Save me from myself

      Утром мужчина встаёт с трудом. Бессонная ночь и нервный срыв отдаёт неприятной болью в висках. Слуги, которые находились с раннего утра в покоях, всполошились, начали тихо, но быстро, передвигаться по помещение, завершая последние приготовления. Наряд, который сегодня подготовили состоит из белой рубашки и хлопковых штанов. Стандартный, простой и комфортный. Сегодня нет ни приёмов, ни собраний… Может себе позволить расслабиться. Единственное, что не нравилось — взгляд слуг. Они часто поглядывали на Чимна, намереваясь разбудить. — Не будить, пусть поспит подольше, — прохрипел Чон, надевая накидку, пока слуги отвлеклись. — Но у принца же скоро урок! — Отменить, пусть сегодня отдохнёт, — махнул рукой, выходит из комнаты.       Около покоев его уже ожидает дворецкий с бумагами и конвертами на перевес. Король догадывается, кто отправитель одного из них. — Какие вести на сегодня?       Дворецкий заглядывает в маленький блокнотик, вчитываясь в небольшой списочек дел. Как оказывается спустя пару минут, сегодняшний день достаточно скуп: подпись новых договоров займёт не больше трёх часов, потом проверка казарм, что займёт ещё меньше времени и… Всё. День окончен, значит, правитель сегодня в кои-то веки свободен. — Сегодня обещали-с приехать гости из Апруа, но отменили визит вчерашним днём. Правитель заболел, поэтому — передаю с его слов — «прекрасный омега в виде вас, не должен страдать от назойливой простуды», — окончил свой монолог слуга.       Омега тяжело вздыхает, хотя про себя усмехнулся. Ему льстили подобные слова, да и внимание приятно. Правитель Апруа неплохой собеседник, товарищ, а также, возможно, и супруг. Мужчине не раз намекали на брачный союз между ним и Чоном, и слияние государств, но его категоричное «нет» звучало каждый раз как заходила об этом тема. Чонгук останется и остаётся верный своему мужу. — Предполагаю, что правитель Ким снова прислал гонца с письмом, — вздохнув, проговорил тот, замечая письмо в руках дворецкого.       Слуга вздрагивает от упомянутой фамилии. Видит какое презрение и боль на лице Чона. Он не знает полной истории, как и не знает беспочвенную ревность правителя. — Казнить? — голос дрогнул. Даже, если это и предлог, чтобы слуги не нарушали поставленный закон, все знали, что «казнить» равно «отпустить». Только за пределами дворца ходили до сих пор неподтверждённый слух, что чужаков казнят без разбора. — Отпустите, на сей раз. — Да, Ваш… Что? — удивлённо воскликнул придворный. — Отправите с предупреждением.       Советник лишь глупо моргает, не зная что и ответить. Это первый случай, когда его правитель отпускает гонца с повинной. Омега лишь загадочно улыбается, забирая конверты из рук того. Останавливаясь у дверей своего кабинета, он оборачивается, спрашивая: — Остальные письма на столе? — на что получает кроткий утвердительный кивок. — А теперь иди выполнять приказ, — просипел Чонгук, скрываясь за дверьми.       Дворецкий ещё долго стоит, как вкопанный, пытаясь понять смысл слов, которые прозвучали ранее. «На сей раз отпустить», — повторяет мужчина, отойдя от лёгкого шока.       Омега прислонился к двери, смотря на чёртово письмо, которое написано альфой, живущего всего в пятидесяти верстах от него. Как он сейчас ненавидит себя за проявление слабости. Вытирая рукавом рубахи одинокую слезу, Чонгук подходит к столу, срывая с коверта печать и доставая само послание. Он долго с сомнением смотрит на бумагу. Давнее желание сесть и написать альфе ответное письмо и поставить одну конкретну, жирную точку возросло с новой силой. Закончить односторонний диалог. Их вражда началась с простого, точно такого же клочка бумаги. Мирный договор, который обе стороны исправно соблюдали около двух веков, и который был для них выгодным со всех точек зрений — политических и духовных. Они были как семья, где разлада почти не было. Были мелкие негодования на протяжении такого времени, но никогда, никогда они не заканчивались так. Ким решил иначе — он станет тем, кто прекратит любое взаимодействие с Росоцос. Финансово, политически и духовно. Он просто разорвал этот договор на глазах всех: мужа омеги, советников и самого Чона. Именно в этой стычке между двух сильных противников оба поплатились.       Жизнью любимых.       Чон аккуратно разворачивает листок, где каллиграфическим почерком выведены слова; снова призывает его к согласию на восстановление союза, сохранение торговли, без смертей и прочего.       Юная омега выглядывает из-за ног отца, смотря на мальчика, который смотрит с не меньшим интересом. На вид ему около шести лет; каштановые волосы вьются на концах, превращаюсь в кудряшки. Глаза серые, не обретшие ещё силы. Пухлые губы и щёки придают мальчику невинности и милости, которая свойственна в их возрасте. Чонгуку определённо он нравится. — Милый, не прячься. Это твой будущий жених, — добродушно отозвался отец. Малец поднимает удивлённые глаза на старшего. Он понимал значения некоторых слов, и это «жених» никак не вписывалось в его лексикон. Это что получается, он теперь с ними жить будет?!       Чона ставят перед мальчиком, который с интересом осматривает того. Омега с плохо скрываемой неприязнью смотрит на старшего. Первое мнение было о нём ошибочное, это Чон понял сразу. — Дорогой, представьте юному господину и поцелуй руку, — подталкивает юного альфу другой мужчина. Мальчик недовольный таким жестом оглядывается на отца. — Отец, а можно я не буду с ним знакомиться? — шепчет, не желая продолжать эту встречу. — Надо!       Мальчики смотрят друг на друга, глупо хлопая глазами. Каждый думает о своём, а особенно: «хочу его прогнать». Взрослые что-то обсуждают между собой, пока дети знакомятся.       Старший ребёнок лишь вздыхает, протягивая руку. Омега неуверенно вкладывает свою в ладонь того, с выражением отвращения. Мальчик целует протянуть руку, быстро отпрянув. Вытирает рукавом фрака губы, недовольно скорчив лицо. Что за ужасная традиция: целовать руку дамы или омеги? Чон с такой же недовольно моськой вытирает руку о юбку своего наряда. — «Эдвард», — омега горько усмехнулся, вспоминая мужа и смотря поверх письма, уже не пытаясь понять смысл слов. Будто только вчера он чувствовал чужие руки на талии, такие родные поцелуи по утрам…       В дверь кто-то настойчиво стучит. Чонгук крупно вздрагивает, приходя в себя. Наспех вытирает влагу с щёк и приводит себя более менее в божеский вид. — Войдите! — быстрым движение прячет письмо альфы в кипе бумаг, желая после сжечь. — Пап? — юноша заглядывает только на половину, боясь, что тревожит родителя. — Можно? — Да, конечно, — старший мягко улыбается сыну.       Чимин проходит с такой же улыбкой в кабинет, тихонько закрывая за собой дверь. Но эта же улыбка быстро меркнет, когда он замечает высохшие дорожки слёз. «Неужели папа снова плакал? Только… где же лекари или хотя бы причина этого?» — думает парень, осматривая комнату и замечая неаккуратно лежащий лист, вместе с конвертом. Омега хмурится, догадываюсь, что что-то не так. — Чимин? — окликается старший. Парень поднимает голову, возвращая маску непринуждённости. С характером отца он научился этому на раз-два. — Можно сегодня поехать в город? Мне нужны нитки и ткани. — Что? — Чонгук становится мрачнее тучи. — Очень в город нужно, говорю, — уже не очень уверенно отвечает цесаревич. Знает же, что проиграет в этой перебранке. — Нет, тебе запрещено покидать пределы дворца. Попроси слуг или стражу присмотреть тебе материал, а сейчас, ступай готовиться готовиться к… Просто иди готовиться к урокам. — Пап, а что… С твоим видом? — А что с ним не так? — мужчина искусно делает вид, что не понимает. Хотя чего врать, Чон совсем не умеет лгать, что и выдаёт его выражение лица; младший это замечает. — Ты… Будто плакал. — Бред!       Младший омега только хочет ещё что-то сказать, но рука отца, который дал понять, что не желает слушать больше ни единой мысли омеги, прерывает. Понурив голову, парень уходит из кабинета, надеясь, что родитель хоть немного смягчится. Знает, что на него долго не злятся, знает, что любят. Ведь любят же?