Бессмертные

      Вэй Усянь ничего не смыслил в искусстве врачевания.       Воспитание молодых господ в крупных кланах включало обязательное обучение азам целительства. В свое время Вэнь Цин не раз поражалась тому, что он не смог сразу ощутить отсутствие золотого ядра у Цзян Чэна. Но поделать тут ничего было нельзя. За годы жизни в Пристани Лотоса Вэй Усянь овладел в совершенстве легендарным искусством юньмэнских лучников, освоил и дополнил юньмэнскую технику боя на мечах, подобно губке впитал в себя теоретические знания об устройстве мира и движении ци… Но ничего, связанного с медициной, его пытливый ум вобрать в себя так и не смог. Искусство врачевания, исключающее порыв вдохновения, требующее беспрекословного следования правилам, было чуждо порывистой натуре Вэй Усяня. Его скудные познания ограничивались сведениями о расположении акупунктурных точек, останавливающих кровь, и несколькими, зачастую сомнительными способами исцеления трупного отравления.       За время его недолгой жизни Вэй Усяню не раз доводилось жалеть об этом пробеле в своих знаниях. Но никогда прежде он не испытывал подобного отчаяния.       Лань Чжань лежит перед ним неподвижный, истекающий кровью из цицяо, и все, что может сделать Вэй Усянь — это молиться Небу, чтобы все получилось. Ему никогда прежде не доводилось передавать кому-либо свою ци. Он знает, что передача духовных сил требует предельной концентрации, исключительного контроля над потоком ци и детальных знаний о расположении и состоянии меридианов.       Вэй Усянь не имеет понятия о состоянии духовных каналов Лань Чжаня. Он не может увидеть сеть меридианов, опутывающую его плоть и кости изнутри. Но он контролирует и ощущает Темную ци так же ясно, как ощущает свои руки и ноги. Предельно осторожно пропуская Инь через свои пальцы, прижатые к запястью супруга, он следует за ее током и обнаруживает неладное. Меридианы Лань Чжаня не надорваны, не замутнены. Ян струится по ним полноводной золотой рекой, и, как понимает Вэй Усянь, в этом и заключается проблема. Подобно бурному потоку, вышедшему из берегов, Ян Лань Чжаня проложила себе дополнительные, не предусмотренные природой русла.       Нет силы, способной повернуть вспять реку в половодье.       Вэй Усянь трясущейся рукой вытирает испарину с лица и сосредотачивается.       Благодаря Темному ядру и долгим изнурительным тренировкам управлять Инь для Вэй Усяня так же естественно, как и дышать. Он мягко направляет ее по лишним руслам, цепляет и вытягивает Ян обратно в меридианы, направляет ее в даньтянь, замыкает ненужные ответвления духовных каналов. Ян Лань Чжаня льнет к его Инь, узнавая и успокаиваясь, следует за ней без сопротивления.       Но кровь все еще сочится из всех цицяо.       Вэй Усянь, тяжело дыша, мягко остановил передачу ци. Никогда ему не пришло бы в голову, глядя на легкость и непринужденность движений Лань Чжаня, каких колоссальных сил требовал этот процесс. Кусая губы, он оглядел бессознательного супруга, и, задержавшись бездумным взглядом на его даньтяне, вздрогнул. В памяти мелькнуло воспоминание о давних словах Баошань-саньжэнь:       «…свет неотделим от тьмы, а тьма — от света. Мир держится на балансе Инь и Ян. В их слиянии — истинное бессмертие. Если избранный тобой спутник на пути совершенствования дополнит твою энергию Инь равновеликой энергией Ян, вы, совершенствуясь, сможете достичь истинного бессмертия»       Равновеликой энергией…       Равновеликой…       С момента обретения Темного ядра Вэй Усянь ощущал его в себе словно сквозь плотную стену. Всполохи Инь, сочившиеся из-за этой стены подобно солнечным лучам, давали ему возможность медитировать, пользоваться мечом и медленно, кирпич за кирпичом разбирать эту преграду.       Вэй Усянь стиснул зубы. Сможет ли он найти в себе достаточно Инь, чтобы дополнить Ян Ханьгуан-цзюня, уже много лет удерживавшего себя на пороге бессмертия? Вглядываясь в бледное, до дрожи любимое лицо, он знал, что найдет в себе эту Инь. Кипящее Темное ядро в его даньтяне не явило и малой толики своей силы.       Да и на что ему эта сила, если он не в состоянии спасти того, кто спасал его на протяжении обеих жизней? Того, без которого нет и его самого? На периферии сознания мелькнула мысль о том, что едва ли Бессмертная Баошань имела в виду прямую единовременную передачу такого чудовищного объема ци, но Вэй Усянь отмахнулся от нее.       Повинуясь смутному инстинкту, он опустил одну ладонь на гладкий, высокий лоб супруга, а другую — плотно прижал к даньтяню. Закрыл глаза, чувствуя, как Инь концентрируется, плотной нитью протягиваясь между кончиками пальцев и даньтянем… Представил высокую стену, окружающую черное солнце…       И ударил по ней, что есть силы.

***

      Ночь редела. В предрассветном сумраке тускнели огни фонариков, освещавших легкие мостки и павильоны Облачных Глубин, пронзительно свежий воздух и трели первых, самых ранних птиц, предвещали небывало ясный день.       В душе Лань Сичэня, напряженно вглядывавшегося в замкнутые двери яши, мира и покоя не было. Постепенно сходившая на нет, но порой напоминавшая о себе приливами черной меланхолии боль от того, что произошло в храме Гуаньинь, впервые после той ночи оказалась напрочь забыта. Хотел бы Лань Сичэнь, чтобы ту боль из его сердца изгладила радость. Свадьба Ванцзи, радость за его выстраданную, у жизни и смерти отвоеванную любовь, разогнали почти все тучи на сердце Цзэу-цзюня. Горячо любя своего младшего брата и всей душой симпатизируя молодому господину Вэю, Лань Сичэнь чувствовал себя счастливым от их счастья, и не роптал на свою судьбу, по всей видимости, повторявшую одинокую судьбу его дяди. Все, чего он теперь хотел от жизни, — это счастья и покоя для своего брата.       Неужели он так много просит у Небес?       Почему они снова и снова испытывают Ванцзи?       Поток непривычно мятежных мыслей прервал негромкий звук шагов дяди.       — Ты все стоишь, Сичэнь…       — Не могу уснуть, дядя.       Лань Цижень встал рядом, зацепив рукавом сырой от ночной росы рукав племянника, и тяжело вздохнул. Уступив настояниям Сичэня, он переночевал в ханьши, но ни на мгновение не сомкнул глаз. Негромкий голос племянника вывел его из тяжелой задумчивости:       — Я пойду к ним, если до рассвета дверь не откроется.       — Ступай, — тихо позволил Лань Цижень.       Лань Сичень посмотрел на дядю. На не старом еще, но хмуром лице Лань Циженя читалась жестокая борьба.       — Тебя мучает что-то еще, дядя.       Лань Цижень пропустил бороду сквозь дрожащие пальцы.       — Ванцзи нестабилен сейчас, и одним Небесам известно, пойдет ли ему впрок вмешательство Вэй Усяня. Не допустил ли я ошибку, позвав его?              Лань Сичэнь слабо улыбнулся:       — Каким бы ни был итог усилий молодого господина Вэя, я убежден, что он сделает все ради Ванцзи. Так или иначе, ничто уже не будет прежним, дядя. Если Небеса будут милостивы и усилия молодого господина Вэя увенчаются успехом, из яши выйдет бессмертный.       Горькая улыбка, полная давних сожалений, коснулась губ Лань Циженя:       — Или же бессмертных будет двое.       — Да будет на то воля Небес, — прошептал Лань Сичэнь, и нахмурился. — вы чувствуете, дядя?       Лань Цижень настороженно переступил с ноги на ногу. Ощущение нараставшего гула в воздухе и в земле было сложно игнорировать. Дрожь земли словно стягивалась к яши и гасла без следа, едва достигнув или преодолев стены легкой постройки. Резкий скрип створок, распахнувшихся, точно от порыва сильного ветра, заставил обоих мужчин вздрогнуть. Лань Сичэнь сорвался с места с коротким:       — Оставайтесь здесь, дядя, — и устремился к яши.

***

      С самого первого дня появления Вэй Усяня в Облачных Глубинах Лань Сичэнь отдавал себе отчет в том, кем именно этот юноша станет для Ванцзи. Он с интересом и удовольствием наблюдал за смятением, охватившим его всегда спокойного младшего брата, видел, как гневное недоумение Ванцзи уступает место осторожному интересу. Видел, как задумчивость Ванцзи привела его к пугающему осознанию своей влюбленности.       Первая любовь, хмельная, пламенная, какой она бывает только в шестнадцать лет…       Удивительное чувство, которое мало кому удается сберечь.              Ванцзи пронес свою любовь сквозь кровь и смерть. Сичэнь видел, как чувство, столь мимолетное у других людей, с каждым днем затягивало Ванцзи все глубже и сильней, как топило его в нестерпимой боли… Как вознаградило его выстраданным счастьем. Сичэнь видел в глазах молодого господина Вэя любовь к своему брату, но, на протяжении многих лет имея возможность наблюдать за тем, на что шел Ванцзи ради возлюбленного, был искренне убежден, что любовь Вэй Усяня не может быть такой же глубокой.       Одного взгляда на Вэй Усяня становится достаточным, чтобы Лань Сичэнь, потрясенный, осознал, как же глубоко он заблуждался.       Порыв темного ветра, распахнувший створки дверей яши, растрепал полог кровати, сдвинул часть легкой мебели и разметал подушки у чайного столика. Вэй Усянь сидел на кровати, неестественно сгорбившись, и словно опирался ладонью о живот Ванцзи.       — Ванцзи, — прошептал Лань Сичэнь и, не помня себя, шагнул к кровати. Его младший брат лежал спокойно, дыхание было ровным, как у безмятежно спящего человека.       — Цзэу-цзюнь, — очень вежливо поприветствовал Вэй Усянь, и Сичэнь, переведя взгляд на его лицо, едва удержался от испуганного возгласа. Он уже видел однажды это лицо таким. Мертвенно бледным, с запавшими, обведенными краснотой глазами и выпирающими скулами. Дрожащими, непослушными пальцами свободной руки Вэй Усянь механическими движениями вытирал остатки крови с лица супруга и не отрывал от него взгляда.       — Молодой господин Вэй… что с Ванцзи? Что с вами?       Воспаленные, растрескавшиеся, точно от глубинного жара губы Вэй Усяня разошлись в легкой улыбке:       — Лань Чжань в порядке. Подойдите.       Лань Сичэнь пошатнулся от силы захлестнувшего его облегчения и радости. Он наклонился и Вэй Усянь вложил в его руку запястье Ванцзи.       — Великое Небо… — прошептал Лань Сичэнь.       Никогда, ни разу за всю свою жизнь он не ощущал подобного. Вместо привычного потока ци по меридианам Ванцзи, казалось, струился солнечный свет. Ровный, могучий, ослепительно-яркий огненный поток…       Лань Сичэнь потрясенно выдохнул:       — Ванцзи… он…       — Он бессмертен, Цзэу-цзюнь, — негромко произнес Вэй Усянь. Медленные, неверные движения его рук, принявших обратно руку Ванцзи, выдавали крайнюю степень истощения. — Никаких барьеров, сдерживающих его совершенствование, больше не осталось.       Ошеломленный и потрясенный, Лань Сичэнь позволил пальцам брата выскользнуть из своей ладони.       Ванцзи достиг бессмертия…       Первый заклинатель со времен Баошань-саньжэнь…       — Он Бессмертный, — еле слышно произнес Вэй Усянь. Отчаянная, неистовая любовь и нестерпимая боль в его взгляде, устремленном на Ванцзи, не были предназначены для посторонних глаз. — Он Бессмертный, каким и должен был стать уже много лет назад… если бы он только не решил дождаться меня. Что же он делает, Цзэу-цзюнь? Зачем он подвергает себя такой опасности? Вэй Ин вырвал бы сердце из своей груди, если бы он захотел, бросил бы весь Диюй к его ногам, если бы он только пожелал… Неужели Вэй Ин не стал бы бессмертным ради него?       Сердце Лань Сичэня сжалось:       — Молодой господин Вэй… — но Вэй Усянь словно забыл о его присутствии. Он прижал ладонь Ванцзи к своей щеке, спрятал струящиеся по своему неподвижному лицу слезы.       — Лань Чжань, Лань Чжань… Разве ты не знаешь, что Вэй Ин поклялся перед Небесами сделать тебя самым счастливым? Разве ты не знаешь, что Вэй Ин не отпустит твоей руки?       Слушать его прерывистый, хриплый от облегчения и боли шепот с привычными веселыми интонациями, не было никаких сил. Весь его вид, изможденный, каким он был разве что в последние мгновения своей первой жизни в Безночном городе, неопровержимо свидетельствовал о том, что спасение Ванцзи выпило все силы Вэй Усяня.       — Молодой господин Вэй, вы нездоровы. Ванцзи очнется, и…       — Мне необходимо добраться до Луаньцзан. Прошу Цзэу-цзюня извинить за дерзость, но, чем скорее я там окажусь, тем лучше.       Лань Сичэнь замер, пораженный.       — Я не понимаю вас, молодой господин Вэй. Разве ваше место не рядом с Ванцзи?       — Взгляните на меня, Цзэу-цзюнь.       Белое лицо, проступившие скулы, воспаленные веки…       — Вы ведь видели меня таким прежде, верно? Вы знаете, что за ядро горит в моем даньтяне. И вы наверняка почувствовали гул под ногами, когда шли сюда. Недостаток Инь делает Темное ядро нестабильным. Мне необходима Тьма Луаньцзан, чтобы не случилось беды.       — О чем вы говорите?       — Едва ли Цзэу-цзюнь обрадуется толпе мертвецов, готовых осадить Облачные Глубины.       Лань Сичэнь почувствовал холод, медленно разливающийся в груди.       — Темное ядро способно поднимать мертвецов?       Вэй Усянь коротко усмехнулся:       — Первое движение этого ядра у меня в даньтяне подняло из кровавого пруда в пещере Фумо половину убитых Вэней.       — Это значит, что…       — …что те, кто называет меня демоном, с недавних пор не так уж неправы. Мне нужна Тьма Луаньцзан, чтобы стабилизировать ядро. Да и не будет лишним увести толпу нечисти, которая сейчас движется к Облачным Глубинам.       Стиснув зубы, Лань Сичэнь посмотрел в глаза Вэй Усяню.       — А как же быть с Ванцзи?       Бесстрастная маска осыпалась, открыв уязвимое, измученное болью лицо Вэй Усяня.       — Не оскорбляйте его ложью. Но, во имя Небес, не дайте ему творить безрассудств. Скажите, что я вернусь к нему. Я пообещал, и, клянусь предками, ничто меня не удержит.       — Даже если ваши опасения сбудутся и там, на Луаньцзан, вы станете демоном?       Вэй Усянь закусил губу и опустил голову. Лань Сичэнь помолчал, вглядываясь в его лицо:       — Порой жизнь приводит человека на роковую развилку. И из двух дорог ему непременно нужно выбрать одну. Нельзя пройти сразу по обеим. Это не удалось нашим родителям. Отец пытался совместить любовь и долг, и не смог. Судьба была милосердна к Ванцзи, ибо он не отступился. Он прошел по тропе, которую выбрали вы, прошел босыми ногами по битому стеклу. Он потерял вас на этой тропе и едва не пропал сам. Но судьба вернула ему вас, молодой господин Вэй. Узкая, темная тропа, омытая его слезами, залитая его кровью, все же привела Ванцзи к счастью. Никогда на моей памяти мой брат не был счастлив так, как сейчас, с вами. Да уберегут вас Небеса пренебречь этим счастьем. Да уберегут они вас обоих от безрассудства.