Бессмертные

      Слова дяди доносятся до Цзинь Лина словно сквозь плотную пелену тумана. Он ехал в Гусу с намерением принять участие в Малом Совете заклинателей. Когда все пошло не так? Когда привычная действительность пошла трещинами?       Цзинь Лин не питал иллюзий на счет своего положения в родном клане. Он прекрасно понимал, что с его главенством Цзини считаются лишь из страха перед Саньду Шэншоу, Старейшиной Илина и Ханьгуан-цзюнем. Но, даже несмотря на страх, сдерживавший недоброжелателей, Цзинь Лин то и дело ловил на себе тяжелые взгляды окружающих. Правление Цзинь Гуаншаня и Ляньфан-цзюня покрыло клан Ланьлин Цзинь несмываемым позором. При молчаливом потворстве прочих Цзиней последние главы этого клана творили злодеяния. И, как оно часто бывает, стоило судьбе низвергнуть этих правителей, сотни их ближайших поверенных поспешили втоптать падшие образы еще глубже в грязь.       Клан Ланьлин Цзинь запятнал себя. И теперь стремился всеми силами откреститься от своей недавней истории. Намерения и усилия Цзинь Лина править праведно не имели никакого значения — он был потомком Цзинь Гуаншаня, преемником Цзинь Гуанъяо. Этого было достаточно, чтобы никто из его окружения не пожелал видеть его во главе клана.       Вот только, вся ли вина лежала на прежних главах клана Цзинь?       Цзинь Лин не поручился бы за это. Не после того, как Оуян Цзычжэнь заметил одного из адептов клана Цзинь крадущимся к отведенным Цзинь Лину покоям с огненным пионом в руке.       Хвала Небесам, наделившим Цзычжэня непомерным любопытством!       Хвала Небесам, которые вовремя привели к ученическим покоям вернувшихся дядю и Вэй Усяня!              Дядя Чэн в считанные мгновения разнял сцепившихся Цзинь Лина и поджигателя. Вэй Усянь мановением руки смахнул пламя с занявшейся постройки и подобрал обугленный пион.       Цзинь Лин ошибался, полагая, что его недолюбливают в клане. Его ненавидели, как ненавидят вечное напоминание о позоре, как препятствие, которое связывает их по рукам и ногам. В виду своей юности, Цзинь Лин при управлении кланом был вынужден опираться на Цзян Ваньиня. Это было не по душе обоим. Цзинь Лин не хотел, чтобы его воспринимали как сосунка, неспособного управиться с кланом. Дядя Чэн не хотел, чтобы излишнее вмешательство в дела чужого клана подрывало и без того шаткий авторитет Цзинь Лина. Но баланс удержать не удалось.       Поддержка Вэй Усяня могла бы сдержать ненависть Цзиней. Но, несмотря на выяснившуюся правду, отношение к нему в высших заклинательских кругах не улучшилось. Это тоже было объяснимо. Вэй Усянь был живым свидетельством их подлости. Вэй Усянь был зеркалом, отразившим во всей неприглядности пороки заклинателей. Даже несмотря на свой юный возраст Цзинь Лин понимал, что для людей, оказавшихся неправыми, истина может быть суровой, может быть горькой, но никогда — приятной.       Поддержка Ханьгуан-цзюня с учетом всех обстоятельств, тоже не была способна отвести беду. Чистые, неумолимо справедливые люди, подобные ему, в кругу заклинателей вызывали страх и почтение, так как таких людей было невозможно опорочить. Но любовь Ханьгуан-цзюня к Вэй Усяню дала заклинателям повод бросить тень на Верховного заклинателя. Не имея возможности зацепиться за какое-либо несовершенство, они выбрали для себя удобным считать его околдованным Старейшиной Илина.       Неудивительно, что, защищенный столь могучими защитниками, Цзинь Лин вызвал еще большую ненависть побочных ветвей клана Цзинь. Но избавиться от него они решили тем же способом, который избирали столь ненавидимые ими ныне Цзинь Гуаншань и Ляньфан-цзюнь. В смятенном сознании юного главы клана Цзинь зрело понимание: его преступные предшественники никогда бы не смогли совершить столько злодеяний без молчаливого потворства со стороны других членов клана.       Воистину, золото и бирюза Ланьлина скрывали сплошную гниль. Найти бы силы не задохнуться от этого смрада…       Плотную пелену тумана, окутавшую сознание Цзинь Лина, прорвал ставший резким голос дяди. Сильная жесткая рука схватила его ладонь, бессознательно скребущую стиснутое спазмом горло, и рывком опустила ее на его колени.       — Да ты, никак, не слушаешь, что тебе говорят? — рявкнул кто-то знакомым голосом.       Цзинь Лин поднял голову и встретил недовольный взгляд дяди. Часом ранее Лань Сычжуй успел коротко объяснить, что толпа заклинателей, приехавших в Гусу в надежде устроить беспорядки, покинула Облачные Глубины. Малый Совет заклинателей должен был начаться, несмотря на поздний час, но, прежде чем отвести Цзинь Лина в яши, Цзян Ваньинь изъявил желание поговорить с ним наедине. Вот только, к своему стыду, Цзинь Лин прослушал почти все, что он ему говорил.       — Извини, дядя, — покорно отозвался Цзинь Лин.       По какой-то причине, непривычно покладистый ответ племянника вывел Цзян Ваньиня из себя. В тишине раздался тихий хруст суставов на обвитой Цзыдянем руке, конвульсивно сжавшейся в кулак.       — Мне не нужны твои извинения, — медленно проговорил Цзян Ваньинь, — мне нужно, чтобы ты меня услышал.       Цзинь Лин сложил руки на коленях.       — Я слушаю, дядя.       — Вэй Усянь обрел бессмертие.       Цзинь Лин дернулся от неожиданности, глаза неудержимо полезли на лоб.       — Его обитель — Пристань Лотоса. Понимаешь?       Глаза Цзинь Лина загорелись осторожным восторгом.       — Это значит, что Вэй Усянь вернется в Пристань Лотоса?       Жесткая рука Цзян Ваньиня молниеносно вытянулась и звонко щелкнула юношу по лбу.       — Никуда он не вернется! Куда он уйдет от Ханьгуан-цзюня? Хочешь, чтобы твой дядя покрыл себя позором, проживая отдельно от супруга и давая людям повод посудачить о нем?!       Цзинь Лин помрачнел.       — Люди найдут, о чем посудачить, даже если он станет святым. Разве не так, дядя? Разве я… Цзинь Лин замолк и сердито отер рукавом глаза. Наступившую тишину не сразу прервал серьезный голос Цзян Ваньиня.       — Люди всегда найдут, о чем посудачить. И, не стань Вэй Усянь Бессмертным, не избери он своей обителью Пристань Лотоса, не случись сегодня того, что случилось… я стал бы первым, кто сказал тебе: «Пошли их к гуям. Пусть катятся в Диюй, чем дальше, тем лучше. Ты — глава своего клана, оставайся им всем назло».       Мелкая дрожь охватила пальцы Цзинь Лина, заставляя его сжать руки в кулаки.       — Сейчас ты мне скажешь поступить иначе? — хрипло спросил юноша.       Мгновение Цзян Ваньинь смотрел на своего племянника. В сумраке, скрадывавшем выражение его глаз, было невозможно понять, о чем он думает. Быть может, воспоминания о собственных ошибках, порожденных чрезмерной гордостью — проклятьем наследников Мэйшаня, — увлекли его сознание в мрачные, пропахшие смертью глубины.       — Сейчас я скажу тебе, что нет необходимости цепляться за эту ложную гордость. Сжигать себя ради того, чтобы доказать что-либо людям, которым на тебя плевать, — не тот путь, на котором ты найдешь покой и счастье. Пойдя на поводу у толпы, ты потеряешь себя. Пытаясь одолеть толпу, ты погибнешь сам. Дракон необорим, а-Лин. Это битва, в которой человеку не суждено стать победителем.       — Что же мне делать? — прошептал Цзинь Лин. Руки юноши стиснули ножны лежащего поперек колен Суйхуа. — Это наследие моего отца. Как я могу отступиться?       — Ты забываешь, что помимо отца у тебя была и мать, — резко возразил Цзян Ваньинь.       Цзинь Лин захлебнулся вдохом. Лишь спустя десяток ударов сердца он смог выдавить запинаясь:       — Дядя… Я не понимаю…       — Ты не убедишь Цзиней в том, что являешься достойным главой. Сорвешь ли ты луну с небес, бросишь ли солнце к их ногам — неважно. Они увидят только то, что хотят видеть. Луна окажется недостаточно серебряной, солнце — недостаточно золотым. Сколько бы ты ни пытался, что бы ты ни сделал — они обесценят все. Пытаясь их разубедить, доказать им, что ты достоин, ты утратишь себя. А в один прекрасный день озлобишься и бросишь им вызов. И непременно проиграешь, как однажды проиграл Вэй Усянь. Дракон необорим, Цзинь Лин. Вэй Усянь понял это раньше всех нас.       — Значит, я должен перестать пытаться? Опустить руки и позволить им себя убить?       Рука Цзян Ваньиня снова крепко шлепнула Цзинь Лина по лбу. Ойкнув, юноша обиженно уставился на дядю из-под прижатых ко лбу ладоней.       — Вот уж нет. Ты должен дать им то, чего они хотят. Дай им власть, ради которой они пятнают свои руки и совесть. Дай им ее всю, и отступи в сторону. И останься глух, когда они начнут давиться.       В наступившей после этих слов ошеломленной тишине было слышно только шумное дыхание Цзинь Лина и тихий треск фитиля в масляном светильнике.       — Обе обители — и Облачные Глубины, и Пристань Лотоса — будут затворены. Ханьгуан-цзюнь и Вэй Усянь согласились с этим. Заклинатели забыли о своем предназначении — защищать людей, нуждающихся в помощи, совершенствовать свой дух и свои силы. Обе обители порывают связи с миром заклинателей. Отныне Юньмэн и Гусу пойдут своим путем. Благословение Бессмертных даровало бесконечную жизнь тем, кто связан с обителями. Твои Цзини не переживут, если их глава, ко всему прочему, еще и обнаружит свое бессмертие. Это сделает пропасть между тобой и ними еще глубже. Поэтому я спрашиваю тебя, а-Лин: помнишь ли ты, что, помимо отца, у тебя была мать?       — Помню, — просипел Цзинь Лин.       — Известно ли тебе, что у клана Цзян до сих пор нет наследника?       — Известно, дядя.       — Земли клана Мэйшань Юй перешли к клану Юньмэн Цзян. Территория слишком велика и мне, пожалуй, будет необходим помощник, который мог бы взять на себя управление Мэйшанем. Он всего в половине дня пути от Пристани Лотоса, поэтому нет необходимости строить там поместье. Ты мог бы управлять Мэйшанем из дома, как это делала когда-то моя мать.       Цзинь Лин дергано кивнул, не поднимая лица.       — Вот и славно, — произнес Цзян Ваньинь. Руки Цзинь Лина конвульсивно сжались вокруг ножен Суйхуа. Не в силах дальше смотреть на то, как это дитя — плоть от плоти его любимой сестры — задыхается от боли и облегчения, Цзян Ваньинь резким движением притянул его голову себе на колени и неловко потрепал ладонью задеревеневшие от потрясения плечи племянника.       — Я помешал? — знакомый голос, чуть растягивающий слова, заставил их вздрогнуть. На пороге ученических покоев с початым кувшином в руке стоял Вэй Усянь. Он демонстративно кивнул на свою вскинутую руку, показывая, что стучал, и Цзян Ваньинь с негромким вздохом покачал головой. Цзинь Лин не знал, в чем заключается причина, но от присутствия Вэй Усяня необъяснимым образом стало легче. Не было беды, которую не смогли бы отвести спокойная, ласковая сила Вэй Усяня и грубоватая нежность дяди Чэна. Проходя мимо Цзинь Лина, Вэй Усянь взъерошил его волосы, но, усевшись между ним и Цзян Ваньинем, он посмотрел непривычно серьезно.       — Есть еще кое-что, о чем мне необходимо предупредить, — медленно произнес Вэй Усянь. Почесал нос, неловко усмехнулся и поспешил спрятать неловкость, от души глотнув вина. Цзян Ваньинь с непривычным терпением наблюдал за этим спектаклем, но продолжил Вэй Усянь, только дождавшись отчетливого в тишине потрескивания Цзыдяня.       — Погоди, нужно дождаться Лань Чжаня и мальчишек. С остальными говорят Цзэу-цзюнь и учитель Лань.       Воцарившуюся после этих слов напряженную тишину прервало появление Ханьгуан-цзюня. Он ступил в ученические покои в сопровождении Сычжуя, Цзинъи и Цзычжэня, довольно приветливым кивком ответил на поклон Цзинь Лина. Глядя, как он устраивается рядом с Вэй Усянем и мимолетно улыбается ему одними глазами, Цзинь Лин ощутил неожиданный холодок в сердце. Если Ханьгуан-цзюнь, столь сдержанный на людях, позволил себе ободрить Вэй Усяня так, что это стало заметно со стороны… Небеса, о чем же Вэй Усянь собирался рассказать?       Дождавшись, пока все усядутся и убедившись, что Ханьгуан-цзюню сидится очень удобно, Вэй Усянь негромко откашлялся.       — Мы с Лань Чжанем стали, вроде как, Бессмертными, — доверчиво поделился он с Цзинь Лином, Цзычжэнем и юными Ланями, демонстративно игнорируя мрачнеющего брата. — Так повелось, что заклинатель, достигший бессмертия, оказывается накрепко связанным с местом, даровавшим ему силу. Лань Чжань оказался связан с Облачными Глубинами, а я… Так получилось, что оказался связан с двумя местами. На Луаньцзан я начал осваивать Инь. Она впитала мой гнев, мою обиду, мою боль. И вернула мне все, приумножив стократно, пока я проходил через Темную кару несколькими днями ранее. Отныне я ношу Луаньцзан в себе. Сам могильный курган истощен, на нем не осталось ни крупицы Инь, и ничего, что связывало бы меня с ним. Поэтому, обретя бессмертие, я оказался связан с Пристанью Лотоса по причине… — Вэй Усянь запнулся, и немного неуклюже закончил мысль — по многим причинам. Я могу черпать ци в Пристани Лотоса. И Пристань Лотоса теперь будет черпать ци из меня. Благодаря техникам парного совершенствования, которым мы с Лань Чжанем обучились, баланс Инь и Янь не будет нарушен ни в Облачных Глубинах, ни в Пристани Лотоса. Каждая из обителей, подпитываясь от нас, станет средоточием очень большого объема ци. Но проблема в том, что мы обрели бессмертие несколько необычным путем.       Вэй Усянь перевел дыхание и мельком посмотрел на Лань Ванцзи, словно решаясь.       — Обретение бессмертия Лань Чжанем стало возможным из-за того, что, пытаясь меня найти, пока я был мертв, он достиг небывалых высот в совершенствовании. А я… я…       — Вэй Ин стал бессмертным, впитав всю Инь на Луаньцзан ради меня, — невозмутимо продолжил Лань Ванцзи. Цзян Ваньинь протянул чашу к кувшину, из которого Вэй Усянь щедро наливал ему вино, но, услышав Лань Ванцзи, резко дернулся и расплескал содержимое по циновке. Вэй Усянь, успевший набрать полный рот вина, поперхнулся и закашлялся. Цзинь Лин старался не смотреть на товарищей, но чувствовал, как запекло лицо, и как рядом нервно завозился Цзычжэнь.       — Именно так все и было, — прокашлявшись, продолжил Вэй Усянь. Ханьгуан-цзюнь сидел рядом с ним, невозмутимый, но с отчаянно покрасневшими ушами.       — Так или иначе, в основу нашего совершенствования и бессмертия легло… э… некое… как бы так выразиться… чувство? — Вэй Усянь с опаской посмотрел на Цзян Ваньиня, надеясь, видимо, что его лицо не выражает уж слишком яростного возмущения, но, едва взглянув на брата, он поспешно продолжил:       — Привязанность! В основу нашего с Лань Чжанем бессмертия легла привязанность.       — Любовь, — педантично поправил Лань Ванцзи. Великое Небо, он даже не поменялся в лице, вот так открыто говоря о подобном чувстве! Вэй Усянь замер с поднесенным ко рту кувшином, глядя на супруга с такой смесью ужаса и восторга в глазах, что Цзинь Лин невольно бросил взгляд на дядю. Судя по выражению лица, Цзян Ваньинь был в одном небольшом шаге от искажения ци. Между тем Вэй Усянь, завороженно глядевший на внешне невозмутивного, но отчаянно краснеющего ушами Лань Ванцзи, вдруг словно встряхнулся.       — Совершенно верно. Бессмертная Баошань-саньжэнь объяснила, что, как правило, при обретении бессмертия, силой напитывается только сам заклинатель. Но, в нашем случае, зацепило всех, кого мы любим. За это мы просим у вас прощения.       Ко всеобщему изумлению, Ханьгуан-цзюнь и Вэй Усянь сложили руки и склонили головы. Гвалт поднялся наистрашнейший.       — Учитель Вэй, Ханьгуан-цзюнь! Нет нужды просить прощения, не надо, пожалуйста!       — Что еще за шутки вы придумали?! Извиняться за дар, за благо, которое заклинателям и вовек не обрести! Сядь ровно, бедствие, и Ханьгуан-цзюня своего ровно посади!       Цзычжэнь и вовсе залопотал какую-то чушь, которой вторил Лань Цзинъи:       — У мужчины под коленями золото, господин Вэй, Ханьгуан-цзюнь!       — И в шее тоже золото!       — И в руках золото! Достопочтенные наставники, мы всегда будем вам повиноваться, мы виноваты, если допускали ослушание! Не надо просить прощения, пожалуйста!       Слушая это многоголосье, Цзинь Лин только и успевал, что ошарашенно хлопать глазами. Поэтому он единственный среди воцарившегося волнения увидел, как неудержимо поползла вверх ровная бровь давным-давно выпрямившегося Ханьгуан-цзюня, и как Вэй Усянь утопил лицо в ладони и измученно застонал.       — Глупые дети, — с нескрываемой нежностью произнес Вэй Усянь. — Да, и ты тоже, а-Чэн, не смотри так. Вы ведь даже не спросили, за что мы просим прощения.       — Ну так говори уже! — взревел Цзян Ваньинь.       Вмиг посуровевший, Вэй Усянь произнес:       — Бесплодие. Это неизбежная плата за бесконечно долгую жизнь. Иначе потомки Бессмертных наводнили бы землю, и не было им конца.       Воцарившееся тяжелое молчание, казалось, можно было потрогать рукой.       — Для нас с Лань Чжанем это, положим, не беда. Но вы можете захотеть создать семью. Можете захотеть испытать радость отцовства. Но, с большой долей вероятности, либо не получится у вас, либо не получится уже у ваших детей. Радости брака будут вам доступны. Девушки, которых вы рано или поздно изберете, могут присоединиться к Облачным Глубинам или Пристани Лотоса. Но вам придется нелегко. Цзэу-цзюнь и Цзян Чэн сказали, что займутся подготовкой новых сводов правил, которые в будущем должны будут защищать тайну Пристани Лотоса и Облачных Глубин.       Цзинь Лин задумался. Не то, чтобы ему было интересно, каково это — быть отцом. Но ведь могло когда-нибудь заинтересовать. И все же… Все же…       После недолгого молчания, к всеобщему удивлению, раздался голос Цзян Ваньиня.       — Не вижу никаких причин для тоски, — проворчал он. — Женщины, на которой я мог бы пожелать жениться, нет. Наследник Юньмэна скоро сложит с себя полномочия главы клана Цзинь. О том, что жизнь успеет мне опротиветь, я не думаю: ты не знаешь меры ни в чем, Вэй Усянь, но есть надежда, что чувство меры есть у Ханьгуан-цзюня.       Бросив взгляд на Ханьгуан-цзюня, мельком оглядев его строгое лицо с снова поползшей вверх бровью, явно выражавшей сомнение, Цзян Ваньинь передумал.       — О чем это я… чувство меры и Ханьгуан-цзюнь… Остается надеяться только на Цзэу-цзюня.       От внимания Цзинь Лина не укрылось, как оживился Оуян Цзычжэнь и как он, наклонившись к уху Цзинъи, что-то яростно ему зашептал. Цзинь Лин стиснул зубы. Цзычжэнь успел поделиться с ним своими выдумками о чувствах между дядей Чэном и Цзэу-цзюнем. Сычжуй виновато улыбнулся названому брату. Выяснение отношений могло потерпеть до конца важного разговора.       Поток сердитых мыслей Цзинь Лина прервал стук кувшина о столешницу. Бессмертные рассказали все, что считали важным и собирались удалиться. Несмотря на широкую улыбку Вэй Усяня, на его лице отчетливо виднелись следы усталости. Мелкая дрожь рук выдавала крайнее утомление. Но Цзинь Лин не сомневался, что Ханьгуан-цзюнь за ним непременно присмотрит. Несмотря на собственную усталость, которую выдавали глубокие тени под глазами и матовая бледность лица, Ханьгуан-цзюнь непременно пожелает донести Вэй Усяня до цзинши на руках или на закорках. Цзинь Лин никогда не видел ничего подобного, но, отчего-то, нисколько не сомневался, что так оно и будет.       Уже стоя на пороге, Вэй Усянь, закончив о чем-то совещаться с Цзян Ваньинем, остановился и, подозвав Цзычжэня, что-то прошептал ему на ухо. Что-то, от чего лицо юноши побледнело и слезы двумя ручьями заструились по щекам. Но Вэй Усянь мягко улыбнулся, хлопнул его по плечу и, опершись на плечо Лань Ванцзи, позволил ему вывести себя из ученических покоев.       — Что случилось, Цзычжэнь?       — Что тебе сказал учитель Вэй?       Сквозь всхлипы и смех послышался ответ Цзычжэня:       — Учитель Вэй сказал, что благословение Бессмертных коснулось и меня. Он сказал мне отправиться к отцу и постараться быть с ним все время, что ему отмерено. А потом, сказал он, когда наступит пора, меня будут ждать в Пристани Лотоса.       Цзинь Лин слушал голоса переговаривающихся друзей и, очарованный, потерянный, вдыхал напоенный прохладой ночной воздух. Когда-то давно, слышал он, прославленный в боях, не знающий равных Ханьгуан-цзюнь разделил мечту со Старейшиной Илина. «Лунный свет и свежий ветер» Сяо Синчэнь и «Далекий снег и холодный мороз» Сун Цзычэнь показали им, еще совсем юным заклинателям, что всего две души, связанные общим стремлением защищать слабых и бороться со злом, способны воистину на многое. Чины, богатство — все пустое. Одна мечта, рожденная из благого примера, расцветшая в двух чистых сердцах, вывела два могучих клана из бесконечного круга борьбы за власть.       Цзинь Лин слышал за спиной ворчание своего дяди, шутливый разговор друзей, подбадривающих друг друга… смотрел вслед двум непревзойденным заклинателям. Чувствовал их всех, как молодой феникс чувствует несокрушимую крепость своих крыльев. И, вдыхая полной грудью, всем своим освобожденным, радостным сердцем впитывал обновленный, но еще не знающий об этом мир.