*
Лас-Энсинас кажется такой чужой. Лу не торопится заходить, стоит на мосту в своем коротком черном платье, отделанным ее любимыми кружевами, которые, к счастью, в тренде, и разглядывает приближающихся ко входу выпускников. Настроения нет даже на small talk, но статус экс-королевы школы обязывает перекинуться со всеми хотя бы парой фраз. Она с напускной бодростью рассказывает им про Нью-Йорк, но взгляд все равно бегает, в надежде уцепиться за кого-нибудь из друзей. — Лукреция Монтесинос, это что за жесткий игнор? Лу свободно выдыхает, слыша за спиной голос Омара. Он не изменяет традициям и приходит на собственный выпускной в разноцветной рубашке и простых джинсах, хотя дресс-код в приглашении намекает на что-то более официальное. Лу обожает его здоровый пофигизм на этот счет. Они обмениваются традиционными поцелуями в щеку, и Омар вдруг указывает в сторону, где стоят его родители и Надя. — Знаешь, что за хиджаб на ней сегодня? — спрашивает он слегка иронично; они в отличных отношениях с Надей, но между собой иногда обмениваются насмешливыми замечаниями на ее счет. «Такие мы toxic», — всегда добавляет Лу в конце разговора, и Омар весело соглашается. Она проходится взглядом по розовому хиджабу и пожимает плечами. — Sorry, dear, я не особо разбираюсь в этом. — Это первый подарок Гусмана, — подмигивает ей Омар, и Лу вздрагивает. — Думаешь, у этих двоих еще есть шанс? Конечно, есть, думает Лу, у этих двоих есть все чертовы шансы в мире. Ей кажется, между ними было что-то настоящее, только они упустили его удивительно легко. Она знает, что инициатором расставания была Надя — еще помнит, как та буднично рассказала об этом за завтраком перед важным экзаменом, и Лу на автомате выпалила «I’m so sorry… Ты в порядке?», а про себя вздохнула с облегчением, потому что мысли о них вместе делали больнее, чем должны были спустя столько месяцев после брейк-апа. — Не знаю, по-моему, это не наше дело, — к его удивлению, отвечает она, и обсуждение медленно перетекает на наряды других выпускников, пока Омар не уходит к родителям, а Лу не замечает еще одно знакомое лицо рядом. Гусман наоборот выглядит так, будто собирается получать Нобелевскую премию или говорить у алтаря «я согласен». Лу на автомате поднимается на цыпочки, чтобы поправить воротник его рубашки, забившийся под лацкан пиджака, и Гусман едва заметно улыбается, послушно вытягивая шею, чтобы ей было удобнее. — One last thing, — Лу открывает маленькую сумочку и достает оттуда красный цветок на резинке. — Это еще что такое? — поняв, что она хочет сделать, пытается слабо протестовать Гусман. — Немного американских традиций на ваше скучное мероприятие, — Лу быстро одевает ему на запястье странноватое украшение и невозмутимо поясняет: — Многие выпускники получают такое от своих плюс один. Раньше это были только девочки, но, к счастью, этот стереотип начинает исчезать, и парни тоже ходят с такими. — Готов поспорить, ты понятия не имеешь, ходят ли с такими парнями, — бурчит Гусман, вытягивая руку вперед и рассматривая цветок в отдалении. — Не имею, — признает Лу. — Но выглядит все равно прикольно. Кстати, у меня тут целая коллекция, я взяла еще для Омара, Андера и Самуэля, — демонстрируя ему оставшиеся украшения, увлеченно добавляет она. — В смысле, я думал, это эксклюзивно для меня, — немедленно меняет свое отношение к цветку Гусман и бережно проводит пальцами по лепесткам. — Ай, не вредничай, чем больше, тем лучше, — отмахивается Лу. — Я потом сфоткаю вас и сделаю об этом пост. Гусман закатывает глаза, но подарок от своей плюс один не снимает. Они вместе бродят по пустым коридорам — все собираются у зала, церемония скоро начнется, поэтому остальные локации пустуют. Но когда они проходят мимо, кажется, будто стены, хранящие воспоминания и секретные перешептывания, оживают — так, на пару секунд — и Лу ловит отрывки старых бесед прямо в воздухе. Задерживаются они — предсказуемо — в душевой для парней, где обожали проводить время после уроков вдвоем. И пока Лу осматривается, Гусман вдруг начинает недовольно бормотать что-то. — Что еще тебе там не нравилось? — прекрасно расслышав его, фыркает Лу. Скрещивает руки на груди, всем своим видом показывая, что готова спорить на эту тему до потери пульса. Гусман прямо в костюме заходит в душ и, повернув кран, поясняет: — Температура воды. Ты всегда врубала такую горячую, как будто хотела, чтобы мы сварились. А вот это — нормальная температура. — Он вдруг подставляет ладони к лейке и, набрав немного воды, кидает ее в сторону Лу. Она не успевает увернуться и, взвизгнув, принимается отряхивать платье. — Придурок, она же холодная! — Я моюсь в такой каждый день, — невозмутимо отвечает он и уже хочет выключить воду, но Лу ориентируется быстрее и поворачивает душ в его сторону. Мгновение — и его новенький костюм можно выжимать. Лу спохватывается слишком поздно, ей даже становится стыдно за свой вероломный поступок, но Гусман тоже не церемонится и, схватив ее за руку, тянет к себе — так, что оба оказываются под струями холодной воды. Эти секунды такие странные. Словно их не должно быть здесь — по крайней мере, друг с другом — и если кто-то вдруг решит сократить расстояние, произойдет коллапс. «Как в финале «Мстителей», — думает Гусман, но даже если бы над планетой сейчас нависала реальная угроза, он бы вряд ли смог противостоять этим глазам напротив. Их будто уносит в то беззаботное время в начале десятого класса, они забываются, и Лу уже не помнит, кто тянется за поцелуем первый, (это Гусман) кто ударяется спиной о кафельную стенку, (это она, но виноват, конечно, Гусман) чей предмет одежды летит на пол (Гусмана, но это она нетерпеливо стягивает с его плеч пиджак). Они будто в параллельной реальности, где нет расставаний, отъездов, измен, нет других людей, сомнений и серьезных разговоров. Лу на мгновение отстраняется — ее дыхание всегда сбивается быстрее — упираясь ладонями в его грудь, облаченную в насквозь промокшую рубашку. Он такой родной, но его давно не было так близко, поэтому ощущение сюрреалистичности не покидает ее. Гусман легко перехватывает ее руки и заводит их назад, сжимая запястья — она слишком любит этот жест, и ее удивляет, что он помнит об этом до сих пор, — и они вновь пересекаются взглядами, планета в опасности, планета в опасности но теперь в них нет неуверенности и даже ностальгии по лучшим временам. Только то, что они пока не умеют облекать в слова. Лу не помнит, кто целует первым на этот раз, зато отлично помнит, как дверь в душевую с грохотом открывается, и на пороге показывается парочка, которую она бы вряд ли создала даже в своих самых смелых фантазиях. Ее братец, растрепанный и счастливый, держит за руку парня, которого она не знает лично, но заочно в курсе даже некоторых пикантных подробностей его sex life (по рассказам Омара, конечно). Перед ними стоят Валерио и Патрик, точно также решившие использовать школьную душевую не по назначению. Лу хочется провалиться сквозь землю, потому что у нее нет желания объяснять свою спонтанную make out session с Гусманом даже самой себе, не то что брату (которого она видит впервые за год; встречи лучше представить просто нельзя). — Сестренка, не ожидал увидеть тебя такой… повторяющей ошибки прошлого. — Валерио невероятно доволен. Он без зазрения совести наблюдает за тем, как Лу быстро отстраняется от Гусмана, а тот помогает ей выбраться из душа, чтобы она не споткнулась на скользком полу в своих шпильках. — Гусман, — он дружелюбно протягивает ему ладонь для рукопожатия, — или мне снова можно называть тебя братом? — Заканчивай уже, Вал, — Лу решительно подходит к зеркалу и вздыхает, понимая, что салонному макияжу пришел конец. — Вы ведь здесь тоже не для того, чтобы освежиться. Она невольно наблюдает за парнями через отражение в зеркале. О том, что Валерио состоит в отношениях, ей становится ясно только когда Гусман с интересом спрашивает: «как вы вообще познакомились?», а Патрик пускается в объяснения про безумную вечеринку в Teatro Barceló, которая проходила в мае. Они вместе почти два месяца, и Лу искренне поражена. Ее брат… в отношениях, и не на пятнадцать минут? Мир сходит с ума. Вообще-то ей нравится Патрик. По крайней мере, вот в эти первые неловкие минуты знакомства. Он такой спокойный, помогает Гусману отжать пиджак и никак не комментирует увиденное, как будто сталкивается с подобным каждый день. Хотя, может, и сталкивается, кто знает, куда Валерио водит его на свидания. Она все еще пытается представить их вместе — вместе вместе, потому что внешне они смотрятся друг с другом потрясающе — но Гусман отвлекает ее. Протягивает фен, которые обычно валяются в служебном шкафчике, но популярностью в мужской душевой не пользуются, и она растерянно бормочет «спасибо», стараясь не пересекаться с ним взглядом лишний раз. Когда в их мир вдруг проникает кто-то третий (а за руку с ним и четвертый), наваждение спадает, они возвращаются в реальность, где их расставание было самым логичным и естественным исходом (только чувства из того странного мира возвращаются вместе с ними). — Don’t even start, — говорит Лу, когда они с Валерио выходят из душевой и не спеша направляются к залу. Гусман и Патрик летят туда на первой космической, потому что церемония уже началась. — Я и не собирался, — усмехается Валерио. Он спокойнее, чем обычно, и даже… миролюбивее что ли? В его объятиях нет никаких намеков, он просто рад ее видеть, и она расслабляется рядом с ним. — Ты остановилась у отца? Видела, во что медленно превращается наш дом? Лу едва заметно вздыхает. Вчера на пороге ее встречает новая домработница, в прихожей — новые зеркала и какие-то безвкусные растения. На задворках сознания мелькает быстрая догадка — папа нашел себе кого-то — но Лу заталкивает эту мысль куда подальше. Мамы нет уже много лет, но представить, что папа живет или встречается на постоянной основе с кем-то, все еще невозможно. — С кем он мутит? — спрашивает она, но уже тише, потому что они заходят в зал. Лу ищет взглядом Надю и, заметив ее на одном из последних рядов, решительно берет Валерио за руку. — Если бы я знал, — фыркает он. — Думаешь, мы с ним каждую пятницу пьем виски и ведем задушевные беседы? Я чисто за вещами приезжаю, ну и лишний раз продемонстрировать, что у меня все классно и без его денег. Под речь Бенхамина про новые ценности Лас-Энсинас они, наконец, опускаются на свои места, и Надя невольно отстраняется от Лу — от ее волос летят брызги, потому что времени просушивать длину у нее просто не было. — Там что, дождь? — поражается Надя, и Валерио, перегнувшись через сидение, весело отвечает: — Да, дождь из бывш… — Лу пихает его под ребра с такой силой, что он едва сдерживает стон и только возмущенно выдыхает: — Мать твою, Лу! Он говорит что-то еще, но его голос утопает в аплодисментах. Лу невольно переводит взгляд на сцену, где Бенхамин встречает выпускников — в жизни он выглядит еще лучше, чем на фото, и в ее голове, естественно, пробегает пара шальных мыслей. Но ее опять отвлекает Гусман, поднявший в толпе почти-бывших-одноклассников руку, чтобы гордо продемонстрировать ей красный цветок на запястье. Она улыбается и вдруг замечает, как Валерио, снова разлегшись на ней, чтобы поболтать с Надей, вполголоса говорит: — Смотри, по-моему, Гусман тоже попал под этот дождь. Такой локальный дождь для… Перестав церемониться, Лу дает ему подзатыльник и, склонившись к его уху, шепчет: — Заткнись и наблюдай за своим прекрасным бойфрендом. — Он и правда прекрасный, — Валерио довольно улыбается. — Самый красивый среди всех выпускников, согласись. — Не соглашусь. — Ну, конечно, твой специфичный вкус мне известен… — Он получает от сестры в третий раз и, наконец, замолкает. Надя переводит взгляд со сцены в зрительный зал и обратно. Она слишком умна, чтобы не уловить намеки Валерио, и Лу уже примерно представляет, что творится у нее в голове, поэтому надеется, что церемония не затянется, и ей удастся ускользнуть до прямого допроса. — Кто произносит речь в этом году? Самуэль? — умело переводит тему она, и Валерио отрицательно качает головой. — Нет, сестра Патрика. У них даже были дебаты, чтобы выяснить, кто больше этого достоин… мы вовремя свалили отсюда. К микрофону и правда приближается Ари. В платье неизвестного дизайнера (Лу не в курсе их сотрудничества с Каэтаной), с горделивой улыбкой и надменным взглядом — классика Лас-Энсинас, Лу еще помнит себя такой. — That bitch, — невольно бормочет она и ловит на себе неодобрительный взгляд Валерио. — Вообще-то это сестра моего парня. — И если благодаря тебе мы с ней когда-нибудь породнимся, ты будешь избегать семейных праздников под любым предлогом, — обещает Лу. — Я буду избегать их, если ты притащишь в дом этот подарочек, — парирует Валерио. — Клянусь, я не выдержу еще одно Рождество с Гусманом, мне хватило ваших подростковых драм в Мексике, — шепчет он, на этот раз так, чтобы Надя не услышала, и Лу закатывает глаза. — Никаких драм, никаких подарочков и уж точно никакого Гусмана. — Готов поспорить, десять минут назад ты не была в этом так уверена.*
Вечеринка проходит… ужасно. Это другой клуб, вокруг — другие люди, но Лу все равно ощущает себя неуютно. Поначалу это еще не так заметно, она пьет новую таблетку, бормоча just in case, и присоединяется к друзьям на танцполе. Омар как обычно душа вечера, но они с Андером явно успевают соскучиться за его роуд-трип, поэтому Лу не лезет к ним и привычно танцует в толпе. Она не знает, сколько проходит времени — может, всего несколько минут — когда музыка перестает расслаблять, лица вокруг начинают мелькать слишком быстро, а разноцветные огни бьют по глазам так сильно, что в них появляется резь. Лу морщится, с трудом протискиваясь сквозь толпу выпускников, и только у бара выдыхает спокойно. Парень за стойкой удивляется, когда она заказывает обычную воду и, отдавая ей бутылку, даже интересуется, все ли в порядке. Лу одаривает его уничижающим взглядом и уходит к диванчикам в VIP-секции, которые тоже не пустуют: краем глаза она замечает залипающего в телефоне Самуэля и Ребекку с какой-то девчонкой, но проводить с ними время ей не особо хочется. Можно, конечно, поздравить Самуэля с выигранной стипендией в Лондон, но если они с Карлой все-таки найдут друг друга там (Лу не сомневается, что так и будет), ей предстоит терпеть его еще много лет, так что можно и не спешить. Она сидит на этом бархатном диванчике в одиночестве, но такое ощущение, будто нетвердо шагает по залу Teatro Barceló. Черное платье вдруг светлеет и становится длиннее, и по нему теперь раскидан розовый глиттер. Она пьяна и зла на весь мир, парочки вокруг напоминают о том, как ее сердце превратилось в осколок несколько месяцев назад, даже на счастливую улыбку лучшей подруги рядом с Самуэлем смотреть невозможно. У нее в руках горлышко бутылки, которую она опустошила в одиночку, в одиночку, в одиночку, всегда в одиночку, fuck и она понятия не имеет, что через несколько минут острые сколы в ее руках лишат кого-то жизни. — Хей, Лу, ты в порядке? Лу сжимает пластиковую бутылку и переводит растерянный взгляд на опустившуюся рядом с ней Надю. На этом выпускном она не выглядит как фисташка. Новенький белый костюм ей очень идет — еще бы, сразу понятно, кто помогал с выбором — и Лу мысленно переносится в несуществующее будущее, где есть Надя в этом наряде, и Гусман в своем костюме, и они оба говорят «я согласен/согласна». Мысли путаются, от всех резко сменяющихся картинок прошлого и будущего блевать хочется одинаково сильно. — Лу? Надя что-то говорит, ну зачем вообще столько говорить. Ее кудряшки мелькают слишком близко — куда делся первый подарок Гусмана? — голову сжимает сильнее, пластиковая бутылка хрустит так громко, будто разбилась, нет, это шампанское я не хотела, оно просто разбилось я правда не хотела ее резко окутывает теплом, будто погружает во что-то. Она слышит голоса через пелену, пытается сосредоточиться на чем-нибудь одном, но сознание словно расплывается. — Лу!! Она ощущает, как щека резко загорается, и это возвращает ее в реальность, хотя состояние все еще какое-то туманное. Надя хмурится и требовательно спрашивает: — Сколько таблеток ты выпила сегодня? Ты запивала алкоголем? Лу, это не шутки. Лу откидывается на спинку диванчика и раздраженно отзывается: — I’m not that stupid, relax. Между ними это непонятное напряжение, которое не связано ни с таблетками, ни с последним диалогом, но Надя пересиливает себя, когда видит, что ей не очень хорошо, и Лу искренне благодарна за это. Они молчат, каждая в своих мыслях, и не сразу замечают, как к ним приближается один хорошо знакомый выпускник. Гусман в прострации последние месяцы, и эта вечеринка ему мало интересна. Ему вообще мало что интересно, это похоже на то состояние, которое накрыло его летом после смерти Марины. Он не знает, что должно произойти восьмого июня, чтобы этот день перестал ассоциироваться у него с беспросветной печалью, а последующие месяцы — с существованием на автомате, когда по вечерам дышалось легче только потому, что на ближайшие несколько часов можно было свалить из реальности и не чувствовать холодного опустошения. Сейчас почти также, только теперь виновник этого состояния не ходит с ним по школьным коридорам; виновник — он сам. И он пытается жить с этим, но получается плохо. В день, когда прилетает Лу, почему-то легче. Есть силы смеяться, быть другом, немного подумать о будущем. Может, потому что они в одной лодке, но она держит себя в руках, и он, смотря на нее, думает, что и у него есть шанс на что-то нормальное. кто хочет нормальное? Ладно, он смотрит на нее и думает еще о миллионе вещей. Чувствует еще миллион вещей. Гусману не верится, что Лу — единственная, кто делает его живым сейчас. Он целует ее в душевой (хотя мог бы и в аэропорту), не ожидая, что она ответит. Запутывает ее, запутывает себя, будто бы нарушает какой-то негласный закон, но не может остановиться. Он делится своими неясными ощущениями с Андером еще по возвращении из Астурии, но тот не мастер в разрешении любовных конфликтов. «Бывает, пройдет», — говорит он философски, когда Гусман неуверенно произносит «знаешь, между нами вроде бы ничего не изменилось, но я чувствую себя по-другому рядом с ней». Может быть, Андер прав. Пройдет. (но ему бы не хотелось) С Надей он пересекается впервые после расставания по FaceTime. Она сидит рядом с Лу, и избежать встречи невозможно. Смотреть на нее все еще немного больно. Эта боль отзывается где-то внутри, тревожит их общие воспоминания, но на ее простое «как ты?» Гусман сдержанно говорит «все отлично». Опускается на место между ними и поворачивается к Лу, которая особо не реагирует на его появление. Он думает, это из-за поцелуя в душевой, но вдруг ловит ее потерянный взгляд и усмехается: — Ты что, решила выпить пол-бара? — По-моему, она переборщила с таблетками, — вмешивается Надя, с тревогой наблюдая за подругой. — Я бы вообще отвезла ее к врачу. — God damn it, Надя, — Лу вздыхает, но воздух будто не проходит до конца. — Мне просто надоело тут, самый тухлый выпускной ever. Не в обиду местным организаторам, но они реально нуждаются в моих советах. Гусман едва заметно усмехается, смотря на нее. — Вообще-то ими управляла Ари. — О, ну тогда в обиду. Они выходят из клуба вдвоем. Царящая между ними неловкость никуда не исчезает, и они стоят, окутанные напряженной тишиной, пока Гусман, хмуро поддев валяющиеся у входа окурки, не спрашивает: — Что за таблетки? Он переживает, но Лу слышится претензия в его вопросе, и она раздраженно отвечает: — Реально думаешь, что я употребляю? Он думает, что если травмирующий опыт в прошлом году подкосил ее также сильно, как и его, это закономерно. Его сдерживают мысли о биологических родителях — он знает, что склонен к этому, и если начнет всерьез, то, вероятнее всего, уже не выберется. У Лу, хоть ее воле и можно позавидовать, нет такого сильного триггера. Поэтому, конечно, он напрягается, когда Надя только произносит слово «таблетки». Она задумчиво смотрит на Гусмана, словно может прочитать беспокойные мысли, ворочающиеся у него в голове, и, достав из сумки пачку таблеток, протягивает ему. — У меня повышена тревожность, мне выписал их психотерапевт, — объясняет она, пока он внимательно рассматривает их, будто понимает в этом хоть что-то. — Это проявляется по-разному. Иногда просто в мыслях, иногда доходит до всяких неприятных физических штук… Как сегодня, — помолчав, добавляет Лу, и Гусман поднимает на нее тревожный взгляд. — Отвезти тебя домой? — Это последнее место, где я хочу сейчас находиться. Гусману не нужно повторять дважды. «У нас какая-то нездоровая любовь к домам твоих дедушек и бабушек», — с усмешкой замечает Лу, когда они оккупируют небольшой особняк в пригороде Мадрида, где живут родители его мамы. Их Лу знает не так хорошо, поэтому когда Гусман говорит, что они чиллят на Тенерифе, ей становится комфортнее. Она с удовольствием стягивает надоевшие за весь день шпильки и устраивается в мягком кресле на веранде, увитой диким виноградом. «Это здесь ты прятал Самуэля и вытрепал Карле все нервы?» — вкрадчиво спрашивает она, когда Гусман показывается на пороге с двумя большими чашками, пар над которыми заметен даже в темноте. — Можно сформулировать и получше, но вообще да, — плюхаясь в кресло напротив, так, что чай едва не оказывается на деревянном полу, отвечает он. — Я думал, она приедет на выпускной, — помолчав, добавляет он. Лу задумчиво произносит: — Я тоже, — и, кидая в его сторону лукавый взгляд, вдруг говорит: — Приятно знать, что я могу сплетничать не только с Омаром. Гусман подмигивает ей: — Хей, со мной можно сплетничать еще и про Омара. Верно. Можно сплетничать, ездить по домам его ближайших родственников, целоваться без объяснений. Избегать любой нормальной коммуникации, как он делал в их прошлых отношениях, и быть друзьями с привилегиями каждый раз, когда она возвращается в Мадрид. Это неплохой сценарий, учитывая, что когда они встречались, секс был единственным, что их объединяло. В остальных случаях он закрывался, словно они никогда не были друзьями, и чем сильнее Лу пыталась понять его, тем сильнее он отдалялся. Было ужасно терять парня вот так, но еще ужаснее было терять друга. Того, кто всегда выбирал ее в командных играх (Поло обижался). Того, с кем она сбегала с общих ночевок, чтобы побеситься еще немного (Карла обижалась). Того, кого уже невозможно вытащить из сердца, каким бы изможденным оно сейчас не было. Лу не размышляет долго — она рядом с ним уже в следующее мгновение. Гусман притягивает ее к себе (старое кресло скрипит, намекая на то, что такие нагрузки ему уже не по силам, но им обоим наплевать на все, кроме друг друга — уже второй раз за этот бесконечный день), однако когда она тянется за поцелуем, он вдруг отстраняется и, смотря ей в глаза, говорит: — Может, нам… попробовать еще раз? — Попробовать еще раз что? — нахмурившись, переспрашивает она. — Встречаться, Лу. Лу молчит, и это молчание явно не соткано из приятных воспоминаний. — Я не готова к отношениям сейчас, Гусман. Тем более, с тобой, — это звучит резче, чем она ожидала, но, может, оно и к лучшему. — Напомнить тебе, чем все закончилось в прошлый раз? Его руки все еще лежат на ее талии. Секунду назад это ощущалось так естественно, но теперь они кажутся Лу чужими — из того времени, когда фраза «я переспал с Надей» разъедала все внутри. Лу высвобождается из его объятий и, спуская ноги на пол, слышит его ответ: — Сейчас все по-другому. — Да, и не в лучшую сторону. Гусман вздыхает, зная, что она права. Они оба — a mess (Лу бы охарактеризовала их внутренний хаос именно так). С багажом из свежих травм и измен, с ненавистью к себе и темными мыслями. Худший набор для того, чтобы вступать в отношения; и без спойлеров понятно, что здоровыми они не получатся. — Думаешь, мы разберемся с этим когда-нибудь? Так, чтобы забываться не на пару дней. Что она может ответить ему на это, если теперь единственное, без чего ей страшно выйти из квартиры, это успокоительное? — Я не знаю, Гусман, — сдавленно шепчет Лу. — Но, пожалуйста, давай не будем возвращаться к этому сегодня. Они не возвращаются к этому сегодня, а назавтра Гусман просыпается в одиночестве. Выпускной кажется сном — на тридцать процентов кошмаром, на семьдесят эйфорией — но болтающийся на запястье красный цветок подтверждает реальность происходящего. Гусман снимает его и, задумчиво перебирая лепестки, решает сохранить до лучших времен, которые, он надеется, однажды наступят (хотя бы для нее).