***
Школа-пансион оказалась совсем не такой, как себе это представляла Петунья. У нее в мечтах были классы, залы, «балы и юнкера», а на деле это оказалось общежитие по три койки на комнату и вполне обычная школа с классами самоподготовки, огромной библиотекой, общей столовой и подвалами, при упоминании которых другие девушки краснели или бледнели. Как только уехали родители, Петунье объяснили распорядок дня, ее обязанности и систему наказаний, от озвучивания которой глаза девушки полезли на лоб. Она была уверена, что такое в школах давно не практикуется, и даже попыталась об этом заявить в своей громкой манере, за что сумела испробовать на себе одно из наказаний прямо в приемной. После этого плачущая девушка была препровождена в комнату, в которой ближайшие три года она будет жить. Разложив вещи и надев форму, которую она теперь обязана носить всегда, Петунья села на кровать и расплакалась. Такого она не ожидала, но главное было впереди. Попытавшись наладить отношения с соседками, девушка добилась лишь так называемой «прописки», поэтому утро она встречала в госпитальной палате, которая находились как раз в подвальном помещении. Оценив толстые двери, девушка поняла, что, наверное, зря вчера так разоткровенничалась с соседками. Начался персональный ад Петуньи. Ее целенаправленно ломали, загоняя в жесткие рамки традиционного воспитания. Выросшая в «свободном мире», она и не подозревала, что такое это самое «традиционное воспитание». Здесь она поняла, что родители позволяли ей очень многое, чего больше позволено не будет. Боль хорошо убеждает, поэтому девушка начала медленно меняться. Она просто вынуждена была меняться. Соседки у нее обе были сиротами и подобного отношения к сестре просто не поняли. А уж когда она высказалась по поводу ребенка сестры, своего племянника, то сразу узнала, что такое «темная»… Поэтому девушке поначалу жилось очень несладко. Из-за конфликтов с соседками она почти ежедневно была весьма разнообразно наказана. Как оказалось, смелой и сильной девушка была только на словах, а на деле она много плакала и пыталась обвинить окружающих в своих бедах. Но боль хорошо умеет убеждать, ломая психику, и буквально через год Петунья совершенно изменилась. Но до тех пор было еще далеко. Девушке приходилось учиться манерам, традициям, этикету. Ее учили правильно и хорошо танцевать, ходить, сидеть, даже лежать. Было также обучение и школьным предметам до необходимого уровня, готовка, спортивные дисциплины. Кроме того, в школе ввели основы семейной жизни — от того самого до ухода за детьми. О том самом за пределы библии пока не выходили, но тем не менее… Все реже у Петуньи были взбрыки, все реже она вспоминала о жизни до этой школы, все чаще остро сожалела о том, что творила. Девушка начала понимать, как ей было хорошо дома. В самом начале, где-то через полтора месяца, девушка попыталась сбежать. О полученном за это наказании она не рассказывала потом никому и никогда, но больше даже и не помышляла о побеге. Прошло еще несколько месяцев, и Петунья приняла все, что с ней происходит. Она подолгу общалась с пастором и нашла себя в церкви. Помогая тем, кто не мог справиться сам, девушка менялась. Педагоги радовались этой перемене, но ей, конечно же, этого не показывали. Уже на рождественских каникулах Петунья вела себя очень сдержанно и тихо. Спокойно общалась с сестрой и родителями, улыбнулась племяннику, который ее боялся. Уже не так сильно, но тем не менее это было видно. Именно эта встреча с племянником, с ребенком, после всего пережитого заставила девушку задуматься. Лили, напротив, была с ней приветлива, несмотря ни на что. И Петунья поняла, что ей пытался объяснить пастор о прощении и душе. Потому уезжала она не со страхом, а с пониманием. Можно сказать, девушку «качнуло» в другую крайность, но… Петунья изменилась, а впереди еще два года сурового воспитания молодой леди. Что из нее получится, кто знает?***
Юная Полумна не хотела расставаться с мамой. Ни за что, а Ксено не хотел оставлять Пандору одну, поэтому к родителям Пандоры аппарировали втроем. Мама девушки, увидев сцену типа «мама-папа-я», упала в обморок, что, впрочем, не помешало всем войти в дом и объясниться. Ситуация была несколько… нестандартной. — Значит, это моя внучка? — Да, папа… — И она появилась здесь, потому что… Луна заплакала, и Пандора взяла ее на руки, не скрывая своих бегущих из глаз слез. Отец Пандоры на понимал, что происходит, тогда Ксено мягко сказал: — Отнеси девочку в комнату, любимая, ее еще надо покормить, хорошо? Пандора кивнула и поднялась куда-то наверх. Проследив за ней, Ксено поднял на будущего тестя полные боли глаза. — Пандора погибла на глазах Полумны, когда той было девять. Не знаю, что случилось со мной, но девочка молила смерть вернуть ее маме. Малышка появилась в вагоне и только плакала, поэтому большего я не знаю. Но это точно наша дочка, Пандора это очень хорошо чувствует. — И что вы думаете делать? — Поженимся и будем жить, что ж теперь поделаешь, раз у нас такое чудо теперь есть. — У тебя? — Если вы не против. Малышка не отпускает маму не на шаг, — виновато улыбнулся Ксено. — А я очень волнуюсь за них обеих. — Хорошо. Погостите у нас недельку — это не обсуждается, — сказал будущий тесть и пошел рассказывать новости пришедшей в себя будущей теще. Девочка медленно осваивалась в новом времени, живо интересуясь окружающим миром. Она оказалась очень любознательной, живой и радостной. Когда поняла, что это не сон, то оттаяла и начала шалить, но ругать или наказывать Полумну никто не мог. Просто вспоминалась та девочка, которую они увидели, и желание исчезало. А в это время Ксенофилиус разговаривал с отцом обо всем произошедшем. Год вообще был странным. Несмотря на то, что староста Гриффиндора точно садилась в поезд, в Хогвартс она не приехала, исчезнув вместе с Поттером, позже стало известно, что девушка стала миссис Поттер и перешла на домашнее обучение. Это было странно и вызывало вопросы. Теперь вот и им надо будет перейти на домашнее обучение, потому что малышку одну не оставишь. А это значит, что, возможно, и Поттерам что-то известно. Поэтому и было принято решение связаться с главой рода.***
А маленькая Луна вспоминала. Вспоминала, как было здорово первые годы ее жизни. Теплые руки мамы, радостный папа. Солнышко и счастье. А потом… Потом вся жизнь разделилась на «до» и «после». Полумна помнила, как принесла маме чай, чтобы мамочка не отвлекалась, как налился багровым светом котел и взорвался с силой тысячи бомбард, разрывая самое родное, самое близкое существо на части. Как к ногам замершей девочки подкатилась мамина голова с застывшим навсегда выражением ужаса. Эта голова часто являлась малышке в снах. За два года юная Полумна почти сошла с ума. Хотя, наверное, она сошла с ума в тот страшный день, после которого в ее жизни не могло быть ничего хорошего. Совсем не могло быть. Никогда. Поседевший папа, наглухо закрывшийся в своей скорлупе. Поседевшая девочка, оставшаяся совсем одна. Разве могли ее тронуть дразнилки соседских Уизли? Полумна не жила, она просто была. Просто существовала. И каждый день, каждую ночь просила отпустить ее к маме. И сам мир не мог держать в себе эту странную девочку, утратившую свой якорь. Она всей душой, всем своим существом тянулась к маме, ежедневно умирая… Но жестокая смерть не хотела ее забирать. Раз за разом. А потом была маленькая девочка, еще меньше ее, которая согласилась на какое-то страшное наказание ради нее, Полумны. Разве так бывает? Разве так может быть? Никому же нет дела до Полоумной Лавгуд… И тогда это случилось. Полумна помнила вспышку и вдруг появившийся вагон, который она пронизала почти насквозь. Девочка читала «Историю Хогвартса» и помнила, конечно, как выглядит поезд, который увозит детей в школу. Некоторые думают, что поезд увозит в сказку, но волшебный мир — не сказка. В нем есть страшный Темный Лорд, есть множество проклятий, Пожиратели и… и в нем нет мамы. А потом ее падение закончилось, и Полумна увидела молодого папу, которого сразу узнала, и ту, которую не видела целых два года, ту, без которой она сама перестала жить. Перед ней была самая прекрасная женщина… ой… ну пока девушка, конечно. Но все равно — самая-самая. Потому что девочка упала на колени перед мамочкой. Перед той, к которой стремилась так, что сам мир не мог ее удержать. И конечно, увидев самое дорогое существо на свете, Луна не удержала выброс магии, как и не удержала в себе крик: «Мама!» И снова теплые руки мамы. Снова, как очень-очень давно, руки мамы, ее озабоченное лицо, ее слезы. Ее беспокойство, удивление, радость. В этот миг все было неважно, потому что мама нашлась. Вот она гладит Луну по головке, вот целует глазки, как когда-то очень давно, и поэтому девочка плачет. Это уже не слезы боли и отчаяния, это слезы радости, но остановиться невозможно. А потом папа обнимает их с мамой своим знакомым теплом. Здесь и сейчас он не поседевший мальчик, в одно мгновение ставший стариком. Он здесь совсем молодой, беспокоящийся и защищающий их от всего на свете. Как когда-то давно. А потом они аппарировали прямо из поезда. Полумна повисла на маме, не в силах с ней расцепиться, ведь девочке казалось, что если она отпустит руку, то мама снова исчезнет, и останется только Луна — и все. И больше ничего не будет. Поэтому малышка держалась за маму. А потом были бабушка и дедушка, которые умерли от драконьей оспы. И мама аккуратно кормила Полумну с ложечки, как маленькую, потому что у девочки очень сильно дрожали руки. Так сильно, что малышка не могла даже ложку удержать. Полумне было очень стыдно, но мамочка только улыбнулась и начала кормить свою девочку. И оттого, как мамочка кормила ее, слезы снова бежали по лицу малышки. А мамочка все понимала и прижимала девочку к себе, не опасаясь запачкать платье. Когда Луна покушала, мама переодела ее. Новое платье было таким красивым, воздушным, как у принцесс из сказок. Но даже это было не так важно. Важным было то, что есть мама. И папа, конечно.