Человек очень смущается, когда говорит от своего лица. Дайте ему маску, и он скажет вам всю правду. Оскар Уайльд
***
Насколько же хорошо мы в действительности знаем других людей?
Маскировка — это искусство.
Искусство, играющее значительную роль в жизни современного общества. Вы бездумно сбиваетесь в стаи — лишь бы отыскать ту самую группку, в которой сможете вписаться в коллектив.
В некоторых из них вы герой первого плана. В некоторых — просто болван.
И там. В каждой из них. Влияние сверстников становится важнее индивидуальности. Индивидуальность тонет в этих условиях. Ведь каждый человек стремится подстроиться под социальную норму.
Вы подгоняете себя под определенный стандарт, который диктуют вам толпы людей с промытыми мозгами.
Состоятельные люди никогда по личной инициативе не покинут свой круг. Конечно, некоторые из них падут вниз по каким-то причинам, но большинство останется на вершине.
Являясь же частью среднего класса, вы не высовываетесь и делаете то, что вам говорит начальство.
Тихо проживаете жизнь.
Находите партнера.
Строите семью.
Женитесь.
Переезжаете в большой дом.
Не забудьте еще к сорока годам с успехом продвинуться по карьерной лестнице.
И если вам повезет, то, прежде чем скончаться от сердечного приступа, успеете увидеть, как растут ваши внуки.
Представители низшего класса пробуют дотянуться до верхов.
Но не будьте слепы к пустым обещаниям общества. Предубеждения и установленные социальные порядки гласят: крысам никогда не стать частью высшего общества, если те не носят нужные маски. Люди ведь всегда носят маски, включающиеся и выключающиеся по щелчку пальцев. Меняющиеся в соответствии с обстоятельствами.
Одна для работы. Одна для семьи. И так далее…
Люди стремятся обмануть друг друга — заставить поверить других в то, что они те, кем не являются. Так происходит сплошь и рядом.
Идеальный отец для своих детей. Лучший сотрудник на работе, работающий допоздна и не требующий прибавки. Первый, кто приходит на помощь. Идеальный муж и любовник.
Но… Что, если маска вдруг треснет?
Что, если сквозь расколы и щели проступит то мерзкое, противное и гнусное обличье, которое мы скрываем под ширмой?
Посмотрите, как обычно реагируют люди, когда у них закончились деньги.
Когда их злоба закипает в стиснутых пальцах, готовая сорваться с цепи.
Или когда они ломаются под давлением, плачут, трясутся и разбиваются на маленькие, жалкие осколки.
Браки рушатся, дети растут без любви, дружба превращается в ненависть.
Вся истина в том, что чем ближе нас знают другие люди, тем отчетливее они видят наши недостатки.
И в то мгновение, когда с нас окончательно слетают маски, мы оказываемся перед другими такими, каковы есть на самом деле.
Голодными.
***
Hakkasan Hanway Place Среда, 3 сентября 19:11 21 день до следующего убийства Гермиона немного расслабилась, едва переступив позолоченный порог вычурного на первый взгляд ресторана. Вымокшее насквозь пальто казалось дешевкой на фоне роскошных светлых занавесок с принтом геральдических лилий. Жгучий румянец разгорелся у нее на щеках из-за смеси стыда и усилий, затраченных на то, чтобы попытаться добраться до ресторана вовремя. Пробки в час пик и дорожные работы в центре Лондона заставили ее опоздать на десять минут, чего раньше никогда не случалось. Гермиона и не подозревала о позолоченном входе и безукоризненно пошитой униформе персонала, когда Реддл предложил ресторан Hakkasan Hanway. Все смотрелось минималистично, но одновременно безупречно и идеально подобрано, начиная с белой мраморной плитки и заканчивая маленькими золотыми атласными платочками, которые официанты носили в нагрудных карманах. По пути следования через зал мимо нее проплывали подносы, усеянные фаршированными яйцами и небольшими закусками с беконом и артишоками, а также бокалами, в которых пузырилось шампанское. Заметив Реддла в дальнем конце зала, она облегченно выдохнула. — Мисс Грейнджер. В своем дорогом, сшитом на заказ модном костюме Реддл казался совершенно невозмутимым. Ее задержка ни капли не разозлила мужчину. Привлекательные черты лица доктора расплылись в обаятельной улыбке, и, когда она подошла ближе, он моментально поднялся со стула, приветствуя ее теплым рукопожатием и легким поцелуем в обе щеки. Сняв с ее плеч пальто, Реддл протянул то официанту. Тягучий, мускусный запах его лосьона после бритья — сандала и сирени — проник в ноздри Гермионы и еще долго не покидал дыхание даже после того, как она опустилась на стул, который Реддл выдвинул для нее. Кончики его шероховатых пальцев слегка коснулись оголенного участка кожи на ее спине, где та едва заметно проглядывала небольшим участком из-под платья. Реддл устроился напротив нее и широко улыбнулся. «Ладно, Гермиона, на сегодня никаких профилей. Попытайся просто хорошо провести время». — Мне безумно стыдно за то, что я опоздала, доктор Реддл, — Гермиона разгладила платье на коленях. Каждая деталь вечернего гардероба была сдержанной: черное скромное платье, открывающее взору минимум кожи, неярко накрашенные ресницы, прозрачный лак на ногтях, ровный тон голоса, небольшие серьги в ушах. Она практически не красилась, а волосы ниспадали вдоль спины густыми ровными волнами — нелегкая задача, если учесть, сколько часов и средств она потратила на неукротимый беспорядок в локонах. Такая щекотливая тема, которую она упорно избегала в любых разговорах. — Вам не за что извиняться, мисс Грейнджер. Лондон в час пик всегда непрост для поездок, — Реддл одарил ее еще одной очаровательной улыбкой, от которой екнуло сердце. Затем плавно протянул через стол книгу, перевязанную атласной красной лентой. «Гильотина: легенды и предания. Дэниел Джеральд». Книга была в красноватой обложке, совсем новая и, очевидно, сделана на заказ, потому что Гермиона никогда бы не поверила, что в каком-нибудь из книжных магазинов эту книгу можно случайно встретить на полках, где ее могли бы отыскать отчаянные ценители мировой истории. — Небольшая мелочь, которая, как мне показалось, вам понравится. Мы мельком затронули эту тему в моем кабинете. Вы помните? — Разумеется, помню. Даже не знаю, что сказать… благодарю вас, — она невесомо прикоснулась к обложке, и ей пришлось перебороть сильное желание раскрыть книгу прямо здесь, ведь ей так не терпелось пробежаться кончиками пальцев по каждой нетронутой странице. — Надеюсь, она пригодится вам для расследования. Когда Грейнджер перевела взгляд на него, то увидела добрую усмешку в глубине пронзительных и мрачных глаз. Внутри нее все сжалось, каждая косточка будто надломилась. Его поза полностью отличалась от той, что была в кабинете. Ладони раскрыты, а плечи расправлены, но не угрожающе. Он по-прежнему доминирует, но в нем проснулся легкий интерес. От этой затягивающей воронки ее спас один из официантов, который принес меню и винную карту. У Реддла был хороший вкус как в еде, так и в вине. Подтверждением тому послужил Coche-Dury Genevrieres — вино, весьма неординарное на вкус Гермионы, но первый же глоток оставил на языке бурный взрыв сочных ягод винограда. За едой — Caprese di Astice e Burrata для нее и Shrimp Ceviche Lettuce Cups для него — они сперва немного поговорили о будничных мелочах. Гермиона рассеянно потягивала вино, пока руки игриво повторяли форму хрустального бокала. Реддл же находился в своей стихии. Они говорили об Оксфорде, о своих увлечениях, о ресторане, о чем угодно, но только не о работе. Его голос был таинственным и совсем не таким, как во время разговора в кабинете. Он не насмехался над ней, а скорее проявлял заинтересованность. Вскоре они перешли от «доктора Реддла» и «мисс Грейнджер» к «Тому» и «Гермионе». Казалось, что с каждым словом, которое он произносит, его язык постепенно и незримо опутывает ее. Будто заключает в словесную клетку. Просто восхитительно. — Почему именно аналитик? — неожиданно спросил Реддл, когда официант принес основное блюдо и два стакана воды. — Человек с таким широким кругозором, как у тебя, наверняка разбирался бы в юриспруденции. Зачем добровольно связываться с таким количеством жестокости и человеческой извращенности? — Меня всегда интересовало, как формируется человеческий характер. Откуда у людей появляются те или иные особенности? Почему они принимают такие решения? Почему они ведут себя так, а не иначе? Как личность человека связана с характерами его друзей или партнеров? — она решительно разрезала кусок спаржи; ее вилка со скрипом прошлась по белой тарелке. Очень редко кто-то проявлял такой интерес к тому, что она говорила. Гермиона вспомнила все случаи, когда ей приходилось сдерживать свой интерес, чтобы мальчишки остались, а не удрали куда подальше. Но Реддл лишь улыбнулся, загадочно и с ноткой желания, призывая продолжить. Что-то внутри нее загорелось. — Тебе известен метод психологических кирпичей? — Боюсь, я никогда о нем не слышал. — Психологический кирпичик — это черта человека, которую мы можем объяснить или расшифровать при помощи психологической терминологии, — она проглотила еще один кусочек рыбы и с разрумянившимися от смущения щечками продолжила: — Допустим, кто-то, с кем ты только познакомился, рассказывает тебе преувеличенные подробности о своей карьере, о своих прекрасных предпринимательских способностях и о том, сколько предметов роскоши он может купить на те деньги, которые зарабатывает изо дня в день. Что можно из этого извлечь? — Что он слишком самонадеян. Возможно, занимается мошенничеством. Ну, или же попросту лжец. Она не смогла сдержать лукавую улыбку, которая заиграла в уголках губ. — Безусловно. Но я скорее переведу его манеру поведения и речь в термины, характеризующие личность — в такие как страх неудачи, высокомерие, стремление к одобрению. Простые слова, понятные каждому. Так называемые кирпичики. — Хорошо, что дальше? — Я выстраиваю все элементы по порядку и начинаю формировать фундамент. Это не сильно отличается от Лего. Имеются разнообразные детальки, соответствующие определенным психологическим моделям. Например, застенчивость и страх — это реакции на окружающий мир, а высокомерие — это личное качество, в основном обусловленное достатком или другим превосходством. В каждом шаблоне найдется немало индивидуальных психологических кирпичиков, которые характеризуют ярко выраженные — а иногда и скрытые — черты человека. Итак, используя детали Лего, из одного набора можно собрать королевский замок, а из другого — больницу. Однако, если взять оба набора, то получится совсем другая постройка. Вот чем я занимаюсь. Беру детали и по кирпичикам собираю образ человека до тех пор, пока у меня не будет четкого представления о нем. Гермиона поспешно отпила немного воды, чтобы остановить себя и не рассказывать весь вечер о своей работе. Она сомневалась, что Тома вообще могут заинтересовать эти вещи, но, к ее удивлению, мужчина почти поглощал каждое слово. Закончив трапезу, он наклонился к ней, опираясь на локти, ладони сложил в замок, подбородок расположил сверху. Его глаза потемнели в районе радужки, но холодный серый цвет все равно пробивался сквозь таинственную дымку — это завораживало. Гермиона почувствовала, как пульс сдавливает вены, сердце бешено забилось в груди. «Ему искренне интересно. Почему меня это так волнует?» После того, как подошел официант и забрал их опустевшие тарелки, она откинулась на спинку стула и принялась ждать, пока тот вернется с двумя крем-брюле и кофе — точно таким же, какой они заказывали несколько дней назад у Флориана: латте и черный, с двумя ложками сахара. — А как насчет тебя, Том? Почему патологоанатом? Перед тем как обратиться к Реддлу с просьбой высказать свое профессиональное мнение по этому делу, она много читала о его карьере. И под «много» — значит вообще все. Все, что можно было найти. Статьи в Интернете, публикации и даже написанные им книги. Несмотря на то, что ей многое известно, она не могла рассказать об этом. — Восхищение человеческой сущностью, — открыв пакетики с сахаром над чашкой, он рассеянно покрутил ложкой по оси до тех пор, пока песок не растворился в напитке. — Организм человека способен рассказать целую историю, если знать, где искать. Пока ты раскладываешь поступки людей по кирпичикам, я разделяю тело на отдельные истории. Такой образ мышления сложился во многом благодаря моему наставнику — профессору Грин-де-Вальду. Мне очень повезло, что я был одним из тех выдающихся студентов, которых он выбрал для своих лекций, — было что-то сродни гордости в последних словах, но с горькой ноткой высокомерия. Гермиону это не особенно тревожило. И подобное мнение не сделало Реддла менее привлекательным. Все-таки перед таким сильным обаянием трудно устоять. — Но, по большому счету, я не более чем докладчик в суде, излагающий факты. — Мне так не кажется. Ты не просто пересказываешь сухие факты. Ты созидаешь жизни. Формируешь хроники, повествования и, в какой-то степени, историю. Ты — рассказчик. На долю секунды Гермионе показалось, что он ничего не ответит на это. Его рука замерла на ручке изысканной чашки из фарфора. Он неотрывно смотрел на нее, наполовину скрытыми в полумраке глазами. В этом взгляде было нечто интригующее, захватывающее. В ней вспыхнуло желание. Когда Реддл вновь заговорил, голос его был мягким и томным, словно он посвящал ее в какую-то тайну, которую она не успела разгадать сама. — Пожалуй, можно сказать и так. За десертом они мило беседовали. Выходя из ресторана, Том не только заплатил за ужин и помог Гермионе надеть пальто, но и настоял на том, чтобы проводить ее до машины. Он предложил свою руку, которую Гермиона осторожно приняла. — Нам же не хочется, чтобы ты стала следующей жертвой Волан-де-Морта, верно? Более того, твои коллеги сразу заподозрят меня в убийстве. О, и мне бы совсем не хотелось узнать обо всем этом из скандально известной колонки Ритты Скиттер, — мелькнул блеск бритвенно-острого оскала; улыбка в темноте. — О Боже, ты читал? — она с ужасом вспоминала о провальной пресс-конференции, прошедшей накануне. У нее еще не представилось возможности прочитать статью, но слова Тома довольно красочно описывали результат. Одурманенная вином и в хорошем настроении, Гермиона демонстративно закатила глаза. — Уже вижу заголовок: «Некомпетентный аналитик MI5 убит собственным профилем убийцы». Мягкая усмешка сорвалась с ее губ. Улыбка Тома стала шире. Скиттер — клоун. Как можно серьезно относиться к словам этой женщины? Теплый ветер коснулся щек Гермионы и донес волны разнообразных запахов до носа, включая аромат дорогого лосьона после бритья Тома, который засел в глубинах сознания. Она едва сдержала себя, чтобы не уткнуться носом в его пальто. Поэтому решила сосредоточиться на благоухании разыгрывающейся осени. К ее удивлению, даже безмолвие, повиснувшее между ними, было вполне уютным. Гермиона вдруг осознала, насколько сильно соскучилась по ночному Лондону; его обшарпанным, грязным улицам, пропахшим выхлопными газами и мокрой листвой. Свет уличных фонарей мерцал на тротуарах оранжевыми бликами. Дороги почти опустели: мало кто выходил на улицу вечером, ведь на свободе находится психопат — Волан-де-Морт. Впрочем, довольно скоро люди забудут о нем. «Это закономерно. Из-за долгого перерыва между убийствами все подумают, что больше ничего не произойдет. А когда все успокоятся, то подоспеет 41 день — и вот, следующее тело уже лежит у наших ног. Такая вот ловушка». — Что ж, вот мы и пришли, — Том заставил ее оторваться от своих размышлений и остановился в двух шагах от старого, порядком потрепанного VW Beetle. Как ни странно, но ей нравился этот старый автомобиль. — И оба живы, — шутливо добавила Гермиона и отпустила его руку, сожалея о потере тепла. Том негромко усмехнулся, получилось что-то среднее между мрачной усмешкой и добродушной ухмылкой. У нее сразу же пересохло в горле. В свете уличного фонаря она увидела собственное отражение в серебристом металле — в глазах помутилось, а на щеках выступил красный румянец. — По-моему, нам обязательно стоит встретиться снова. Просто чтобы убедиться, что мы все еще живы, — он коснулся ее руки, скользнув вверх по кончикам пальцев к запястью. Затем к локтю. Плечу. Шее. Ладонь задержалась там лишь на мгновение, ощутив, как дрожит пульс под большим пальцем. — С удовольствием, — прерывисто выдохнула она, не в силах вымолвить что-либо еще. Маленький голосок в голове, который обычно предостерегал, затих, ошеломленный присутствием Тома. И когда тот приблизился к ней вплотную, излучая жажду и желание, то земля моментально ушла из-под ног Грейнджер. Ее глаза будто приковали к мягким розоватым губам Тома. Он провел кончиками пальцев по подбородку Гермионы, аккуратно приподнимая вверх. Затем наклонился и поцеловал ее. Простое единение, похожее на сладостную нежность. И, прежде чем она успела отреагировать, Том покинул ее губы. Они смотрели друг на друга требовательными и жадными глазами, желающими большего — как звери, сокрытые под человеческой личиной. Гермиона бросилась вперед. Том поступил так же. Тогда она дала себе волю. Ее ладони оказались в густых волосах Реддла, и — о боже — каждая прядь оказалась на ощупь такой же мягкой, как и выглядела. Гермиона оттянула концы, впиваясь ногтями в кожу. Услышала слабый возглас в ответ. И тут же почувствовала, как дверная ручка автомобиля жестко впечаталась в спину, но ей было все равно. Том обхватил ее талию и прижал к себе, пальцы поползли к пояснице. И все же, Гермионе казалось, что между ними все еще слишком много свободного пространства. Мир вокруг закружился. Она не могла винить в этом ни нехватку кислорода, ни то, как Том стремился вырвать у нее последнее дыхание. Чувствовалось, что ее собственная душа надежно удерживается на кончике его языка. Абсолютное блаженство. Когда они наконец оторвались друг от друга, то руки Гермионы зарылись в воротник пальто Тома, а его — все еще покоились на ее талии. На лице Реддла читалось выражение полнейшего восхищения, словно он только что впервые в жизни столкнулся с чем-то непостижимым. Как если бы замерзшее озеро раскололось на миллионы маленьких осколков, сквозь которые пробивались лучи солнца. Но вдруг, на долю секунды, в его глазах осталась лишь темная, черная пустота. Однако, все исчезло почти так же быстро, как и возникло. Гермиона не знала наверняка, может, просто уличный фонарь решил разыграть ее, поэтому отмахнулась от этой мысли и проследила, как озорной блеск вновь заиграл в глазах Реддла. — Это было… — Да. Он сделал шаг назад, и она предоставила ему возможность открыть дверь машины. — Позвони мне, когда в твоем плотном графике появится немного свободного времени, — сказал Том, наблюдая, как она устраивается на водительском сиденье. — Обязательно, — ее щечки пылали ярко-красным цветом, а сердце заходилось в смертельном ритме. Когда Реддл закрыл дверь и окончательно исчез из зеркала заднего вида, Гермиона выдохнула. Тем не менее сердце все еще отбивало Азбукой Морзе его имя.***
Свидания.
Разглядываете человека под маской. Ищите истинную сущность.
Какие у них мысли? Что они чувствуют?
Очень тяжело обнажить то, что скрывается под безупречно скроенной маской. Все люди пользуются ими на свиданиях, чтобы скрыть свои безобразные стороны.
Вы улыбчивы.
Вы обаятельны.
Иногда приносите с собой подарок, который вам даже не нравится. Рассчитывая, что другой человек будет очарован вашей щедростью.
Чтобы сберечь маску, выбирайте правильную атмосферу и место для первого свидания. Соответствует ли заведение тому образу, который вы пытаетесь навязать? Нельзя притворяться бизнесменом в дорогих, сшитых на заказ костюмах, если выбранное вами местечко принадлежит сети закусочных быстрого питания.
Учитывайте все.
Не всем дается это легко.
Люди многогранны. Люди жаждут чего-то.
Вы должны овладеть умением льстить простым жестом. Читать людей и видеть, насколько они одиноки в своих маленьких квартирках, где нет никого, кроме их работы и кошки. Если заглянуть за чью-то маску, то можно легко манипулировать людьми и заставить их делать именно то, что вы хотите.
Оглядываясь назад, задумываюсь, не должен ли был заметить какие-то знамения в тот вечер.
Когда я поцеловал ее, то мной завладело нечто темное. Животное.
Как вирусная инфекция, которую уже невозможно изгнать из организма.
В ее сладких губах был привкус всех моих мрачных желаний.
Может, меня тоже ослепили.