Губы вкуса жжёной карамели

Anthem Lights - Running up That Hill (A Deal With God)

      Сохён открывает глаза и долго пытается сообразить, где она. Почему потолок не белоснежный, а покрыт обшарпанными сероватыми панелями? Почему светлые стены стали зелёными в цветочек и вокруг на неё свисают какие-то ветки? Ах, да. Вторая неделя, как она, поддавшись сумасшедшей идее, явилась к Сокджину на порог с чемоданом. Вторая неделя, а она никак не привыкнет просыпаться по утрам в новой обстановке. Рядом с никуда не убегающим Сокджином. Девушка поворачивается на бок, укладывается щекой на сложенные на подушке руки и смотрит на своего красивого истеричку, который теперь безмятежно сопит рядом и не знает, как кардинально поменял её жизнь. В тот же вечер, что она приехала в эту квартиру, он рассказал ей всё, о чём старательно думал все дни без неё. Рассказал, что уже собирался позвонить ей. Хорошо, что не успел, думает она. И хорошо, что хотел.       На следующий день после переезда Сохён обнаруживает в своём новом жилище почти пустой холодильник и решает съездить в большой супермаркет, но вдруг застывает. Думает. Подходит к Сокджину и смотрит ему в глаза с самым серьёзным видом.       - Сокджин, я хочу купить продуктов.       - Хорошо, - парень смотрит в ответ с напряженным непониманием.       - Просто, я хочу объяснить. После всего, что мы с тобой обсудили, мне показалось это важным. Ведь я куплю, понимаешь, много всего. Так, как мне привычно. Это… - она запинается, пытаясь сформулировать мысль, но он уже улыбается ей в ответ, поняв причину переживаний. – Это не только продукты, мне нужно купить многие вещи. Не только сегодня. В другие дни, потом, тоже. Понимаешь? – он кивает. – Учитывая, к чему я привыкла, это будет стоить немало. Но для меня это не проблема! Я не знаю, как спросить правильно, но учитывая суть наших с тобой разногласий, не является ли это проблемой для тебя?       Она выдохнула и испуганно-доверчиво подняла глаза на него.       - Я понял, о чем ты говоришь. Ты даже представить не можешь, как я благодарен тебе за такое отношение, Сохён. – Он берёт её ладошки в свои руки, подносит тыльной стороной к губам и нежно целует каждую костяшку по очереди, глядя на неё. Девушку охватывает дрожь. Боже, они обсуждают покупки в супермаркете, почему это так многозначительно и так глубоко ощущается? – Красиво и правильно говорить, наверно, не моё, и так рассудительно мыслить как ты - я тоже не умею. Но знаешь, когда я переживал за нас, то мне показалось, что, если тут, - и он прикладывает её руку к своей груди около сердца, - не больно, значит всё нормально. А если больно – то что-то не так.       Девушка громко выдыхает. Господи, как иногда всё оказывается просто. Она смотрит на парня с легкой торжественностью, когда спрашивает повторно.       - Мне очень хорошо платят. Я привыкла много тратить на бытовые вопросы. Я не требую от тебя того же, потому что это вопрос лишь моих собственных привычек. Для меня не является проблемой потратить на наш совместный быт много денег, даже если ты не потратишь ни воны. Сокджин, если я буду тратить на наши с тобой общие нужды большие суммы, тут, - она кладёт руку обратно ему на сердце, - не больно от этого?       Сокджин улыбается.       - Нет. От этого не больно.       - Ты мой маленький мальчик.       - Я не маленький! – он возмущенно дует губы.       - Ты. Мой. Маленький. Мудрый. Мальчик. Мудрее меня в сотни раз.       А что было бы с ними, если бы она тогда не решилась на это безумство с чемоданами? Что было бы, если бы он не решился поговорить? Она тянется пальцами к его лицу и слёзы снова текут по её щекам: если бы они тогда не решились, сейчас они бы не были вместе, и ей чудовищно больно даже представлять это. Пальцы гладят по нежной коже и касаются мягких губ. Странный очаровательный мальчик дарит ей то, чего не смог дать ни один другой человек в мире: ощущение бесконечной нужности. Когда он обнимает её, когда целует, когда терпеливо ждёт её после работы у кофейни, даже когда он сбегал от неё, она не переставала чувствовать, что была ему нужна. Он всегда смотрит на неё как на бесценное сокровище, прикасается к ней как к самой хрупкой хрустальной вазе, всегда ласков, нежен и заботлив, но что парадоксально, именно это он считает своим самым большим недостатком, после бедности. И именно это он сбивчиво объяснял ей две недели назад. А она не понимала. И сейчас не понимает. Им, наверно, ещё столько предстоит обсудить, о стольких вещах поговорить.       А пока – она нежно касается его губ поцелуем и встаёт с маленькой кровати, на которой они чудом умещаются вдвоём. За волосы цепляется одна из многочисленных веток-порослей, вьющихся по стенам и стеллажам. Сохён улыбается: и что она придиралась к этим цветам? Они действительно прекрасны. Теперь она наслаждается воздухом в этих уютных зелёных джунглях, и сама на днях купила удобрение для парочки особо привередливых экземпляров. Конечно, исключительно с разрешения Сокджина. Только после его всестороннего изучения купленное было допущено до его цветов. Он тогда недоверчиво и взволнованно мельтешил у неё за спиной, нервно кусая губы. А потом три дня проверял, как себя чувствуют его ненаглядные питомцы. Цветам помогло, о чем Сокджин радостно и гордо сообщил ей вчера утром, добавив, что теперь она допущена в святая святых и он доверяет ей ухаживать за цветами без его контроля. Слова о доверии были сказаны так проникновенно, так торжественно, что ей тогда почти захотелось заплакать от глубины момента.       За прошедшие дни ей вообще чересчур много раз хотелось плакать. Сохён осознавала это, но не понимала причины. Как будто, поселившись в этих милых джунглях, она внезапно стала более слабой и уязвимой, но и одновременно более открытой и свободной для выражения чувств. Сокджин никогда не отталкивал её при проявлении эмоций, даже негативных. Он всегда пытался проникнуться её состоянием. Сохён замерла у выхода из спальни: ему всегда было важно, что она чувствует. Он всё и всегда воспринимал серьёзно, искренне, а с её переездом это стало ощущаться ещё сильнее. Теперь и без того заботливый парень стал максимально опекающим, сменив роль гостя на роль хозяина. А девушке лишь оставалось принять свою роль хрупкой гостьи, окруженной любовью.       Чем-чем?       Сохён встряхивает головой, избавляясь от мыслей, и направляется на кухню. Готовить она не умеет, но рамён особых умений и не требует, а порадовать своего мальчика с утра хоть чем-то хочется.       Когда Сокджин просыпается, то с удивлением слышит стук посуды и какое-то копошение. Войдя на кухню, он замечает девушку, которая старательно пытается нарезать перья зеленого лука, высунув от усердия язычок. Лапша разлита по мискам и уже посыпана кунжутом. Он подходит к Сохён и обнимает её со спины. От неё пахнет приправами и кокосовым гелем для душа. Наклонив голову поближе, он цепляет губами мочку её уха, немного лижет, а затем прижимается щекой к женской щеке и умиротворенно выдыхает.       - Ты чего? – шепчет девушка.       - Так. Просто.       Просто сейчас в его обычно мятущейся душе – удивительное спокойствие. Полный штиль. Она рядом, близко, её можно обнять, можно целовать. Она здесь, с ним, в его мире. А значит, он ей нужен. Он это чувствует. Что нужен весь целиком, вместе со своей небогатой жизнью и истеричным сердцем. Наверное, умные люди задумались бы сейчас и смогли разглядеть в этом какой-то подвох, но голова никогда не была его сильным местом. В груди тепло, а значит, всё хорошо. Всё правильно.       - Давай кушать. – говорит Сохён. – Я не мастер готовки, но надеюсь, тебе понравится.       - Мне понравится всё, что сделаешь ты.       Она вспыхивает розовым и смущенно толкает кулачком его в плечо. Парень улыбается и усаживается за стол.       - А где ты учился готовить? Тебя учила мама?       - Нет, - он внезапно грустнеет, а девушка испуганно смотрит на него, не понимая, где опять ошиблась.       - Проходите, госпожа Пак! Я подержу для Вас дверь.       - Спасибо, Сокджинни, ты такой вежливый и воспитанный мальчик!       - Давайте я помогу Вам донести пакеты, госпожа Пак!       - Спасибо, Сокджинни, что бы я без тебя делала. Ты – моё благословение!       - Что Вы, госпожа Пак, я всего лишь ваш сосед, зачем Вы меня так смущаете…       - Сокджинни, что опять гуляешь один?       - Мама ещё на работе, а уроки я уже сделал.       - Хочешь кушать? Заходи, поможешь мне с кимчитиге, заодно и тебя угощу, чего голодным ходить.       - Госпожа Пак, госпожа Пак! Откройте, пожалуйста!       - Что случилось, Сокджинни?       - Мама, там…мама.       Сердце у пожилой женщины ухает вниз при виде бледного парня с огромными глазами-блюдцами. Стуча костылем, она хромает до квартиры напротив и видит вечно хмурую соседку Чхве Джиён лежащей на полу, и без того бледная кожа теперь почти серая, глаза с темными впадинами под ними – закрыты, и ни одна ресница, ни один тонкий палец не дрожит и не подаёт признаков того, что женщина в сознании и жива.       - Госпожа Пак, - шепчет мальчик, - а что делать-то? Я не знаю даже, куда звонить, госпожа Пак…       - Я всё сделаю, милый. Не плачь. Сейчас бабуля Пак всё сделает.       - Госпожа Пак, мне дали это в больнице, что мне делать с этим?       - Это свидетельство о смерти, Сокджинни. Я объясню.       - Госпожа Пак, приходил какой-то человек и сказал, что мне нужно решить вопрос с квартирой мамы, что делать?       - Давай сюда свои документы, сейчас бабуля Пак поможет.       - Сокджинни, ты опять кушал один рамён, желудок испортишь!       - Но я не умею готовить, госпожа Пак.       - Ох, идём, вместе будем готовить.       Одинокая старушка души не чает в молодом парне, заменившем ей давно умершего сына. Сокджин всем сердцем любит женщину, заменившую ему весь мир.       - Бабуля Пак, научите меня готовить чачжанмён, я хочу приготовить его для Хэри.       - Для дурочки своей что ль?       - Бабуля!       - Всё, всё. Молчу. И где ты её нашёл только, издалека видно – вертихвостка. – ворчит под нос старенькая Пак Джихёль, вручая Сокджину овощи и разделочную доску.       - Бабуля Пак, мне нужно приготовить вафли, у Вас ведь есть рецепт?       - Меня научила готовить бабуля Пак, - немного отмолчавшись, произносит наконец Сокджин.       - О, у тебя есть бабушка?       - Нет. Это наша соседка. Она помогала мне, когда умерла мама.       - О.       На этом Сохён замолкает, подцепляет из миски половинку варёного яйца и, отправив её в рот, начинает задумчиво жевать. Ей кажется, что она определённо должна что-то сейчас сделать, но вот что. Отложив палочки, она смотрит на Сокджина, который удивлённо смотрит на неё в ответ. Девушка хмурит брови, прикладывает руку к груди, немного слушает, а потом широко улыбается и вскидывает голову.       - Сокджинни, давай готовить завтраки вместе? Ты меня научишь.       Парень хлопает своими пушистыми ресницами, глядя на неё. Потом смотрит в свой рамён. Откладывает палочки в сторону. Смотрит на девушку. Снова на рамён. Поднимает глаза.       - Сохён, я тебя люблю.       Она сглатывает. Тоже смотрит на рамён.       - Такой…вкусный рамён?       - Нет. То есть, да. Но я не поэтому.       - Да?       - Да.       И всё в этом моменте замирает, застывает в тихом, невесомом молчании. Воздух пронизан тончайшими карамельными нитями, окутавшими всё сладким одеялом. Маленькая уютная кухня, наполненная утренним солнцем. От горячих мисок струятся вверх лёгкие нити пара. За окном приглушенно гудит просыпающийся город. За стареньким деревянным столом, покрытым россыпью трещинок и царапин, сидят двое детей. Взрослые гордость и упрямство потерялись где-то снаружи, за дверями тесной квартирки. А внутри остались только потерянные, испуганные глаза, два больших громко бьющихся сердца и дыхание, пропитанное сахаром.       - Сохён, ты всегда будешь со мной?       - Да.       - Да?       - Да.       - Сохён, я тебя люблю.       - Да?       - Да.       - И я тебя люблю.       Сокджин подрывается со стула, садится около Сохён на пол, кладёт голову ей на колени и укладывает обе её ладони себе на голову. Девушка улыбается и начинает нежно гладить его по волосам. Наверное, они никогда не научатся говорить. Наверное, им и не нужно. Им нужно просто не забывать чувствовать друг друга.