*****
Прежде чем она успела открыть глаза и понять, что происходит, в нос ударил удушливый запах гари. Вокруг стоял гул от взметнувшегося ввысь огня. Взгляд отказывался фокусироваться. Где-то совсем рядом раздавался крик. Кричала женщина, определённо. Несколько раз моргнув и прокашлявшись, Ада попыталась подняться с коленей на ноги. Что, чёрт возьми, происходит? Где она? Взгляд наткнулся на уродливую деревянную фигурку, за спиной которой были приделаны крылья. Очень смешно. Она, видимо, неплохо приложилась головой, если ей кажется что вокруг фигурки из тетради бабули. Но реальность была такова, что её кольцом окружала стена из огня, а из-за дыма ничего не было видно дальше вытянутой руки. Ариадна лихорадочно оглянулась, натыкаясь на фигуру повыше. Ей показалось, или всё же от неё исходил свет, а само вырезанное лицо словно ухмылялось, смотря на девушку своими нарисованными глазами? Она уже надышалась и это галлюцинации? Или игра воображения? Ада моргнула, и всё прекратилось. Из дыма выскочила молодая девушка. Растрепанные тёмные волосы, и паника на лице. Она вцепилась в плечи Ады и со злостью их сжала. – Это ты! Это всё ты виновата! Мы жили тихо и мирно, пока в нашей деревне не появилась ты! Это ведь за тобой идут «загонщики». Это ведь тебя они преследуют. – А ну-ка отцепись, и успокойся! Ада нашла в себе силы разорвать сжимавшие её тиски. Девушка грозила переломать ей все руки, ибо панику и состояние аффекта никто не отменял, особенно в стрессовых ситуациях. Особенно если учесть, что для неё, наверняка, всё по–настоящему. Не для Ады: она просто ударилась, сильнее, чем предполагала, и мозг просто выбрасывает последние картинки, вызвавшие сильные эмоции, трансформируя их в реальность. – Сейчас выберемся, не паникуй! – Выберемся? – девушка зловеще расхохоталась. – Да холм горит так, что нас видно со всех окрестных деревень! Зачем ты явилась в наши места? За что Богиня-Мать на нас так разгневалась? – Скажи ещё, шабаш тут у нас был, когда всё загорелось. Ада попыталась сложить руки на груди и с удивлением зацепилась взглядом за одежду. Никаких удобных спортивных брюк и майки. На ней было платье в пол, с замысловатой шнуровкой спереди. Ада замерла. Порыв ветра швырнул в лицо мелкие искры и пряди длинных волос забытым ощущением защекотали нос. Резко вскинув руки, Ада огладила свою голову и привычным движением перекинула через плечо полотно длинных волос. Не может быть. Этого просто не может быть! Она обрезала их ещё полгода назад. Нет-нет-нет! И словно в подтверждение своей догадки, Ада почувствовала сильный жар, исходящий от горящего забора и вдруг ощутила первые сильные рваные удары. Бабуля была права. В груди нестерпимо жгло, как будто она не дышала долго-долго, и вот только сейчас сделала первый вдох и, замерев, ощутила удары своего сердца. Непроизвольно приложив руку к груди, она глубоко вдохнула, рискуя отравить себя этой гарью, и расхохоталась. От ощущения неясной свободы, от первых трещин своего внутреннего льда. Этот костёр стоил того. Стоил этих бесценных минут, когда в ушах звенело, а душа разворачивала крылья в глубине её существа. Она хохотала до слёз, понимая, что она – живая. Впервые за много лет, она – живая. Но если она не поторопится – она сгорит. Но Ада ничего не могла поделать: ни пошевелиться, ни успокоится. Она продолжала хохотать, держа руку у бьющегося сердца. – Ты точно Исчадие Ада, правду о тебе говорят... Девушка отшатнулась, с ужасом глядя на Аду, сплюнула на траву, и бросилась в сизый дым. Её движение и новый порыв ветра, щедро сыпанул горячих искр в лицо и чёрным снегом осадил их на волосах. Пряди были светлее, или ей кажется? – А вот и твой костёр, Ада... Она закрыла руками лицо, пытаясь сделать усилие и очнуться. Истошный вопль вернул Аду в реальность. Видимо девушка попыталась пройти сквозь огонь. Не вышло. Она сыпала ругательствами в тумане и скулила от ожогов. – Эй, ты! Иди сюда! Я помогу! Ада стояла не двигаясь. Она боялась сойти с места. Потому что перед глазами мелькнула тетрадь бабули и слова о том, что из этого костра она выберется. Но если она сейчас кинется спасать девушку, она может потерять ориентир для спасения. Но едва уловив, что огонь по жухлой траве уже подобрался к деревянным статуям, она поняла, что время на исходе. Ада кинулась к статуе странного существа, что ухмылялось ей ещё несколько минут назад, а сейчас скалило вырезанную улыбку на обычном полене дерева. Чаша. Ей нужна чаша. Ада ухватилась за подол платья, прилагая усилия, чтобы его разорвать. Это оказалось не так-то просто. Ткань была добротной, а нитки – прочными. Что ни говори, а шить они умели, чёрт возьми. Она задрала подол, вгрызаясь в него зубами, разрывая-таки ткань и укорачивая платье. С удивлением она обнаружила босые ноги. Прекрасно, бежать придется босиком. Быстрым движением Ада умылась, смочив руки в воде, почти наощупь найдя чашу под венками из увядающих цветов и гирлянд из фруктов. Быстро-быстро провела мокрыми руками по всей длине волос и ещё раз, по лицу. Щедро намоченная ткань, завернутые волосы и небольшой кусок у носа. На мгновение стало легче дышать. Но радоваться рано. Во всем этом кошмаре пепелища ей надо найти безумную девушку. Может, воображение и сыграло с ней злую шутку, но она давала клятву. Она не имела права бросать её тут . Подумав и решив, что в пожаре много воды не бывает, Ада вылила остатки себе на голову, заставляя ткань пропитаться ещё больше, и бросилась в сизый дым, в поисках паникующей девушки. Ей казалось, она уже раз сто обошла по кругу этот забор. С каждым разом это становилось всё труднее. Земля начала гореть даже там, где не было травы, уверенно раскатывая огненный ковер у её ног. Отчаявшись, Ада вернулась к статуе и нашла девушку там. Преклонив колени, та – молилась. Неистово. Почти фанатично. Времени оставалось в обрез. Глупо умереть от того, что не сможешь пробежать пары метров из-за того, что время упущено и уже горит не просто забор, а вся земля. Ада подскочила к девушке, резко схватив ту за плечи и заставив подняться. – Я ищу тебя, а ты тут, мы потеряли столько времени... – Будь ты проклята, – девушка со злостью отбросила руки Ады со своих плеч. – Я уже, так что можешь не стараться... Ада снова вцепилась в предплечье незнакомки и рывком потащила её за собой. Оказавшись за статуей, примерно прикинув направление, она ещё раз дернула за собой девушку и побежала. Рискуя всем. Прямо на огонь. Девушка заверещала, и тот момент, когда Ада выбила вставленные доски и они полетели на землю, с силой оттолкнула от себя Аду, лягнув ту в лицо. Девушка бросилась бежать, неловко поднимаясь с карачек, падая, и снова поднимаясь. Её вопль привлек к себе внимание тех, кого она назвала «загонщиками». Ада откатилась дальше под уклон, а мимо того места где только что была её голова пробежала тень, вслед за скрывшейся девушкой. Ариадна лежала затаив дыхание. Спасти сейчас – она была уже бессильна. Раздался ещё один вскрик, порыв ветра закрутил спираль из искр над пожарищем, и Аде показалось, что вслед за огнём вверх устремилась душа... «Надышалась–таки» Ада тряхнула головой и на коленях проползла чуть дальше. Замерла. Прислушалась. Темнота и неизвестность были в разы лучше того, что осталось позади. Она несмело поднялась на ноги и шагнула в темноту спасительного леса.*****
Он замер на полуслове, не закончив мысль. В груди сильным ударом дернулось сердце, замерло, отсчитывая долгие секунды, и частыми ударами запустилось вновь. И в этот момент он ощутил почти осязаемую волну боли, которая шквалистым порывом ветра пронеслась по всей аудитории. Но, видимо, ощутил это только он один. Студенты продолжали скучающе выводить латинские изречения в конспектах, переписывая их с доски. Вин оперся рукой о трибуну, возле которой стоял. Хорошо, что сейчас Латынь, а не Философия. Он может несколько минут помолчать. Со стороны это будет выглядеть как поблажка и возможность спокойно переписать. Что за чертовщина творится? Он не испытывал подобного уже больше полугода. Когда окончательно смирился и выбросил эту худую бестию с копной русых волос из своей головы и из своей жизни. Как когда–то она выбросила их отношения. Сбежав от него, вопреки всему. Он так и не понял, что произошло. Почему она уехала, так ничего и не объяснив. И он точно был не готов к тому, что его жизнь без неё окажется пустой и никчемной. У неё было всё, что он мог ей дать. Совместный дом, крепкие отношения, уважение и принятие. И страсть. То, что он чувствовал рядом с ней... Никогда в жизни, за все свои тридцать восемь, он не чувствовал подобного ни к одной женщине. Она была его наваждением, его талисманом, его оберегом, его проклятием... Она просто была. И вдруг – в одно мгновение – исчезла. Он злился, негодовал, ненавидел, молился о том, чтобы она вернулась. Он бы принял. Тогда – принял. Её любую, со всеми отговорками и даже с молчанием. Только бы она вернулась. Но когда она не появилась даже на похоронах своей бабушки, он окончательно уверился, что её больше нет. Нет и не будет в его жизни. В тот момент, когда он проводил её бабулю в последний путь, он похоронил и свои ожидания и надежды. Он оставил своё прошлое там, на холме. И вот сейчас, все эти ощущения вернулись, болезненной волной разбивая его выстроенный забор. Чтобы снова напомнить о том, что она его предала. Даже не объяснив. Но он пережил тогда и уж точно справится и сейчас. Он почти готов вернуться в нормальную жизнь. Попытаться снова почувствовать себя живым. Рискнуть. Он мотнул головой, оттолкнулся рукой от трибуны и продолжил занятие.*****
Отчего-то, совершенно не зная пути, она на удивление недолго плутала по лесу. По ощущениям около часа, ну или чуть более. Оказавшись на берегу реки, в свете луны, она торопливо вымыла ноги, заставляя себя не пищать от ледяной прохлады воды и не выдать себя тем, кто мог её преследовать. Беглый осмотр немного обнадежил. Сильных ожогов почти нет, несколько порезов и ссадин, но это терпимо. Раны не глубокие, кровь остановилась. Стопам не позавидуешь, но всё это быстро придет в норму. Она умылась, выпила воды и осмотрелась. Странным образом сон не заканчивался. У бабули всё заканчивалось на моменте выхода из круга огня. Она же – продолжала оставаться во власти сновидения. Или же это не сон? Реальность? Да нет, ну не может быть. Да, сны могут быть такими реальными и осязаемыми, словно ты живешь наяву. С ней тоже так было. Сколько раз поначалу, она просыпалась в поту, охваченная волнами дикого желания, в момент получения разрядки. А ей всего-то снился Вин, который обнимал её, касаясь своими сильными руками. Она думала, что сойдет с ума от реальности тех снов. Но постепенно, они сошли на нет, и ей вообще перестало что-либо сниться. Как сказал бы их преподаватель: «Организм вошел в состояние энергосбережения и отсек всё ненужное». Но сейчас она вернулась. И вполне вероятно, что вернулись и её сны. Значит, ей придется протянуть в этом сне ещё немного. Ада опять осмотрелась и медленно побрела по берегу наугад. Рано или поздно излучина реки куда-то да выведет. И она неторопливо шла, думая о том, что раз она вернулась, раз она дышит, то... Нет, конечно нет. Он её даже на порог не пустит. Да и что она ему скажет? Прости? В это слово не уместить всего, что она чувствовала, всего от чего она бежала. Скорее всего, он уже вернул её вещи в её квартиру, в которой жила её подруга. А она ведь даже не спросила её о нём. В тот момент, когда она узнала о бабуле, всё перестало иметь значение, и она унеслась так быстро, что Софи наверняка могло показаться, что её возвращение той привиделось. Ну да ничего. Она закончит тут, у бабули, и спокойно потом обо всём расспросит Софи, когда вернётся домой. И отчего-то в этот момент ей показалось, что вернётся окончательно. И больше уже никуда не уедет. И всё же ей стоит увидеть Вина. Пусть издали, просто удостовериться, что с ним всё хорошо. Она сама так хотела. Она сама ушла. И если он пережил и справился, ей ни к чему бередить старые раны. Вот только слова бабули о том, что и она бежит... Вместо того, чтобы остановиться... Только вот останавливаться надо было тогда, до поездки. Сейчас – это уже ровным счетом ничего не изменит. Ада устало выдохнула и с удивлением поняла, что стоит перед небольшим пирсом, что спускался к самой реке. Раз есть пирс, значит – здесь есть жильё. Есть жильё – есть люди. А люди – уже хорошо.*****
Ариадна с уверенностью направилась к единственному дому, в окнах которого колебался свет, а над входом горел факел, едва освещая вывеску. Сбоку дома у деревянного бруса были привязаны лошади. – Ну что, Ада. Добро пожаловать на постоялый двор в чёрте каком году в неизвестной цивилизации, – тихо произнесла она. Изображенный на вывеске петух с кружкой заставил её желудок недовольно сжаться в болезненно–голодном спазме. Она не знала где она, не знала в каком мире, месте, городе. У неё не было ничего, даже серёжек в ушах, чтобы расплатиться за еду, если тут таковая водилась. Но бесцельно блуждать она уже не могла. Пережитое и навалившаяся усталость притупляли чувство страха перед неизвестным. В конце концов, умирать во сне не так уж и страшно. И Ада уверенно дернула кольцо двери на себя. Она не ошиблась. Грубые столы, немного людей, преимущественно мужчин, две женщины в белых передниках, и с чепцами на головах. Судя по одежде мир-то средневековый. Она сделала ещё шаг и гул голосов стих. Все, как по команде, обернулись на вход и уставились на Аду. Одна из женщин вскрикнула и уронила деревянный поднос, закрывая рот руками. – Живая! Свят–свят–свят... Ада сделала ещё шаг, настороженно наблюдая за всеми. Сидящий поблизости мужик с густой бородой, демонстративно отодвинул чуть в право лавку, перемещаясь от Ады подальше, и сплюнул на пол. Ада сделала ещё шаг, замечая, как пара мужиков перекрестилась. Вот только она так и не уловила: слева направо или справа налево. К чёрту, какая разница. Они явно знали кто она. Они явно боялись. И, наверное, ей это было на руку. Потому что страх отчего-то удерживал их всех на местах. Никто не кидался на неё. Заметив у огромного очага небольшой пустой стол, она направилась именно туда. Немного согреться. Даже несмотря на то, что она пережила пожарище. Босые ноги заледенели, а пальцы рук уже почти не сгибались. – Всегда говорил, что она из Ада, её даже огонь не взял, выплюнул обратно... По залу прокатился смех, а мужлан, что соизволил сострить, приподнял кружку, качнув ею в сторону Ады. Она замерла. Они точно её знали. Только вот... Кто она? И почему они так спокойно говорят о том, что её не сожгли? То есть вы все тут про всё знали и никто не рискнул помочь? Кто же она такая, что её так «ценят»? Рядом со столом остановилась вторая женщина, уверенно опустив на стол кружку, в которой что-то плескалось. – Только не проклинай, вино ещё молодое, а из еды только хлеб. – Сойдет и горбушка хлеба... Женщина кивнула и отошла. Ада поймала себя на мысли, что не знает где она, однако может спокойно общаться и понимать. Вроде – язык родной. А могут ли люди спокойно говорить на других языках во сне? Ну, это же сон... Помнится в институте они долго мусолили байку о том, что под гипнозом человек может раскрыть все свои тайные грани, в том числе и способность говорить на других языках. Чем сон не гипноз? Она понимала, что зациклилась. Что её разум усиленно твердит, что это сон. Потому что организму и ей самой было так легче воспринимать окружавшую сейчас её действительность. Иначе бы она неизбежно билась бы в панике, не хуже той девушки в горящем кругу. Воспоминание всколыхнуло пережитое, и Ада опустила глаза в кружку, подняла её, принюхалась, улавливая запах бродившего вина и рискнула выпить. Вино было не просто молодое. Оно только-только начало «гулять»: в напитке ощущались волокна ягод и характерный острый вкус дрожжей. Вину было от силы три дня и его здорово сдобрили сахаром. Либо же сам сорт винограда был сладким сам по себе. «Хорошо, что не уксус», – подумала Ада, делая второй глоток. Ей принесли хлеб и она с наслаждением отправила в рот оторванный кусок тёмной корочки. Она будет сидеть тут столько, сколько потребуется для окончания сна. Ибо сил у неё катастрофически мало. И молодое вино, скорее всего, через несколько минут вообще притупит последние отголоски страха. И будь что будет. Главное – она живая. И почти чувствует ноги. И пальцы вроде как гнуться. И если они все продолжат сидеть всё также тихо, она будет просто счастлива. Сколько прошло времени она не знала, её кружка опустела и её сменила вторая. Она всё так же понемногу отламывала хлеб, стараясь растянуть кусок и удовольствие. Ада едва не подпрыгнула, когда распахнулась дверь, ударившись о заграждение снаружи, и в помещение вошел высокий человек в плаще с капюшоном. Гул голосов снова стих, внимательно следя за незнакомцем, и наблюдая как тот, вальяжным шагом дошел до стойки, за которой скрывался хозяин этой богадельни. Рука пошарила в кармане и в воздух взлетела большая серебристая монета, прокручиваясь в воздухе и ловя своими гранями отблески от свечей. Хозяин уверенно поймал монету и едва кивнул головой. – Пожалуй, сразу две кружки, надо промочить горло, – незнакомец поднял руку и откинул капюшон, чуть разворачиваясь и оглядывая, куда ты ему уронить своё бренное тело. Ада поперхнулась крошками. Глядя сейчас на этого странного незнакомца она поняла, что узнала бы его из тысячи. Вин. Это был Вин. Да нет. Откуда. Но чертовски похож. Его профиль она знала до мельчайших деталей. Каждую морщинку, изгиб брови. Легкие всё же требовали воздуха и она откашлялась, прикрывая рот рукой и не отрывая взгляда от незнакомца. Он повернулся на звук и замер. Его серые глаза вцепились в лицо Ады. Он настороженно следил за ней, медленно поднимая руку и стягивая с руки перчатку. Никто не произносил ни слова. Все словно следили за ней и им. Словно ожидали, что сейчас что-то произойдёт. Ада рвано и поверхностно дышала. Она не думала, что увидев похожего на Вина человека, испытает такой шквал эмоций. Она отчаянно пыталась докричаться до своего разума, но тщетно. Все её столь тщательно скрываемые чувства грозили вырваться и поглотить её с головой. Она и не осознавала, как она соскучилась по нему. По Вину, не по незнакомцу. Как она соскучилась по его рукам и грубым объятиям, как она жаждет ощутить их привычный солоноватый вкус поцелуя, от капель крови, что неизбежно появлялись на месте прокушенной губы. Незнакомец замер. Прислушался, не веря тому, что он ощущает. Взгляд не отпускал девушку, сидящую в углу у очага. Это была она и не она одновременно. Он лично видел, как несколько часов назад мышеловка захлопнулась, обрекая мышку на смерть. Но несмотря на все его убеждения – она сидела напротив него живая и невредимая. – Теряешь хватку, Вин? Демоны сбегают из Ада? – грубый смешок в этот раз остался одиночным, без одобряющей поддержки гомона голосов. – Моя работа – находить ведьм и магов, да ещё вызывать шторм... Демоны не моя епархия. – Одну ты нашёл точно. Только вот и та сбежала, – теперь же грубый смешок отразился в поддержке мужского хохота. Доля секунды – и мимо лица балагура скользнуло лезвие ножа и вошло в поверхность стола. – Следующий – окажется в твоей глотке, если не заткнешься, Маркас... Ада ощутила мелкую дрожь, которая волной прошлась по её телу. И всё-таки это Вин. Неожиданно она расхохоталась, привлекая к себе внимание всех присутствующих. Надо же, как чудит её подсознание. Она так соскучилась по Вину, так боялась признаться самой себе, что совершила ошибку, когда сбежала, что её подсознание услужливо материализовало его в её же собственном сне снова. Опять. Спустя почти полгода с момента их последнего свидания во сне. Вин не отрываясь держал её в капкане своего цепкого взгляда, продолжая прислушиваться, слегка перебирая пальцами раскрытой ладони без перчатки. – Ваши кружки... – тихо произнес хозяин таверны. – Подай вон туда... И Вин уверенно направился к столу, за которым сидела Ада. Она в момент перестала смеяться, чувствуя, как пересохло горло и предательски задрожали руки. Непроизвольно потянулась за кружкой, пытаясь сделать глоток, и с ужасом осознавая, что вина там больше нет. Вин подходил всё ближе, удивляя хищным выражением лица. Таким она никогда его не видела. Опасным. Сильным. Незнакомым. И таким возбуждающе привлекательным. Она поёрзала на стуле, понимая, что его приближение неизбежно, а бежать ей некуда, да и если быть честной – совершенно не хочется. Если уж её воображение его явило, значит, так тому и быть.