Африка

В это утро Лекса проснулась рано и в хорошем настроении. Как всегда, первого луча африканского рассвета было достаточно, чтобы разбудить ее, поэтому она оделась и пошла в столовую на завтрак. Однако когда она добралась до шатра, то увидела Аню и Кейна, которые, казалось, были вовлечены в довольно оживленный спор. — Мне плевать, что ты делаешь, Аня, но, пожалуйста, делай это незаметно! — сказал он. И брови Ани так поднялись вверх, что рисковали исчезнуть под линией волос. — Что ты имеешь в виду под незаметно? — спросила она. Тон ее голоса выдавал некоторую нервозность. — Я не хочу, чтобы эта история вызвала скандал, — Кейн понизил голос, а Аня наоборот повысила. — Скандал? — повторила она. — Господи, Кейн, мы в свободной стране, и ты не король деревни, я не собираюсь отчитываться в своих действиях ни перед тобой, ни перед кем-либо еще! — Аня, не заставляй меня принимать меры по этому поводу, — теперь злился мужчина. — О чем ты, черт возьми, Маркус? — Лекса вмешалась в этот разговор, и Кейн, казалось, обрадовался, увидев ее. — Ты знала? — спросил он. — Знала о ее отношениях с Рейвен? — Да, я знала, — учительница кивнула, став серьезной. — И тебе нечего сказать по этому поводу? — снова спросил он. — Есть, я рада за них, вот что я должна сказать. — Я не собираюсь делать вид, что все в порядке, есть правила и… — Нет никаких правил, запрещающих отношения в лагере добровольцев, ни здесь, ни где-либо еще, — зарычала Лекса. — Возможно, ты забыл, что мы самые неправильные люди, с которыми можно обсуждать законы. — Но… — Я еще не закончила, — шатенка повысила голос. — Если у кого-то в этой деревне есть проблемы с Аней и Рейвен, они справятся с этим сами, и пока мы здесь, позволь напомнить тебе, что это место существует благодаря сотням тысяч долларов, которые мой дядя жертвует каждый год, вместе с автомобилями, компьютерами, очистными системами. Было бы очень жаль, если бы поток денег внезапно прекратился. Я имею в виду, как бы ты объяснил комиссии, что потерял своего самого важного спонсора, потому что тебе не нравится видеть двух женщин вместе? — Ты случайно не угрожаешь мне? — лицо Кейна было красным. — Да, Кейн, я угрожаю тебе, — Лекса противостояла ему. — Точно так же, как ты угрожал выкинуть мою коллегу пару минут назад. Поблагодари за полумеры. Сегодня я объясняю это простыми словами, но ты прекрасно знаешь, что я могу перейти к действиям. Он выглядел так, будто вот-вот взорвется, но затем повернулся и пошел к офисам. Аня смотрела ему вслед, пока он не ушел, и только потом повернулась к Лексе. — С возвращением, Командующая, — с улыбкой сказала она. — Не говори ничего Рейвен, хорошо? — просто ответила она. — И не собиралась, — они вошли в столовую вместе, как ни в чем не бывало. В лазарете было такое же утро, как и в среду, похожее на последние четыре. Людей было немного, потому что в предыдущие недели все население Трикру проходило обследования и сдавало кровь. Кларк потратила больше недели на то, чтобы подробно заполнить десятки медицинских карт гостей и добровольцев, и, закончив эту работу, ей стало скучно. Время от времени кто-то приходил с несколькими ранами, которые нужно было зашить, или с больным животом, но это были мелкие операции, которые оставляли ей много свободного времени и, к сожалению, много времени на размышления. Уже три дня ее мысли возвращаются к прошлому воскресенью, чтобы она ни делала. С тех пор дела с Лексой определенно улучшились, хотя они и не проводили много времени вместе. Они встречались почти каждый вечер у костра вместе с другими, болтали, вместе смеялись, но не более того. Кларк, однако, не могла не вспоминать историю, которую рассказала ей Лекса, о том, как ее жизнь была разрушена в результате несчастного случая, который унес самого важного человека в ее жизни, и как она чувствовала себя виноватой. Ей было интересно, планировала ли она заранее рассказать ей о своей жизни во время их поездки, или это произошло только потому что она задавала вопросы. Кларк задавалась вопросом, почему она продолжает думать об этом, почему отчаянно хочет, чтобы Лекса перестала страдать от своего прошлого. Она вскочила, когда в лазарет вошла женщина, занимавшая ее мысли с маленькой белокурой девочкой на руках. — Хей, — Кларк подошла к ним. — Что случилось? — Ее вырвало, — ответила она. — Думаю, у нее жар. — Клади ее сюда, — блондинка указала на кровать, и Лекса положила на нее ребенка, затем Кларк схватила термометр и направила ей на лоб. — Тридцать восемь… у нее жар, — кивнула она. — Хеда…- девочка схватила Лексу за руку. — У меня болит живот. — Доктор поможет тебе поправиться, — шатенка погладила ее по волосам. — Не волнуйся. — Как тебя зовут? — спросила Кларк. Она посмотрела на нее. — Эхо. — Эхо, давай сделаем так, — сказала она. — Сейчас я дам тебе горькое лекарство, но если ты выпьешь все, я дам тебе еще шоколадное молоко, идет? — Эхо кивнула. — Хорошо, — затем блондинка повернулась к Лексе. — Тебе нужно идти? — она отрицательно покачала головой. — Я оставила Аню с детьми, побуду здесь, пока Эхо не поправится, — сказала она ей. Кларк вылила содержимое маленькой бутылочки на ложку и попросила Эхо проглотить его. Она сделала это, не возражая, но скривилась, почувствовав его горький вкус. Затем доктор открыла ящик, вынула пакет, открыла его и отдала ребенку. — Как обещала, — сказала она. Девочка радостно улыбнулась и начала пить. — Кларк, ее вырвало, — повторила Лекса. Кларк взяла ее за руку и отвела от кровати. — Я дала ей парацетамол, чтобы снизить температуру, и это не шоколадное молоко, это добавка для молочнокислого фермента, полезная для остановки рвоты, детская версия шоколадная, поэтому все будет хорошо, — объяснила она, и Лекса улыбнулась. — Гениально, — прокомментировала она. — Ты хочешь оставить ее здесь или я могу отвести ее к ее отцу? — Ты можешь забрать ее куда угодно, но позже ты должна сказать мне, где ее найти, потому что вечером мне нужно будет взглянуть на нее, — Кларк посмотрела на маленькую девочку, которая выглядела довольно спокойной. — Я провожу тебя, — кивнула она. — Думаешь, освободишься после обеда? — потом спросила Лекса. Блондинку этот вопрос удивил. — Харпер должна сменить меня, — ответила она. — А что? — Мы с Рейвен работали над проектом для школьников, это сюрприз, — начала Лекса — Сегодня мы открываем его, если тебе нравится идея, можешь пойти с нами. — Где увидимся? — Кларк улыбнулась. — Возле столовой, — Лекса тоже улыбнулась, прежде чем взять маленького пациента на руки. — До свиданья, доктор, — попрощалась девочка, все еще держа пакет в руках. — Пока, Эхо, — нежно ответила она. Четыре часа спустя Кларк и Лекса шли под палящим солнцем. Они вышли за пределы деревни и углубились в заросли, окружавшие Трикру. Прошло уже добрых десять минут, и Кларк была рада, что выбрала пару легких шорт и футболку с вырезом, она умирала от жары. — Пришли, — объявила Лекса. Они вышли на большую поляну: трава была скошена вручную на большом прямоугольном участке, на его коротких сторонах стояли футбольные ворота, на длинных — две корзины. Они видели, как Беллами и Октавия передают друг другу баскетбольный мяч, над чем-то смеясь. — Вы сделали игровую площадку? — удивленно спросила Кларк. — В деревне нет места, подходящего для физических нагрузок, ни для детей, ни для взрослых, — объяснила Лекса. — Мы косили траву вручную, это заняло у нас столетие, затем мы построили ворота и корзины, заказали мячи, сетки и спортивный инвентарь, который может пригодиться. Она договорила и пришла Рейвен с детьми. Когда дети увидели то, что было построено для них, они с трудом сдерживали радость. — С сегодняшнего дня мы будем заниматься спортом два раза в неделю, — с улыбкой сказала Лекса. — Наконец-то у нас есть место для этого, так что давайте бережно относится к нему и давайте поблагодарим Рейвен, без нее это было бы невозможно! Дети начали аплодировать, некоторые обнимали Рейвен. Беллами и Октавия подошли ближе. — Итак! — воскликнул парень. — Кто хочет поиграть? — он даже не успел договорить, потому что дети подбежали к нему, пытаясь забрать мяч. — Где Аня? — спросила Рейвен, не к кому конкретно не обращаясь. — Я думала, она с тобой, — ответила Лекса, но она покачала головой. — Я не видела ее со вчерашнего вечера, — объяснила она. Лекса со вздохом огляделась. Они провели весь день, играя на поле, сначала в баскетбол, затем в футбол. Взрослые и дети играли вместе, старшие учили правилам детей, которые учились и применяли их на практике. Все они бегали, смеялись и шутили. Октавия сняла на свой телефон видео, как дети навалились на Рейвен и начали ее щекотать. Она извивалась от смеха, в то время как Беллами подстрекал детей щекотать ее сильнее. Кларк была в восторге. Она продолжала наблюдать за их выражениями, полными радости, безмятежности на потных лицах. Эти дети за свою короткую жизнь испытали настоящие ужасы: войны, насилие, смерть. И все же они источали счастье и беззаботность. Рейвен, Октавия, Беллами, два охранника и инженер, которые отложили в сторону свой долг, просто чтобы играть, гоняться друг за другом, бросать мяч. Лицо Беллами, испачканное грязью, было как у ребенка. Улыбка Октавии, слезы в глазах Рейвен, которая все еще продолжала смеяться, вызывали радость. И Лекса, единственная, чье печальное прошлое знала Кларк, казалась на световые годы от той меланхолии, которую она видела на ее лице несколько дней назад, как будто любое негативное чувство могло быть отфильтровано детьми из Африки в широком смысле и преобразовано в положительные эмоции. Ее взгляд был безмятежным и явно счастливым, ее белая майка пропиталась потом, а волосы были собраны в высокий хвост. Если действительно потребовалось так мало, чтобы заставить ее забыть, даже на несколько часов, драмы своей жизни, Трикру действительно должен был быть волшебным местом. В деревне быстро наступила ночь, и вскоре звездное небо сменило палящее солнце, освежив эту раскаленную землю и ее жителей. После десяти часов искусственное освещение в Трикру было настолько слабым, что, глядя в небо, от зрелища захватывало дух. Был виден Млечный Путь, бесконечное количество небесных тел, которые изящно усеивали его, излучая мерцающие вспышки. Деревья, которые стояли за пределами деревни, превратились в большие черные тени, пугающие тех, кто не знал, как понять замысловатый узор ветвей. Если бы не одинокая песня сверчка вдалеке, тишина была бы сюрреалистичной. Аня сидела на небольшой деревянной площадке перед своим домиком, спиной к стене, с сигаретой в пальцах. Она всматривалась в небесный свод, словно тот мог дать ей ответ, поднося сигарету ко рту. И она мысленно попрощалась с этим мимолетным моментом безмятежности, когда услышала шаги, приближающиеся к ней. — Где ты была? — рядом раздался голос Рейвен. — Я везде тебя искала, — тихо сказала она, садясь рядом с ней и с опаской глядя на нее. — Я здесь, — просто ответила она. — Не знала, что ты куришь, — заметила девушка, наблюдая за сигаретой, которую другая держала в пальцах. — На самом деле не курю, — сказала она, выдохнув дым, который превратился в белое облако. — Ты сегодня не пришла в лагерь — Рейвен продолжала пялиться на нее, но Аня избегала смотреть на нее. — У меня была работа, — уклонилась она. Рейвен положила руку ей на ногу. — Аня, поговори со мной, — сказала она. — Что случилось? Наконец женщина повернулась, чтобы посмотреть на нее, хотя этот жест потребовал всей силы, на которую она была способна. Рейвен смотрела на нее в ожидании объяснений. — Сегодня утром меня вызвал Кейн, — наконец, вздохнула она. — Он угрожал мне. — Что? — изумилась другая. — Почему? — Потому что он знает о нас, вот почему, — выпалила Аня. — И он сказал мне, чтобы я была осторожна, иначе он примет меры! — Он не может этого сделать, нет никаких предпосылок для… — Я знаю, — прервала ее Аня. — Но он здесь главный, он может прибегнуть к любой ерунде и прощай Африка. Рейвен вынула сигарету из ее рук, и сделала последнюю затяжку, прежде чем потушить ее. — Почему ты не сказала мне сразу? — спросила она. — Потому что я не знала, что тебе сказать, Рейвен, даже сейчас не знаю! — она провела рукой по волосам. — Может, нам… — она замолчала. — Что? — спросила Рейвен. — Может, нам перестать встречаться? — сказала она. И каждое слово было ударом в живот. — Ты шутишь… Аня повернулась, чтобы посмотреть на нее. — Что еще мы можем сделать? — риторически спросила она. — Я не хочу, чтобы Кейн выгнал кого-то из нас из Африки, потому что ему не нравится то, что он видит, я никогда не смогу себе этого простить, особенно если он выгонит тебя! И я не собираюсь просыпаться утром, зная, что тебя нет! Я не… — Аня прервалась, когда рука Рейвен легла на ее руку и с силой сжала ее. — Аня… можно я скажу по этому поводу пять минут? — спросила Рейвен и продолжила, когда она кивнула. — Меня не волнует, что думает Кейн, он просто фанатик, который считает, что может контролировать жизни других людей только потому, что его жизнь слишком скучная! Мы упорно работаем весь день, у него нет ни одной зацепки, чтобы отослать одну из нас, и если бы он захотел это сделать, Лекса не позволила бы ему. — Лекса тоже может пострадать. — Ты чертов коп! Кейн знает, что он не может этого сделать, — глаза Рейвен опасно заблестели. — Я просто пытаюсь сказать, что ты не должна справляться со всем этим в одиночку, я здесь, и мне нужно, чтобы ты знала и не сомневалась в этом ни на мгновение! Аня сглотнула и сжала ее руку. Потом кивнула. — Хорошо, — она обняла ее и зарылась лицом в ее волосы. — Прости, — прошептала она. Рейвен позволила себя обнять, чувствуя, как усталость завладевает ею. Она сплела свои пальцы с ее и поднесла ее руку к своим губам. — Пойдем со мной, — прошептала она и потянула ее в свою комнату. Она закрыла дверь, открыла шкаф и кинула ей широкую футболку. Затем она разделась и надела пижаму, Аня сделала то же самое. Они легли, и для Рейвен было естественным укрыться в объятиях Ани. — Ты в порядке? — спросила она ее. Рейвен подняла голову, посмотрела на нее и прижалась к ее губам. — Теперь, да, — ответила она ей в губы. Потом она прижалась к ней, и они уснули. Аня и Рейвен были не единственными, кто воспользовался ясной и все еще долгой ночью. Лекса уже десять минут ехала на красном джипе. Кларк сидела рядом. После полудня в лагере шатенка спросила ее и Октавию, не хотят ли они выбраться из Трикру в поисках хорошего места для наблюдения за падающими звездами, но в последний момент охранник «внезапно получила задание» и отказалась. Конечно, Лекса знала, куда ехать, небольшая грунтовая дорога вела в гору. Они оказались на широком утесе и, только когда добрались до самой высокой точки, девушка заглушила двигатель. — Приехали, — объявила она. — Дай мне минутку, — она вышла из джипа и схватила рюкзак, затем обошла машину и открыла дверь Кларк. — Куда мы идем? — выходя, спросила она. — На крышу, — Лекса ловко забралась по металлической лестнице сзади. — Давай руку, — сверху сказала она. Блондинка забралась на первую ступеньку, затем схватила руку, которую протянула другая, и в мгновение ока оказалась на крыше, покрытой металлической конструкцией, на которой были размещены подушки, что отдаленно напомнило ей сиденья лодки. Они сели рядом, скрестив ноги, и Кларк увидела, как она что-то достала из своего рюкзака. Темнота не позволяла ясно видеть, луны не было, но зрелище, которое предлагало небо, тем не менее, было бесподобным. — Это… — Ликер Монти, да, — Лекса улыбнулась и протянула ей металлическую кружку. Потом налила обеим выпить. Они стукнулись кружками и проглотили содержимое, чувствуя, как внутри все запылало. Кларк подняла глаза к небу, и чудо звездного свода было таким, что она не могла закрыть рот. Она увидела первую падающую звезду менее чем через пять минут. Она улыбнулась. — Если бы три месяца назад меня спросили, как я представляю себе свободный вечер, я бы ответила, что вижу его на диване у себя дома, с ведерком мороженого в руках и глупым слезоточивым фильмом по телевизору, — сказала она. — Я, конечно, не представляла себя в Африке, на крыше джипа на вершине скалы, любуясь всем этим чудом и чувствуя себя такой маленькой. Лекса посмотрела на нее и улыбнулась этому размышлению. — В первые дни я постоянно терялась, — смеясь, сказала она. — Я выходила почти каждую ночь и всегда находила так много вещей, которые дразнили мое воображение, что я не понимала, куда иду и как далеко ухожу! Теперь я больше не теряюсь, но не думаю, что когда-нибудь к этому привыкну! — Какой была твоя жизнь в Австралии? — спросила Кларк, переключив внимание с неба на девушку, сидящую рядом с ней. — Ты имеешь в виду, когда я была копом? — Я имею в виду ту часть твоей жизни, которую ты хочешь мне рассказать, — улыбнулась блондинка. Даже в полной темноте она могла видеть, как девушка смотрит на нее. — Неистовой во всех отношениях, — ответила она. — Как я уже говорила, я выросла с дядей, и в семнадцать лет я поступила в военную академию, что было очень тяжелым периодом, потому что в то же время я училась в колледже. — Ты ходила в колледж? — Кларк откинулась назад и посмотрела на нее, и тогда она кивнула. — Я закончила юридический факультет в двадцать один год, и тот год был поистине невероятным, — Лекса улыбнулась. — Я сняла квартиру и стала жить одна, устроилась в полицию, познакомилась с Костией. Она снова наполнила их кружки и выглядела безмятежной, ее не беспокоило то, что она говорила. — Последующие годы были очень напряженными, я делала карьеру, моя работа мне нравилась, у меня была Аня, у меня была Костия, — снова заговорила она. — Меня взяли в отдел по борьбе с наркотиками в возрасте двадцати шести лет, и эта должность была предложена мне без вопросов. Абсурдно то, что отдел по борьбе с наркотиками был моей конечной целью, вот почему я устроилась в полицию. — Почему именно наркотики? — спросила блондинка. Теперь, когда ее глаза привыкли к темноте, она могла хорошо различить контуры лица Лексы, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы ответить. — Моя мама…она была наркоманкой, — она сделала паузу. — Мне было меньше года, когда она умерла от передозировки…и мой отец покончил с собой, ослепленный горем, несколько месяцев спустя. Конечно, я не помню это, я узнала, когда мой дядя решил рассказать мне правду много лет спустя. В этот момент Кларк пришлось бороться с желанием прикоснуться к ней. Это была не жалость к ней, в этом она была уверена. Чем больше Лекса делилась чем-то своим, тем больше Кларк была поражена тем, насколько эта женщина была необыкновенной, закаленной трудностями, сильной, стойкой. И, несмотря на сильное уважение к ней, восхищение, и как она мало-помалу открывается ей, было кое-что еще. Она хотела обнять ее, вдохнуть запах ее волос, который она чувствовала на расстоянии. И эта мысль, которая часто терзала ее в последнее время, ночью приобретала неудобные, но четко очерченные очертания. Когда она не могла заснуть, и ее мозг был беззащитен, она задавалась вопросом, была ли кожа Лексы такой же гладкой, как ее руки, были ли ее объятия такими же впечатляющими, как ее слова. — Ты когда-нибудь думала вернуться в Австралию? — спросила блондинка. Шатенка отрицательно покачала головой. — Когда умерла Костия, мне было двадцать семь, — ответила она. — Я ждала завершения расследования, это были два тяжелых, болезненных года… Но когда я приехала в Африку, я поняла, что мое место здесь, — Лекса улыбнулась. — Уверена, что это так, — Кларк улыбнулась ей в ответ. — А ты? Какой была твоя жизнь в Сиэтле? — спросила Лекса. — Гораздо скучнее, чем ты думаешь, — усмехнулась блондинка. — Годы в колледже были однообразными, прошли между книгами, стажировками, курсами и еще книгами. Моя ординатура прошла немного лучше, потому что работая в больнице, я выстроила отношения с людьми вокруг себя. Когда, наконец, я начала работать в той же больнице, что и моя мама…ну знаешь, дочь главного врача… Кто будет с ней любезничать? — она пожала плечами. — Тебе нравится твоя работа? — шатенка с интересом смотрела на нее. — Очень, но я иду по стопам своей матери, что мне никогда не нравилось… — фыркнула она. — Я не хочу показаться немного неблагодарной, но быть известной, оцененной или даже отвергнутой, потому что я дочь известного врача, не самое мое главное стремление. — Ты не неблагодарная, на самом деле, — Лекса вертела пустую кружку в руках. — Эта мысль делает тебя умной женщиной и, без сомнения, хорошим врачом, который хочет получить признание за свои навыки, а не за свое имя. Кларк улыбнулась. — Трикру не такая, как я себе представляла, — вдруг сказала она. — Нет? — Когда они говорили со мной об этом, я представляла себе место, полное страданий и смерти, где ежедневно случаются трагедии и где необходимо проявить всю свою решимость и силу духа, чтобы пережить день, — объяснила она. — Я приехала сюда и обнаружила почти знакомую атмосферу, мы помогаем друг другу, всегда есть кто-то, готовый подарить улыбку, скрасить день и даже когда ситуация сложная, когда что-то происходит…всегда есть кто-то, кто прикроет твою спину. Лекса слушала, и теперь выражение ее лица было таким, будто она не знала, что ответить. В конце концов, она просто выбрала тот ответ, который ей казался наиболее естественным. — Трикру великолепное место, но, поверь мне, Кларк, здесь не все идет так гладко, — она сдержанно улыбнулась. — Что ты имеешь в виду? — спросила она. — Здесь очень неустойчивый баланс, который в большинстве случаев дается способностью некоторых из нас найти компромисс, — сказала она ей. — Иногда этот баланс не найден…возьмем Кейна, ты его почти не знаешь, но со временем он развил своего рода помешательство на контроле и чувствует себя своего рода королем деревни. — Полагаю, компромисс необходим в любой сложной системе, — Кларк посмотрела на небо. Это был дождь из падающих звезд, десятки из них можно было увидеть за считанные минуты. — Солнце встает там, — в темноте Лекса указала на точку перед ними. — Оно освещает всю долину, цвета невероятные. — Я хотела бы посмотреть, — вырвалось у блондинки. — Если хочешь, мы можем остаться до рассвета, — предложила другая. — У тебя нет уроков? — спросила Кларк. — Ты даже не представляешь, сколько раз я приходила в школу в еще худшей форме, чем сейчас, — Лекса засмеялась, как будто Кларк действительно даже отдаленно не представляла реальность фактов. — Я хотела бы остаться, — сказала она. Лекса улыбнулась. На часах было четыре утра. Всего пара часов и солнце встанет. Они сидели в тишине, просто смотря на небо, усеянное звездами, которые, особенно в эту ночь, производили захватывающее зрелище. Не раз Лекса пользовалась темнотой, чтобы посмотреть на Кларк, которая задрав голову, не замечала этого. Что-то было в этой девушке, чего она не понимала, но ей нравилось. Она обнаружила, что рассказывает ей истории, которыми никогда ни с кем не делилась, что вспоминает всю свою боль только потому, что она задала ей невинный вопрос, на который она могла бы даже не отвечать. Ее первым защитным механизмом был побег, после ночи в лазарете и бреда, вызванного лихорадкой, она решила исчезнуть, утонуть в своем молчании и одиночестве. И в течение нескольких недель ей без проблем это удавалось. Она не могла сказать, что привело ее к двери Кларк в то воскресное утро. Но с того момента, как она постучала, она потеряла контроль над своими действиями и, прежде всего, над своими словами. То, что никогда не случалось с ней ни с кем, даже с Аней, которая была практически ее сестрой. Каждый раз ей приходилось вытягивать из нее слова словно клещами. Вместо этого каждый раз, когда Кларк задавала ей вопрос, и она мысленно заставляла себя дать ей ответ, который давал только необходимую информацию, она смотрела в ее голубые глаза и рассказывала ей всю историю. Она знала о Кларк, которая пробыла в Трикру всего месяц, больше, чем о ком-либо другом в лагере, не считая Аню. Не раз Кларк чувствовала, как взгляд Лексы обжигает ее, когда она смотрела на звезды. Независимо от того, насколько было темно, каждый раз, когда эта женщина бросала на нее взгляд, она ощущала это так, как будто поймала ее на месте преступления. Ей нравилось чувствовать, что за ней наблюдают, но в то же время это внушало ей беспочвенный страх, как будто что-то давило на нее, чего она не могла видеть. Симптомы были все: она задыхалась, ее сердце билось сильнее, паника угрожала захлестнуть ее. Ей было интересно, заметила ли это Лекса. Она задавалась вопросом, сложно ли ей говорить о своем прошлом, учитывая боль, которой оно было пропитано. И иногда она даже задавалась вопросом, говорила ли она об этом кому-нибудь еще, но в одинокое утро в лазарете Харпер проговорилась, что никто в деревне ничего не знает о Лексе, кроме того, что она племянница Титуса Флеймкипа. Небо было розовым, и менее чем через полчаса после того, как оно начало светлеть, оно приняло бесчисленные оттенки: от темно-синего до розового, переходя от пурпурного к красному. Скала приобретала свой естественный цвет. — Кларк, — голос Лексы вернул ее в реальность. — Смотри. Солнце выглянуло из-за горизонта, оно пылало. Первые лучи охватили долину и ее жителей, открыв картину, которая еще несколько часов назад оставалась скрытой от их глаз: под ними спокойно паслись сотни зебр, неподалеку стадо антилоп гну. Там было большое озеро, в котором прекрасно различались фигуры бегемотов, несмотря на то, что машина находилась на высоте десятков метров. Зелень африканской саванны окрашивалась в ярко-красный цвет и растягивала тени акаций на земле. — Ты слышишь песню из Короля льва? — Лекса негромко рассмеялась. — Я напеваю ее в своей голове, — хотя Африка предоставила им картину, достойную самых невероятных документальных фильмов, Кларк не могла не поддаться искушению и повернулась, чтобы посмотреть на нее. Лекса была великолепна. И когда эта мысль пришла ей в голову, она почувствовала, как покраснела. Несмотря усталость, слегка сморщенный лоб из-за солнечных лучей, падающих ей на лицо, ее зеленые глаза были притягательными, такими спокойными и сосредоточенными одновременно. Полные губы изогнулись в улыбке, в которой она находила обезоруживающую простоту. Она наслаждалась зрелищем недолго. В оглушительной тишине первых лучей дня раздался выстрел. Выстрел, заставивший обеих подпрыгнуть, эхом разнесся по широкой долине. Они посмотрели друг на друга, и глаза Лексы выражали чистый ужас. — Он из деревни, — прошептала она.