This time I can’t think I can be strong
And I’m a little bit scared, a little bit small
To feel like I’m a man tonight at all
I’m a little bit tired, a little bit torn
Мицуя выводит завитки и вихры, складывающиеся в узор, водит рукой из стороны в сторону, временами останавливается, чтобы отдохнуть от запаха краски, и продолжает рисовать. Дракон на стене отображает чувства внутри: его непокорность, дикость, желание вырваться и лететь, куда душа пожелает. Но Мицуя связан обязанностями и чувством долга, от которых неимоверно устает, а у дракона всего этого нет. Дракон остается свободным даже тогда, когда Мицуя, задумавшийся о сестрах, неправильно ведет руку, и очередная линия смазывается. Это ничего, легко можно поправить. В конце концов, дракон — олицетворение внутренней борьбы, ему стоит быть немного сумбурным. — Ого, супер круто! — говорит ему незнакомый мальчик. — Что это? Дракон? Мицуя немного удивлен его внезапным появлением, но больше ужасает мысль, что у этого выплеска отчаяния оказался свидетель. Внутри все замирает в предвкушении. Странное это дело, когда кто-то оценивает поток твоих чувств. Рюгуджи Кен — как он представляется позже — становится первым человеком, который видит Мицую в момент слабости, и в глазах у него нет осуждения. Он протягивает руку и принимает полностью, такой же свободный как дракон на стене. Мицую тянет к нему, как к источнику силы, как к отображению собственных чувств, не сдерживаемых клеткой, а свободно парящих. Мицуя чувствует в Рюгуджи Кене родственную душу и следует за ним без единого сомнения.***
Луна и Мана подходят к нему с пунцовыми щечками и сердито заявляют, что им нравится Дракен, потому пусть приходит почаще. Мицуя удивлен таким откровением, ведь сестры редко принимают кого-то нового в их семью. Они обожают Хаккая, который был рядом все время, что они росли, и Юзуху, потому что видят в ней красивую старшую сестренку. То, что Дракен так просто смог завоевать их любовь, приятно греет в районе сердца. Мицуе хочется засмеяться, но он сдерживает себя, чтобы не смущать девочек еще больше, и просто кивает, обещая приглашать Кена как можно чаще. Дракен занят большую часть времени и, откровенно говоря, не особо разделяет восторг Луны и Маны, но все равно заглядывает в гости и соглашается на все их авантюры вроде «покатай нас на спине» или «ты должен отыскать нас в течение трех минут, это не обсуждается». Он даже выдерживает «а вот братик Хаккай знает, как правильно вести себя на королевском чаепитии» от Луны и, уняв нервный тик, отхлебывает из игрушечной чашки, старательно оттопыривая мизинец. Мицуя старается не смеяться, чтобы не смущать теперь уже Дракена, но проваливается на первой же попытке.***
Схватка оказывается не столько тяжелой, сколько изматывающей. Мицуя все же получает под ребра и неудачно ударяется головой. В глазах темнеет, тело будто деревенеет, и хочется то ли проблеваться, то ли упасть замертво. Он не позволяет себе ни того, ни другого, упрямо стоя на ногах и пережидая накатывающую волну боли. Мицуя улыбается и кричит ребятам из своего отряда какую-то ободряющую чушь. На это едва хватает сил, но драка в самом разгаре, а он — капитан, и вселять в своих подопечных боевой дух его прямая обязанность. Очередную пафосную фразу встречает одобрительный гул голосов, и Мицуя выдыхает — получилось. Они дерутся около получаса, но по ощущениям где-то полдня, и Мицуя ничего не хочет так сильно, как забраться в постель и уснуть. Голова раскалывается, а второй отряд не спускает с него глаз, ожидая приказа дальнейших действий. Мицуя дергает сжатый кулак вверх, обозначая победу и встречая радостные крики. Ему тоже приятно от осознания, что Токийская Свастика — их детище — все так же сильна, но сил не остается даже на улыбку, и потому он просто смотрит на счастливых ребят, пока вид не преграждает чужая спина. Дракен заслоняет его собой, давая время на передышку, выкрикивая какие-то слова и распуская всех до очередного собрания. Мицуя ему благодарен. Он прислоняется лбом куда-то в район чужих лопаток и застывает так, позволяя слабости взять над собой верх. С Дракеном можно, ведь он уже столько раз видел его совсем не сильным. С Дракеном не страшно, потому что если он принимает, то всегда принимает тебя целиком. Мицуя прикрывает глаза, зная, что все будет в порядке.***
Дракену нравится Эмма, а у Мицуи куча неясных чувств к Хаккаю, но они все равно целуются. Это далеко от романтики, что-то платоническое, на грани поддержки и понимания. Что-то вроде благодарности и столкновения сущностей-близнецов. Потому что драконы не любят клетки, им нужны облака. Это происходит лишь раз и не несет в себе продолжения. Просто случается, и они поддаются выплеску чувств, закрепляя тем самым связь. Это как рукопожатие или братские объятия, только немного ближе.***
Мицуя выводит завитки и вихры, складывающиеся в узор. Этот дракон намного меньше, чем его предок, но тут уж ничего не поделаешь. Руки слегка дрожат, потому линии выходят не совсем верными, но это ничего, всегда можно поправить. Мицуя отходит от могильной плиты, осматривает свою работу, и убирает краски в сумку. – Это называется вандализмом, — хмыкает он, возвращаясь на место, — но они поймут, да, Дракен? Мицуя бережно проводит рукой по складывающимся в имя иероглифам и прислоняется к ним лбом, как когда-то прислонялся к спине. Ветер задувает, норовя забраться под кофту, но в самый последний момент утихает, разбиваясь о могильный камень. Слезы скатываются по лицу, и Мицуя позволяет себе разрыдаться. Это ничего, Дракен видел его слабым бесчисленное количество раз. Дракен всегда его принимал.