Никогда не пытайтесь выиграть силой то, что можно выиграть обманным путем.
Никколо Макиавелли
***
В черепной коробке находится мозг, который управляет когнитивными процессами, а также регулирует эмоции, присущие каждому человеку. Они определяют нашу сущность и позволяют выделяться как личность.
Никакая другая часть тела не показывает истинную природу человека так точно, как голова. Наряду с сердцем, она является еще одним органом, который необходим для выживания всего человеческого организма.
Практически любые органы можно заменить, трансплантировав их хирургическим путем.
Многие — но точно не голову.
***
Saint Bartholomew's Hospital Вторник, 19 августа 9:21 36 дней до следующего убийства Найти место на лондонской парковке в утренний час пик было практически невозможно. Гермионе казалось, что половина Лондона стремится превратить ее утро в настоящий кошмар. Она выругалась не менее чем на трех языках, когда какой-то представитель элитного класса в карминово-красном BMW roadster умыкнул последнее парковочное место прямо у нее из-под носа. Прошло еще десять минут, прежде чем Гермиона наконец нашла укромное местечко за больницей Бартса, чтобы припарковать свой Volkswagen Beetle. Однако, как только она вышла из машины, ее красные конверсы увязли в грязной луже вчерашнего дождя. Она выругалась еще раз. Открыв заднюю дверь машины, Гермиона взяла сумку. Как только она достала iPhone из нее, на экране вспыхнуло уведомление. Качнув бедром, она захлопнула дверь. Запирая машину, девушка просмотрела сообщение. Где ты? 9:31, ДМ Сообщение в сером прямоугольнике ярко вспыхнуло на белом экране мобильного, и ей даже не нужно было смотреть на имя, чтобы понять, от кого оно. Глаза метнулись к часам на телефоне. Похороны Люпина уже начались. Девушка готова была поспорить на все свое имущество, что весь отдел MI5 уже в сборе — все, кроме нее. Это было непростое решение — не присутствовать на похоронах вместе с другими сотрудниками. Если бы она увидела огромное количество скорбящих людей и друзей, в ней проснулись бы горе и сопереживание; Гермиона не могла позволить чувствам затуманить ее профессиональный взгляд на это дело. Чувства ведут к домыслам, домыслы — к ошибкам, а ошибки — к смерти. Она вздохнула. Большой палец постукивал по экрану, набирая ответ, пока она торопливо шла за угол — к входу больницы. Я работаю над делом. Извини, не могу приехать. Позвоню позже? 9:32, ГГ Хорошо. Я напишу тебе, когда все закончится. 9:32, ДМ Ответ пришел моментально, и она подумала, что его пальцы были так натренированы благодаря перепискам под школьной партой; однако, Гермиона напомнила себе, что Драко никогда не был тем, кто делает что-то тайно, поэтому она заключила, что такое поведение было продиктовано абсолютной наглостью с солидной долей высокомерия. Капли начинающегося дождя упали ей на голову, поэтому Гермиона поспешила дальше и вошла в больницу через огромные деревянные двери, которые заскрипели из-за несмазанных петель. Чтобы открыть их, девушке пришлось навалиться всей массой своего тела. Войдя внутрь, она переключила мобильный на беззвучный режим. Двери за ее спиной с грохотом закрылись. Влияние и возвышение короля Генриха VIII были отчетливо видны любому, кто хорошо знал историю Великобритании. Возраст этого сооружения придавал ему определенный шарм. Поднявшись по лестнице, Гермиона попала в главный холл больницы; помещение в стиле барокко высотой в два этажа, стены которого украшали несколько картин на подвижных опорах. В центре стоял круглый стол, служивший стойкой приемной. Гермиона быстрым шагом подошла к худой темноволосой женщине, оставляя за собой след от мокрых и грязных конверсов на холодной плитке. — Доброе утро, где я могу найти доктора Реддла? — она достала свой значок из заднего кармана. Глаза женщины расширились, сделав ее лицо похожим на лошадиную морду. Взгляд Гермионы на секунду остановился на бейджике с именем администратора. Запоминать имена людей — это привычка, которой она придерживалась все эти годы. Женщина с шеей вдвое длиннее обычного — звали ее Петунья — поджала губы и указала в дальний конец коридора. — Идите прямо по коридору, в конце будет лифт, спуститесь до -2 этажа. Доктор Реддл должен быть в своем кабинете, — ее голос напомнил Гермионе звук ногтей, проведенных по доске в классе. Было очевидно, что женщина желала знать, почему человек с такой профессией пришел к одному из врачей, но Гермиона не стала утруждать себя продолжением разговора. Вместо этого, она попрощалась и последовала указаниям Петуньи. Когда девушка дошла до лифта, который, что неудивительно, не работал, с ее губ сорвался раздраженный смешок, и она развернулась к лестнице. В подвале было темно и тесно, гораздо темнее, чем ожидала Гермиона. Мерцающие и пожелтевшие неоновые лампы отбрасывали на потолок мрачные тени. Она медленно следовала по коридору мимо дверей, ведущих в смотровые кабинеты и другие офисы, которые в данный момент были пусты, пока не достигла металлической двойной двери с маленькими окошками, позволяющими рассмотреть, что скрывается внутри. Оттуда пробивался яркий свет, и она заметила копну темных волос, склонившуюся над столом, очевидно, в ходе какого-то медицинского осмотра. Гермиона толкнула дверь и шагнула внутрь. К ее полному изумлению, комната была недавно отреставрированной и чистой, почти клинически стерильной, с белыми стенами и плиткой, покрывавшей всю комнату. Она заметила металлический стол для вскрытия в центре комнаты с несколькими подставками, на которых находилось медицинское и научное оборудование. Мужчина был склонен над трупом на столе, его пальцы в голубых перчатках были погружены в грудную клетку. Из-за того, что помещение было огромным, голос мужчины, который что-то диктовал стоящему рядом диктофону, отдавался эхом, создавая пустотный звук. Казалось, ее неожиданное появление нисколько не испугало доктора, потому что он продолжал свою работу, никак не реагируя на ее присутствие. — Женщина. Жительница Центральной Европы. Примерный возраст по состоянию внутренних органов — от пятидесяти до шестидесяти лет, — сказал он, и Гермиона на секунду задумалась, заметил ли он вообще ее появление. Она прочистила горло, но его тонкая рука, одетая в небесно-голубую медицинскую перчатку, залитую кровью, поднялась и заставила ее замолчать еще до того, как первый слог успел сорваться с губ. Она обиженно их поджала, но мужчина уже снова стал безразличным к ее присутствию, продолжая свою речь. — Объективные показатели, такие как ректальная температура и температура окружающей среды на месте преступления, в сочетании с трупным окоченением и бледностью указывают на наступление смерти около тридцати шести — сорока восьми часов назад, — он приподнял кожу на животе, обнажив маленькие белые яйца, которые образовались на розоватой мякоти вокруг области пупка. Гермионе внезапно поплохело, и она резко отвернулась, уставившись на набор металлических инструментов: все они были чистыми, как белый лист, выглядя почти безобидно. Одно дело — рассматривать фотографии с места преступления, но совсем другое — смотреть на труп, лежащий прямо перед глазами, в непосредственной близости. В конце концов, она была аналитиком, а не патологоанатомом. Пять случаев нападения. Семь смертей в общей сложности, и совсем немного времени оставалось до того, как следующая жертва объявится у порога. Специалист, работавший до нее, не нашел никаких зацепок. В Британии, к сожалению, нет отдела поведенческого анализа, так что она была в основном предоставлена сама себе. Они уже четыре раза превысили лимит допустимого времени на поимку преступника; она позаботится о том, чтобы этого не случилось и в пятый раз. Через некоторое время доктор выпрямился и вернул оба кожных лоскута на место, прикрыв желудок и кишечник. Он не стал зашивать их, и Гермиона предположила, что мужчина еще не закончил вскрытие, а прикрыл содержимое из вежливости. Краем глаза она заметила, как доктор со скрипом снял перчатки со своих длинных тонких пальцев, а затем потянулся к стальной раковине, чтобы вымыть и продезинфицировать руки специальным жидким мылом. Здесь стоял типичный запах больницы, который, казалось, прилипал к стенам и персоналу так же, как дешевые духи въедались в кожу и волосы стриптизерши. И Гермиона чувствовала этот запах, несмотря на то, что они стояли на расстоянии нескольких футов друг от друга. Когда мужчина наконец повернулся к ней лицом и протянул руку, чтобы плавным движением выключить диктофон, то оказалось, что он выглядит совсем не так, как она себе представляла. Все статьи и фотографии в Интернете не могли передать всю красоту лица человека перед ней. Его нос был невероятно прямым и аристократичным, разделяя лицо на две идеально симметричные половины, с высокими и острыми, как бритва, скулами. Глаза мужчины были странного ярко-серого цвета, с вкраплениями стальной синевы вокруг радужной оболочки. Они казались сосредоточенными, очень внимательными, блуждая по ее телу, пока снова не остановились на ее лице. Эти глаза обрамляли длинные черные ресницы, которым позавидовала бы любая девушка. Идеальные полные губы украшали скульптурное лицо, и Гермиона даже не заметила, что перестала дышать, когда доктор подошел ближе. — Я не припоминаю, чтобы на сегодня были запланированы встречи с репортерами или студентами. Это место обычно закрыто для посторонних глаз, поэтому я бы посоветовал вам покинуть здание, пока я не вызвал охрану, мисс, — его голос был обходительным, но самодовольным, почти густым, как мед, и что-то теплое разлилось по ее телу — что-то приятное, несмотря на то, что его тон явно был наполнен пренебрежительными нотками. От мужчины пахло дорогим парфюмом, и она почувствовала, что ее пленяет этот восхитительный аромат. — Простите, мистер Реддл, но я бы представилась раньше, если бы вы… — начала Гермиона, но была прервана на полуслове его рычанием. — Доктор. И меня не интересуют ваши оправдания, просто уходите, — несмотря на то, что слова были сказаны из вежливости, холод в его тоне ощущался безошибочно. — Доктор Реддл, — поправила себя Гермиона, гадая, не встал ли он сегодня утром с постели не с той ноги. Она достала из заднего кармана свой значок и поспешно открыла. Его глаза коротко взглянули на блестящий металл, и девушке вдруг показалось, что отношение мужчины стало еще более холодным, чем раньше, — если это вообще было возможно. — Меня зовут Гермиона Джин Грейнджер. Специальный агент MI5, и я хотела бы задать вам пару вопросов, доктор. — Специальный агент? — спросил он — почти насмешливо, что показалось ей оскорбительным. Она была почти уверена, что его напряженный взгляд потемнел всего несколько секунд назад, но это исчезло почти сразу, и она отбросила эту мысль. Мужчина медленно протянул ей руку, и девушка приняла ее в коротком и крепком рукопожатии. Хватка мужчины вокруг ее тонких пальцев была твердой и уверенной. — Чем я заслужил такую честь? — Я хотела бы узнать ваше экспертное мнение по поводу одного дела, — сказала она совершенно серьезно и убрала одну прядь своих пышных волос за ухо. — Значит, MI5 даже свою работу не может выполнить самостоятельно? — темная усмешка сопровождала саркастические слова, и Гермиона заметила, что его тон практически не изменился; он по-прежнему был ледяным и вызывающим. Почти ликующим. — Я не это имела в виду! — немедленно возразила она, чувствуя, что разочарование в этом человеке растет с каждой минутой. Возможно, лесть смягчит его настроение. — Вы эксперт по вопросам разложения человеческого тела, а также по анатомическому и судебно-медицинскому вскрытию. Я прочла многие из опубликованных вами работ и хотела бы получить второе мнение о некоторых жертвах. В комнате воцарилась напряженная тишина. Гермиона начала считать секунды, тикающие на стоящих рядом часах. Взгляд доктора захватил ее, и она не знала, что именно он искал в глубине ее глазах, но, похоже, он что-то нашел, потому что спустя энное количество времени выпрямился еще больше. — Понятно, — бледно-серые глаза не покидали ее, и этот взгляд был не просто напряженным. Он был пьянящим, пожирающим, излучающим что-то жесткое и непоколебимое. Что-то опасное. Мужчина не отводил их ни на секунду, даже тогда, когда указал на все еще вскрытый труп на столе. — К сожалению, сегодня у меня нет свободного времени. Как вы можете заметить, я очень занят. Позвоните в офис департамента по сотрудничеству в полицейских расследованиях и договоритесь о встрече, — небрежно сказал он и развернулся, оставляя ее стоять там, открыв рот, как глупый маленький ребенок. — Вы не понимаете, мистер Ре… — снова начала она, и ее опять прервали — на этот раз с гораздо большим ядом и злобой в голосе. — Доктор, — подчеркнул он это слово, обращаясь к ней с шипением, как будто пытался научить ее уважению. Белый халат коротко взметнулся, когда мужчина повернулся, но затем плотная ткань снова прилегла к телу. Но его вспыльчивость вскоре угасла. — Доктор Реддл, — девушка стиснула зубы — это слово оставило горький привкус во рту. Она не знала, почему он так одержим этим званием. «Ему 32. Гений. Довольно молод. Во всяком случае, намного моложе большинства врачей с такими же достижениями, работающих в той же области, что и он. Это может означать, что мужчина постоянно испытывает потребность доказывать миру свою правоту». Гермиона недовольно фыркнула. — Мне некогда попусту тратить время, доктор Реддл. Думаю, вы читали о взрыве в газете несколько дней назад? — она подождала, пока мужчина перед ней слегка кивнул, а затем продолжила тем же вызывающим тоном: — От этого зависит национальная безопасность. — Национальная безопасность всегда в опасности, как только MI5 подвергается нападению, — сказал он, и это прозвучало так, будто он не воспринимал этот факт всерьез. Даже близко. В довершение мужчина усмехнулся и с сарказмом в голосе добавил: — Итак, давайте посмотрим, чем такой скромный патологоанатом, как я, может помочь Короне, мисс…? — Грейнджер, — на этот раз Гермиона была уверена, что доктор насмехается над ней; не может быть, чтобы он не услышал ее имя в начале разговора. К этому времени ее настроение достигло нулевой отметки, и она даже не пыталась скрыть свое презрение к тому, как он с ней обращался. Ее взгляд ненадолго скользнул по телу трупа, но вскоре снова нашел своего живого собрата. — Не могли бы мы перенести этот разговор в ваш кабинет? Там мне было бы гораздо комфортнее общаться. Доктор медленно повернул голову, чтобы взглянуть на труп, затем его глаза вернулись обратно и посмотрели на нее с изрядной долей презрения. — Конечно. Следуйте за мной, — тон был по-прежнему чарующим, но что-то еще витало вокруг него, что-то дразнящее и насмешливое, почти как если бы он говорил с ребенком. Вдруг злой румянец проступил на ее светлой коже и окрасил щеки. «Прекрасно. Отличное начало». Реддл полуобернулся, не отводя глаз от Гермионы, и указал на соседнюю дверь, которая была удивительным образом спрятана рядом со шкафом — девушка не заметила ее прежде. Он прошел через деревянную дверь, и она слепо последовала за ним, убрав в процессе свой полицейский значок. Детская черта ее характера вырвалась на поверхность, когда у нее возникло желание скорчить гримасу, и Грейнджер с трудом удержалась от этого. В помещении было слишком много стеклянных поверхностей и зеркал, которые могли выдать ее, и она не хотела еще больше уязвить мужское самолюбие. Войдя в кабинет, она первым делом заметила, что тот поразительно мал и не обставлен. Помещение было не больше кладовки, что удивило ее, учитывая имя и репутацию врача. В комнате стояли письменный стол с кожаным офисным креслом, а также несколько запертых на ключ шкафов для документов. Стол был завален справочниками по медицине, отчетами о вскрытиях, рукописными бумагами и заметками на желтых стикерах, которые были написаны так ровно и аккуратно, что казалось, будто во время письма мужчина держал под рукой линейку. Реддл указал, скорее всего, из вежливости на офисный стул, чтобы Гермиона могла сесть, а затем перешел к дальней стене, где находилось что-то вроде кухонного бокса с небольшой раковиной, где едва хватало места для кофемашины и небольшого холодильника под ней. — Кофе? Воды? — спросил он, уже нажимая кнопку на кофеварке, чтобы та нагрелась. Машина начала перемалывать зерна с противным грохочущим звуком, и Гермиона подождала, пока шум утихнет, прежде чем ответить мужчине. — Воды, пожалуйста. Взяв свою сумку, она открыла молнию, чтобы достать папки, а затем положила их на колени. Ей не хотелось отодвигать вещи на столе, путая их в процессе: девушка сама не любила, когда кто-то внезапно наводил беспорядок на ее столе. Лучше позволить человеку самому разобраться со своими вещами. Гермиона и раньше слышала об этом человеке. И читала о нем, но это был первый раз, когда она столкнулась с ним и сама ощутила его неоднозначную личность. О его прошлом было известно не много. Мужчина был вундеркиндом и происходил из знатного рода. Фамилия Реддл была известна во многих областях: медицине, юриспруденции, политике. Они практически владели Литтл-Хэнглтоном — маленьким городком недалеко от Лондона. Это интриговало ее; имя Тома Марволо Реддла было известно и обсуждалось по всей Британии, и люди просто не могли не говорить об этом человеке. Харизмы у врачей было хоть отбавляй, но в случае с Реддлом называть это простой харизмой было почти нелепо. Теперь она понимала почему. При беглом взгляде на мужчину мало что можно было сказать о нем. Лишь очки для чтения, лежащие на книге, которая была написана им самим, немного указывали на определенную черту. «Чертов нарцисс». К сожалению, именно ей было нужно что-то от него, а не наоборот. Так что девушке следовало проявить к нему немного терпения. — Могу я спросить, почему из всех людей вы выбрали именно меня, дабы помочь вам с этим? — почти весело проговорил Реддл, подставляя к ней стакан с газированной водой. Чашка кофе, которую он приготовил для себя, покоилась в левой руке. Она даже не дрогнула, когда он наклонился, чтобы достать из-под стола деревянный табурет. Мужчина легко поставил чашку на единственное место на столе, которое не было завалено документами или папками, и освободил достаточно места, чтобы Гермиона могла положить свои записи. Было видно, что он не в восторге от необходимости помогать ей. Она поняла это не только по его тону и поведению, но и по тому, как он поджал губы и нахмурил брови. Или по тому, как эти длинные идеальные ноги были скрещены рядом с ней. Реддл доминировал в комнате. «Подбородок поднят, грудь выпячена, плечи отведены назад, таинственная улыбка. Явно доминирующая поза. По какой-то причине он чувствует раздражение. Нет, не совсем раздражение. Скорее… беспокойство». — Мне самой поручили это дело всего несколько дней назад. Я бы хотела услышать другую точку зрения. Независимого эксперта. Взгляните на это дело, может, вы сможете уловить что-то такое, чего никто другой не заметил. Этот убийца очень необычен, поэтому мне нужен один из лучших врачей в округе. А ваш послужной список говорит сам за себя. Лесть обычно помогала разрядить обстановку, но мужчина не клюнул на наживку. Вместо этого он взял первое дело из стопки на коленях Гермионы, водрузил на нос элегантные очки для чтения и начал бегло просматривать текст и фотографии. В комнате воцарилась тишина, и было удивительно приятно наблюдать, как мышцы лица Реддла работают в унисон. Откинувшись на спинку, по ее мнению, очень удобного офисного кресла, она наблюдала за тем, как его серые глаза читают страницы с такой скоростью, которую она редко видела раньше. «Скорочтение». Она вспомнила, что прочитала в одной из статей в Интернете, которые выдал Google, что он учился в Оксфорде и окончил его с лучшими в истории оценками и с самыми лучшими рекомендациями, на которые только можно было претендовать. На долю секунды она задумалась, стремился ли он к чему-то большему, чем эта должность в Сент-Бартсе, публикация книги или двух и совершение гениальных научных открытий время от времени. — Никаких внешних телесных повреждений, кроме очевидного перелома основания черепа, обширных ссадин на коже и в области носа. Гематома на обоих веках из-за удаления глазных яблок, — его тон был непринужденным, почти скучающим, пока он перечислял очевидные ранения и делал свои выводы. Затем он задумчиво добавил: — Редкость, однако, видеть, как кто-то убивает с такой жестокостью и в то же время с такой точностью. Он выгнул одну идеально очерченную бровь, как только Гермиона начала рыться в своей сумке. Девушка легко нашла свой блокнот, но дешевая шариковая ручка, которой она пользовалась, отсутствовала на своем обычном месте. Гермиона виновато улыбнулась, когда длинные тонкие пальцы протянули ей изящную серебряную ручку Montblanc, которая выглядела гораздо дороже, чем все содержимое ее сумки. Она нерешительно взяла ее и начала записывать свои заметки. Глаза Реддла опять остановились на ней, и он добавил немного цинично: — Обычно такие маньяки, как он, предпочитают оставлять своих жертв целыми и невредимыми, чтобы полюбоваться на них. Такой прилив гнева и ярости, который заставил его размозжить ей голову, не сочетается с точностью и терпением, которые он явно проявил, вырезая глаза из глазниц. — Ну, он не Чарльз Олбрайт, это точно, — фыркнула Гермиона, крутя в руках ручку. — Нет, не Чарльз, — неохотно ответил Реддл, нахмурившись. Он сделал паузу, а затем добавил: — Как насчет Альберта Фиша? — Фиш был педофилом, — она сморщила нос от отвращения, но тем не менее записала это имя в свой блокнот. Больше сравнительных данных и анализа всегда могут помочь делу. В конце концов, если он окажется ненужным, можно просто вычеркнуть имя из списка. — Но его извращения и садизм похожи на те, что были в ваших случаях, не так ли? — спросил Реддл, отпив кофе. В его бледно-серых глазах промелькнул вызов, и Гермионе вдруг вспомнилось время в колледже, когда она погружалась в дебаты. Это было похоже на ментальную войну, и девушка поняла, что он хочет проверить ее интеллект. — Но Фиша преследовала похоть. А этот… другой, — ее руки все еще были заняты кнопкой ручки, и она начала жестикулировать, вращая ту между пальцами. «Волан-де-Морт не убийца похоти. Он не ищет сексуального удовлетворения в своих деяниях». На данный момент Гермиона даже сомневалась, что он ищет эмоционального удовлетворения в своих убийствах. — И все? — ухмылка на лице Реддла усилилась. Он поднял подбородок еще выше. «Язык тела — твердые и точные движения, выпрямленный позвоночник. Каков умник». Гермиона хотела бы сбить самодовольство с его лица. — Конечно, еще рано делать предположения, но пока ничто не указывает на сексуальный характер его убийств. Этого, похоже, было достаточно, потому что мужчина вернул свое внимание к папке в руках. — Откуда вы так много знаете об этих делах? Он выгнул идеальную бровь и посмотрел на нее косым взглядом. — Я читаю Times, агент Грейнджер. «Конечно, читаете». Она вздрогнула, но не клюнула на уловку. Вскоре он закрыл папку и, преодолев расстояние между ними, протянул ей записи обратно. — Для более точных ответов мне нужно самому осмотреть труп, — несмотря на то, что голос мужчины вернулся к своему обычному отстраненному тону, его поза все еще была обращена к Гермионе. — Это невозможно, — нерешительно признала она, неловко ерзая на стуле. Ее язык пробежался по губам. — В тот момент никто не знал, что девочка станет первой в череде жертв серийного убийцы, поэтому родители кремировали ее. На долю секунды лицо Реддла стало совершенно пустым. Гермиона подумала, не имеет ли он какого-то своего собственного мнения о кремации; иногда патологоанатомы реагировали странно, почти нападали, как только речь заходила о кремации. Однако он достаточно быстро взял себя в руки, прежде чем завершить дискуссию на тему Лаванды Браун. — Боюсь, что на основании этих фотографий я не могу сообщить вам никакой дополнительной информации, — для ее ушей это прозвучало почти агрессивно, но она не стала это комментировать. Она пролистала свои файлы и передала ему запись Диггори, самую толстую на данный момент, и снова откинулась на спинку кресла в ожидании дальнейших выводов. Реддл просканировал фотографии, а также медицинские отчеты, и она уже не в первый раз за этот день задалась вопросом, что происходит за этими его бдительными глазами. Ее взгляд блуждал по стопкам книг и записей на его столе. Медицинские книги вперемешку с мифологическими и даже редкое издание Анаис Нин. Так и тянуло провести пальцами по старому переплету. — Даже опытные и высококвалифицированные патологоанатомы, вроде моей скромной персоны, не могут ничего определить у жертв с ожогами выше четвертой степени, кроме предшествующего катализатора или места воздействия взрыва. Идентификация жертвы возможна крайне редко, — наконец сказал он быстрее, чем Гермиона ожидала. — Деперсонализация среды, похоже, является важной темой в его работах, — тут же прокомментировала она. Реддл выглядел самодовольным, его улыбка была острее, чем тесак мясника, что прекрасно сочеталось с его высокими скулами. Это была смесь усмешки и улыбки; Гермиона не была уверена, как ей следует это воспринимать — как похвалу или оскорбление. — Это совершенная форма искусства, мисс Грейнджер. Концепция, которую сейчас любят продвигать и демонстрировать современные художники, такие как Гормли или Абрамович, но ее корни уходят далеко в прошлое, в литературу и человеческую природу. Взять, к примеру, Элиота, — он приподнял очки для чтения и задумчиво постучал пальцем по тонкой металлической оправе. — Если вы говорите о теории Т.С. Элиота, то вам нужно включить сюда и теорию Фрейда, и тогда у нас будет совсем другая картина. Фрейд ясно сказал, что у каждого человека есть потребности в выражении своих природных инстинктов через ту или иную форму невроза, а Т.С. Элиот говорил о дистанции, которую поэт устанавливает между собой и видением, представленным в его произведении, — Элиот обезличивал себя в этом действии, — она надулась и наклонилась вперед, готовая при необходимости отстаивать свою точку зрения. Однако Реддл просто покачал головой в каком-то странном подобии садистского наслаждения, а когда заговорил, его голос был мрачнее, чем прежде, глубже, с некоторой ноткой раздражения по краям. — Элиот обезличивал свой объект, а не себя. Неважно, говорим ли мы о стихотворении или о произведении современного искусства, изображающем разложение человеческого тела в наши дни; в конце концов, и то, и другое обезличивается и лишается всякой связи с миром людей. «Так же поступает и Волан-де-Морт». В голове Гермионы началась суматоха. Щелкнув языком, она смочила пересохшие губы и подавила желание снова рвануть чувствительную кожу. «Если деперсонализация — это не просто его черта, которая пытается увеличить расстояние между жертвами и миром, а некий способ организовать свои убийства так, чтобы увеличить расстояние между собой и жертвами, тогда это означает…» — То есть… Вы хотите сказать, что он пытается говорить с нами через свое искусство? — она почувствовала, как в ее сознании соединяются точки, даже не успев уловить жизненно важную информацию. — Лишь предлагаю другую точку зрения. Разве не об этом вы просили, мисс Грейнджер? — сказал Реддл, закрывая папку. Он протянул руку над столом, пристально глядя на нее, почти как ястреб. Несмотря на то, что Гермиона была занята конспектированием своих мыслей, она заметила, как его прежнее поведение исчезло под покровом интереса. Он почти извинился, когда добавил: — Что касается опознания, боюсь, я не смогу вам помочь, учитывая состояние тела. — Мы уже опознали его, — сразу же ответила она, а затем уже спокойно добавила, когда его глаза расширились от удивления: — Нам повезло, что некоторые из его сокурсников смогли нам помочь. Тест ДНК с вещей в кампусе, подтвердил его личность. — Хах. Какое совпадение, — его тон был слишком ровным и старался не выдавать ничего лишнего, впрочем, Гермиона все равно ничего не заметила; она была слишком занята, заполняя свои записи перед тем, как передать следующие два файла. Реддл взял записи из ее нежных рук и открыл, но его глаза еще несколько секунд тайком смотрели на девушку перед ним. Он наблюдал за тем, как она склонилась над своей тетрадью, приковав взгляд к словам, которые выводились ручкой. Его взгляд остановился на венах в районе шеи, которые пульсировали чуть быстрее, чем всего несколько минут назад. Он насладился моментом, а затем сосредоточился на папке в своих руках. — Наше расследование не выявило никаких зацепок относительно орудия убийства. Я надеялась, что вы поможете мне его идентифицировать, — серебряный кончик ручки указал на одну из фотографий, где была изображена страшная, обветренная голова на специальной подстилке, рядом лежала небольшая карточка с номером улики. Реддл, похоже, искал в файлах всю существенную информацию, потому что прошло некоторое время, прежде чем он снова заговорил. — Чистые и точные порезы. Никакой кромки или клочков кожи с обеих сторон. Никаких углублений. Скорее всего, они были нанесены одним ударом. Ножи и мечи всегда оставляют небольшие краешки на коже — ни одно лезвие не может быть достаточно острым, чтобы сделать такой чистый разрез. Даже гильотина. Кроме того, гильотина была бы весьма неудобна для целей убийцы. Хм… — он резко остановился, и его зрачки на долю секунды расширились. Его лицо снова стало странно пустым, а искусственный флуоресцентный свет заставил мужчину выглядеть нездоровым и еще более бледным, чем раньше. Когда он наконец заговорил, его слова были тщательно подобраны, почти отягощены доброй долей уважения: — Ваша идея, мисс Грейнджер? Гермиона сделала запись и заметила ту самую заметку на краю листа, небольшую и написанную безупречным, аккуратным почерком. Стальной трос, диаметром 0,6. — Да, — сказала она — эта ложь твердо и уверенно легла ей на язык. Она даже не моргнула. Девушка не знала, кто был автором заметки, но в данный момент ей было все равно. Никто не стал бы возражать, если бы она присвоила ее себе. Реддл откинулся назад, держа в руках папку с документами, и оценивающе посмотрел на нее. — Я бы, определенно, задумался над вашим вариантом. Это необычный способ, но он объясняет ровные края. Мясники часто используют этот метод, чтобы нарезать мясо и стейки идеальными порциями. Его также используют в авторемонтных мастерских для вырезания лобовых стекол, — когда он говорил, его голос был томным и восхищенным — с искренней ноткой уважения. Взгляд мужчины потемнел еще больше, и настроение в комнате заметно изменилось для обоих. Гермиона еще раз смочила губы. Было ли раньше в комнате так душно? Она сделала глоток воды, которая уже давно перестала шипеть. Все ее внимание было приковано к Реддлу, который наклонился вперед, явно проявляя интерес. Мужчина знал, как использовать свое тело. Он был соблазнительным, завораживающим; он был искусным орудием. — Однако, чтобы сделать более точный вывод, мне бы понадобился подходящий по размеру трос, а также обе части тела для исследований, — голос собеседника наконец разорвал напряжение в комнате, и он почти сразу же добавил с сарказмом: — Пожалуйста, скажите, что у MI5 есть хотя бы эти два трупа и их составляющие, чтобы провести надлежащее вскрытие. — Боюсь, что нет, — хрипло пробормотала Гермиона и сделала еще один глоток воды, отставив стакан на подставку. Внезапно она почувствовала повышенную чувствительность к его присутствию рядом с собой, поэтому выпрямилась и дважды прочистила горло, прежде чем продолжить. — Убийца забрал культи у второй жертвы, а у третьей… ну, скажем так, мы еще не нашли тело, — конечно, она не осмелилась бы признать, что у них нет надежды на то, что оно найдется сейчас, спустя почти девяносто дней. — Я могу предложить вам взглянуть на оставшиеся части тела, если это поможет… — добавила она нерешительно, пока пальцы ее руки возились с ручкой. Реддл остановил ее взмахом своей длинной и тощей руки. Маленькая морщинка появилась на его лбу, и он сказал, поджав губы: — Боюсь, что не поможет. Без культи или туловища почти невозможно уверенно определить орудие убийства. Она рассеянно кивнула, перелистывая свой блокнот, в котором были страницы дифференциальных уравнений, системы кодирования для взлома шифра в загадках, а также несколько вопросов, которые она записала для себя, чтобы вернуться к ним позже. Все было немного беспорядочно, и она решила разобраться с этим в ближайшее время, когда найдет необходимую информацию. — Возможно ли, будучи женщиной, добиться необходимой силы, чтобы отрубить кому-то голову режущей проволокой? Или я права, полагая, что убийца должен быть мужчиной? — Мисс Грейнджер, второй закон Ньютона учит нас, что это не вопрос пола. Ни один из них не смог бы сделать это в одиночку, — опять это мерцание чего-то диковинного и темного, чего-то вызывающего. Гермиона нахмурилась. «Значит ли это, что убийц на самом деле несколько? Нет, это не имеет смысла. Профиль явно указывает на одного преступника. Второй закон Ньютона… Подождите. Сила — это произведение массы на ускорение. Значит…» — Убийца использовал вес тела вместе с большим ускорением как механизм для обезглавливания жертвы, — сказала она, голос едва превышал шепот. Ее правая рука крепко зажала металлическую ручку до побеления костяшек. — Человек в одиночку никогда не сможет найти в себе силы обезглавить кого-то, как бы забавно это ни выглядело в фильме «Сонная лощина». Нам всегда нужна сила или движение, которые дают возможность совершить действие. Неважно, кто нажимает на курок — женщина или мужчина, — самодовольно ответил он, лукавая ухмылка на лице была почти незаметна. Реддл снова выглядел странно довольным, что вызвало у нее ощущение, будто она находится на уроке, а не на консультации MI5. — У нас нет никаких зацепок, чтобы определить вспомогательную движущую силу? — какую-то долю секунды она не теряла надежды, но мужчина медленно покачал головой. Он наклонился к ней и схватил ярко-желтый блокнот для записей, в нос Гермионе ударил изысканный аромат. На этот раз его лосьон после бритья смешался с чем-то другим: ароматом свежести и моющего средства, которые приятно пощипывали ее нос, засев в глубине сознания. Это было восхитительно. — Нет, если отсутствует туловище. С помощью туловища и головы я мог бы определить, какая сила была необходима, чтобы отделить части тела. Не имея ни тела, ни орудия убийства, у нас нет всех данных, необходимых для уравнения, — его пальцы ненадолго коснулись ее пальчиков, когда он брал ручку. Чтобы объяснить свои слова, он начал писать уравнение в блокноте. Когда мужчина закончил, то позволил себе вырвать листок и отдать его ей вместе с ручкой, прежде чем закончить свою теорию. — Это отличается от гильотины, где вес тела не имеет значения. Гермиона взглянула на лист в своей руке. «F = m*a. Основы физики. За кого он меня принимает? За малолетку?» Она раздраженно хмыкнула и аккуратно засунула записку в блокнот. Покрутила ручку между пальцами; та была еще теплой. — Ну, если я правильно помню, гильотина тоже не всегда была достаточно надежной, чтобы убить человека с первого удара. Не говоря уже о том, что я сомневаюсь, что она оставляет чистые края, — сказала Гермиона и снова подняла взгляд на бледно-серые глаза Реддла. С его губ сорвалась мрачная усмешка, и она заметила ряд безупречно белых зубов. Он на мгновение задумался, а затем сказал, возможно, даже слишком воодушевленно: — Знаете ли вы, что французские врачи во время Французской революции проводили некоторые жуткие эксперименты? Они брали недавно отрубленные головы гильотинированных людей — которые в то время были на каждом шагу — и подвергали их световым и звуковым воздействиям, чтобы зафиксировать возможные реакции. — Что они из этого вынесли? Напряжение в маленьком офисе — скорее, кладовой — было плотным и чрезмерным, уже почти осязаемым, и она чувствовала, как учащается пульс всякий раз, когда расширенные зрачки Реддла перебегали с ее глаз на шею или, что еще хуже, на губы. Она смочила те в нелепой попытке охладить жар, поднявшийся к щекам. Когда мужчина наконец заговорил, его голос был томным, почти соблазнительным. — А как вы думаете, мисс Грейнджер? Она дважды прочистила горло, прежде чем решиться на какой-либо разумный ответ. Грейнджер читала утверждения нескольких человек, которые говорили о безудержной притягательности Реддла, об особенно сильном воздействии, которое он оказывал на каждого, кто осмеливался подойти к нему слишком близко. Словно роковое притяжение. Она чувствовала себя почти как муха, попавшая в его паутину, но девушка не была готова стать пищей. — Я думаю, современная медицина доказала нам, что голова не может выжить без тела, — наконец ответила Гермиона, и ответ, видимо, был достаточно хорош, потому что он кивнул — задумчиво и не так резко, как раньше, — а затем снова откинулся назад. — Верно. В течение нескольких секунд мужчина наблюдал за тем, как она постукивает пальцем по папке на коленях. — Можно сказать, что обезглавливание проходит золотой нитью через искусство и литературу. Караваджо, Луини, Дьюла — все они изображали Саломею с головой святого Иоанна. Караваджо также изобразил Юдифь, убивающую Олоферна. — Джентилески тоже писала такое. — У Джентилески был совершенно другой взгляд на женскую природу и баланс сил, который художница использовала в своих работах, — тут же возразил он, и хотя напряжение между ними все еще было ощутимым, Реддл воздержался от очередного злоупотребления им. Гермиона удивленно подняла брови. «Он считает, что женщины равны мужчинам: пол для него не имеет значения. Это редкость — от человека в его сфере деятельности с таким количеством привилегий». — Думаю, нам стоит оставить эту тему на другой раз. Есть ли что-то еще, на что вы хотите, чтобы я взглянул? — добавил Реддл бесстрастно и гораздо более разговорчиво, чем несколько минут назад. Она отметила, что его поза тоже полностью изменилась: ноги больше не были скрещены, его отношение по-прежнему было доминирующим, но в то же время заинтригованным. Дело Ремуса пришло ей на ум, и она почувствовала тяжесть его присутствия в своей сумке, но бумаги еще не были одобрены для дальнейшего расследования. Она покачала головой и щелкнула ручкой. — Нет. На этом пока все. Краем глаза девушка заметила, как доктор снял очки для чтения со своего идеального прямого носа и положил их обратно на стол. Она снова привела папки в порядок, прежде чем положить их в сумку, и когда Гермиона закрыла блокнот на коленях, ее взгляд упал на циферблат кожаных наручных часов: было почти 12:30. Похороны, должно быть, давно закончились, и быстрый взгляд на телефон с выключенным звуком показал новые сообщения от нескольких людей — Драко, Гарри, Драко, ее матери. — Надо же, как быстро пролетело время, — пробормотала она и поспешно бросила блокнот вместе с ручкой в сумку. — Спасибо, что уделили мне время, доктор Реддл. Это все. — Я дам вам номер своего мобильного телефона, — сказал он и потянулся через ее голову к скрытой вешалке для одежды, чтобы достать из пальто блестящий серебряный футляр. Сверху на нем была красивая гравировка, что-то вроде эмблемы с изображением змеи, которая кусает себя за хвост. Мужчина открыл его указательным пальцем и достал набор визитных карточек высокого качества. Он протянул ей одну. — Если возникнут новые вопросы, свяжитесь со мной. — Вы уже помогли мне, — Гермиона взяла визитку из его длинных пальцев. Бумага была плотной и жесткой, цвета слоновой кости, а его имя было выделено черным цветом. Карточка была минималистичной, но при этом идеально отражала его личность. Она улыбнулась и положила визитку в специальный кармашек на сумке, чтобы та не помялась и не сломалась. — Было приятно познакомиться с вами, доктор. Они еще раз пожали друг другу руки, тепло его кожи странно умиротворяло. — Мне тоже, — сказал Реддл, отпуская ее руку. Он проводил Гермиону до двери, ведущей обратно в коридоры подвала, и по-рыцарски распахнул ту, чтобы дать ей пройти. На секунду доктор задержался у двери и задумчиво посмотрел ей вслед. Его голос был странно напряженным, почти взволнованным, когда он добавил напоследок: — Будем надеяться, что на этот раз вы будете на шаг впереди, специальный агент Грейнджер. Короткая пауза повисла между ними, как раз когда Гермиона вышла в коридор. Она еще раз обернулась, чтобы одарить его ободряющей улыбкой, которая предназначалась скорее для нее самой, нежели для стоящего перед ней мужчины. — Я постараюсь. Хорошего дня. Гермиона развернулась и быстрым шагом направилась по коридору. Шаги гулко отдавались от стен. Неприятный холодок пробежал по шее, словно кто-то наблюдал за ней. Она не услышала, как за ней закрылась дверь и не решилась обернуться, дабы проверить. Тем не менее случайно взятая ручка тепло и навязчиво лежала в ее сумочке.***
Обезглавленное тело — такое зрелище ужасает и завораживает людей с начала времен.
Знаете ли вы, что после обезглавливания, голова может хотя бы в течение нескольких секунд сохранять работоспособность?
Научно доказано, что у большого количества обезглавленных людей кровь глубоко проникала в дыхательные пути. Что теоретически невозможно, поскольку отделение головы от тела прерывает любую связь между дыхательным центром в мозге и остальной периферической нервной системой. Любая дыхательная активность должна резко прекратиться, как только голова будет отрезана.
Однако, при вскрытии обезглавленных людей, мы часто находим кровь, которая поступала в легочные альвеолы — для чего обычно требуется функционирующий мозг.
Таким образом, в конечном итоге доказано, что жертвы, даже убитые переехавшим их поперек горла поездом, действительно на долю секунды остаются живыми.
Почти как курица, которую обезглавливают, а ее нервная система все еще работает. Она начинает дергаться, и некоторые из них даже бегают без головы по улице, пока, наконец, не падают от истощения.
Хм, интересно.
Как вы думаете, Грегорович тоже дергался?