Однажды он был хорни

Было что-то особенное в том, чтобы заставлять Чун Юня терять контроль; чтобы наблюдать и ощущать, как он больше не сдерживается, рыча от удовольствия и вколачивая парня в постель, заставляя впиться руками и зубами в подушки, стоит от особо грубого толчка проехаться болезненно возбуждённому члену по простыням. Син Цю скулит и вскрикивает, когда на ягодице звонко отпечатывается шлепок, а Чун Юнь бесцеремонно кусает за основание шеи у затылка, наращивая темп и каждый раз попадая ровно по простате. В уголках глаз Син Цю выступают слёзы, и он благодарит всех богов, что Чун Юнь решил взять его сзади. Потому что увидь он предательскую влагу в глазах возлюбленного, то остановился бы сразу даже в нетрезвом состоянии. Син Цю с готовностью примет всё, кроме этого. — По- хах. пожалуйста! только… т-только не останавливайся, ах! Слишком сладкие на слух стоны, сносят крышу, опьяняя похуже выпитого алкоголя, заставляя двигаться энергичнее. Син Цю привстаёт на согнутых дрожащих локтях, безрезультатно пытаясь насадиться глубже, но он только обессилено падает на взмокшую от пота и недавнего оргазма простынь, задевая тканью соски и задыхаясь от очередного стона. Ноги разъезжаются, и Син Цю бы упал и всем телом, но чужие руки впиваются в бёдра, удерживая на месте и меняя угол проникновения. Мышцы сводит судорога вожделения, и Син Цю надрывно кричит, наслаждаясь лёгкой болью дискомфорта. И просит, просит, просит… Чун Юнь царапает кожу зубами, пытаясь что-то ответить, но лишь опаляет жарким дыханием, вызывая табун мурашек. — Ещё… х-ха-… Юнь-Юнь, ах!.. сильнее… И тот слушается, рыкая над ухом, пульсирующая плоть почти полностью выходит из тела, чтобы потом одним рывком толкнуться до основания, срывая с губ Син Цю всё новые и новые звуки. Сильнее, мощнее, быстрее. Он не понимает, только двигается, чувствуя, как сильно и желанно его сжимают горячие мягкие стенки, как будто вбирают в себя, не давая отстраниться. Тягучая истома становится стремительней, не даёт передохнуть от бешеного темпа. Каждый спазм удовольствия отдаётся будто разрядом электричества в теле, забирает те блуждающие на грани крошки разума, толкая к пропасти, где есть только дикое непрекращающееся возбуждение. Боль не имеет значения, когда она волнами прошивает всё тело, заставляя испытывать очередной бурный оргазм. Син Цю потерял счёт, потерял самого себя в нарастающем удовольствии и похоти, во влажных шлепках и стремительных фрикциях. Во всей той любви, которой слишком мало и слишком много. Он дрожит, не справляясь и падая; пелена возбуждения перед глазами становится гуще, и Син Цю теряет сознание с удовлетворённой и расслабленной улыбкой на губах.