/
Широко распахнув глаза, Бомгю оборачивается по сторонам. Он стоит под душем в ванной, от резких движений начинает немного мутить. По темно-коричневым волосам, что всегда немного завивались на концах, бьют капли холодной воды, стекая вниз по одежде. Дышать с каждым разом тяжелее, будто на грудь уронили гирю или лёгкие по технической ошибке заполнили горячей смолой. Удар от каждой капли по коже ощущается наравне разряду тока. Внутри разрастается первобытный страх, но он не может ни закричать, ни сдвинуться с места. С губ лишь срываются обрывистые хриплые вздохи. — Я могу превратить воду в кровь. Воду в твою кровь. Тихо шепчет чей-то голос, от которого холодеет в жилах, но он остаётся невидимым. Этот голос словно в его голове — он чувствует его страх. Бомгю с застывшим ужасом переводит взгляд на закрытую дверь, но та остаётся неподвижной. Вода остаётся водой. Он стоит так же, как и стоял, ощущая, как вся одежда становится невыносимо тяжёлой от воды, как и голова на плечах. — Ты же не думал, что это произойдет прямо сейчас? Настоящий кошмар наступает тогда, когда ты меньше всего ждёшь. Пауза. — И как только ты забываешь свою боль, она возвращается снова. Но уже в другом облике. Снова этот назойливый шепот — слова едва уловимые, мозг лихорадочно пролистывает эти фразы, как в заевшей пластинке. Бомгю слышит, как кто-то насмехается, как он играется, наслаждаясь происходящим. Голос, что на вкус, как самое жуткое воспоминание, самое тёмное, что скрыто от человеческих глаз. Голос, который копается в его изнанке, как раскалённый нож. Тень за дверью словно сгущается, свет в единственной лампочке тускнеет. Сейчас или это непонятное нечто его убьет, либо он сам упадёт от тревоги. Третьего не дано. Вода в ванной стремительно набирается через край, проливаясь на пол. Бомгю чувствует на себе тот самый взгляд — жуткий, изучающий, будто пронизывающий его насквозь. Тот самый взгляд, который он чувствовал сегодня перед входом в дом — это невозможно спутать. Смех становится всё громче, врезаясь с болью в голову, лампочка лопается от давления, разлетаясь на сотни осколков. Глаза застилает пелена то ли от слёз, то ли его зрение решило не травмироваться и прекратило полностью функционировать, не давая возможности рассмотреть ближе приближающуюся к нему тёмную фигуру. Из горла вырывается истошный крик. Парень просыпается, жадно глотая воздух. Это не больше, чем дурацкий сон. Часы показывают всего лишь половину десятого, но по ощущениям это длилось самую вечность. Мелкие капли постукивают по окну, говоря о том, что на улицу вернулся дождь, а вместе с ним город окутала ночь. В теле чувствуется сильная слабость, как будто он только что пробежал целый кросс. — Всего лишь сон. Тихо бормоча себе под нос, парень скидывает с себя одеяло и ставит ноги на холодный пол, с большим усилием поднимается. Тяжёлое дыхание прерывает лишь громко гудящий телевизор в каком-то крыле дома, вероятно, благодаря этому родители не отозвались на его крик. Кричал ли он вообще или это вновь плод безумного сна? Разбираться в этом никакого желания не было. Единственное свое утешение Бомгю хочет найти в ужине, если он его ещё не проспал, что вполне вероятно. «Уверен ли ты, что это только сон?» — промелькнуло в голове парня, что стоял прямо за дверью, ведущей в ванную комнату. Как же давно в его доме не было гостей, а он так старательно за ними наблюдал все это время. Не терпится познакомиться поближе. Внутри продолжал кипеть необъяснимый гнев. Тень начала приобретать отчётливые черты фигуры высокого парня, после целиком приняла свой настоящий облик. Для него давно остановилось время, его черты лица нисколько не изменились с того злополучного дня, оставив в напоминание лишь глубокие раны на теле. Чёрные волосы, такие смольные и мягкие, что были поделены ровным пробором надвое и спадали на лоб. Карие глаза — два тёмных озера, обрамляющие его острый взгляд; они немного покраснели, будто от слёз, но по-прежнему были полны тьмы и опасности. На теле была все та же одежда, — тёмная футболка и такие же спортивные штаны, — пропитанные его кровью. На груди остались следы от множества ножевых ранений, переходящих в область шеи, порез на правой щеке и последний удар в сердце, который парень уже не застал живым. Раны, которым будто никогда не суждено зажить. Чувствовал ли он боль? Она оставалась в нем незаживающим воспоминанием. Слишком эфемерное понятие, как для мёртвого парня, у которого вместо пульса свистит холодный ветер, а на месте сердца — сгусток разрастающейся ненависти. Он знал одно точно: кем бы ни были эти люди, в ближайшее время они сойдут с ума и сбегут, либо захлебнутся собственной кровью. Он приложит все усилия для этого. Всех, кому удавалось пересечь порог дома, ждал один сценарий. Ëнджуну нравилось играть с ними, нравились поглощающие чувства страха и отчаяния, нравилось слышать крики и просьбы о помощи. Этот дом входил в число тех, которые снятся риелторам в страшных снах — тот, который когда-то покинул бог. Тот, который невозможно продать, кто бы за него ни взялся. Никому из местных ещё не приходило в голову свихнуться настолько, чтобы окунуться головой в реальный кошмар вместе с приобретением. Неожиданный и совершенно бесплатный сюрприз. Но с тех пор прошло уже достаточно времени. Много ли тех людей осталось в ближайших кругах, кому пришлось застать тот день в живую? Ëнджун помнил те времена, когда его история была на ушах всего района, как группа каких-то городских работников приводила в порядок место их жестокого преступления, затирая следы, как ни в чем не бывало, и как местные вскоре окрестили его дом пугающим и странным. Он ничего не забыл. Как и то, что они все, все были виноваты перед его семьей. Тогда ещё встречались смельчаки, что время от времени пробирались сюда, несмотря на крепкий замок, сковывающий ворота. До чего же доводит дурацкий максимализм или желание показаться бесстрашным, чтобы заслужить доверие сверстников? Ëнджун не трогал таких детей — они оставались детьми даже в самые безрассудные моменты, когда не ручались за происходящее под действием восторженности. Не убивал, но напугать до смерти ему удавалось без труда. Они должны были зарубить себе на носу, что в следующий раз, если посмеют сюда войти, они больше не вернутся домой. Он точно знал, что это сработает, хоть в то же время это занятие доставляло неплохое удовольствие. Чужой страх был сладким. Все эти трусливые «разрушители мифов» всего-навсего подпитывали легенды, иногда становившиеся предметом обсуждения в разговорах под градусом или в детских страшилках. Но поколения продолжают сменять друг друга, вчерашние дети становятся взрослыми, а история этого дома навсегда забывается по истечении времени. Это было похоже на пугающую тайну, что уходит в могилу вместе с теми, кто её знал; и оставался один человек в этом мире, который обо всём помнил. Он и был этой тайной. Ничего из этого не имело значения ни тогда, ни сейчас. Это место принадлежит только ему, а все, кому хватило мужества (или дурости) поселиться здесь — его мишень./
Бомгю немедленно покинул свою комнату и спустился вниз. Живот одобрительно отозвался урчанием, напоминая, что он не против наконец-то наесться. — Вы в порядке? Его голос слегка дрогнул, привлекая внимание родителей к себе, сквозь какое-то веселое шоу на развлекательном канале. — А должно быть иначе? — мистер Чхве с непониманием вскинул бровь, а потом по-доброму усмехнулся. — Гю-я, нам с твоей мамой утром надо выйти на работу, решить возникшие вопросы насчёт перевода. Надеюсь, ты найдешь чем заняться. — М-м, вы говорили что-то про выходной день. «А чему ты удивляешься?» — укол навязчивых мыслей у него в голове. Парень давно перестал по поводу этого как-то расстраиваться, но послевкусие последнего дня сильно давило. Его ожидает увлекательный день, проведённый в осознанном заточении, да ещё и со страшным сном накануне. Жизнь бьёт ключом. Возможно, даже гаечным. — Не будь маленьким мальчиком, который капризничает по поводу и без. Мы же никуда не исчезаем, завтра вечером проведем время вместе сполна, — привычная маска строгого тона, которая обязательно действовала. — Ужин на кухне, поешь хотя бы, раз спустился. Морально есть не хотелось, только физические потребности брали вверх. Еда была уже остывшей, но принесла хоть немного удовольствия. Бомгю пожелал родителям доброй ночи и вернулся в свою комнату. Колючий стресс вернулся к нему с новой усталостью. За окном все ещё шёл мелкий дождь, улица была объята тусклым светом фонарей, где-то недалеко были звуки ночных сверчков. От порывов ветра прохладный воздух проникал вглубь дома, медленно вытесняя все глупые мысли и плохое послевкусие сна, что сейчас казался лишь нездоровой фантазией. Спать не хотелось. Парень принялся раскладывать некоторые вещи на полку, когда позади себя почувствовал движение, что отдалось зябким холодком по спине — какая-то часть разума шептала, что в спину метнулся взгляд. Похоже на сквозняк, но почему тело неосознанно бросает в дрожь? Подавляя в себе любопытство повернуться, он продолжил заниматься своими делами, подумывая о том, что стал слишком нервным. Напряжение сказывалось на нем так очевидно. — Даже не поздороваешься? Тихий шепот, такой знакомый, жуткий. Книга с грохотом вываливается из рук, а сердце сокращается в катастрофическом ритме. Он не успевает даже открыть рот, чтобы закричать, как горло сдавливают с такой силой, что тяжело вдохнуть. Тело отдает громкие пульсации: больно, больно, больно. Чхве Ëнджун нетерпелив, когда дело касается его развлечений. Зачем томить себя ожиданиями или подходящими моментами? — Закричишь, и я сейчас же сломаю твою шею. Ты ведь не хочешь так быстро закончить наше знакомство? — Он звучал тихо и приторно, словно вымурчал каждое слово, но это сводило с ума в плохом смысле. Тонкие пальцы Бомгю тянулись к его ледяным рукам, глаза мгновенно наполнялись жгучими слезами, стекающими вниз по щекам. Первый раз, когда он не хочет верить своим глазам. Впервые, когда он чувствует себя таким слабым и незащищенным. Пожалуйста, пусть это окажется шуткой. Ëнджун ослабил хватку на шее, позволяя ему глотнуть воздуха и свалиться на пол, кажется, уже без признаков сознания. Быстро он сдался, но это не поражало. У настоящего хозяина дома была возможность рассмотреть его так близко, чтобы ощутить слабое дыхание, услышать как громко бьётся его сердце. Звук бешеного сердцебиения, о котором он уже позабыл. «Бомгю», кажется, он носит такое имя. Он был немного ниже, чем сам Ëнджун, и более хрупкой комплекции, от чего казалось, что достаточно просто надавить пальцем и он разобьется, как хрусталь. Орехового цвета волосы забавно завивались, придавая ему более плюшевый вид, а на лице виднелись солёные мокрые дорожки после слёз. У него были глаза с особым блеском, которые ещё несколько минут назад со страхом вглядывались в его, умоляли оставить и притвориться, что это вновь ночной кошмар. Глаза, как у Бэмби. Его приоткрытые губы все ещё выпускали неровные вздохи, хватаясь за воздух, как за спасательный круг. Он выглядел так очаровательно, от чего Ëнджуну хотелось ещё сильнее разорвать, наполнить до самых краёв его сердце тьмой, растягивая это удовольствие часами. Он хочет видеть, как его внутренности сжимаются от отчаяния и ужаса, как кровь по венам летит, словно на американских горках. Притронуться к каждой косточке до хруста, стать главным героем всех ночных кошмаров, которые он будет транслировать, как те страшные фильмы по телевидению после полуночи. Наблюдать шаг за шагом за тревогой и попытками бегства от своей жизни. Бомгю. Чхве Бомгю. Его имя вертится на языке со сладким послевкусием, такое хрустальное создание в лапах темного зверя. Так жаль, что ты оказался в этой ловушке. Нам предстоит хорошо провести время, верно?