***
Алатус очутился в слепящем, светлом месте, похожим на маленький остров. Вокруг него были облака, а перед ним образовалась длинная полупрозрачная дорога, ведущая на большую арену. Юноша, не найдя никого и ничто вокруг себя, сделал пару шагов вперед. Мост оказался гораздо надежнее, чем показалось в первый раз, поэтому он уверенно поднялся на арену. Это было просторное огромное пространство с каменным полом и все так же слепящим светом. Вдруг его голова заболела и он, схватившись за нее, упал на колени. Он скрипел зубами, терпя адскую боль, но она не прекращалась. Алатус потерял сознание. Однако он не видел снов. Когда очнулся снова, перед ним стояли тысячи людей или, возможно, несколько тысяч. Они все глядели на него и указывали пальцем, в унисон повторяя одну и ту же фразу, которую Алатус разобрать не мог. Она была на каком-то неизвестном ему языке. Однако он точно мог сказать, что их намерения не были добрыми. Из толпы вышла его младшая сестра. На ее шее были видны черные следы его собственных рук. Она выглядела точно так же, как и тогда. Алатус в ужасе сделал шаг назад. Она смотрела на него своими маленькими стеклянными глазками и, плача, кричала на него, но он так и не понял, что же ей хотелось ему сказать. За ней вышли отец и мать. У матери был кровавый шрам на все тело, будто ее куски взяли и сшили между собой. От представленного вида у юноши подступило навязчивое чувство тошноты и страха, такого терпкого, что, будь у него возможность, он бы сбежал с этой арены. Но ноги противно тряслись, а возвышенные полупрозрачные стены не дали бы ему так просто завершить испытание. Это же просто испытание, верно? Вместе за ними сделала шаг вперед и другая сотня. Затем еще и еще, они приближались к нему медленно, но у него не было пути отступления. Когда сестра вот-вот должна была коснуться его, он закричал: — Нет, не подходи! Его снова никто не слышал. Она коснулась своей холодной синей рукой его лица. Ему было противно и больно. Он старался оттолкнуть ее, но за ней оказалась толпа. Они все приближались и наваливались на него, сдавливая и не давая воздуха. Их касания были омерзительны, ранили острой болью. Алатус закрылся руками и кричал, а они не прекращали наступать. Они шли по его голове, рукам, ногам и туловищу. Ему казалось, что эта давка вот-вот убьет его. Он заплакал и попросил о пощаде. В груди что-то защемило и он, сам не поняв почему, попытался освободиться от них. Алатус приложил свою силу и отбросил скопление мертвецов, а потом отошел в сторону от них. В попытке восстановить дыхание юноша сделал глубокий вдох и выдохул. Страх постепенно отступал, давая возможность вернуться его разуму. Он успокаивал себя, говоря, что это простое испытание, очередная проверка его силы и не более. Однако люди перед ним казались слишком реальными и пугающими — от них воняло гнилой плотью. Лихорадочно пробежав глазами по всем лицам, Алатус на секунду замер не то в очередном испуге, не то в удивлении. Среди всех мертвых фигур он увидел ее. Невысокую стройную девушку с карими глазами и каштановыми волосами. Та самая женщина, чье имя он до сих пор не знал, и та, кто заботилась о нем в самые тяжелые моменты. Но как она могла здесь оказаться? Алатус верил, что она до сих пор должна была жить, она не могла так просто умереть. Может, он и причастен к ее заражению, однако он ни разу не видел ее при смерти или уже умершей — это абсурд, видеть ее здесь. Алатус поднялся во весь рост и облегченно выдохнул: «Это просто иллюзия…». Слова разнеслись по всей арене и вместе с ними мертвые прахом растворились в воздухе. Алатус огляделся, однако ни единой души уже не было: все исчезли бесследно. Во рту остался неприятный привкус гнили. Не успел он опомниться, как перед его лицом образовался черный густой туман. Он приготовился принимать бой, но поздно осознал, что у него совсем нет оружия кроме собственных кулаков. Еще больше напрягшийся Алатус вглядывался в туман. Его глаза расширились, стоило ему различить в этом силуэте собственное лицо. Из тумана вышел человек, выглядящий в точности, как он: яркие глаза, невысокий рост и длинные черные волосы. Он видел своего двойника. — Кто ты?! — Я? — нечто указало на свою грудь. — Это ты, — и повернуло свою руку в сторону Алатуса. Нечто смотрело немигающим взглядом, давая переварить Алатусу сказанное. Юноша отрицательно замотал головой, ведь это попросту невозможно. — На тебе кровь. — Да, — глянул на себя двойник. — Это не моя кровь. Это кровь моей младшей сестры, — оно улыбнулось. — Тебе, то есть мне… было приятно, когда мои родители умерли. Я закопал их под горой и хотел умереть на месте их могил. — НЕТ! — отчаянно крикнул Алатус. Юноша тяжело задышал и, стиснув зубы, побежал в сторону двойника. Он ударил нечто со всей силы, но почувствовал боль сам. — Не забывай: я — это ты. — Это невозможно, — Алатус протер свою щеку, на которой появилась ссадина. Двойник слышно засмеялся и, глянув на юношу, сделал шаг в его сторону. Когда он приблизился, то положил свои руки на плечи Алатуса и посмотрел прямо в глаза. Юноша бегал глазами по его лицу, телу и не мог увидеть различий от своего. В ответ он коснулся груди двойника и почувствовал касания на собственной. — Чего ты так страстно желаешь? Голос эхом отдался в голове. Алатус опустил голову в пол, чувствуя, как его мысли перемешиваются между собой. Действительно ли ему было приятно, когда родители умерли? Это было ли тем, что он хотел? Он сам не знал. Юноша посмотрел на свою руку и испугался, ведь она вся оказалась заляпана в крови. Его голова снова заболела острой болью. — Я хочу умереть. — Неправильный ответ, — недовольно цокнуло нечто. — Тогда… Чего я хочу на самом деле? — с горечью спросил Алатус. Лицо двойника злобно исказилось. Он отпустил плечи юноши. — Я всегда мечтал стать таким, как мой дедушка. Когда я увидел снег, я был по-настоящему счастлив, — он приложил окровавленную руку к груди и это почувствовал Алатус. — Что ты такое… — Путешествовать — это прекрасно, не так ли? — Нет. — Почему же? — Потому что… — юноша замялся, — там, где я, умирают люди. Алатус опечалился. В глубине его холодного сердца никогда не было места любви. Единственные, кто дарил ему любовь, были убиты его руками. Он никогда не стремился становиться убийцей, но вся его судьба наполнена долгими и мучительными страданиями. Как других людей, так и его собственных. Если бы он мог жить как нормальные люди, он бы чувствовал себя намного лучше, однако так много невидимых цепей, не позволяющих этого сделать, окружали его. — Что ты чувствовал, когда убивал всех тех людей в темнице? — Я… не помню, — скомкано ответил Алатус. — Снова неправильный ответ, — нечто дало себе пощечину, отрезвляя потерянного юношу, — не ври самому себе. — Мне было приятно. — Верно. — Я утолял голод… но не хотел их смерти. Двойник покачал головой, но ничего не сказал. Было ли это правильным ответом? Возможно, да. Возможно, нет. — Я твоя душа. — Что? Алатус поднял голову и снова увидел себя. Запачканного в крови, с безутешной горечью в глазах. Он оглядел руки и увидел на них бесчисленные глубокие шрамы, доставшиеся ему от Архонта. Это был глупый, слабый подросток, на которого вылилась вся тяжесть жизни. Он не мог сбежать, он просто существовал и не видел света надежды. Казалось, он никогда не верил в чудо. — Мне жаль себя, — проговорило нечто. — Мне жаль себя? — вторил ему Алатус. — Да. Меня пытают убитые тобою души людей. Между ними повисла тяжелая и продолжительная тишина. Алатус не мог представить, насколько его душа на самом деле истерзана. Он никогда не думал о том, кто он такой. Он ненавидел и винил себя во всем, однако было ли это его собственным решением и желанием? Юноша не может осознать, что кроме него самого, спасать его прогнившую бедную душу попросту некому. — Так чего же ты, — душа снова схватила Алатуса и, плача, стала его трясти, — хочешь на самом деле?! Расплакавшийся юноша смотрел на свое лицо и произносил эти тяжелые слова. Губы двойника двигались с его в унисон, проговаривая каждое слово, его истинное желание, которое он так старательно подавлял в глубине своего сердца.«Я хочу быть свободным».
Душа слегка улыбнулась. Алатус моргнул, но уже не видел ее. Он просто наблюдал за своими теперь чистыми руками и ловил горячие слезы. Перед ним появился стенд, на котором покоилась маленькая побрякушка, которую он никогда не видел. Стоило ему взять ее в руки, как она слабо засветилась и снова погасла. Полупрозрачные стены света опустились, позволяя пройти дальше, что он тут же и сделал. На другом острове был совсем другой стенд, высокий и широкий, на котором висела устрашающая маска. Рядом с ней он увидел небольшую табличку с какими-то надписями. Он присел и завороженно прочитал практически незаметную строчку:«ДУША»
Он взял в руки маску и тоскливо усмехнулся, проводя рукой по поверхности. Она, такая страшная и ужасающая, мерзкая и отвратительная, но только его, навсегда останется с ним.***
Алатус открыл глаза и увидел перед собой Хроноса. Это было молодое лицо с серыми, почти белыми пустыми глазами и светлыми волосами, оттенок которых Алатус различить не смог. Он задрожал, будто его зазнобило, а Бог Истока спокойно кивнул ему. Юноша осмотрелся и заметил, что они были укрыты черным туманом, скрывающим их от посторонних глаз. — Я уж думал, ты не вернешься, — с этими словами ширма спала. — Ты что-нибудь помнишь? Юноша нахмурился, однако никаких подробностей не мог припомнить. В его руках покоилась какая-то непонятная вещь и ужасная маска, от вида которой его вводило в дрожь. — Что это? — спросила Эос. — Глаз Бога, — пояснил Хронос. — И, кажется, артефакт, который Алатус приобрел, пройдя испытание. Юноша вопросительно посмотрел на Бога Истока, но не услышал дальнейших объяснений. Он преподнес маску к своему лицу и увидел, как свет разлился по Глазу Бога, полностью заполняя его. — Они резонируют, — изумился Хронос. — Ах, анемо… Твой глаз бога… — с некой грустью проговорил он. — Знак свободы. Архонт подошел к юноше и, схватив маску, наполнил ее своей силой, гадко улыбаясь. Но сам Алатус так и не сможет понять, что его душа, желающая свободы, и есть та, кто «наполняет» неожиданно дарованный Глаз Бога. — Теперь ты мой Адепт, — напоследок высказал Архонт, возрождая в сердце Алатуса горечь.