Save me from myself

      Чонгук мнётся перед дверью, ведущей в покои сына. С утра к нему подошёл парень из прислуги, — вроде, прачечной, смутно помнит это лицо — сообщая, что цесаревич желал его видеть ещё со вчерашнего вечера. Ему пришлось лишь кивнуть на это, не давая никакого словесного ответа, что смутило парнишу. Винить, как и было понятно, он не стал, и не станет. У слуг свои заботы, и работы хватает на день вперёд, конечно дела не будет до семейных интриг. Удивительно, что парниша вообще вспомнил эту просьбу не спустя дня три, а может и неделю. Но даже, если и так, Чон в любом случае уже перед дверью в помещение. За всё время своего правления омега пытался — и пытается — уделять должное внимание своему сыну. Задача непосильная, особенно в тяжёлые времена для государства, но вполне себе реальная и выполнимая. Так только кажется. Кажется, что сложно. Входя в комнату сына, начиная от младенчества и заканчивая нынешним возрастом — отрочеством — Чимину не важно, где и как. Который час, который день, где они находятся; будь то поляна, рынок, город, лес, речка, куда когда-то сбегал и сам Чонгук, главное, что родитель рядом. Такая связь пугала и радовала, но больше всё-таки первое. Пугала мысль, что ребёнок что-то сделает с собой, если лишиться единственного родного человека.       Даже сейчас он вновь и вновь вспоминает все конфликты и мелкие ссоры, которые порой случались. Как бы обидно ни было, как бы трудно признать вину ни было, ребёнок извинялся первый. Так было всегда. (А в детстве это подкреплялось ещё и криво нарисованным рисунком, где был изображён сам Чимин и родители. Хоть отца он никогда и не видел, говорил, что рисует с портрета в кабинете омеги.) Сейчас, конечно, в силу возраста, появилось упрямство, но даже это особо не мешало ни старшему, ни младшему омеге. Они пытались всегда держать хорошие и крепкие семейные отношения. Но после тех слов — Чон уверен — сыну стало неимоверно больно и страшно. Он и не заметил как в порыве злости сказал то, что пришло в тот момент в голов. Какими бы погаными не были отношения между странами, ему не стоит забывать, что сын у него единственный и любимый. Чонгуку до сих пор пугает мысль, то когда-то соседи узнали о существовании сына. Было много вопросов и предложений на ранее сватовство, на что старший, как мог вежливее, отказывался.       Постучавшись несколько раз, Чон открывает двери покоев и застаёт весьма милую картину: Чимин лежит на постели, поедая свежие орехи. Младший обожал в свободное время проводить за чтением книг, особенно романтики. Чонгук и не был против подобному, главное, что его ребёнок счастлив и доволен. — Чимин, — подал голос, надеясь, что несильно отвлекает.       Младший Чон дёргается, поднимая взгляд на папу. Мягко улыбнувшись, парень садится на постели. С одной стороны его охватывает чувство радости, потому что он видит своего единственного родителя в полном здравии, а с другой стороны страх, который не даёт спокойно принять факт, что злости во взгляде больше нет. — Здравствуйте, Ваше Величество, — всё-таки неловко выдаёт тот, улыбаясь. Встаёт с кровати, легко кланяясь, для приличия.       Юноша давно желает встретиться с родителем, который очень занят. Последние года стали для королевства сумасшедшими: денежный кризис, нехватка продовольствия и нечестная торговля (это была часть того, что он увидел из бумаг). Цесаревич и не помнит, когда последний раз видел отца. Но, когда тому удавалось, младший Чон практически не отлипал от него, болтая обо всём на свете, спрашивал логичные, и не очень, вопросы. Его не интересовали дела королевства до определённого возраста, а порой специально не говорил о них, чтобы не нагружать родителя ещё больше. Но самым лучшим завершением таких вечеров были сказка. Читаемые или придуманные самим государем. Особенно запомнилась сказка о двух возлюбленных, которым не суждено было быть вместе. Или веселиться так, что слуги приходили в ужас, а мужчина неловко улыбался. — Мы с тобой обсуждали тему формальности, — старший заставляет выпрямиться парня. Тот лишь звонко смеётся, на что родительское сердце пропускает несколько волнительных ударов.       Чонгук грустно улыбается, понимая, что не может злиться на своё глупое маленькое чудо. Чимин — всё, что осталось от умершего мужа. — Я помню, — ёжится тот. — Ты же сегодня должен был уехать. Что-то случилось? — Нет, ничего, — омега спокойно выдыхает, пряча руки за спиной и сжимает. — Ты меня звал, по какому поводу? — А, — младший неловко почёсывает затылок, не зная, что и сказать. Когда он звал правителя к себе в покои, мысли были об одном — извиниться и объяснить почему он ослушался главный закон государства. — Хотел с тобой время провести, пап, — палит первое, что пришло в голову. — Оу, вот как, — кивает тот. Что-то тут не так, ведь говорили ему совершенно другое. — Слуги также оповестили меня, что ты хочешь что-то узнать.       Чимин застывает. Он совсем забыл о недавнем визите гонца, который прибыл во дворец вчерашним днём. — Да, — кивает, — приезжал гонец. Какие-то проблемы с границами? Ты вчера снова был не в духе после его прибытия. — Он… Принёс вести, — уклончиво отвечает тот. Принц просекает это сразу. Не умеет его родитель врать.       Старший тем временем проходит к кровати парня. Садится на край, хлопает по месту рядом с собой, подзывая тем самым своего ребёнка.       Чимин слегка улыбается. Ещё с ранних лет во дворце (и не только) ходят слухи о жестокости и холодности правителя. Порой проскальзывали фразы о тирании и «гибели людей от императорского меча», хотя омега не держал холодное оружие в руках. Он пользовался другим — дипломатией и устной речью. Как во времена деда, прадеда и многих пра-, ходил стереотип о том, что омегам на троне делать нечего, слишком мягкие и ранимые. Не могут решить всё жестоким и грубым способом — этим и пользовался Чонгук. За всё время, что он принимал гостей в замке, никто не желал объявить войну или просто ввести войска в предел Росцос. Но это пока что. Что в головах людей знает только Всевышний. Но младший Чон искренне верит, что врагов нет, и, что никто не хочет конфликтовать с ними. Не хотелось бы смотреть на кровавое месиво, а также страдания родителя из-за потери людей и нервов, их и так осталось мало.       Может показаться, что сейчас кризис и разруха — это синоним для данного времени, но так было не всегда. Лет, этак, пятнадцать или тринадцать назад в стране государстве творился хаос. Тогда-то Чонгук только-только занял престол, а на свет появился сам Чимин. Но даже с такой трудностью в виде ребёнка удалось восстановить и установить новые порядки, а также вернуть доверие и найти единомышленников. Сам того не замечая, за пять лет Чон смог полностью оправдать те ожидания, которые ставили горожане и стать достойным для своего века правителем: на полях стало появляться больше урожая — что длится и по сей день, — ибо начался массовый воз зерна и семян, для взращивания продуктов питания; школы, где обучались дети и взрослые* стали снабжаться новыми книгами с образовательной культурой, а также стали приезжать специалисты из-за границы, чтобы дать новые знания для продвижения дел среди улучшения норм жизни. Если это обобщать, то план, которые строил Чон когда-то давно — сбылись. И не только сбылись, но и улучшили положение дел внутри страны.       Парень обнимает старшего, вдыхая слабый запах. После некой войны, о которой мало кто помнит, правитель утерял свой насыщенный запах цветов. — Пап, давно хотел спросить, — отстраняется от мужчины. Заглядывает в глаза напротив; всё такие же родные, с блеском любви к сыну — отец не злится. — Что за конфликт между государствами Росцос и Дорн? Тони говорил, что до этого мы не были в столь крупной «ссоре». — Тони, — поджал губы. Этот старик помнит многое, что не радует его. Тот может разболтать сыну, что было до его рождения. — Понимаешь, это давний конфликт между твоим дедушкой и тогдашним королём, — аккуратно начал омега.       Цесаревич слушает внимательно, боясь упустить что-то. Всё прошлое государств — всех государств — скрыто под пеленой забытия. Никто из жителей любого города не помнит моменты минувших дней, полагаясь только на немногочисленные записи в летописи. — Чимин, — тяжело вздохнул. Он устал от вранья; устал от бремени, который несёт на сердце. — Этот конфликт… Он… — закусывает губу. — Это из-за двух артефактов, которые имеют главный вес для страны, — серьёзно смотрит на парня, который заворожённо слушает. — Свитки — главный артефакт для всех королевств и государств. В них заложена сила, при помощи которой можно управлять. Во времена правления первого правителя рода Чон люди отдали свиток на попечение и правильное использование. Они надеялись, что благодаря этому государство станет сильнее, а земля плодороднее. В принципе, — усмехнулся, — не прогадали. Из поколения в поколение он передаётся, как важная часть правления, то, что ты обязан охранять. При слиянии королевств эти свитки хранятся в одном месте, и «питаются» силой от обоих государей.       Младший омега слушал с затаённым дыханием. Даже такие обрывки истории для него были всем. Все учителя, все наставника говорят как один «не помним, что было до правления Его Величества». Даже в городе иногда поговаривают о беспамятстве. Никто не помнит как взошёл новый правитель на троне, и было ли оно вообще? Или была измена? Юный омега верил, что его родитель не был таковым, не мог с помощью предательства заполучить корону. Ведь… так? — Я переживаю за тебя. Ты в последнее время очень уставший, — шепчет парень, утыкаясь в плечо папы.       Чонгук мягко улыбается, поглаживая своего ребёнка по голове. Ему приятно такая забота, ведь её порой не хватает.       Парень жмётся в родительских объятиях всё ближе. Он давно мечтает о такой идиллии, которую никто не может нарушить. Омега видит как сложно порой его папе с бременем короны. Чимин не против забрать некоторые обязанность правителя, но всегда есть большое «но» — принц не готов к такому. Юноша имеет недостаточно знаний, чтобы помогать с государственными делами. — Твой отец бы только подначивал, — хрипло смеётся старший. — Что? Отец? — Да, — грустно улыбнулся, хмыкая. — Ты весь в него.       Омега неоднозначно смотрит в окно. Младший прослеживает за взглядом, вспоминая, как папа воодушевлённо рассказывал об альфе. Почившем альфе. Порой от такой мысли навевается тоска и боль, ведь каждый ребёнок, даже омега, хочет почувствовать отцовскую любовь. Таким детям Чимин и завидует. — Да, извини, забыл, — тихо отвечает Чон, опуская голову. Им обоим неприятна эта тема, но, порой, невзначай, они вспоминают её. — «Многое скрыто от тебя», — думает Чонгук, проводя рукой по волосам юноши.       От мыслей отвлекает осторожный стук в дверь. — Господин Чо… Ваше Высочество, — поклонился вошедший.       Старший хмурится, отпуская сына. Встаёт с кровати отрока , разглаживая некоторые складки на своём мундира. — Что-то важное, раз ты решил потревожить меня. — Послы их Борнео прибыли, чтобы обсудить с вами детали договора, — кивает тот, многозначно смотря на друга.