду, потому что в обычное время, не в праздники, сил у нее нет совсем. Темная энергия съедает ее изнутри, и питает ее только родная магия заповедных мест. А вот в языческие праздники Лиза обретает древнее, злое могущество, но и оно быстро иссякает, поскольку она не получает крови. Таким образом, в обычные дни она может передвигаться лишь по заповедным землям, и то с трудом, а в ночи языческих праздников способна их покинуть, но, как видишь, ненадолго. – Может, если мы подождем и продержимся еще несколько праздников, все разрешится само собой? – с надеждой предположил Александр, махнув хвостом. Яков покачал головой и спрятал меч в ножны, затем прошел в угол обветшавшего дома и бережно, почтительно поднял Марушку. Все это время волк пристально наблюдал за ним, чутко подергивая ушами. – Боюсь, что нет, Серый, – признался Гуро, аккуратно отряхивая с куколки солому. Она сегодня хорошо потрудилась, имитируя голоса девушек и переговариваясь с обернувшимися девушками же Александром и Яковом, пока Баюн переносил настоящих в безопасное место. – Жаль, но магия так не работает. – Очень жаль, – согласился волк. – Поедем обратно? – А давай теперь я повезу, – предложил Яков, усмехнувшись. – Конем обернусь. Но только ты, чур, опять красной девицей будешь. – Я тебе ногу откушу, – фыркнул Бинх, тряхнув мохнатой головой. – Чтоб я еще хоть раз на тебе девицей ездил! – А мне понравилось, – Гуро мечтательно улыбнулся. – И тебе идет платье… ай! А ну прекрати! Волк, возможно, что-то ответил, но из-за сомкнувшихся на лодыжке Якова зубов ответ вышел невразумительным. Следователь шутливо отпихнул его другой ногой – руки у него были заняты, и держать любимую игрушку Василины было куда важнее, чем сводить счеты. Бинх, удовлетворив свою жажду мщения, отпустил ногу и снова принялся вылизывать рану на боку. – Ты представляешь, он меня укусил! Прямо взял и укусил! Ты видел, какие у него зубищи? Травоядное, как же… – Да, – рассеянно отозвался Яков, о чем-то размышляя. Очистив Марушку, он спрятал ее под пальто, где его пальцы вдруг нащупали что-то холодное и металлическое. Гуро, не доверяя сам себе, нахмурился. – Я все равно предлагаю проследить за Лизой, – продолжал Александр. – Хотя бы просто понаблюдать за особняком, как полагаешь, Кош? Кош? Яков не ответил. У предмета одна кромка была острой и имелась ручка. Следователь осторожно потащил его наружу, попутно сообразив, что, вероятно, случайно прихватил с собой нож Гоголя. И действительно, вот он – серебро тускло сверкнуло в свете факала. Гуро нахмурился. Бинх, почуяв его беспокойство, оставил рану и настороженно повернул мохнатую голову в его сторону. – Что-то не так? – Серебро… – Яков говорил тихо, с явным трудом. – Оно почернело. Желтые глаза волка широко раскрылись. В следующий момент Гуро уже мчался в село, припав грудью к спине волка, который, набирая скорость, постепенно поднимался над дорогой, чтобы лететь напрямик, без всяких помех. *** Всадник на ходу спрыгнул с коня и бросился в особняк. За его спиной оставался черный шлейф, который ненадолго зависал в воздухе и таял. Спотыкаясь, Всадник добрался до лестницы, упал, ударившись ладонями уже без перчаток о ступени, поднялся, подхватил подол голубого платья и заковылял вверх. В свои покои Лиза буквально ввалилась, уже лишившись плаща и брони. Алексей догнал ее в дверях и помог подняться, но девушка оттолкнула его и подбежала к пюпитру с огромной книгой. Данишевский тоскливо наблюдал за ней, прижав платок к кровоточащей ране на шее, оставленной когтями волка. Лиза тем временем лихорадочно перелистывала страницы. – Нет, нет, нет! Где они, черт побери? Где?! – Лиза, успокойся… – Данишевский подошел к ней и положил руку на плечо, но девушка сбросила ее. Движения Лизы были дерганные, как будто ее мышцы сводила судорога. Страницы опасно трещали. – Кого ты ищешь? Богатырша развернулась и схватила графа за воротник, без труда поднимая в воздух и припечатывая спиной к стене. – Куда они пропали! Куда проклятые Кош с Серым их спрятали? – крикнула она остервенело. Алексей беспомощно моргал, не в силах выдавить из себя ни слова. Лиза отпустила его и вернулась к книге. – Так кого ты ищешь? – хрипло уточнил Данишевский, растирая зудящее горло. Посмотрел на пальцы – кровь из следов когтей и не думала останавливаться, пришлось снова зажать рану платком. Вообще, неплохо бы все раны перевязать. И Лизины – тоже, только она на них внимание вообще не обращала. Кровь пропитала ткань белой блузы, капала на пол. Перепачканные пальцы оставляли бордовые следы на пожелтевших от времени страницах. Воздух в спальне казался густым, вязким, пропахшим кровью и древними проклятыми ритуалами. Алексея мутило от этого запаха, а в памяти всплывали картины древних битв. Вот только ни единой живой души не было, даже вороны не кружили над сгинувшей ратью. – Девок! – Лиза в ярости схватила книгу и швырнула в Алексея. Тот торопливо пригнулся, а потом поднял старинный фолиант, не привыкший к такому обращению, и осмотрел, проверяя, не осталось ли повреждений. На одной из страниц он увидел крохотную фигурку в белом, которая стояла на пороге церкви. Алексей, вздрогнув, захлопнул книгу и повернулся к Лизе. Та разгневанной тигрицей ходила по спальне. – Я не хочу ждать следующего праздника, мне надо сейчас! – Может, еще кого в селе выбрать? – предложил Данишевский, которому было больно смотреть на возлюбленную – все ее тело сотрясалось в судорогах, иногда она останавливалась, обхватывая плечи или выгибаясь в конвульсиях. Хотелось подойти и обнять ее, но когда Алексей попытался сделать это в прошлый раз, его отбросили к стене, как сейчас книгу. – Нет, в селе девок больше не осталось, – Лиза попыталась взять себя в руки и остановилась, опираясь на стол. – Они всех спрятали! Осталась только Аленушка, но до нее не добраться, она в запруде своей или в лесу, а ссориться с водяным и лешим я пока не готова, нет у меня столько сил. – Может, пора переходить с невинных дев на кого-то еще? – нерешительно спросил Алексей, и Лиза уставилась на него долгим, внимательным, изучающим взглядом, от которого становилось неуютно – ведь именно он был ближайшим «кем-то еще». Хотя Данишевский давно для себя решил, что если это потребуется, то он вполне готов… – Нет, – наконец, выдохнула Лиза и сжала кулаки. Ее снова трясло. – Иначе бы я Горыныча… чтоб его… это он во всем виноват! – Мне жаль, Лиза… – граф с искренним состраданием протянул руку девушке, но тут же опустил. Здесь он ничем помочь не мог. Лиза сжала пальцами виски, потерла, а затем тряхнула руками. В комнате посвежело, и с ладоней Царь-девицы с хрустальным звоном заструилась вода. Девушка умылась, смыла кровь и исцелила свои раны. Целючая вода ее, похоже, успокаивала, и Данишевский вздохнул с облегчением. Лиза поманила его к себе, и когда он подошел, бережно провела пальцами по шее, заживляя царапины от когтей. Алексей довольно прикрыл глаза, когда девушка похлопала его по шее, как лошадь. Ему не хотелось отходить, и Лиза тоже не торопилась. Она заглянула Данишевскому в глаза, что-то выискивая в их глубине. – Леша, ты ведь мне веришь? Ты веришь, что у меня все получится? Лешенька, я ведь справлюсь, да? Алексей некоторое время смотрел в ответ. Хотелось обнять Лизу и заверить, что все будет хорошо, хотелось донести, что Лиза – сильнейшая из богатырш, что она может все на этом свете, что она вообще лучшее, что случалось с Алексеем в этой жизни. И если она решила облагодетельствовать этот мир своим правлением, то Алексей последует за ней и отдаст ей все – свою веру, кровь и жизнь. Но вместо этого Данишевский опустился на одно колено и припал губами к руке возлюбленной. – Конечно, моя… моя богиня, – прошептал он, чувствуя странное опустошение и болезненную легкость после этих слов. Лиза же судорожно вздохнула и расправила плечи. В ее ушах зазвенели отдаленные восхищенные крики почитающих ее людей. Алексей был ей безгранично предан, боготворил вплоть до поклонения, на что были способны далеко не все сказочные. Ей повезло, что богатырский конь признал ее своей хозяйкой. Даже те крохи веры, которые он мог передать Лизе таким образом, поддержали ее, хотя она прекрасно видела, как это изматывало Данишевского. Она снова вздохнула, уже полной грудью, освободила руку и, чуть наклонившись, положила ладонь на плечо Алексею. – Скоро новый праздник. Приведи мне Аленушку, – тихо попросила Лиза. – Куда бы они ни спрятали остальных, надолго и далеко увести Аленку от запруды они не смогут до тех пор, пока кто-то ее не вызволит и не снимет камень с шеи. Они не смогут прятать девиц вечно, рано или поздно я их найду и заберу. – Аленушку? – голос Алексея едва заметно дрогнул. Лиза внимательно смотрела на него. – Может, стоит… – Нет, – отрезала девушка. – Мне нужна Аленка. Приведи мне ее завтра, – она немного помолчала и добавила. – Пожалуйста. Данишевский еще пару секунд поколебался, но потом опустил голову и тихо проговорил: – Слушаюсь. *** Когда Бинх с Гуро ворвались в церковь, они поняли, что опоздали. Гоголь лежал на полу, неестественно бледный, над ним склонился Брут, который сам выглядел не сильно лучше, а рядом молча сидели Ульяна с Оксаной, покрасневшими глазами уставившись на тело. – Что с Гоголем? – машинально спросил Александр. Хома, пытавшийся напоить Николая чем-то из бутылки, обернулся и осторожно уложил его голову на пол. – Умер Гоголь, – неестественно ровным, безэмоциональным тоном произнес он. Ульяна вздрогнула и часто заморгала, зажмурилась и вдруг, всхлипнув, расплакалась. – Я ничего не могу сделать! Ничего! – Совсем? – севшим голосом уточнил Бинх. Брут, скривив губы, с некоторым усилием пробормотал: – По щучьему велению… по моему хотению… пусть Гоголь очнется! Александру совсем не понравилось, как на это отреагировала Оксана. Вместо того, чтобы наблюдать за происходящим, она отвернулась и закрыла лицо ладонями. Ульяна, быстро вытерев слезы, поднялась на ноги и крутанулась на месте. Подол ее платья взметнулся, блеснул серебром, точно хвост рыбий, а сама девушка щелкнула удлинившимися зубами. Александр с надеждой взглянул на белое и непривычно спокойное лицо Гоголя, но оно оставалось неподвижным. Ведьма, тоже жадно следящая за любыми изменениями, беспомощно села обратно на пол. – Не могу я воскрешать людей, не могу, не могу, не могу! – Успокойся, Щучка, – резко велел Гуро, а потом уже мягче добавил. – Я сейчас сам посмотрю. Это живая вода? Брут кивнул. Оксана обняла подругу, чья истерика перешла в тихие всхлипы, и принялась шепотом успокаивать. – Ворон приходил. Я пытался напоить Гоголя, но не помогло, Ворон полетел за добавкой. Но, мне кажется, бесполезно… – Все-таки, он человек, – пробормотал Бинх. Его пальцы сами собой сжались в кулак. Хотелось что-нибудь сломать. Желательно, кому-нибудь. – Ведь это на людей она хуже действует, чем на нас… Гуро молчал. Он взял лицо Николая за подбородок и пристально рассматривал. Затем вздохнул и разжал пальцы. – Мне жаль, – бесцветным голосом сказал он. Губы притихшей было Ульяны опять задрожали. – Это я виновата. Я пыталась ему сказать про заветные слова, он мне помог, а значит, я могла бы исполнить его желания, но он не слушал… и это я вызвала Вия, вот и… – Если бы я не загадал, ты бы сама его в жизни не вызвала, – отрезал Хома и обнял девушку. – Так что моя вина. Ты не могла не исполнить мое желание, а мне следовало выбрать нечисть попроще… – Нет, – отрубил Бинх, с трудом подбирая слова. В горле стоял горький и злой комок. – Это моя… наша с Кощеем вина. Мы решили провести третье испытание, а он был простым человеком. Мы слишком много от него хотели, слишком надеялись. И вот к чему это привело. Кош, ты слышишь? Кош? Яков, не отвечая, резко поднялся и быстрыми шагами двинулся к выходу. – Кош! Он остановился. Обернулся и зло посмотрел на Александра. – Да, я ошибся, доволен? Я ошибся! Я! Из-за меня погиб человек! За то, чтобы остаться в памяти людей, я должен был помогать им или хотя бы не губить, но я погубил человека! Ты это хотел услышать? Бинх некоторое время сердито смотрел на него, но потом его лицо погрустнело и осунулось. – Нет. Я… я всего лишь хотел спросить, что нам теперь делать? Яков открыл рот, но не смог выдавить ни слова. Закрыл, немного постоял, потом прикрыл и глаза. – Саш, я… я не знаю. Хоронить. А если мы ничего сделать не можем, может, и вправду наше время прошло? Снова? Давно я не чувствовал себя столь… столь беспомощно. Александр осторожно взял погибшего на руки, Хома помог подняться дрожащей Ульяне и хмурой Оксане. Медленно они двинулись к сараю Бомгарта. По дороге перед ними камнем упала черная тень, которая превратилась в самого доктора, сжимавшего в руках пару бутылок. Он бросился к Бинху, но тот лишь мотнул головой. – Если бывшее божество подземного мира говорит, что кто-то мертв – значит, он мертв. – Его одежда не изменилась, – возразил Леопольд, хватаясь за последнюю соломинку. – Его веру никто не забирал, может, еще есть… – Потому что он человек! – рявкнул Александр. Бомгарт поджал губы и нахохлился, из-под насупленных бровей глядя на собеседника. – Можешь сказать «Я же говорил», Серый. Ты был прав, а мы все дураки. – Лучше бы неправ оказался я! – Бинх оскалился, и его глаза пожелтели, меняя форму на звериную. Ульяна щелкнула на него зубами и хлюпнула носом. – Воронушка, ты ничегошеньки не можешь сделать? Ты же врач, ты такой замечательный врач! – Если бы у него были раны, – Бомгарт тяжело вздохнул, – я бы их зашил. Если бы шла кровь, я бы ее остановил. Если бы был вывих, я бы вправил. Если бы он был болен, я бы приготовил лекарство. Но у него нет внешних ранений и нет внутренних болезней. Он погиб из-за колдовства, и тут я бессилен. – Но как такое возможно?! – Оксана с мольбой посмотрела на Якова, словно его ответ мог что-то изменить. – Ты же говорил, что его отец – Садко! Он должен быть сказочным, должен! – Вовсе не обязательно, – возразил Хома. – Иногда ребенок может родиться и человеком. Обычным человеком. Это не от нас зависит. – Пойдемте, – сухо поторопил их Гуро, – нам еще со сват Наумом объясняться…