I won’t die for love
But ever since I met you
You could have my heart
And I would break it for you
Первое, о чем думает Казутора, когда знакомится с Мицуей — он домашний. Таких детей сразу чуешь, они правильные, ранимые и вьются за материнской юбкой, как приклеенные. Мицуя под это описание идеально подходит, даже если его стиль, по случайности или нет, до нелепого похож на стиль Дракена. От Рюгуджи веет силой, а от новичка, как его не рассматривай, только нежностью, и Казутора непонимающе хмурится. Зачем им такой в команду? Баджи рядом приветственно улыбается и жмет руку новому знакомому, но в том, как он держится, Казуторе видится такое же непонимание. Пачину без разницы, насколько Мицуя отличается, он просто принимает тот факт, что с этого дня их на одного больше, а Майки доверяет Дракену на всех уровнях, так что вопрос решается быстро. Когда Баджи узнает об увлечении Мицуи, он пытается подтрунить над ним, не злобно, просто такой у него характер. Не видит тормозов и заходит, пожалуй, слишком далеко, хотя не Казуторе его упрекать — у самого язык чешется ляпнуть о шьющих мальчиках что-нибудь обидное. Баджи берет это на себя, но момент выбирает неудачный — вся их компания ввязывается в потасовку и тут уж не до шуток, но Кейске это не смущает. Мицуя спокойно выслушивает очередную волну подколов, разворачивается к Баджи лицом, дожидаясь, пока тот закончит ломать нос попавшему под руку бедняге, и серьезно отвечает: — Да, мне нравится шить. Я также умею готовить, убирать дом и заботиться о детях. В этом есть что-то зазорное? А затем с разворота бьет подкравшегося противника по лицу, сбивая с ног. Удар у Мицуи действительно сильный.***
Мицуя шьет им шестерым форму, и она выглядит настолько потрясающе, что у Казуторы сводит руки от желания ее примерить. Форма садится как влитая — неудивительно, ведь Мицуя делал замеры, но все же — и он крутится перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон. Это совершенно новое чувство: эйфория смешанная с осознанием происходящего, переливающееся через край удовольствие. Казуторе такое чуждо, и он не знает, куда себя деть, а Мицуя лишь смеется, замечая его метания. — Ты выглядишь хорошо, — говорит он, похлопывая по плечу. — Мы все теперь кажемся более внушительными, верно? Мицуя не имеет ничего такого в виду, но Казуторе все равно стыдно. За прошлые мысли, за невысказанные насмешки, за то, что все еще считает Такаши другим. Не чужим, просто другим. Казутора поддается эмоциям и чуть оборачивается, обнимая Мицую и пряча лицо в районе его шеи. Чувства внутри только ширятся, заполняя собой пространство, перекрывая кислород и раздирая на части. Щеки краснеют, и Казутора теряется окончательно. В эйфорию вмешивается тень паники, но Мицуя кладет теплую ладонь ему на спину и аккуратно поглаживает, успокаивая. И распирающие чувства вдруг отступают.***
Казутора наблюдает за соревнующимися Дракеном и Такаши, и нелепая картина их криков и веселья почему-то не забавляет. Полуголые девушки на пляже тоже не радуют, но Казутора игнорирует тихий предупреждающий звон собственного сознания. Просто день сегодня такой, в следующий раз повезет. Неудачной оказывается вся следующая неделя, в течение которой отец неустанно давит, мама не перестает плакать, а Мицуя знакомит их с Хаккаем. Тот оказывается славным парнем, который с восхищением разделяет идеи Тосвы и относится к Мицуе с обожанием, и Казуторе, в общем-то, не на что жаловаться, но что-то в последнем пункте его до зубного скрежета бесит. Неудивительно, что за Такаши тянутся другие, с хорошими людьми всегда так, просто Казутора оказывается не готов им делиться.***
За неудачной неделей тянется вереница событий, разрушающая жизни дорогих ему людей. Что-то незримо меняется в воздухе, восприятии и самой сущности Ханемии Казуторы. Будто щелкает тумблер, погружая во тьму умирающую здравую составляющую его личности. Вместе с этим щелчком открывает глаза кто-то безумный. Дни тянутся чертовски медленно, и жизнь встает на паузу. Казутора снова теряется в себе и своих ощущениях, теперь вовсе не радостных, и не знает, куда от этого деться. У него получается перевести дух, когда он читает каракули Баджи, которые тот исправно шлет ему, сообщая о мире вне стен. Получается отвлечься в редкие визиты Дракена, где они больше молчат и отводят взгляды. Но все это временно, а хочется, чтобы теплой рукой по спине и навсегда. — Мицуя не придет? — отваживается спросить он однажды. Даже если Дракен удивлен, он этого не показывает, жмет плечами и впервые смотрит прямо в душу. В то нечто, что клубится на ее месте. — Он не говорил. И в этом кратком ответе вся суть.***
Мицуя почти не меняется за эти годы внешне и, Казутора уверен, внутренне. Безумное нечто при виде него беснуется загнанным тоскующим зверем, но Казутора спешит, ему некогданекогданекогда, у него на руках Вальхалла, предательство и мертвое тело Баджи. Его существо снова рушится, неспособное понять свое место и предназначение. Для чего он вообще нужен, этот Казутора Ханемия? Ему нескончаемо больно и хочется умереть. Чтобы рядом с Баджи, чтобы хотя бы так искупить грехи. Дракен просит: — Не смей умирать. Он говорит: — Ты прощен. И Казутора ломается в бесчисленный раз за свою короткую жизнь.***
Мицуя сидит по ту сторону стекла такой же мягкий, как и всегда. На нем заживают синяки, а круги под глазами слишком черны, но даже так он олицетворяет собой понятие «комфорт». Казутора готов расплакаться от тоски и непонимания, почему Мицуя сейчас здесь. Почему смотрит на его осунувшееся лицо и грязные волосы добрым взглядом и ничего не говорит. — Я… — начинает Казутора, не имея понятия, что хочет сказать. Я скучаю? Я сожалею? Я не достоин? — Мне жаль, что я не приходил, — отмирает Такаши. — Я хотел, правда, но Майки тогда пришлось собирать себя заново и, сам понимаешь, нужно было что-то делать. Казутора кивает, позволяя Мицуе оставить то время позади. Для всего произошедшего никогда не будет достаточно слов, он понимает. — В этот раз собираться заново придется нам всем. Но я буду здесь, — обещает Мицуя. — Я буду приходить так часто, как смогу, Казутора. Все десять лет. — Тебе не нужно давать мне таких обещаний. — Заткнись. Я делаю это для себя, так что просто прими факт моего частого присутствия в твоей жизни и не возникай. Казутора пытается улыбнуться, но щеки мокнут от слез. Он думает о Баджи, о Майки, о Дракене и Пачине. О Тосве и всех неверных решениях, которые уже не исправить. Он думает о Мицуе и тепле его рук, до которых не сможет дотронуться ближайшие десять лет заключения. Разбитый, он впервые берет осколки в руки, пытаясь сложить первоначальный узор. У него будет достаточно времени, чтобы попытаться склеить себя заново. — Спасибо, — всхлипывает Казутора. Мицуя улыбается в ответ.***
Казутора крутится у зеркала, рассматривая практически готовый костюм. Свадьба у Пачина на следующей неделе, и верится в это с трудом: кто-то из них и женится! Чифую воодушевлен предстоящим событием чуть ли не больше жениха, так что Казутора выслушивает о его приготовлениях каждую совместную смену. Это не злит, потому что Казутора Чифую в каком-то смысле понимает. Трудно сдерживать эмоции, когда они льются через край. — Просил же не двигаться, — ворчит Такаши, возвращаясь с булавками и подправляя что-то на брюках. Казутора неловко извиняется, и смотрит на сосредоточенного Мицую через отражение в зеркале. Его руки порхают, опаляя тело даже сквозь ткань, и Казутора не может насытиться ощущениями. — Думаю, следующая примерка будет последней. — Уже все? — разочарованно тянет он. — Мне нравилось быть твоей моделью. Мицуя смеется и ласково проводит руками по плечам, разглаживая складки на пиджаке. Казутору топит чувствами, как когда-то в детстве, и он оборачивается, ища спасения. Мицуя — спокойный и нежный, и Казутора влюблен в него большую часть жизни, оттого поцелуй с ним ощущается как наступившее, наконец, облегчение. Как благословение, о котором так долго молят. — Я уж думал, ты не решишься, — переплетает их пальцы Такаши. Его ладонь теплая, и Казутора решает, что так и ощущается настоящий дом. Тумблер щелкает снова и, наконец, становится на место.