Вероятность падения

      Юра отодвигает от себя папку с делом и тяжело вздыхает. На улице льёт дождь и уличная серость наполняет кабинет мраком. С самого утра его изводит непонятная тоска, настрой сбивается, а мысли разбегаются в разные стороны. Кабинетная работа — конечно, разумеется, определённо — его работа, но порой она утомляет сильнее, чем бег под пулями и догонялки с преступниками. А ещё прыжки с крана, прятки в лесу и прочие опасные авантюры.       — Миш, привет, — следователь зажимает телефон между плечом и ухом, параллельно захлопывая дело.       — Здрасте, Юрий Иваныч.       Рука дёргается и тут же застывает в воздухе. Женя. Что у них там за общее пользование телефоном?       — Здравствуй, Жень, — Брагин встаёт с места, перехватывая телефон пальцами левой руки, и отходит к окну, открывает жалюзи. — Мишу мне позови.       В ответ он слышит неопределённое и весьма красноречивое «А» и какое-то копошение. Дальше — тишина, прерываемая разве что фоновым шумом и глухими голосами людей на том конце провода.       Юра напоминает о себе, повторяя просьбу снова, пока смотрит на тёмные тучи. В душе что-то начинает легонько волноваться, и он даже хмурится напряжённо.       — Женя?       — Юрий Иванович, Миша это, ну — Комаров раздражённо выпускает воздух из лёгких, злясь, вероятно, на собственную неспособность донести информацию. — Его немного продырявили. Пулей. Двумя.       Из его груди вырывается нервный смешок — шутка про «продырявленного» выходит неудачной. Отчего он бросает неловко «Извините» и уходит в объяснения. Получается размыто и непонятно, видимо, сегодня у всех мысли не на месте.       А Юра все слова забывает, сжимает корпус телефона чуть ли не до хруста и так и замирает. Вспоминает недавний сон, пытается — безуспешно — перестать выдумывать печальные исходы и не замечает, когда руки начинают подрагивать. Из всего потока слов его слух хватается за «жив» и «реанимация». Но в голове это всё равно не превращается во что-то утешительное. Живым можно быть пока что. И из реанимации тоже можно попасть сразу в морг.       — В какой он больнице?       Юра ощущает насколько много в этом вопросе беспокойства. Оно буквально повисает тяжёлым облаком в воздухе, дышать нормально мешает.       Женя несколько секунд мнётся, будто не уверен, стоит ли говорить, но по итогу сдаётся, а Юра успевает несколько кругов по кабинету навернуть в поисках одежды и вылететь прочь, спешно закрывая дверь. Настолько торопиться, что даже с первого раза не попадает в замочную скважину ключом. Брагину кричать хочется: на Женю за его нерасторопность и неуместные шутки, на неосторожного Мишу и на того, кто вообще додумался этих двоих туда отправить. То, что эта работа — однозначно, стопроцентно, бесспорно — именно их работа менее опасной её не делает. Пулю зубами никто из них не словит, а вот «случайно» умереть может каждый.       А уже потом Юра понимает, что самолично просил Мишу с Женей на эту перестрелку поехать.       Так он и останавливается, схватившись за дверную ручку.       ***       Миша с самого утра ожидал чего-то недоброго. Даже сама погода вежливо намекала остаться дома: дождём стучала по окнам и злобно шумела ветром. Он проснулся с трещащей головой и потратил времени больше, чем обычно, чтобы сфокусироваться и увидеть перед глазами чёткую картинку. Хороший кофе обещал помочь. Не помог.       Когда они ехали к некому Краснову Олегу Анатольевичу — подозреваемому по банальной кличке Красный — Миша чувствовал непривычную тяжесть в груди. Всё это не было ему в новинку, раньше — да, но сейчас довелось едва ли не до автоматизма. Он постукивал по рулю пальцами. Больше нервно, чем как-либо ещё. Стремился уцепиться взглядом за что-нибудь сначала в машине, потом на улице, в столбе дождя. Шибанов упорно молчал, несмотря на то, с какой силой слова рвались наружу.        И похоже его лицо напряглось настолько, что это заметил даже Комаров, который тут же поспешил осведомиться о его состоянии.       — Нормально всё, отвали, — Миша отмахнулся неопределенным жестом и старался игнорировать чужой наблюдающий взгляд. Успешно можно сказать, что волнение у них передаётся воздушно-капельным путём, потому что всю оставшуюся дорогу они переживали вдвоём.       И не зря.       Мише хотелось залиться смехом от абсурдности ситуации, пока дождевые капли били по его лицу. Асфальт оказался холодным, а преступник, собака, метким — не сказать, что он особо метился, сам Шибанов выстрелил бы лучше, но попал неплохо.       Мишу утаскивала темнота. Тянула на дно холодными лапами, тянула, вызывая болезненные спазмы. Раны пульсировали, отчего-то две пули ощущались, как десять, и Миша честно пытался оставаться в сознании.       Вскоре рядом завозился Женя. Попросил телефон и, удостоившись слабым кивком, пошарил у Миши в карманах и набрал номер скорой. Насквозь промокший, он кричал что-то, сидя на корточках.       А потом темнота всё-таки решила взять своё. Миша успел прохрипеть невнятно «не говори Брагину», а после почувствовал, что куда-то падает, тогда черноты вокруг стало больше, и он не слышал уже ни скорой помощи, ни разговоров врачей — совсем ничего. Боль отдавалась где-то фоном. Миша задыхался, тонул в этих чёрных волнах, падал и поднимался снова и судя по всему настолько отчаянно дергался и хватался тсясущимися руками за жизнь, что она его пощадила.       Позволила очнуться в палате слепящего белого цвета и вздохнуть полной грудью, сморщившись от неприятных ощущений.       ***       Юра сам себе не признается, но, наверное, впервые в жизни не может совладать со своими мыслями. Их становится всё больше и в уличном дожде они уже не топятся. В груди от напряжения уже физически больно, и он ни о чём другом подумать не может.       Живого Мишу увидеть хочется. Почувствовать на плечах тяжёлые руки. Усмехнуться от недовольства в голосе, бросить взгляд на сведённые брови. Увидеть его в с пистолетом в руках — серьёзного, решительного без тени испуга в глазах, такого порой излишне отважно-гордого. Понять друг друга с полуслова. Поссориться, но обязательно потом помириться.       Юра спешит и ругается на питерские пробки. Дёргает ногой, водит глазами и сжимает в пальцах руль сильнее обычного. Стискивает зубы и ощущает себя странно — хочется схватить какую-нибудь шариковую ручку и закрутить её в нервном вальсе, перекатывая между пальцами.       Добирается он нескоро, на время не смотрит, потому что медленно меняющиеся цифры на часах раздражают. Из машины вылетает быстро и уже в помещении встречает сидящего в одиночестве Комарова.       Его глаза — нечитаемые, и это сбивает Брагина с толку. Женя смотрит в пространство перед собой и моргает через раз, отчего юрино сердце через раз бьётся. Хочется встряхнуть того за плечи, хоть слово из него вытащить, но не приходится, Женя говорит сам.       — Он не хотел, чтобы вы об этом знали.       Юра присаживается рядом, выгибая бровь. Вопросительное «что» не звучит вслух, только подразумевается.       — Это было последним, что я от него услышал       По телу прокатывается болезненная волна, и Юра отчаянно пытается вспомнить, что Миша последним сказал ему. Тогда ещё, когда они созванивались.       — Да я понял, — Миша раздражённо сопит в трубку.       — Будь осторожен, ладно?       — Буду, Юрочка, буду. Куда денусь.       Брагин сглатывает и сцепляет пальцы в замок. Хочется быть спокойным или хотя бы казаться таковым — не выходит.       — Юрий Иванович, — на плечо ложится чужая ладонь, — Миша будет в порядке, не сомневайтесь.       Он только лишь кивает.       ***        Спустя неопределённый промежуток времени, когда дождь на улице начинает стихать и стучать по оконному стеклу менее резво, оба устают отсиживаться на одном месте. Женя примечает молоденькую медсестру неподалёку и, указав Брагину кивком головы в её сторону, направляется к ней.       — Добрый день, — девушка дёргается, отрываясь от телефона, — спросить можно?       — Спрашивайте, — она кладёт гаджет в карман и заправляет тёмную прядку за ухо.       — Михаил Шибанов. Помните такого? Привезли пару часов назад с пулевыми.       Девушка устремляет глаза в потолок, и выражение её лица принимает задумчивый вид. Пользуясь моментом замешательства, Комаров зовёт к себе Юру.       — Помню. Он в шестнадцатой палате, — она махает рукой за спину. — А вы кем ему приходитесь?       — Это Юрий, — Женя притягивает следователя ближе, — его брат.       Окидыввет того беглым взглядом и добавляет:       — Сводный.       Сам Юра только лишь хлопает глазами и глядит то на медсестру, то на Комарова. Первая оглядывает его оценивающе, пока второй продолжает.       — К нему можно?       — К сожалению, нет, но…       — Мы из полиции, — как бы невзначай бросает Комаров.       — … вы можете прийти завтра. Простите, что? — она тушуется, приоткрывает накрашенные губы.       — Вы всё правильно услышали, — Женя разводит руками. — Позвольте, пожалуйста, пройти.       — Но…       Юра не успевает опомниться, как медсестра остаётся позади.       — Спасибо! — Комаров буквально толкает его вперёд, повернув голову к стоящей за их спинами девушке.       Они идут по белому коридору, выискивая глазами номер необходимой палаты. Всё вокруг выглядит одинаково, сливается в одно светлое месиво.       — Какой ты вежливый, — саркастично протягивает Юра.       — Не то слово, Юрий Иванович, — Женя тормозит. — Нам, кажется, сюда.       Они оказываются перед обычной дверью, ведущей в обычную больничную палату, но сердце Юры начинает тревожно постукивать.       ***        Миша глаза от неожиданности выпучивает, но расслабляется, когда понимает, кто именно к нему зашёл.       — Могли бы и постучать.       И Юра тает. Прикрывает глаза и выдыхает от облегчения.       — Миша… — он умещается рядом, невесомо прикасаясь к ноге Шибанова.       Комаров тактично молчит и скрывается в коридоре — мешать не хочет. Возможность сказать всё, что накипело, появится когда-нибудь позже.       А Юра смотрит. На вздымающуюся грудь, спутанные волосы. На живого друга.       — И откуда вы такие беспокойные, — Миша усмехается, откидывая голову на подушку.       Следователь обиженно поворчивается в сторону.       — Да иди ты.       — Юра ну.       Он с хрипом приподнимается, видно, что это даётся ему с трудом, и накрывает юрину руку своей ладонью.       — Я живу и здравствую, это всего лишь шальные пули!       — Шальные? — Юра давится возмущением и встаёт с места. — Шальные? Ты издеваешься?       — Тише, — Миша морщится. — Юр, я же не специально под них полез, сам понимаешь.       С его стороны слышится болезненный стон сквозь сжатые зубы, и он падает назад. Юра это слышит, и вся его обида и злость тут же пропадают, оставляя место другим, более хорошим эмоциям. Он делает глубокий вдох.       — Случайно получилось. Умеет этот Краснов стрелять, зараза.       — Знаешь что, Миш? — Брагин тянется к переносице. — Во-первых, ты идиот.       — Это с чего бы вдруг…?       — А, во-вторых, пообещай что ты больше в подобное не влезешь. Иначе я словлю инфаркт в один прекрасный день.       — Не могу обещать — работа такая, — он не без тени гордости поднимает указательный палец здоровой руки, но тут же натыкается глазами на напряжённые брови и сердитое лицо. — Что?       Хочется добавить, что он и правда идиот, но вместо этого Юра порывается обнять его. Одергивает себя, вспоминая про раны.       — Болит?       — Не очень, — Брагин понимает, что Миша врёт. — Как говорится, до свадьбы заживёт.       Юра растягивает губы в улыбке, а Миша стучит рукой по простыни, приглашая расположиться рядом.       Пожалуй, сегодня он поспит спокойно.