***
Лютик проснулся от того, что в него прилетела его собственная одежда. – Поднимайся, пора ехать. Почти полдень на дворе, лежебока. – Ещё бы, разве я ожидал иного пробуждения? – вздохнул Лютик и стал натягивать рубашку. После прошедшей ночи пальцы отказывались его слушаться, так что ряд мелких пуговиц был для него настоящим испытанием. Руки тряслись. – Как думаешь, в Новиграде ещё осталась та чудесная лавка с травами? Мне бы не помешало что-нибудь от нервов. – Выпей пустырника, мы едем в Венгерберг, он как раз в паре часов пути. Мне срочно нужно к Йен, чтоб решить кое-какие проблемы. – С каких пор эта чародейка решает проблемы, а не вызывает их? Одного взгляда янтарных глаз было достаточно, чтоб ехидная улыбка стёрлась с лица, а сердце подскочило до самого горла. Сразу стало ясно, что Геральт собрался к ней по личной причине, а это не могло не настораживать. Ведь в прошлом между ними была странная и неоднозначная любовная связь, лёгкие нотки которой Лютик мог улавливать и доныне. Ему ничего не оставалось, кроме как поднять на него глаза, вздохнуть и спросить: – Как надолго? – Зависит от того, насколько быстро проблемы решатся. И решатся ли вообще. Я сам не в восторге от этой идеи, если хочешь знать. – Изумительно. Сделаем вид, будто я поверил.***
– Встретимся через два часа в таверне за углом, идёт? – Да-да, конечно. Передавай своей змее привет, – Лютик поправил сползающий с плеча ремень лютни. – А если через два часа я тебя не обнаружу? – Можешь смело выбивать ногой дверь и с воинственным кличем идти мне на помощь. – А если чуть более серьёзно?.. Услышать ответ ему было не суждено, потому что Геральт скрылся в доме чародейки, хлопнув дверью прямо перед носом музыканта. Тот обиженно поморщился и, ещё раз поправив футляр с лютней на плече, зашагал по улице, бросив последний взгляд на окна. Ему совсем не хотелось встречаться с насмешливыми глазами и поджатыми губами молодой хозяйки. У него и без того было кисло на душе от понимания того, что ведьмак снова предпочёл ему эту вертихвостку. Почему-то Лютик был абсолютно уверен в том, что эти двое уже вовсю занимаются всяким развратом, и эта мысль заставила его снова ощутить раздражение. Только на этот раз оно было каким-то острым и совершенно безосновательным, а оттого и более мучительным. Геральт так и не сказал для чего они приехали к Йене в Венгерберг, но именно это неведение и позволяло менестрелю рисовать в своей голове столь омерзительные его сердцу образы. В какую-то минуту Лютику даже захотелось швырнуть футляр с лютней на мостовую и броситься в раскрытую дверь первого попавшегося борделя, но он сдержался, потому что ему самому было противно от такого поступка. Он до сих пор не мог внятно объяснить себе, что же заставляло его оставаться с ведьмаком. Наверное, именно его присутствие стало для Лютика точкой невозврата из фантазии в реальность, и именно рядом с ним он мог ненадолго забыть о существовании мира, в котором жил сам. Этого было достаточно. Таверна была практически пуста, так что бард просто заказал пинту эля и, усевшись в углу, угрюмо уставился в окно. Несколько раз мимо проходил какой-то полурослик-официант, спрашивая, не хочет ли кто сыграть. Лютик отрицательно мотал головой: петь не было ни сил, ни желания. Время от времени он пытался представить себе, каким будет его следующий шаг, но в голову ничего не приходило. Ему оставалось только плыть по течению. Похоже, что это течение вовсе не вело его к избавлению, а наоборот, несло в глубь неизведанной и опасной бездны, откуда не было выхода. Условленные часы прошли, Геральта в таверне так и не появилось, поэтому, допив эль, Лютик расплатился и вышел на улицу, больше не чувствуя, что к нему возвращаются былые сомнения и страх. Хотя хмель уже начал выветриваться, он ощущал, что голова у него странно пуста. Где-то в дальнем её углу зрела и набирала силу уверенность, что все будет так, как должно быть. Подойдя к нужному дому, бард остановился и прислушался. За дверью звучали знакомые голоса чародейки и ведьмака, что бурно обсуждали что-то на повышенных тонах. Лютик уважал Геральта и подслушивать не собирался. Но совсем не уважал Йеннифэр и, что важнее, совсем не доверял ей, так что любопытство всё-таки взяло верх. – …разрушено! Ты ведь этого добивался? - ведьма явно была недовольна и, судя по звукам разбитого стекла, чем-то швырялась. – Ты этого хотел? – Йен, послушай… – Ну уж нет, с меня хватит! Неужели этот выскочка тебя надоумил? Я догадывалась, что он продолжает шататься за тобой хвостиком не ради своих никчёмных баллад! Впрочем, знаешь что? Скатертью дорога вам обоим! Слышишь, Лютик? Скатертью дорога! То ли Лютик слишком сильно навалился на дверь, то ли ещё что, но та вдруг резко распахнулась и он впал в комнату. Поймав на себе вопрошающий ведьмачий взгляд, бард, как ни в чём не бывало, отряхнулся и совершенно невозмутимо произнёс: – Не очень вежливо с твоей стороны, ведьма. Я так и знал, что моё творчество пройдёт мимо тебя. Ведь не зря же мои баллады пишутся во имя лучших человеческих чувств. Неудивительно, что они тебе не нравятся, ты, чёрствая, бессердечная, озлобленная на мир, высокомерная, завистливая лягушка. Во-вторых, – он крепко подхватил ведьмака под руку, – мы уходим отсюда и мне глубоко наплевать, решили ли вы свои дела! Никто в этом мире не смеет оскорблять ни меня, ни Геральта, ни даже, чёрт возьми, Плотву! И твой статус его бывшей женщины не даёт тебе такого права! А в-третьих… – Лютик, прекрати, – Геральт слегка пихнул его в сторону выхода. – … твоё облепиховое варенье по цвету больше напоминает помои! К тому же... – Геральт, будь добр, – Йена отвернулась к камину и поправила выбившуюся прядь. – Выпроводи своего соловушку отсюда, пока я не превратила его в подставку для ног. Или в ночной горшок нильфгаардца. – Да, разумеется. И ещё раз прости, что всё так. Ты сама понимаешь, что мы с тобой поступили правильно. Чародейка ничего не ответила, лишь раздражённо хмыкнула, когда за мужчинами закрылась дверь.***
– Зря ты так с ней, конечно, – они уже были на выходе из города, когда Геральт решил заговорить. – Она глубоко несчастная женщина, ей и так было тяжело сегодня. – Почему это? Судя по количеству брошенных в тебя банок, не сказал бы, что ей было тяжело. Я давно говорил, что эта женщина – ходячая беда. – Знаешь, почему она бросалась? Вчера я принял решение разорвать нашу с ней связь. Когда проснулся перед рассветом. Я всё ещё безумно благодарен ей за твою жизнь, но не более того. Мне кажется, если бы не магия джинна, что нас сталкивала вместе, то мы бы вряд ли любили друг друга. Не так давно мне удалось понять, где осела эта зараза, но без Йены у меня бы не вышло освободиться от треклятого желания. – Желания? Так вот зачем мы приехали? – И тут у Лютика в голове будто что-то щёлкнуло и он замер на месте. – Минутку, ты сказал «перед рассветом»? Но... я думал... о боги... – Нам часто приходится выбирать, – Геральт тоже остановился и внимательно посмотрел в голубые глаза. – Я давно почувствовал, что ты планируешь уйти. И… не мог этого допустить. Ты важен и дорог мне. И последнее, чего мне бы хотелось – чтоб ты думал, что я просто тебя использую. Это не так. – Это жестоко, Геральт. Почему мы не поговорили об этом раньше? – Мы не могли. Я много раз пытался, но что-то внутри меня будто запрещало объясниться с тобой. Мне оставалось только надеяться, что пара пинт чего-нибудь крепкого развяжет мне язык. Так и происходило, но этот чёртов джинн не давал мне покоя. Больше этой магии нет и мне уже не нужно напиваться для того, чтобы сказать тебе то, что ты так давно хочешь услышать от здравомыслящего меня. Он сделал шаг навстречу менестрелю и заключил его в свои объятья. Лютик покраснел, отвёл взгляд, но с тем же порывом на них ответил. Глаза их встретились, но сразу же потупились, будто всё внутри отчаянно боролось между желанием и опасением, хотя бояться было уже нечего. Бард вдруг понял, что лицо у него мокрое от слёз, но и в эту минуту не смог разжать губ и пролепетал: – Говори, прошу тебя, Геральт, говори, иначе я прямо сейчас сгорю в твоих руках. – Я люблю тебя, Лютик. Люблю, люблю, – бесконечно повторял мужчина, сильнее впиваясь пальцами в его спину. В ответ Лютик нашёл в себе силы только робко улыбнуться, но Геральт и не ждал слов. Он слышал, как бешено зашумела кровь в висках, с какой частотой забилось чужое сердце, как в такт этим шумам забилось и его собственное, и снова заговорил, стараясь произносить слова внятно и разборчиво, но чувствуя, как сбивается дыхание и дрожит голос: – Прости, что не сделал этого раньше. Я просто не мог. Я знаю, сколько боли тебе причинил, – он нежно коснулся кончиками пальцев багрового следа на бардовской шее. – И больше никогда не оставлю тебя. – Больше никогда? – Можешь быть уверен. Менестрель какое-то время стоял молча, разглядывая ведьмака, будто видел его в первый раз, а потом еле слышно позвал: – Геральт? – Да, Лютик? – Я прощаю тебя.