Чем больше власть, тем опаснее злоупотребление ею.
Эдмунд Берк
***
Известно ли вам, что человеческое сердце бьется со скоростью около 4000 раз в час?
Пульс, каждое биение, каждый удар — это очередной подарок, поддерживающий в нас жизнь. У сердца нет ни лености, ни усталости. Мы трудимся, мы страдаем, мы любим. И все благодаря такому маленькому органу. Столь хрупкому органу.
Мы не замечаем его каждодневных стараний, пока однажды не опускается занавес.
Когда дедушка бездыханно заваливается в кресле.
Когда мать теряет умирающую от рака дочь.
Или когда отец случайно ранит собственного сына, практикуя стрельбу из ружья.
Смерть.
Отсутствие жизни.
За доли секунды мы осознаем, насколько все-таки хрупка наша жизнь. Подобна хрустальной вазе, разбивающейся на миллион осколков.
Не значит ли это, что нам следует дорожить тем временем, которое мы имеем? Не значит ли это, что нам следует осмысливать жизнь каждое утро, только пробуждаясь ото сна?
Подумайте об этом.
Сегодня ваше сердце бьется примерно 4000 раз в час.
96000 раз за сутки.
Вы живы.
Все еще живы.
Будьте благодарны.
***
Больница Святого Томаса, Отделение неотложной помощи Понедельник, 22 сентября 00:57 4 дня до следующего убийства Больницы порой подобны скальпелю с заостренным лезвием — ослепляющие и безжалостные. Гермиона вдохнула специфический запах медицинских средств, едва переступив порог старой деревянной входной двери, скрипучие створки которой отгородили ее от шума улицы. Ночью в больнице было спокойнее, пациенты практически отсутствовали. Только медсестры в синей униформе сновали по коридорам, бегая от палаты к палате и делая записи в специальных планшетах. Где-то в монотонном ритме пищали мониторы. Драко ожидал ее в отделении реанимации — сумбурном и стерильном, но устрашающе насыщенным роботизированными звуками гудящих аппаратов жизнеобеспечения и дребезжанием стареньких контрольно-измерительных приборов. Палаты отделялись друг от друга перегородками. Медсестры сидели за столом или стояли перед ним, а один или два врача метались от одной задачи к другой. — Как он? Где он? — опустив приветствие, воскликнула запыхавшаяся от бега Гермиона. — В операционной, — Драко держал в одной руке блокнот, и она разглядела некоторые записи, которые он успел сделать, пока ждал. Недалеко от него, на одном из стульев для посетителей, сидела женщина: ее руки были начисто вымыты, но одежда все еще выглядела как после бойни. Кровь пропитала плотную ткань куртки и окрасила пестрый зеленый цвет в грязно-коричневый. Страх намертво засел в ее впалых глазах. Кожа лица приобрела болезненный зеленоватый оттенок, лишив девичьи щеки природного румянца. — Что с ним случилось? — спросила Гермиона, переведя взгляд с женщины на Драко. Тот выглядел ненамного лучше, чем она сама: волосы взъерошены и немного спутаны, глаза покраснели от недостатка сна. — Его нашли недалеко от Геркулес-роуд, он лежал без сознания у обочины. Эта женщина нашла его и позвонила в службу спасения, — сухо и механически отчитался Драко. Гермиона была рада такому тону: благодаря ему принятие того, что жертва ей близка, стало менее болезненным. Менее личным. Менее реальным. — Геркулес-роуд? Это ведь даже не в полумиле отсюда! — ее голова кружилась, а мысли бешено метались из стороны в сторону, не желая выстраивать осмысленную логическую цепь произошедшего. Не было времени думать, не было возможности навести порядок в этом хаосе. Чересчур много кусочков информации носилось по кругу, не давая никаких объяснений. Ее способность составлять профиль просто задыхалась. Гермиона чувствовала, как прогорклый томатный соус от пиццы, которую она съела на ужин, медленно ползет вверх по горлу. Драко передал ей блокнот, слегка нахмурившись. Он умел говорить о многом только лишь интонацией голоса и мимикой. Гермиона пролистала его записи, но все они были механической выжимкой и не содержали ничего, что говорило бы ей именно о Роне. «Свидетель: Трейси Дэвис. 27 лет. Веб-дизайнер. Возвращалась домой после йоги для беременных. Обнаружила жертву неподвижно лежащей на дороге. Жертва: Мужчина. Найден недалеко от Геркулес-роуд. Лужа крови. Кожа в клочьях. Сломаны кости. Глубокие раны. Без сознания…» На данный момент в этом деле Рон — просто человек, которого тяжело ранили. Пострадавший. Еще одно искалеченное тело. Еще одна жертва. Малфой привлек ее внимание, сказав: — Прямо сейчас мы ничего не сможем сделать. Давай просто подождем, пока придет доктор и… Драко говорил что-то еще. Гермиона не сомневалась в этом, потому что видела, как шевелятся его губы и как работают мышцы челюсти. Но до ее ушей не доносилось никаких звуков. Блаженное отсутствие шума облегчало восприятие происходящего. Не было ничего до и ничего после. Были лишь тишина, холод и ощущение фантомной боли, которая тупо пульсировала где-то в районе ребер. Гермиона просто отключилась от мира — ничего не было вокруг нее. Сейчас она не была готова находиться среди людей.***
Больница Святого Томаса, Отделение неотложной помощи Понедельник, 22 сентября 7:33 4 дня до следующего убийства Спустя семь часов и четыре чашки плохого кофе из автомата распахнулась дверь операционной. Руки Гермионы все еще подрагивали, пока один из врачей, наконец, не подошел к ним. — Доктор, — обратился Драко к женщине, и они оба встали с твердых, как сталь, стульев для посетителей. — Вы занимаетесь этим делом? — врач казалась изрядно уставшей. Ее темно-синяя медицинская одежда увлажнилась от пота и выглядела сильно измятой, словно женщина носила ту дольше, чем положено. Под ее глазами залегли темные круги, резко выделяющиеся в белом свете больничных ламп. — Да. Есть какие-нибудь новости? — Мы остановили внутреннее кровотечение и зашили рваные раны и разрывы. Почти все переломы костей оказались сложными, поэтому пришлось фиксировать их винтами и спицами. В крови не обнаружили анестетиков, так что я даже не могу представить, насколько сильную боль он испытал во время пыток. Гермиона шумно выдохнула. Ее разбитый и растерзанный в клочья внутренний мир постепенно восстанавливался. Наконец она вновь обрела способность говорить. — Значит, худшее позади? — На данный момент — да, — натянуто улыбнулась доктор. И все же, если опустить шаткость положения, для Гермионы это стало проблеском надежды, за которую она настойчиво ухватилась. — Но возникла новая проблема. — В чем дело? — Несмотря на то, что на голове пациента не было заметно никаких хирургических вмешательств, мы обнаружили аккуратные надрезы в районе левой глазницы и в самом глазу. Поэтому мы направили его на МРТ. Но проверку пришлось прервать, так как у него случился приступ и открылось внутреннее кровотечение. Полученные результаты в основном бесполезны, но нам все же удалось определить, что внутри его головы находится какой-то инородный предмет, — доктор передала Драко папку — Гермиона не сразу ее заметила. Судя по толщине и длине, та наверняка являлась историей болезни пациента. «Рона», — резковато поправила она себя. — Без нейрохирурга нежелательно проводить какие-либо другие обследования. А наш, к сожалению, находится в отъезде в связи с повышением квалификации, и даже если мы вызовем его обратно, то прибудет он только через два-три дня. — В таком случае мы пришлем одного из наших, — немедля предложил Драко и пролистал папку, прежде чем передать ее Гермионе. Она повторила за ним, бегло перелистав страницы, останавливаясь только для того, чтобы делать мысленные пометки. Сломано шесть ребер, трещина в глазнице, внутреннее кровотечение… Результаты магнитно-резонансной томографии невозможно использовать, как и сказала врач. Мутное изображение с черными точками там, где должен был быть мозг. Кроме того, прилагалось еще несколько снимков, которые показывали небольшое темное пятно пустоты там, где предположительно располагались кости и серое вещество. «Аккуратность ран указывает на то, что человек сведущ в медицине. Но все же варварская тяжесть некоторых травм не соответствует чрезвычайному усердию при создании других. Следует ли из этого, что преступников двое?» — Он очнется? — Гермиона захлопнула папку и вернула ее Драко. — Мы ввели его пока в искусственную кому. Он не перенесет боли, — доктор развернулась, собираясь уйти. Но вдруг остановилась и поискала что-то в карманах своего халата. Она достала небольшой предмет, протянув тот. Драко осторожно забрал его. — Чуть не забыла. Медсестра нашла это, воткнутое в трещину одной из сломанных костей. Кем бы ни был этот человек, он чудовище. Возможно, вы сможете разобраться с тем, что это такое. Мне нужно идти — сообщить семье, — затем она оставила их одних, исчезнув среди белоснежных коридоров и стерильных палат, насквозь пропитанных агонией и смертью пациентов, прибывших сюда прежде. Драко развернул записку, сложенную вчетверо. Расшифровать текст было трудно. Кровь пропитала бумагу, окрасив ту в красный цвет. Чернила печатной машинки почти полностью стерлись. И все же Гермиона сумела разобрать послание, взглянув на него через плечо Драко:«Но кровь, которую оно качает,
Кровь, которую оно качало вот уже пять тысяч лет,
Кровь, которую оно будет качать до конца его жизни, — это почти что человеческая кровь
rswxrutttymlzq».
— Волан-де-Морт, — произнесли они в унисон. Каждое написанное слово отдавало горечью реальности, а отзвук страха из-за увиденного делал ее нарастающий гнев еще более мучительным. «Этого не может быть. Он не может быть следующей жертвой. Еще слишком рано. Только не Рон, только не Рон, только не Рон…» Мир вокруг нее задрожал, все исчезло, а затем снова вернулось, обострившись. Запах лекарств колко проникал под кожу, подталкивая к мысли о смерти. Теперь она почти задыхалась. Драко протянул руку, мягко сжав ее ладонь — он задержал ту, возможно, дольше положенного. Гермиона не стала возражать. Ей хотелось получить подтверждение, что она сейчас не одинока в переживаниях. — Пойду свяжусь с офисом, — спустя некоторое время произнес он и покинул ее. Внезапное отсутствие его теплой руки отдалось резью в сознании. Она еще долго смотрела в пустоту коридора после ухода Драко, погруженная в свои мысли. Послание, покоившееся в ее ладони, казалось тяжелее, чем должно было. Кровь смягчила шероховатость пергамента, и Грейнджер старалась не сжимать кулак, чтобы не повредить бумагу еще больше. «Этого не может быть». Гермиона ощутила, как нечто голодное и яростное загудело под ребрами, порываясь выбраться наружу. Мама всегда учила ее держать себя в руках. Одна из многих мудростей, которую миссис Грейнджер привила ей в перерыве между поздним завтраком и деловым ужином с коллегами отца. Девушкам не следует позволять гневу одерживать верх. Девушки должны быть улыбчивыми и держать тот в узде, пряча в глубине — за широкой улыбкой и добрым взглядом понимающих многое глаз. Но сейчас невозможно было заставить себя улыбаться. Болезненность и упадок, поселившиеся в этих стенах, стирали любые улыбки — подобно воздействию хлорки. Гермиона не могла побороть гнев, который поднимался к горлу, точно желчь. Лицо ее застыло, напоминая камень, но глаза слезились от натиска пережитых событий. По ее мнению, гнев лучше слез. Лучше горя. Лучше обиды. Лучше чувства вины. Гнев делал ее сосредоточенной. Гнев делал ее опасной. На этот раз Волан-де-Морту не сойдет это с рук.***
Больница Святого Томаса, Отделение интенсивной терапии Понедельник, 22 сентября 11:28 4 дня до следующего убийства Рона она не видела уже несколько лет. Гермиона отчаянно пыталась вспомнить. Упорно. Их последний серьезный разговор, который состоялся четыре года назад на праздновании дня рождения Гарри в перерыве между бирпонгом и плохим исполнением Лавандой Браун песни «I'm a believer» группы The Monkees в караоке. В те дни Рон выглядел по-другому. Счастливым. Дерзким. Живым. Семья Рона подоспела в больницу, когда того перевезли из операционной в отделение интенсивной терапии. Гермиона видела его только мельком: влажные рыжие волосы, сероватый оттенок кожи, белесые бинты и стальные винты вдоль всего тела. Медсестры возились с трубками и капельницами вокруг его неподвижного тела, а врач давала родителям те же объяснения, что ранее поведала им с Драко. Гарри обнаружил Гермиону стоящей вплотную к стене. Он крепко обнял ее, и она была благодарна за утешение. После они так и остались стоять в тишине, молча скорбя на плечах друг друга. Плача. И не порываясь к словам. Порой молчание — лучшее лекарство. Вообще не разговаривать. Ни о чем, ни с кем. Печаль — сродни болезни. Наркотику. Стоит заразиться одному, и та пожрет любого, кто оказался рядом. Молли переступила порог палаты, просыпая слезы на изрядно опухшие нижние веки. Она приглушенно шмыгнула носом и провела ладонью по пепельному лицу Рона. Большой палец коснулся небольшого участка кожи над кислородной маской, а затем Уизли откинула со лба его засаленные потом волосы. Артур, Джинни, Билл, Фред, Джордж, Перси — так много людей втиснулось в маленькую палату; горе обрело плоть, давя на крохотное помещение. Чарли встал у входа, держась за дверную ручку, и напряженно посмотрел на свой кулак, затем с силой захлопнул за собой дверь — та с грохотом ударилась о каркас, и он прислонил голову к дереву, отвернувшись от семьи. На мгновение в комнате воцарилась полная тишина: казалось, что все разом погрузились в себя, обретя абсолютный покой. Монитор над кроватью Рона пискнул — он продолжал спать.***
Больница Святого Томаса, Приемный покой Понедельник, 22 сентября 18:37 4 дня до следующего убийства Драко отыскал Гермиону возле холла приемной — та спала на горчично-желтом кресле в полусидячем положении. Выглядела она неважно: волосы стянуты в небрежный пучок, под глазами — темные круги от недосыпа, мышино-серый кардиган помялся за те несколько часов, что Гермиона спала. Драко проследил, как медленно вздымалась и опускалась при дыхании ее грудь, как подрагивали губы на каждом выдохе. На мгновение ему вспомнилось, как однажды она заснула на его зеленом диване в общежитии. Волосы теперь совсем другие — длиннее, — но в остальном Грейнджер выглядела так же. Казалось, что минувшие десять лет совсем не коснулись ее. Уже одного этого воспоминания было достаточно, чтобы вновь его ранить, растормошив душевную боль, подобно осиному гнезду. Медленно Драко протянул руку, огладив девичью щеку. Этого вполне хватило, чтобы ее разбудить. — Привет, — сказал он. — Привет, — Гермиона сонно моргнула, затем потянулась. — Как долго я была в отключке? — Всего пару часов, не волнуйся. Как ты себя чувствуешь? — Устало, — она бросила взгляд на окно, где бушевала гроза. Драко проследил за ее взором. Барабанный бой дождя оттенял молнию, ярко сверкавшую в темном вечернем небе — та отбрасывала белые отсветы на половину лица Гермионы. В детстве Малфой любил такую непогоду, как эта. Это напоминало ему, что даже небо способно скорбеть. — Джеймс здесь, — спустя некоторое время сказал он. Поттер прибыл полчаса назад. Сейчас тот находился рядом с палатой Рона. Эмоциональная поддержка очень нужна Молли и Артуру. — Хорошо, — черты лица Гермионы все еще скрывала полутьма комнаты. Поднявшись, та размяла шею, потирая рукой напряженные мышцы. Драко молча наблюдал за ней. Они простояли так в течение нескольких минут: она смотрела в окно, а он — на нее. Ему было интересно, о чем думает Гермиона. Та глубоко вдохнула и, развернувшись, вышла из комнаты в поисках Джеймса. Драко досчитал до пяти, прежде чем последовать за ней. — Гермиона, рад тебя видеть, — поприветствовал ее Поттер, как только она подошла достаточно близко, чтобы его услышать. Безупречно белая рубашка Джеймса приобрела грязный желтоватый оттенок в свете старых больничных ламп. — Драко ввел меня в курс дела. Как считаешь, выдержишь все это? — Не волнуйся, я справлюсь. Что нам известно на данный момент? — за считанные секунды тон ее голоса переменился: с озабоченного — на профессиональный. Драко всегда с удивлением наблюдал за тем, как она быстро переключалась с одной эмоции на другую. — Северус передал промежуточные результаты: тип печатной машинки и чернила те же, что и в других делах по Волан-де-Морту, так что мы можем исключить версию об убийце-подражателе, — Джеймс сжимал в руке отчет с официальным штампом MI5. Через секунду тот передал бумаги Драко: он просмотрел их, сравнивая данные по предыдущим загадкам Волан-де-Морта с последней, найденной в костях Рона. Результаты были идентичны. — Значит, это и правда он, — рассеянно отозвался Драко. Мысленно он соединял все детали и сведения. Затем нахмурился. Что-то было не так. Встреча. Рон. То, как его нашли. Он мог ясно это представить, словно стекло, чувствуя, как ледяная рука смерти медленно подбирается к ним. Будто из приятного сна попал в кошмар. Будто на голову неожиданно обрушилась волна болезни, пожирающая все твои чувства — одно за другим. — Почему? — вопросила Гермиона, покусывая губы: настолько сильно, что те стали тонкими и белыми. Малфой поднял на нее взгляд, отметив, как подергивается жилка на ее виске. — Почему Волан-де-Морт позволил своей добыче сбежать? — Считаешь, что он позволил ему это? Может быть, Рон смог отбиться от него и убежать, — порыв защитить Уизли пронзил ее так внезапно и просто, что она сама не успела обратить на это внимание. Но Драко заметил. Он усмехнулся почти издевательски. — Мы все прекрасно знаем, что все определенно было не так. В ней разгоралось раздражение, степенно переходя в злость. Каждая клеточка ее тела, каждая частичка ее души, сохранившаяся с тех времен, когда Гермиона считалась одним из хороших друзей Рона, хотела наброситься на Драко в попытке найти изъян этой теории. Но тут ее снова что-то осенило, и она отвернулась от него в сторону Джеймса. — Как обстоят дела с поиском нейрохирурга? Джеймс вздохнул. — Все еще ищем. Наши: один стал жертвой взрыва в прошлом месяце и до сих пор находится на больничном. А другой будет занят до среды. — Но нельзя же позволить Рону так прозябать, — ее голос был напряженным от разочарования, она нахмурилась и посмотрела на Драко. Малфой встретился взглядом с Джеймсом, который выглядел точно так же, как и Гермиона, затем скрестил руки. Он мог насчитать в пределах Лондона, по крайней мере, четырех нейрохирургов, из которых двое недоступны. Среди оставшихся есть хороший, но дело было настолько важным, что одного просто хорошего было бы недостаточно. Был еще второй… — Абраксас. — Что? — выпучив глаза, Гермиона вскинула голову, ее руки беспокойно теребили край джемпера. Она выглядела так, словно Драко одним именем дал отклик на все ее молитвы. — Мой брат, — глубоко вздохнув, ответил он. Напряжение в груди наросло до предела. Ему потребовалось все его самообладание, чтобы продолжить речь. — Абраксас — нейрохирург в Бартсе. Уверен, он не откажет нам в помощи. Ему не хотелось впутывать в это дело Абраксаса. Братец был паразитом с синдромом неутолимого помощника. Но выбора не было. — Хорошо. Позвони ему, а я поговорю с Артуром и Молли. Имелись и другие важные вопросы. По крайней мере, вопросы «где» и «когда» казались актуальными. Но Джеймс уже заходил в отделение интенсивной терапии, мягко и обнадеживающе улыбаясь семье Уизли. Драко сунул ладони в карманы, нащупывая телефон, когда Гермиона протянула руку — та задержалась на его, а большой палец мягко надавил на мышцы. У нее на языке вертелись слова, но ничего путного из них не выходило. Драко понял. Он сжал ее руку в ответ достаточно сильно, чтобы она улыбнулась — немножко криво, чуть-чуть надломленно. В голове у него бушевал шторм, а в груди царила блаженная пустота, если не считать тепла от улыбки Гермионы. На данный момент этого было достаточно.***
Больница Святого Томаса, Отделение интенсивной терапии Понедельник, 22 сентября 21:22 4 дня до следующего убийства У Рона теперь появились новые шрамы, которых у Гермионы никогда не было. Не физические, нет. Таких у обоих было достаточно: глубокие раны затягиваются примерно за пять недель — минимальный отрезок времени, необходимый для рассудка, чтобы пережить серьезную потерю или боль. Телесные увечья со временем заживают. А вот душевные никогда полностью так и не затянутся. Пока Гермиона расположилась у больших сквозных окон, неотрывно наблюдая за происходящим в палате Рона, Драко успел отлучиться в уборную: умыться и привести в порядок свои светлые волосы, которые растрепались за время, проведенное в больнице. Вернувшись, он встал с телефоном в руке возле Гермионы и нахмурился, пролистывая и отвечая на полученные сообщения, пока шаркающий звук приближающихся шагов не заставил их обоих обернуться. В отделение интенсивной терапии вошли двое мужчин в дорогих черных плащах — Абраксас и Том. — Доктор Абраксас Малфой, к вашим услугам, — произнес Абраксас, сверкнув жемчужно-белыми зубами в сторону семьи Уизли. После чего крепко пожал руку Артура. — Мой брат имел любезность направить мне все необходимые документы, так что я уже ознакомился с положением дел. Уверен, что мы сможем помочь вашему сыну. Молли издала неприятный шмыгающий звук — что-то среднее между всхлипом и рыданиями. Все ее душевные муки отражались на лице, засев в дрожащих губах. Она цеплялась за руку Артура, а тот пытался то ли удержать ее, то ли устоять сам. Гермиона с болью наблюдала за происходящим, но не могла пошевелиться. Не могла уйти. — Привет, — прошептал Том, подойдя к ней. В голосе послышалась мрачная нега, которая, подобно одеялу, укрыла теплым и толстым покровом вымученные переживаниями нервы. Поцеловав Гермиону в висок, он провел рукой вдоль ее спины, прижав ладонь к пояснице. Та была теплой. — Мне рассказал Абраксас. И я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке. — Теперь — да, — сказала она и поцеловала его. Потому что он был рядом. Потому что она могла. Затем уткнулась в его плечо, глубоко вдохнув. От него пахло смертью. — Реддл, — резко поприветствовал Драко. Уголком глаза она заметила, как сильно тот был напряжен: руки скрещены, а зубы стиснуты. — Драко, — невозмутимо ответил Том. Его рука круговыми движениями заскользила по спине Гермионы. Абраксас все еще общался с Артуром и Молли, а спустя время заговорил с Джеймсом. Миновало еще несколько минут, и вот Абраксас приблизился к ним. Он положил ладонь на плечо Драко, крепко то сжав. Гермиона проследила за тем, как хлопок рубашки смялся, а затем плавно разгладился. — Никогда бы не подумал, что ты из числа тех, кто настолько не уверен в своих силах, что приходит вместе с группой поддержки, — угрюмо обратился Драко к брату, скрипнув зубами, словно желая разорвать слова на куски. Ответил Абраксас резко, бритвенно остро: — Продумал все наперед. В случае моей неудачи Том выполнит свою работу. — Спасибо, но у нас есть свой патологоанатом, — на лице Драко заиграла лучезарная и самодовольная улыбка, едва ли не оскорбляющий оскал. Из открытой двери, ведущей в палату Рона, донесся механический писк аппаратуры. Гермиона хотела прекратить их ссору. Она уже собиралась произнести подходящие слова, но Том опередил ее. — Не обращай на меня внимания. Через пару минут я уйду, — улыбка получилась ослепительной и хищной. Все его внимание было сосредоточено на Гермионе. Но, когда он обратился к ней, взгляд стал искренним и обеспокоенным. — Мне просто хотелось убедиться, что с тобой все в полном порядке. — Да, все хорошо, спасибо, — она положила руку на воротник его пальто, слегка сдавив. Слабый аромат парфюма прочно въелся в материал, но тот все равно не мог полностью перебить запах дезинфицирующих средств и разлагающейся плоти. Запах морга. Абраксас отвернулся, собираясь поговорить с врачами; Драко направился следом, держа в руках папку Рона. Том убрал ладонь с ее поясницы, и Грейнджер тут же почувствовала отсутствие его тепла рядом с собой. Прежде чем он успел сделать шаг в сторону, она потянулась и схватила его за руку. — Останься, пожалуйста, — в груди начало саднить от неприятной перспективы. Тонкая грань разрыва между двумя состояниями: быть здесь с ним и быть здесь без него. — Конечно, если ты этого хочешь, — он подхватил ее руку и прислонил тыльную сторону ладони к губам, поцеловав поочередно каждый пальчик. Его губы были холодными. Гермиона медленно кивнула. Дрожь в ее руках не шла ни в какое сравнение с трепетом сердца. Она прислонилась спиной к плечу Тома и отвернулась от бледного лица Рона, промелькнувшего через стекло сквозного окна палаты.***
Больница Святого Томаса, Смотровая операционной Вторник, 22 сентября 00:09 3 дня до следующего убийства Вокруг кружила смесь давящих запахов: септика, пота и крови. Сорок красных бархатных складных стульев, расставленных в три яруса, открывали вид на одну из самых хорошо оснащенных операционных в Англии. По ту сторону стекла, рядом с оборудованием, трубками и кушеткой Рона, стояло несколько медсестер и врачей. Одним из них был Абраксас, но Гермиона пока не могла понять, кто из них кто: все были облачены в одинаковые синие хирургические одеяния и маски. Блондинистые волосы скрывались под операционной шапочкой. Впервые за последние двадцать четыре часа Гермиона смогла увидеть Рона так близко — на экране крупного телевизора, установленного в углу. Крупным планом демонстрировалось его лицо, похожее на белую простыню в свете неоновых ламп; кожа была усыпана оттенками фиолетового и красного из-за синяков и ран, а вдоль челюсти и на лбу наложены швы. Веки налиты кровяными подтеками, у виска виднелись следы запекшегося надрыва — вероятно, последствия удара тупым предметом. Повреждения были нанесены только с левой стороны: многочисленные рубцы являли собой множество плавных линий, впадин и ухабов. Каждый след, каждая рана говорили с ней голосом Волан-де-Морта. «Я сломаю тебя, парень, — услышала она. — Разорву тебя на куски». «Не позволю. Больше не позволю. Никогда», — ответил ее разум. — Ты когда-нибудь наблюдала за операцией? Это может оказаться весьма пугающим зрелищем, — Том смотрел вниз через большие окна, целиком сосредоточив внимание на врачах, делающих свою работу. Здесь, посреди всеобщего отчаяния, он выглядел совершенно умиротворенным. Гермиона предположила, что такая реакция обусловлена спецификой его работы. — В студенческие годы я просмотрела достаточно много судебно-медицинских фотоснимков с мест преступлений и не только. Пожалуй, с просмотром операции я справлюсь. — Видеть это вживую — совсем другое дело. Особенно когда на операционном столе находится человек, которого ты знаешь. — Я не такой уж хрупкий и изнеженный цветочек, Том, — возразила она, но тон ее голоса оказался странно ровным. Ни веселья, ни раздражения. Гермиона продолжала пристально изучать лицо Рона на экране. — Нет. Ты не такая, — он склонился, поцеловав ее в висок: губы дрогнули, ощутив сильное биение пульса. Когда все заняли свои места, в комнату вошел Дамблдор. Все в помещении повернули головы, в том числе и Гермиона. Том, сидевший рядом с ней, ощутимо напрягся. Не знай она его достаточно продолжительное время, то вряд ли бы заметила смену настроения. Но теперь она видела, как дрогнули его пальцы и как стиснулись зубы. — Добрый вечер, мисс Грейнджер, — поздоровался Дамблдор, подойдя к ним. — Том. Посмотрев на Реддла, он улыбнулся, но это была одна из тех улыбок, подоплеку которых Гермиона не могла разгадать. Ту нельзя отнести ни к радостной, ни к холодной. Ни к скованной, ни к открытой. Одна из тех улыбок, которая демонстрировала одно, но означала совсем другое. — Альбус, — натянуто поприветствовал Том. — Не ожидал вас здесь встретить, — заметил Дамблдор, и, несмотря на то, что на его лице все еще красовалась улыбка, тон голоса ясно давал понять: Том — нежеланный гость. — Я его пригласила, — немедленно сообщила Гермиона оборонным тоном. Она ощущала себя так, словно вынуждена оправдаться за что-то ужасно неправильное. И это ей не нравилось. — Доктор Риддл оказал большую помощь в составлении профиля Волан-де-Морта. Некоторое время Дамблдор молча смотрел на них, пока Том блистал своим обычным обаянием. В конце концов тот развернулся вполоборота, намереваясь занять свое место, и произнес: — Хорошо. Позже, я бы хотел переговорить с вами, мисс Грейнджер. Над их головами резко вспыхнул яркий искусственный свет; Гермиона сосредоточилась, отчетливо обрисовав глазами подсвеченную фигуру Тома. Немного поколебавшись, она спросила: — Вы знакомы? — Едва ли, — на лице Тома залегла угрюмая тень, но уже через секунду та исчезла. «Едва ли? С каких пор принято здороваться с кем-то по имени, если знаешь его всего ничего?» Мысленно Гермиона сделала себе пометку — расспросить Тома об этом наедине. А пока она поудобнее устроилась в кресле и стала дожидаться начала операции. Когда Абраксас сделал первый надрез рядом с глазницей Рона, она отвернулась, почувствовав головокружение, и Том тут же отлучился, чтобы принести ей стакан воды, но Гермиона сомневалась, что это могло бы помочь. — Не переживай, — сказал Драко, опустившись на сиденье, которое несколько секунд назад занимал Том. На лице Малфоя читалось изнеможение, но он улыбался. И ей вполне хватило этого, чтобы мир вокруг перестал выглядеть ужасающе мрачным. — Абраксас знает, что делает, даже если кажется, что это не так. Из нас двоих именно в его жилах всегда преобладала кровь Малфоев. В памяти всколыхнулись воспоминания о давних разговорах на тему семейных традиций и наследия фамилии, подразумевающего не только богатство, но и ответственность. Все Малфои издавна были врачами. И родители Драко не особенно положительно отнеслись к его решению нарушить семейную традицию. Тем не менее Гермиона была рада, что он сейчас здесь. Не врач, но коллега. Они молча сидели рядом. От него исходило тепло, передаваясь ей в том месте, где соприкасались их руки на подлокотниках. Грейнджер обернулась на него только тогда, когда тот пошевелился и встал. Она наблюдала, как он уходит, пока Том снова не занял свое место. Операция протекала как в тумане. Гермиона улавливала лишь обрывки слов и происходящего: руки Абраксаса, затем струйки крови, когда тот обнажил сухожилия и мышцы, а под ними — мрачную кость черепа. Черепа Рона. На экране мельтешили руки, трубки и инструменты. Но мысли ее были далеко, а усталость сковала тело — и с каждой минутой то становилось все тяжелее и тяжелее. Спустя, казалось, несколько часов вдруг все изменилось. Голоса в операционной стихли. Меж плотью и костью вонзились длинные щипцы, похожие на иглы. Позади нее кто-то ахнул. Из разреза показался уголок чего-то инородного, измазанный в частичках плоти и крови. Абраксас полностью извлек эту вещь. Плоскую, маленькую и черную. — Карта памяти, — прошептала Гермиона, наполовину в благоговении, наполовину в отвращении. Низ живота стянуло, будто она была голодна. В груди гулко заколотилось сердце: казалось, что оно стучалось прямо о грудину, эхом отдаваясь в ребра. В углу комнаты мерно зашумели помехи в отключившемся от показа телевизоре. Звук был тихим, и его трудно было заметить, но он все равно проник прямо в сознание Гермионы, преследуя ее до конца операции.***
Внешний вид формирует восприятие людей, встречающихся на нашем пути изо дня в день.
Мимические морщины вокруг моих глаз, румянец на коже после бега, тон моего голоса, когда я смеюсь, — все это делает меня человеком. Все это подтверждает, что я все еще дышу. Каждый новый день. Что я все еще жив.
Меня всегда интересовало существование человека как существа. Организма. Тем не менее я никогда не понимал, как именно они устроены, пока не разобрал одного из них. Да, мне были известны факты: 214 костей, 18 органов, более 100 миллиардов нервных клеток. Однако я всегда натыкался на одну странность, которую не могли объяснить мои исследования.
Какова разница между «жить» и «быть живым»?
Что подразумевается под словами «быть живым»? В какой момент человек чувствует себя живым?
Когда страдает?
Когда любит?
Когда испытывает боль?
Или же это то мгновение, та грань, та кульминация, когда мы ощущаем каждую клетку и сухожилие нашего тела?
Когда в жилах закипает кровь. Закладывает уши. Багровеет кожа. А пульс колотится в глотке. Для каждого это свой источник.
У меня это целое искусство.
Я ухватываюсь за идею.
Я совершенствую ее.
Я выстраиваю план.
Я определяюсь с датой и временем.
Я выкладываюсь по максимуму.
Я убиваю.
Каждое убийство — это своего рода глоток новой порции адреналина.
Хмм. Когда же будет следующая порция? Мой следующий глоток.