it's all so incredibly loud

Такемичи ловит себя на мысли, что что-то не так, когда выходит из квартиры и сталкивается с пустой улицей. Не «пустой», когда магазинчики закрылись на обед или на улице ужасная жара, в которую ни один здравомыслящий человек не высунется наружу, но при этом ты все равно знаешь, что за стенами кипит жизнь и слышишь раздающиеся вдалеке голоса. Эта «пустая» больше похожа на «мертвая»: ни звука, ни движения, все будто исчезли. Такемичи проверяет телефон — связь ловит прекрасно, но позвонить отчего-то не получается. Ни родителям, ни Хинате или Аккуну. Это кажется глупой издевательской шуткой, сыгранной, чтобы развлечься, однако внутри поселяется страх — что, если все взаправду? Да, выглядит безумно, но ведь и Такемичи перемещается во времени, так что не ему открещиваться от возможных странностей. Такемичи бежит по улицам Токио, охваченный паникой и непониманием происходящего, но все они, как одна, безжизненны. Он бежит и бежит, пока не заканчиваются силы, но даже тогда не дает себе отдохнуть, продолжая искать хоть кого-нибудь. «Хоть одна живая душа, пожалуйста». Когда ноги приносят его к парку Удагава, впереди, наконец, мелькает тень. Такемичи устремляется за ней, как за единственным спасением, и вдруг оказывается среди огромного, но безмолвного потока людей. Он бьется о чье-то плечо и просит прощения, пытаясь осмотреться. Вокруг мельтешат чужие лица, и ему чудится, что среди незнакомцев мелькает образ Пачина. Такемичи кричит его имя во все горло, но тот будто не слышит, хотя вокруг стоит тишина. Он зовет снова, срывается в бег, пытаясь не потерять широкую спину из виду, но безрезультатно. Рядом раздается знакомый смех, и Такемичи разворачивается так резко, что в глазах темнеет. Повзрослевший Мицуя стоит посреди опустевшей улицы и наблюдает за кем-то с улыбкой. Сердце подпрыгивает от радости, и Такемичи хочет вздохнуть от облегчения, но ему тошно от происходящего. Куда делись находящиеся здесь люди? Почему смех Мицуи — первое, что он услышал за день? Почему так пусто? Такемичи смотрит на друга и хочет подойти, но ему страшно, что все снова изменится. Что, если лучше не двигаться? Что, если он все испортит? В поле зрения вдруг попадает Хаккай, и Такемичи нужно немного времени, чтобы сложить два и два. Потому что Хаккай, в отличие от Мицуи, не выглядит взрослым. Он выглядит как четырнадцатилетний мальчишка. Шиба что-то говорит, и Мицуя снова смеется, разворачиваясь Такемичи навстречу. Он удивленно приподнимает брови и кивает в приветствии, будто только что заметил. Хаккай машет с радостной улыбкой на лице, и это, по какой-то причине, дает надежду. Такемичи набирает воздух в грудь, чтобы спросить, что здесь происходит, но Мицуя и Хаккай проходят мимо. В том же направлении, в котором, вроде бы, исчез Пачин. — Ты чего застрял здесь, Такемучи? — доносится из-за спины голос Дракена. — Что? — переспрашивает он на удивление сиплым голосом. — Дракен, что… … «происходит», хочет спросить Такемичи, но замирает. Из-за спины Дракена показывается милое личико в обрамлении светлых волос. Личико Эммы. Мурашки расползаются по позвоночнику, оседая холодом в животе. Эмма же… умерла? — Если будешь здесь стоять, все пропустишь! — говорит она. — Пропущу что? — с трудом выдавливает Такемичи. — Куда вы идете? — Как это куда? Майки ждет нас! — Не тормози, Такемучи, — подтверждает Дракен, а затем продолжает путь. — Ой, Эмма, ты тоже пошевеливайся! Они не прекращают переругиваться, но больше не оборачиваются, потому Такемичи просто следует за ними на некотором расстоянии. Потому что все еще ничего не понимает и, ну, разве им не нужно больше времени наедине или что-то в этом роде? — Дай им побыть вдвоем, — говорит Хина, и Такемичи готов поклясться всем, что ему дорого, что мгновение назад ее здесь не было. — Наото, не спеши так. — Не люблю терять время зря. Тем более вы снова начнете флиртовать, нет уж, избавь меня от этого. Наото тоже тут: отвечает знакомыми фразами, изображает недовольство и показательно спешит отделаться от их общества. — Извини за это, Такемичи-кун. Я пойду пригляжу за ним, хорошо? Встретимся на месте! Он не успевает сказать и слова до того, как Хината убегает вперед, догоняя младшего брата и весело приветствуя Дракена и Эмму. Такемичи думает, что это должно поднять ему настроение, но становится больно. Они поднимаются на мост, и у Такемичи перехватывает дыхание. На мосту, опираясь руками о перила, стоит Баджи. Его голова запрокинута, а волосы резвятся на ветру, хотя никакого ветра нет и в помине. Баджи не кивает Дракену или Мицуе, никак не реагирует на проходящих мимо людей, не опускает головы. Он будто не здесь вовсе, задумался о своем, растворился в пространстве. Такемичи двигается вперед, боясь, что если упустит ребят из виду, больше не сможет их отыскать, но желание вернуться не оставляет его. Почему все просто идут мимо? Это же точно Баджи! Такемичи слышит, как впереди снова раздаются приветствия. Он неуверенно моргает, когда видит, кто стоит у перил всего в нескольких метрах от Баджи. Оборачивается даже, чтобы проверить, видно ли его фигуру отсюда — и да, как на ладони. Но тогда почему же? Из всех людей он бы первым сорвался с места, правда? Почему он стоит на месте? Чифую гладит черного кота, смотрит на животное с безграничной нежностью и улыбается так тепло, что можно ненароком растаять. Чифую заразительный, потому у стоящего рядом Казуторы нет и шанса остаться безучастным. Оба они повзрослевшие, пережившие обиды и нашедшие общий язык. На них, в общем-то, радостно смотреть, но Такемичи все равно держится в стороне. Потому что Казутора не смотрит на кота, он смотрит на Чифую, и во взгляде этом столько трепета, что невольно начинаешь смущаться. Будто увидел то, чего видеть не стоило, слишком личное, интимное даже. Такемичи, в какой-то мере, жаль Казутору, потому что Чифую не дурак, он в таких вещах шарит, и заметил наверняка. Только ответить ему нечем. Такемичи снова оборачивается к Баджи, который, наконец, отмирает. Он внимательно смотрит на улыбающихся друзей, будто запоминая их счастливые образы перед долгой разлукой. Затем ловит взгляд Ханагаки и улыбается сам. Не так, как во время драк, не самодовольно или пафосно. Улыбается задорно и ребячески и уходит в противоположную сторону. Расстояние между ними увеличивается, но Такемичи чувствует, будто Баджи прошел рядом, хлопнув по плечу на прощание, ощущает колыхание воздуха, хотя знает, что это невозможно. — Такемучи, — окликает его Чифую, передавая кота Казуторе и подходя ближе. — Почему ты плачешь? — Я… — Такемичи не знает, как сказать ему о Баджи, и стоит ли говорить вообще. Хочется расплакаться сильнее, но озадаченный взгляд напротив заставляет взять волю в кулак. — Давай же, — говорит Чифую, протягивая руку, — пойдем, партнер. Он широко улыбается, и Такемичи очень хочется схватиться за чужую ладонь. Он кивает и, вытирая слезы, подходит ближе. — Такемучи. Улыбка Чифую гаснет, и мир будто трещит по швам. Рука все еще рядом, крепкая и надежная, протяни свою в ответ и вздохнешь полной грудью, но он больше не может коснуться ее. Потому что позади стоит Майки и, сам не зная почему, Такемичи всегда выбирает его. — Такемучи, — повторяет Майки уставшим выцветшим голосом. За его спиной скапливаются тени, и Такемичи признает в них друзей. Он видит Дракена и Эмму, Мицую и Хаккая, Хину и Наото, Пачина, Пэяна и даже Юзуху. Ребят из тосвы, с которыми когда-то пересекался, и высокого парня, чертовски похожего на самого Майки — его старшего брата, понимает Такемичи. — Что происходит? — спрашивает он, делая к ним несколько шагов. — Стой на месте, — говорит Майки. — Тебе здесь не место. Он заглядывает в душу внимательными темными глазами и будто становится на десяток лет старше. Такемичи откуда-то знает, что вместе с Майки меняется сам. Ему нестерпимо больно и хочется закричать, но Манджиро улыбается. Это сломанная улыбка разбитого человека, и он дарит ее целиком. — Это не то место, где ты должен быть, — повторяет Майки и разворачивается, чтобы уйти. Тени уходят вместе с ним, и Такемичи бросается следом, крича во всю мощь своих легких. Он знает, что ему не догнать Майки, как бы быстро и долго он не бежал. — Я обязательно спасу тебя! — рыдает он. — Обязательно спасу вас всех!

***

Такемичи просыпается в слезах и позволяет истерике накрыть его с головой. Он теряется во времени, в ощущениях и восприятии, страшащийся узнать, что из увиденного действительность, а что — злая шутка его воображения. Трясущимися руками Такемичи берет телефон, на часах без пятнадцати четыре утра. Ему совестно, но больше тошно, а потому он находит номер Чифую и звонит ему, жалея, что не имеет достаточно сил, чтобы справиться в одиночку. — Да? — отвечает Чифую заспанным голосом. — Что такое, Такемучи? — Тебя не затруднит рассказать мне, как сейчас обстоят дела? — «смог ли я спасти хоть кого-нибудь?» хочет спросить он. — Не могу ничего вспомнить. Не могу ничего… Невольно вырывается истеричный смешок, и Такемичи поспешно зажимает рот, но это, разумеется, бесполезно. Чифую молчит, и возникшая тишина заставляет нервно мять домашнюю футболку. Затем доносятся какие-то шорохи и до Ханагаки доходит, что это Чифую выполз из постели. Ему становится неловко и еще более тошно от самого себя. — Не заморачивайся, — говорит Чифую, будто услышав его мысли. — Сейчас приеду. Такемучи, помнишь наш разговор? Про то, что нужно сделать в такой ситуации? Такемичи требуется время, чтобы понять, о чем говорит Мацуно. — Да, — выдыхает он. — Сделай это, пожалуйста. Сейчас. Такемичи смотрит на экран телефона, чтобы свериться с датой, и послушно повторяет: — Сегодня двадцать пятое июня две тысячи двадцатого года, три сорок восемь утра. Меня зовут Ханагаки Такемичи, я живу в Токио, округ Канто, Япония. — Отлично. Повторяй это, если снова потеряешься. И приготовь кофе. — Зачем? — Затем, что разговор будет долгий, а завтрак нам не повредит. И у тебя ведь сегодня день рождения, Такемучи. Надеюсь, ты не съел тот торт, что я оставил на сохранение в твоем холодильнике? — Я забыл о нем. Чифую приглушенно смеется и шутит про наступившую старость. — Не раскисай, партнер, скоро буду. Такемичи откладывает телефон, унимает дрожь в руках, и идет ставить чайник. Он вытаскивает торт и смотрит на крем слезящимися глазами. Вместо аппетита подкатывает тошнота. Ему до нелепости обидно за Чифую и его добрые намерения, потому он решает во что бы то ни стало съесть свой праздничный кусок и не портить другу настроение еще больше. Такемичи достает кружки, когда приступ повторяется снова, и только чудом не роняет их на пол. Он делает глубокий вдох, выдох, и, словно молитву, повторяет. Сегодня двадцать пятое июня две тысячи двадцатого года, три пятьдесят пять утра. Меня зовут Ханагаки Такемичи, я живу в Токио, округ Канто, Япония. Прыжков во времени не случалось уже два года.