***
Ли Юэ. Огромное государство, которое не так просто захватить. Несмотря на огромные силы Моракса, помощь Богов Истока и Архонтов Пыли и Соли, захватить столицу им так и не удалось. Однако и их потери окупились: они разрушили оставшиеся форты, забрали себе четверть земель. И все же, едва ли оборона Ли Юэ протянет долго из-за рассредоточения войск по всему государству. Архонт и Алатус поспешили вернуться настолько быстро, насколько то было возможно. Благородная Эос отдала своих людей как дополнительную военную силу. Умелые и закаленные бойцы внесли огромный вклад для того, чтобы отбить сокрушительную атаку. Но что-то юноше не нравилось, а точнее, этот разъяренный взгляд его хозяина, будто еще немного и случится нечто ужасное. Что именно — он не знал. Нахождение рядом с Архонтом приносило уже ставшую ненавистной дрожь в коленях. Алатус был готов сделать что угодно, только бы не попасть под горячую руку мужчине, чьи глаза, до этого никогда не сверкавшие, вдруг приобрели дьявольский огонь.***
Он покорно находился в тронном зале со своим хозяином, ожидая указаний. Архонт же только направлял свою армию, злился, стискивал зубы, и нетерпеливо мял свою переносицу, отправляя слуг на верную смерть. Народ Архонта Снежной Бури, которому было обещано спокойствие, процветание и безопасность, погибал буквально на глазах. Алатус все не мог понять, почему Эос так просто отдала их на войну и почему они совсем не противятся воле совершенно чужого для них правителя. Юноша осторожно перевел взгляд на хозяина и оказался тут же замечен. Проницательные темные глаза смотрели на него, оценивали, проникали во внутрь, будто бы ища что-то особенное. И, кажется, оставшийся неудовлетворенным, Архонт тяжело вздохнул. В Алатусе того самого «чуда» не было. С другой стороны, он все еще мог это чудо создать самостоятельно. — Хозяин, — обратился очередной слуга с докладом, — мы отбили нападение, враги отступили, — глаза Архонта прояснились, — однако… — Говори, — поторопил мужчина замявшегося Адепта. — Боги Истока, служащие неизвестному противнику, навязали бой у Тайфаньшу. Подземелье превратилось в руины и, в конце концов, его остатки были затоплены. Алатус дрогнул. Не из-за слов неизвестного ему слуги. Его ноги согнулись и он упал от той безгранично давящей ауры, исходящей от хозяина. Он был столь зол, что у юноши закончился кислород в легких. Мальчишка все пытался глотать воздух в своих легких, но его катастрофически не хватало; пытался поднять свои глаза, но они наливались кровью. Сколько это продолжалось, Алатус сосчитать не мог, как бы ни старался. Как только он смог снова вдохнуть и поднять красные, из-за лопнутых капилляров, глаза, течение времени для Алатуса вернулось в привычное русло. Он глядел на изуродованный труп Адепта, который только что рассказывал ему новости с фронта. Куда делись конечности, сказать было сложно: крови практически не осталось, его расчлененное тело оказалось засохшим, мерзким и таким, словно оно готово вот-вот отдать омерзительной вонью гнили, но вряд ли так было на самом деле. Дрожащие руки и ноги не хотели поднимать тело. Юноша просто глупо лежал у ног Архонта, пока тот, нетерпеливый и злой, не поднял его как за шкирку. Не прилагая никаких усилий, мужчина поволок его за собой. Алатус пытался проморгаться, но перед ним все еще стояла размытая пелена, последствия давления никак не могли пройти. Он видел лишь свет, а когда и он исчез, стало сразу понятным, куда его привели. Архонт бросил его как побитую псину на холодный каменный пол в уже знакомом месте. Алатус потянулся рукой к уходящему силуэту, но лишь решетка закрылась перед ним. Оставшийся в одиночестве юноша приложил свою щеку к холодному кафелю и прикрыл глаза, мечтая увидеть сон с золотоволосым незнакомцем.***
Прошло несколько дней? Алатус все пытался сломать чертову клетку, но та отталкивала его, нанося небольшие ожоги на теле. Архонт сделал все, чтобы не упустить свою игрушку. Поэтому ничего не осталось, и он прислонился спиной к сырой стене и провел своей рукой по сальным волосам, думая о том, сколько его держали взаперти. Причину так и не выяснил, как и время заточения. Его хозяин всегда был непредсказуем в своих действиях, однако сейчас творился полный абсурд. Он попытался хотя бы немного забыться, и в его голове возник другой вопрос. Почему ему ничего не снится? Он ведь так жаждал увидеть золотоволосого незнакомца. Алатус ощущал себя человеком, погрязшим в одиночестве. Время, когда он в последний раз улыбался, ему было вспомнить настолько же сложно, как и общее количество тех раз, когда ему приходилось проливать слезы. В сырой, темной комнате, с терпким запахом свернутой крови, Алатус остался наедине с собой. Тогда он понял, что это пожирающее чувство ненужности казалось куда страшнее, чем пребывание в родительском доме, где если тебя и не ненавидят, то игнорируют твою боль. Возможно, это было даже ужаснее, чем быть рядом с Архонтом? Здесь Алатус запнулся, не сумев подобрать слова. Совсем скоро у него не осталось сил даже на мысли, ведь ненасытный голод все чаще стал пожирать его изнутри. Он скручивался на камне, обнимал свой живот, ударял, лишь бы он прекратил ныть тупой болью, искал любую растительность в помещении — и все осталось безуспешным. Алатус начал терять сознание и вместе с ним последние остатки здравомыслия, он потихоньку сходил с ума, отвергнутый даже его хозяином.***
Его долгое и изнурительное одиночество прервалось, когда в его камеру толкнули нескольких молодых людей. Алатус не увидел ни их лица, ни тела, лишь абсолютное ничего и такой приятный сладостный аромат его знакомых снов. Что с ними произошло, юноша увидел только после того, как вся сила была разом поглощена. Его туманный взгляд стал яснее, позволив разглядеть только пару истерзанных трупов, на лицах которых осталось выражение страха и отчаяния. Он упал на колени и пытался прогнать навязчивую мысль, что он совсем не лучше своего хозяина. И так случалось еще несколько раз. С каждым случаем людей становилось все больше, а его голод все неутолимее. Он терял свой рассудок, отдавая его неконтролируемой человеческой потребности. Едва ли в те моменты он был лучше бездомной собаки, перед которой положили кусок вонючего мяса. Алатус в прямом смысле готов был рвать за любой кусочек еды. Поглощая сны раз за разом, юноша старался прекратить безумие, творящееся вокруг него. Когда он вроде бы мог сдержаться, в конце концов, голод все равно обуревал все его мысли. В такие моменты Алатус мог видеть, как убивает, но не мог остановить это убийство. Впервые, когда ему удалось полностью сдержаться, юноша спокойно и удовлетворенно выдохнул. Едва он приоткрыл рот, дабы заговорить с человеком перед ним, как тот мгновенно закрывался руками и кричал без остановки, чтобы этот страшный монстр оставил ему жизнь. В глазах Алатуса промелькнула какая-то безутешная тоска и грусть, а за ней все тот же мутный взгляд. Ни один человек так и не вышел после него живым. Десятки? Нет, сотни. Вся жизнь юноши превратилась в чередования сна и принятия еды. И даже сон нельзя назвать полноценным, потому что каждый раз он видел лишь кошмары с людьми, чьи лица так и не смог развидеть. Они трогали его мокрыми шершавыми руками, от чего к горлу подступала мучительная тошнота. Они тянули его куда-то вниз и кричали, желая скорой смерти. Алатус только поднимал голову и, не сопротивляясь, падал в пучину их ненависти. А когда открывал глаза, все еще оставался не в себе и вбирал в свою душу новых врагов. Однажды к нему явился Архонт. В его руках была заплаканная знакомая кареглазая девушка — Алатус узнал ее сразу, по шагам и милому писклявому голосу. Хозяин протянул ее вперед, но юноша даже не повернулся в ее сторону. Архонт угрожал ее убить, она же не переставая плакала, а Алатусу оставалось наблюдать безжизненным взглядом. Хозяин так и не убил девчонку, то ли из-за скуки представления, то ли из-за вида тощего и бледного юноши, которому была необходима помощь. Медицинская ли? Кто знает. Архонт решил, что он приведет эту женщину в другой раз, в пик голода Алатуса. И если вдруг она выживет — значит, никто другой у нее жизнь отнять не посмеет. Еще через сотню убитых людей, когда юноша действительно столь потерялся в своих ощущениях, что стал скребсти сломанными до мяса когтями дверь темницы, обжигая свои руки, к нему привели ту женщину. Да, карие и добрые глаза, в которых читался ужас и такая странная, неуместная жалость к убийце. Он накинулся на нее, вцепился в хрупкие плечи, чуть ли не ломая их в собственных руках. А она могла только безмолвно плакать и аккуратно, как это только возможно, с абсолютной невесомостью провести рукой по затылку. Так успокаивающе и нежно, что Алатус, едва ослабив хватку, словно очнулся от беспробудного сна. Он вцепился в нее снова, чтобы спрятать свои редкие горячие слезы в тонкой шее. Архонт сдержал свое слово и оставил женщину в живых. Однако перед этим схватил ее и, приподняв длинное порванное платье, показал Алатусу огромное черное пятно на бедре женщины. Смешанные эмоции одолевали юношу. Пронеслось столько мыслей, вплоть до того, что захотелось разорвать в клочья самого Архонта, который пытает эту добрую девушку, как все оказалось совершенно иначе. — Это последствия твоей кармы. Она умирает. Ей недолго осталось. Алатус задохнулся. Он упал на колени перед женщиной, которая единственная за всю его жизнь относилась с такой теплотой. Он бился лбом о камень, разбивал себе голову и просто безгранично молил о прощении. Она ушла безмолвно, проглотив свою горечь о скорой кончине. В то мгновение приподнявший голову юноша уронил капли слез и крови. Он потерял себя. Следующие дни Алатус сидел и пялился в одну точку. В его голове было пусто. Ему не о чем было думать, он перестал скучать по кому-либо, он просто существовал, функционировал, но это не приносило ему никакого удовольствия или же, наоборот, неудовольствия. Он просто был, и этого было достаточно, чтобы считать его мертвым. На всех людей, которых ему приводили, Алатус не нападал первым. Кто-то пытался его убить, и был убит сам. Кто-то плакал и просил его выпустить и, будучи никем не услышанным, кончал жизнь самоубийством. Кто-то умирал от голода. Независимо от причин смерти, энергия снов сама шла к Алатусу, а тот, в свою очередь, все еще обездвижено сидел на холодном полу и смотрел в одну точку с немигающим взглядом. Стоило ему закрыть глаза, как там его ждали тысячи разбитых гневных душ. Его сердце сгнило среди всех тех осколков чужих жизней. Он честно не видел никакого выхода, да и вряд ли теперь стремился на его поиски. Архонт пришел снова. Что он делал, Алатус не помнил. Помнил горячие касания кожи к коже и кроме них совсем ничего. Он точно знал, что ему больше нравится холод, чем жара, потому что на каждое горячее касание его хозяина тело выворачивало наизнанку. И вскоре, будто сразу, к нему привели знакомого Адепта. Алатус незаинтересованно поднял свой взгляд на недовольную тигриную рожу. Она что-то говорила, рассказывала ему, злилась и ругалась. Юноша вспомнил о своей обещанной мести. Желал ли он ее до сих пор? Он не мог понять, но почему-то все равно нашел в себе силы подняться. Тигр все что-то говорил и говорил, а Алатус уже давно перестал слышать любые звуки. Он просто глянул в узкие зрачки напротив, и Адепт стушевался, затрясся и слегка склонил голову, как прирученный зверек. Юноше нечего было сказать, он только смотрел сверху вниз. Сделал медленный шаг вперед — Тигр назад. Сделал три, а бестолковое животное уже скребло дверь в темницу. И только Архонт стоял за ней наблюдая, как Алатус, чьи глаза не было видно за отросшей челкой, будто, не смотря даже на самого Адепта, протянул свою руку. Протянул и разорвал всю кожу перед ним, раздробил кости и, добравшись до самого сердца, просто разрезал его напополам. Захлебнувшийся в крови Тигр упал бездыханно, а Архонт не мог сдержать своего восторга и удивления. Алатус же ничего не почувствовал. Он вытащил свою окровавленную руку и еще долго смотрел на стекающую кровь. Он не чувствовал ни запаха, не видел цвета, и даже его гнилая душа не ликовала. Она так ждала мести, думала, что это сможет ее утешить, что это вернет того самого младенца, а в итоге пустота так и осталась незаполненной. Алатус встретился с восторженным взглядом своего хозяина и он знал, что это уже не начало. Он уже прошел свой путь и был готов приобрести новую силу. Однако действительна ли она была ему нужна? Разве что ради семьи. «Да, точно. У меня есть семья. Как они там?» Даже какая-то маленькая радость зародилась, ведь он нашел небольшой смысл существования. Юноша воодушевился, но так немного, что едва ли это отразилось на его внешнем виде. Архонт отправил его привести себя в порядок, «вылечиться от невзгод». Поэтому он так и сделал, отправившись к кареглазой девушке. Она была единственной, сразу пришедшей на ум. Он постучался и зашел. Увидел, как она сидела и смотрела куда-то в окно, напевая незамысловатую мелодию о любви и вечности. Алатус слушал, но так и не мог понять смысл этих строк. Она не поворачивалась, видимо, боясь показываться или же боясь смотреть в его глаза. Но юноша и не настаивал. Он сел в другой конец комнаты и наслаждался редкими мгновениями полного умиротворения, вслушивался в ее песню, думал о музыке, мечтал понять, что такое любовь и почему о ней так красиво поют. За долгое время он впервые уснул спокойным сном.