étoile filante

Площадь Гриммо 12, март 1958 года — Боже, ну и уродство! Похлеще мандрагоры, — выругалась женщина, укладывая недавно успокоившегося младенца в кроватку, опасаясь, как бы тот вновь не заплакал. — Ну, будет тебе, Вальб. Она же ещё младенец: подрастёт, и перегонит юную Беллу в красоте, — мужчина слабо улыбнулся, в полусвете темной комнаты, освещаемой лишь пробирающимися сквозь тёмные шторы лучиками солнца. — Ох, дай Мерлин! Эта профурсетка, — она сморщилась, вспоминая о нерадивой родственнице, — троих девочек, Орион! Одна точно будет красавицей, и что вдруг если не наша? — Полно, Вальбурга. Сагитта Блэк не может быть уродкой. Тем более, что мы с тобой не какие нибудь французы, верно? — Орион, медленно шагал вокруг небольшой кроватки, рассматривая крепко спящую дочь. Он и правда так считал: Сагитта Блэк должна была стать новой принцессой Рода, затмевая и Беллатрикс, ярчайшую звезду на их небосклоне, и даже отдельную галактику Андромеду. — Я уж не говорю о том, что эта их Нарцисса, ни фунта от наших кровей не унаследовала. Бедная девочка, сложно ей будет в семье без Блэковских повадок. — Не напоминай об этом блондинистом отродье, — вновь морщится Вальбурга, не уставая поглядывать на дочь, — меня больше волнует, что первенец — не мальчик. А если уже вообще никто не родится? Надежды на Альфарда никакой… — Ну что ты так переживаешь? Родится у нас мальчик, не думай даже. Нужно будет только постараться больше, чем с ней, — он кивнул на дочь, и Вальбурга почти что засмеялась, оголяя передние белоснежный зубы, — а теперь иди спать, я пригляжу за ней, — оставив Ориона с дочерью, она ушла, не замечая, с какой нежной робостью он качает детскую кроватку.

***

Площадь Гриммо 12, 12 июня 1964 год — Ну же, прыгай! — кричит ей мальчик, стоя на земле, постоянно оглядываясь в сторону дома: проверяет, не идут ли взрослые. — Сири, позови папу! — она чуть не плачет на этом дурацком домике на дереве. — Прекрати распускать сопли, Саги! Иначе до ужина собьёшь аппетит, — смеётся он, и она загорается в новом приступе ненависти. Как только она спустится, она обязательно нажалуется матери. Сириус с места не сдвигается и ждёт, пока сестра спуститься к нему, чтобы продолжить играть в бульдога [1]. Она зависла на самой верхней ступени, зацепившись платьицем за торчащий гвоздь и изнывала от страха и унижения. — Сириус позови отца, я не могу слезть! — кричала ему она, а он таранил взглядом её фигурку, повисшую на дереве. — Мерлин и Моргана! — разгневанный голос матери, доносящийся со стороны выхода из кухни, заставил Сириуса позорно поджать хвост и почти дать деру, но не успел: заклинаниям Вальбурга остановила его. — Прекращайте это хулиганство! Сагитта! Быстро спустись вниз и мы с тобой доходчиво побеседуем о достойном поведении юной леди! — кричала она, а следом за ней плёлся младший брат — Регулус. Видимо, это он, услышав из детской крики, прибежал к матери. — Матушка, я застряла! Помогите! — но, Вальбурга помогать дочери не шибко и хотела. Скрестив руки на груди, она, багровея от злости, крича, вызвала Кикимера с лестницей и тот её спустил. — Дурная девчонка! Сколько раз повторять, что повторяя за братом себя не сделаешь? — отвесив Сагитте несильный подзатыльник, она оставила троих детей в саду, вернувшись к своим делам.       Сидевшую на земле Сагитту окружили братья, и наперебой, пытались разузнать, все ли у неё хорошо. У Сагитты все было плохо: она опять что-то сделала не так, хотя на той неделе ей наказали уделять братьям больше времени: им, мол, вдвоём скучно. В ответ она лишь качнула головой, и убежала обратно в дом, пряча в синих глазах застывшие от обиды слёзы.       За любой промах мать наказывала только её — считала, что у девочек в их семье не может быть ни единого права на ошибку и всегда попрекала Беллой: умницей и красавицей, завидной невестой и просто достойной представительницей рода Блэк. Сагитта всегда старалась быть ближе к старшей кузине, которая уже обучалась в Хогвартсе и в отличии от остальных, знала много интересного. Но сама Белла не очень жаловала Сагитту, считая её маленькой соплей, над которой можно только отлично подшутить, и предпочитала ей маленького Сириуса. Эти двое в общей компании становились настоящим кошмаром, от них нигде нельзя было спрятаться и оставалось только держаться ближе к родителям. Из Хогвартса Беллатрикс привозила выписанные заклинания, сворованные у старшекурсников, передавала их Сириусу и учила его практике, позволяя даже пользоваться её палочкой. Все её шалости — не поощрялись, но в глазах многих родственников это выглядело как задатки великой волшебницы, в таком юном возрасте способной колдовать на высшем уровне. Сагитте оставалось только ждать своего часа, ведь, она была уверена, стоит ей поступить в Хогвартс, она затмит всех, и Беллу в том числе.       Но ждать ещё пять лет, поэтому ей просто необходимо было лучше стараться. Блэкпул, август 1968 года — Белла! Отпусти! — кричит Андромеда, пока её старшая сестра тянет её за кудри в сторону конюшни. — Если ты извинишься! Ты назвала его уродцем, хотя это вовсе не так! — кричала Беллатрикс, не обращая никакого внимания на испуганных младших Блэков, — какое ты имела право так говорить о нем? Он великий волшебник… — Хорошо, Беллатрикс! Я извиняюсь, что посмела так говорить о нем, но я умоляю, отпусти! — почти плакала Андромеда, снизу вверх глядя на разъяренную Беллатрикс. Спустя секунду, она все-таки отпустила сестру. — В следующий раз, Дром, следи пожалуйста за языком, — крикнула она уже вслед убегающей сестре. Красное от ярости лицо исказила злобная гримаса, стоило ей увидеть своих младших родственников.       В тот момент Сагитта впервые нашла уместной мысль, что Беллатрикс как сумасшедшая фанатка гонится за неясным вниманием того странного скрытного мужчины в большой чёрной мантии. — Чего вы здесь забыли? — Нас отправили за вами, погулять по саду… — пискнула Нарцисса, громко шмыгая носом. — Чего ты разнылась, Нарцисса? Сестрицу жалко? Пожалей гордость нашей фамилии, из-за этой дуры мы чуть не лишились всего. И как только вы с ней могли родиться в нашей семье, — Сагитта так и не поняла, она говорила и про неё с Регулусом тоже, или только про Циссу с Медой, но во всяком случае звучало плохо. — А ты куда пялишься? — обратилась к ней Белла, чуть придерживая лицо за подбородок, чтобы та не отвела взгляд, — пытаешься выследить Рабастана Лестрейнджа? — смеётся Белла и лицо Сагитты краснеет от смущения, — хочешь я пойду и скажу ему, что ты его ищешь? — Нет! Не позорь меня, Белла, иначе я все расскажу маме! — Малявка, — фыркнула Белла, и, растолкав их, она вернулась в дом, где начинали собираться все их родственники, отпраздновать день рождение Сигнуса Блэка.       Они продолжили гулять по саду втроём, в ожидании, когда же их позовут на праздничный банкет. Цисси не терпелось попробовать шоколадно-вишневый торт; Регулус мечтал расспросить прибывших кузенов из Франции о Бобатоне; а Саги хотелось одним лишь глазком взглянуть на того, за кого переругались Белла и Меда. Этот кто-то, был несомненно важным человеком, раз приглашение ему отправляла сама Вальбурга Блэк, и никто не смел отзываться о нем в негативном ключе. Сагитта хотела взглянуть на него, хоть одним глазком, но понимала, что если это и впрямь важный человек — ей ничего не светит. — Сириус наверняка видел его. — Кого? — отозвались в один голос Нарцисса и Регулус, недоуменно смотря на сестру. — Ну того мужчину, из-за которого дрались Меда и Белль. — Ах, ты о нем. Ничего не обычного, следуя из описаний папеньки, он какой-то политический деятель. Наверно, Белла воспылала к нему любовью, а Дром не разделила её восхищений из-за их разницы в возрасте, вот она и сорвалась. Вы же знаете, Дромеда и мухи не обидит, а чтобы назвать кого-то уродцем — и подавно! — Цисси ободряюще улыбнулась кузине, обнимая её за плечи. Сагитта чуть приободрилась — любимая кузина всегда придавала ей какое-то чувство уверенности. Наверное, друг без друга им было бы совсем тяжко переживать семейные ссоры.       Наконец, домовик Тинки оповестил, что юные хозяева могут вернуться внутрь. Радостная Нарцисса, подхватив под руки Саги и Регулуса, побежала вперёд, к западному входу, чтобы побыстрее оказаться внутри тёплого дома. В гостиной уже собрались все, и даже Орион, с утра пребывающий не в лучшем расположении духа, слегка улыбнулся, завидев двух раскрасневшихся детей на пороге гостиной. Сириус сидел подле матери, причёсанный и весь вылизанный, не похожий на себя, он всем своим видом давал понять, что это — наивысшая степень оскорбления для него. Вальбурга все время крепко сжимала его запястье, чтобы нерадивый наследник никуда не убежал. Появление дочери и младшего сына она заметила лишь тогда, когда её мать, Ирма Блэк, заметив троих внуков, расплылась в улыбке, и, отставив бокал шампанского, прошагала к ним. — Meine Süße, — поцеловав каждого из них в обе щеки, она любезно потрепала их по кудрявым макушкам, и, конечно, не оставив без внимания и идеальные локоны Цисси, — почему вы так припозднились? У нас здесь торт! — Ирма весело улыбалась и щеголяла вокруг троих любимых внуков, считая, что каждый из них был похож на неё больше, чем на своих непутевых родителей. — Боже, Ирма, прекрати вести себя так, словно им по три года. Они уже давно должны перерасти эти сюсюканья, — Поллукс Блэк, скривившись, глядя на Сагитту, выругался под нос, возводя глаза к потолку. Сагитта возвела тоже и не увидела ничего, кроме белоснежного потолка, потрескавшегося из-за сырости, и большой, хрустальной люстры, возвышающейся над е головой, — девочка, прекрати повторять за мной, — сказал Поллукс, присаживаясь на софу рядом с Кассиопеей, грозного вида статной женщиной, его сестрой, проживающей которых год в старых девах. Зелёные глаза Кассиопеи недовольно сверкнули, но она промолчала, прожигая глазами Друэллу, копошащийся у страдального вида Дромеды. У той и без того непослушные кудри торчали во все стороны, а на её коричневом платье виднелись следы грязи: все-таки, Белла поваляла её по земле. Сама Белла сидела чуть поодаль, в окружении Эвана Розье и Аррона Поттера [2], лишь изредка обводив взглядом родичей: проверяя, все ли в порядке. Сагитта поняла, что Белла её обманула, и ни одного из братьев Лестрейндж тут нет (оно и понятно, почему она позволила себе такие вольности в саду!). Кузина Молли Пруэтт [3] разыгрывая на фортепиано вальс, под скромное пение, успевала отбиваться от своего брата Фабиана. Сириус пригласил её потанцевать и Сагитта радостно согласилась, оставляя тарелку с тортом на табуретке, под радостные взгляды бабушек, пританцовывая на паркете, Сириус неуклюже кружил её, не попадая в ритм, забывая все прошлогодние уроки танцев. Когда Молли перестала играть, под звуки аплодисментов они втроём поклонились родичам, и, убежали на свои места. Молли была достаточно взрослой, чтобы Белла не возражала её компании, и Аррон Поттер принялся за ней ухаживать, любезно наливая чай в фарфоровую кружку. Белла громко фыркала, под шиканье матери закатывала глаза, грозно, в не самом лучшем расположении духа, поглядывая на сжавшуюся Меду, сидящую подле виновника торжества — Сигнуса, крепко обнимающим её за плечи. — Дорогой брат! Я не знаю что тебе пожелать, ведь у тебя все есть, так что… я просто хочу чтобы ты и дальше был также счастлив, как и сейчас, — сидя за большим столовым столом, Сагитта принялась хлопать тосту дяди Альфарда. Сигнус, зардевшись, принимал поздравления, слушал буриме Сириуса, написанное прямо перед выходом из дома и слушал незатейливую игру на фортепиано Молли.       Сагитта, с позволения матери, ушла играть с братьями, предварительно подхватив за руки грустную Дромеду. Все равно ей было нечего делать. Она притащила свои старые детские настольные игры, и, разложив их на полу, принялась объяснять все желающим правила игры. Белла, недовольно ходящая мимо, вечно норовила кого-нибудь задеть, пока Альфард не подошёл к ним. — Белла, ты все пытаешься задеть младших за их увлечения? — смеялся тот, пока Белла, недовольно цокая, наблюдала за игрой. — Нет, я лишь хочу чтобы Меда наконец повзрослела! Ей не подстать играть с ними. — А тебе, как самой старшей и подающей пример и вовсе не подстать задевать своих младших братьев и сестер. — Не вам учить меня манерам, дядюшка, — и ударив того по расслабленной руке, в которой он держал бокал шампанского, резко отскочили от падающих на пол осколков. — Беллатрикс! — воскликнул Сигнус, отстраняясь от игры в шахматы с Карлусом Поттером, — как ты смеешь.? — Дядя Альфард не будет… — Если дядя Альфард посчитал нужным сделать тебе замечание, то, будь уверена, не просто так! — Боже, Сигнус, прекрати зарывать в старшей дочери этот пылкий нрав! Она Блэк… — Вальбурга, не смей поощрять бездарное поведение моей дочери, — Сигнус заслонил собой Альфарда, вставая лицом к лицу и к своей сестре, и к своей дочери, — я понимаю, что ты огорчена, что твоя дочь и в долю не такая как Белла, но будь добра — не дозволяй ей лишнего! — Тебе просто обидно, что в ней больше стержня чем в тебе и она смеет высказывать недовольство, — Вальбурга, милейши улыбнувшись, положила руку на плечо Белле, крепко его сжимая. — А тебе обидно, что Сагитта не стала достойным продолжением твоего имени. Сагитта Вальбурга Нокс Блэк (4), а от имени — только кудри! — гневался он, изредка поглядывая на старшую дочь своей сестры: она и впрямь ни черта, кроме обильных пышных кудрей не унаследовала от своей матери, безумно хотевшей дочь в продолжение себе, — ты хотела не дочь, а свою юную версию, и вот она! Забирай! — вскричал он, и удалился из столовой, шумно хлопнув стеклянной дверью. Дромеда крепко прижала к себе Сагитту, неумолимо смотрящую на мать. Вальбурга же только отвернулась, не замечая намокших синих глаз дочери.