И каждый меч, как слово,
И слово, словно лезвие твоё.
Сталь в её руках казалась легче птичьего пера. Осеннее солнце отражалось на его гранях, плавно переходя на серебряное остриё. Гарда — точно нити, переплетала хрупкое запястье. Пахло сыростью и подгнившей листвой. Будто бы в танце, ноги чеканили заученные движения, замыкаясь и вновь повторяясь по кругу. Губы сжались от неприятной тупой боли, и меч с глухим звоном упал на землю. С груди вырвался тихий стон, а за ним и клуб тёплого пара. Холодало. — Держи локти чуть выше, а свой подбородок ниже. Посмотри на свои ноги. Что с твоей спиной? — голос доносился откуда-то свысока. В тихой роще он эхом разносился меж деревьев и возвращался обратно. — Откуда у кота столько познаний в искусстве владения мечом? Мэрилин расслабила руки и выпрямила спину. Ещё никогда тренировки не были такими утомляющими. Особенно с тех пор, как за ней стал присматривать Джонатан. Томные нравоучения и лекции не приводили к должным результатам, а лишь наводили тоску. Стоило кошачьему рту раскрыться и произнести хоть слово, как на голову обрушивалась дремота, уводя в свои беззаботные сны. Белоснежный комок шерсти бесшумно спрыгнул на землю. Он протянул свои лапы вперёд, дабы сладко потянуться от долгого дрёма. — Я мог бы научить тебя пользоваться алебардой или, чего лучше, баселард? — Пожалуй, на сегодня обойдусь только мечом. Одним быстрым движением девушка облачила оружие в ножны и, сняв кожаные перчатки, вновь потупилась от боли. Очередная багровая гематома. Запоздалым цветком в эту пору, она распустилась вокруг тонкой бледной руки. Лучше так, чем сломанные кости и месяцы проведенные в кровати. Помнится, это была поездка верхом. Гнедой жеребец, прямиком из столицы Рэдвилла — комплимент от давнего знакомого и, по совместительству, кронпринца Эспена. Подарок. День совершеннолетия наследницы Блэкистафф. Кто бы мог подумать, что лошадь окажется такой же хрупкой, как и всё их фамильное сердце. Морозная и слишком влажная погода, размытая в грязь дорога и постоянно моросивший дождь. Охота была в самом разгаре. Псы загнали лань в западню, и герцог Дорвид, так сильно любивший подобные мероприятия, смаковал скорый успех на языке. Было шумно, собаки, казалось, рвали глотки в громком лае. Лошади то и дело возбуждённо топтались на месте, вздымая кверху морды. Момент, и, не без того перепуганное животное, выскочило из зарослей, метнувшись в сторону девушки. Борзы́е залаяли пуще прежнего и рванули за ним, попутно испугав рэдвильского жеребца. Вместе с Мэрилин на спине, лошадь рванула с места, пробежав не одну милю, прежде чем рухнуть на землю, полностью обессилев. Грязные подолы платья и взъерошенные от ветра волосы мало кого волновали. Счёсанные коленки и локти вызывали куда меньше ужаса, чем кость, насквозь пробившая кожу руки. Она сверкала своей белизной в окружении давящей на голову тишины. Не было ни крика, ни слёз. Роллан отыскал её. С виду хрупкий юноша, с безобразно прекрасным лицом, изобразил гримасу небывалой мужественности и хладнокровия. Абсолютным безразличием он ранил Мэрилин, а затем убил лошадь. Один выстрел из подаренного Джонатаном йогутского ружья, и содержимое черепа брызнуло на землю, красным созвездием осев на когда-то персиковом платье. Юноша нёс сестру до самого дворца. Он не произнёс ни слова, лишь под конец, обмолвился парой безэмоциональных фраз с прислугой, видимо, по поводу неотложного вызова лекаря и тёплого макового молока в постель. В тот день, а затем, последующие месяцы, Дорвид ни разу не навестил девушку. Они могли видеться лишь за пределами её покоев: в саду за вечерней прогулкой или за поздним ужином, сидя по разным сторонам огромного стола в полном безмолвии, которое перебивалось стучащими по тарелкам приборами. Меч заменил ей отца. Пожалуй, он был мало отличим от родителя. Как бы не было по-детски глупо, но он напоминал о любви. О самой преданной любви, которая только может существовать в этом мире. Он был хорошим мечом, и, как полагалось, каждый хороший меч заслуживал имени. И имя тому было Аmica*. Время близилось к завтраку, который не лез в глотку. Яйца пашот с несколькими ломтиками жареного бекона, отборно посыпанные семенами льна и кунжута; стакан свежего козьего молока с тыквенным печеньем — не приносили радости. Отрезвляла мысль о тренировках. И если Мэрилин хотела держать меч в руках, она обязана есть. Компания герцога негативно сказывалась на аппетите. Казалось, чего стоит забрать тарелку и запереться в дальнем углу спальни? Пренебрежение традицией, не более. А что Дорвид ненавидел сильнее пренебрежения традиций? Безусловно. Её саму. — Вы раньше обычного, госпожа, — мелодичный девичий голос заполнил пространство, как только Мэрилин зашла в свои покои. Темноволосая девушка со светло-серой кожей мило улыбнулась, продолжая заправлять белоснежную постель. Йогутка присутствовала в жизни наследницы так давно — не вспомнить. Дорвид привёз эльфийку в Вардишир как трофей. После падения Эйсаба, экзотическая прислуга стала набирать популярности. В конечном итоге, ею было сложно удивить. Доходило до абсурда, и не без того угнетенный народ стали разводить как скот. Кому-то везло больше и они становились частью светского общества, а кто-то отнюдь был вынужден чистить коровий навоз до конца своих дней. Чаще всего фартило молодым и крепким эльфийкам, которые привлекали внимание богатых купцов и баринов, сильно жаждущих обзавестись наследником. Ведь кровосмешение было, пожалуй, единственным способом противостоять мировому проклятию. — Есть вести от Роллана? — Мэрилин плюхнулась на обитую красным бархатом софу, с наслаждением вытянув ноги и опрокинув голову назад. Брат покинул дворец несколько месяцев назад, не удосужившись попращаться. На сколь долго затянется очередное задание отца — знала лишь Кайна. Посвящая в свои дела лишь мужчин, герцог был приговорён к ещё большей ненависти. — У меня получилось припрятать для Вас письмо, — йогутка подошла к девушке и принялась стягивать её тяжелые кожаные сапоги. Мэрилин в тот же миг подняла голову. Письма от брата были отдушиной в те тяжёлые времена, когда ей приходилось оставаться наедине со всем этим сбродом. — И как давно ты его прячешь, Амариэ? — принцесса протянула руку вперёд. Сложно было изображать гримасу спокойствия, когда внутри полыхал пожар. Желание получить толику внимания Роллана было соизмеримо, разве что, с жаждой умирающего в безлюдной пустыне. Горничная послушно вытянула помятый конверт из тугого чёрного корсета. На её лице выступила толика призрения, тут же спрятавшись за бездушной улыбкой. — Я сама смогу одеться. Передай отцу, что я буду вовремя. В ответ последовал немой поклон, и Амариэ поспешила удалится за тяжелыми винтажными дверьми, попутно унося грязное постельное белье. Сургуч не тронут, и, не изменяя любимым привычкам хозяина, был отпечатан в форме летящей вниз птицы. Балобан — герб принадлежавший иной ветви их семьи, берущей своё начало от первой жены Ангеля Блэкистафф, родившей брата Дорвида — Пэмира. Дорогая Мэрилин, Погода в Керчеге совсем испортилась. Ливни, то и дело, не подпускают сон. И холодными длинными вечерами меня согревает мысль о доме. Гордись. Вардишир может спать спокойно, ведь вчерашняя разведка дала свои первые плоды. Солдатам удалось выследить капрала Гончих. Он вывел нас на след. Ничего не говори герцогу — желаю самолично известить. Прости. Знаю, подвёл тебя. Надеюсь, только, отборочные были не слишком утомительными и Джонатан, не смотря на всю его заносчивость, стал хорошей временной заменой мне. Иль тебя покинула мысль о рыцарстве? Не знаю, смогу ли тебя прикрыть пред отцом, когда он об этом прознает. Не ручаюсь за мага, но глубоко в сердце, надеюсь на его снисхождение. Возможно, у герцога на тебя другие планы. Р. Роллан был прав. Дорвид будет не в восторге от её идеи стать рыцарем. Дочь уйдёт из-под его контроля, отказавшись от его имени и присвоив собственное. В его руках она лишь марионетка, которую можно выгодно продать взамен новым возможностям: сильные союзники и богатые земли никогда не будут лишними. Это лишь укрепит его позиции и усилит влияние в мировой политике. Единственное, что настораживало — слова брата. Он так открыто выразил о возможных планах короля на её голову. Стало быть, ему что-то известно. А что на счёт Гончих? Этот вопрос касался её меньше всего. Пусть этим занимаются политики: отец, дядя Пэмир, сэр Милитл и Джонатан. Роллан не входил в этот список, но пополнял ряды пешек Дорвида, так страстно желавшем превратить своего сына в некое подобие героя — мученика. Или тот сам пытался им стать? Посмотрите же, несчастный король, который не побоялся продать демонам душу своего ребёнка. Пусть и не родного. Но кто об этом знает? Подарком благородной смерти является благословение большой любви или безумство?***
Громкий звон пронзил пространство — двое замерли за столом. Звук колокольчиков сулил лишь одно — появление во дворце кого-то еще. — Сегодня ждём гостей, отец? Дорвид продолжил трапезу, не спеша отвечать дочери. Он засунул в себя последний ломтик картофеля, после чего неспешно промокнул чёрную бороду салфеткой. Его скулы напряглись. — Семья Валуа. Я предпочёл бы видеть самого Харвида, но сегодня приехал только его сын. — Герцог посмотрел на Мэрилин серьёзным взглядом, — Рассчитываю на твою сдержанность и гостеприимство. — Было бы куда благоразумнее известить меня об этом, Ваша Светлость. Терпимостью легче обладать, когда знаешь чего ждать. — Мясо телёнка куда нежнее, когда не видело страха, — он встал из-за стола, — Проведите принца Эспена в его подготовленные покои. И позаботьтесь о том, чтобы наш гость ни в чем не нуждался. Джонатан? Высокий мужчина, всё это время стоявший за белоснежной колонной столовой, выступил вперёд. Его светлые волосы упали на глаза. Он опустил голову и прижал руку к сердцу, выражая уважение — королевский маг, собственной персоной. В своём истинном человеческом обличии, Джонатан всё равно походил на кота. Навесистая одежда сковывала движения. — Ваша Светлость. Дорвид, ничего не говоря более, покинул залу в сопровождении нескольких стражников. Слуги закружились возле стола, забирая пустые тарелки и стеклянные графины. Немой диалог между этими двумя заставил насторожиться. Джонатан, по примеру своего хозяина, также поспешил удалиться прочь. Мэрилин, понимая, что не сможет оставить дело без внимания, тут же настигла кота в коридоре, предварительно приказав двум оставшимся стражникам оставаться на местах. Ещё утром маг был разговорчив и даже надоедлив, а сегодня вызывал опасения. Болеть тот не мог, ведь обладая очевидно огромными познания в области медицины, способен был излечиться даже от чумы. — Позвольте предположить, наша вечерняя тренировка отменяется, в связи с вашими неотложными делами по поручению отца? — Ваши уроки не проходят зря, леди, — он продолжал быть слишком серьезным, невзирая на заметную колкость. — Вы, клянусь, сговорились, — она одёрнула мага за золотой рукав безупречного пиджака. Оба замерли на месте. Мужчина, явно ожидая подобного исхода, отстранённо посмотрел ей в глаза. — Сперва мой брат, а теперь и вы? Неужели так поступают наставники? Я думала, вам ближе концепция свободы, нежели раба и труса. Было бы хорошо не пожалеть о сказанном позднее. Это могло ранить. Но эти слова, подобно грому, были лишь громким звуком. Джонатан поклонился, как тогда в зале перед герцогом: — Мне очень жаль, что заставил думать обо мне в подобном ключе, госпожа. Поверьте, в скором времени мы возобновим наше дел, — он поднял голову, — Но сейчас, я вынужден покинуть вас, чтобы как можно скорее встретится вновь. Мэрилин не стала догонять, продолжая молча смотреть на удаляющийся вдаль силуэт, который вскоре исчез за дверью библиотеки — излюбленного кошачьего пристанища. Пожалуй, единственное место в Вардишире, где было заплутать легче, чем в садовом лабиринте. Решив не отяжелять голову ругательствами в сторону мага, Мэрилин выглянула с балкона, взглядом ища свою служанку. Амариэ работала в саду, помогая садовнику справится с непослушными кустами диких роз. Одна из веток лязгнула парня по лбу, заставив эльфийку звонко засмеяться. Он засмеялся в ответ. — Амариэ! Поди сюда! — служанка подняла голову, заметно испугавшись, — Оставь его и помоги мне. Ну же. Так тому и быть, освобожу тебя до вечера и Бэгги даже не придётся спать одному. Йогутка покраснела. Перекрывая лицо ладонями, она извинилась перед собеседником и метнулась наверх. — Госпожа, вовсе не обязательно так кричать. Ко всему прочему, Б-бэгги. — заикаясь, девушка заметно нервничала, стараясь правильно подобрать слова. Она была заметно старше своей хозяйки, но затруднения в их разговорах никогда не чувствовалось. В темах диалогов легко могли оказаться высокие философские споры, порой, заканчиваясь весьма специфической нотой: ягодицы, руки или, чего лучше, мокрые от пота хлопковые рубашки, так вызывающе прилегающие к разгоряченным мужским спинам. — Хочешь сказать, прошлой ночью был кто-то другой? — Мэрилин наигранно вскинула руками, изображая озадаченность. — Ох, бедный Бэгги! Дорогая, ты разобьёшь ему сердце. Девушка, все это время держа вторую за руку, завела подругу в спальню и, усадив в кресло, принялась агрессивно расхаживать по комнате — лицо налилось кровью. Дочь герцога могла легко разозлиться из-за любой мелочи, но подобный гнев был впервые, так неожиданно возникший и вспыхнувший, будто пламя упавшей в сено спички. Амариэ сильнее вжалась в подушки. — Они вздумали игнорировать меня. Все из себя занятые болваны! — послышалось злобное шипение сквозь зубы, — Ни во что меня не ставят! Думают, мол, все эти безделушки заткнут меня! Крупинки драгоценных голубых камней рассыпались по полу. За ними по швам разошлись буфы бежевых рукавов, без сожаления разорванные тонкими пальцами. Плотно сидевший корсет не поддавался слабым рукам, и не стерпев мучений, Мэрилин метнулась к туалетному столику, откуда, открыв небольшой ящик, достала ножницы. Невпопад разрезанное платье скользнуло к ногам, оставляя свою хозяйку в одной сорочке. Она тяжело дышала, обессилив от злобы. Вмешиваться было опасно. — Госпожа, — выдавила эльфийка, пытаясь привлечь внимание. — Даже Джонатан, — Мэрилин с горечью посмотрела на меч, стоящий возле массивной кровати, — Видела бы ты, с каким призрением он стал смотреть на меня. С какой жалостью! А ведь он знает, сколь сильно я стараюсь. Скажи, дорогая, — она припала к ногам йогутки, — неужели стоит умереть, чтобы получить признание? Не на шутку испугавшись, Амариэ крепко прижала девушку. Послышались тихие всхлипы и вскоре тело обмякло, отвечая тёплым объятиям. — Вы зря растрачиваете себя, госпожа. Зачем прятаться, когда можно показаться всему миру. Плачь прекратился и, освобождаясь от рук подруги, Мэрилин медленно подняла голову. В её поникших глазах, всё ещё мокрых от слёз, мелькнула искра. Она молча встала, подойдя к кровати. — До того, как уехать, Роллан сказал мне, что если чего-то очень сильно хочется — не говори герцогу, — в воздухе блеснуло лезвие. Вытянув руку, меч показался в полной красе. Ручная работа, как всегда, впечатляла. Бедняжка Амариэ подпрыгнула на месте, успев схватиться за сердце. Совсем скоро та доведёт её до приступа. — Мы поедем в город. Вершить то, что хочется! Пресвятая Кайна.***
Благодаря магии Джонатана, сад оставался зелёным даже в самую холодную пору, мелькая ярким пятном среди непроходимого снега. И хотя за окном стояла глубокая осень, тело не покидало тепло воспоминаний. Перед глазами стояла картина из прошлого, в которой двое детей беззаботно бегали по лабиринту, преисполняясь радостным смехом. После чего, полностью выбившись из сил — падали ниц, пачкая белые наряды в траве. Джонатан, уподобляясь вечнозелёным кустарникам, оставался вечно взрослым. Его лицо никогда не менялось, называя это своим проклятием, и, превозмогая никому не ясную тяжесть в душе, улыбаясь повторял: — Вам стоит бояться вечности. В памяти присутствовал кто-то ещё. Фигура отстранённо стояла позади, и всё, что от неё оставалось — улыбка. Попытки разглядеть лицо приводила к невыносимой головной боли и нескольким дням постельного режима, под присмотром лекарей. Беспокоить и без того вечно занятого кота не хотелось. Отговорками отлично служили женские дни, в подробностях которых не хотел копаться ни один мужчина. Отъезд брата, странное поведение Джонатана, а теперь ещё и Эспен. Было бы здорово не попадаться ему на глаза. Пусть даже его покои располагались в западном крыле от основного имения — ничего не мешало в любую минуту явиться перед дверьми главного поместья Блэкистафф. И хоть это переступало все нормы приличия и этикета, никто не сможет предъявить в его адрес даже кривого взгляда. Кронпринц никогда не перечил зовам своего сердца и всегда получал то, чего оно страстно требовало. Прошло несколько дней с той гневной истерики, которая успешно переросла в новое желание — приключение. Амариэ, не осознавая того, направила огонь в иное русло, превратив разрушающую силу в боготворящую. Мэрилин чувствовала прилив сил, особенно после того, как, побывав на городском празднестве, стала свидетелем настоящего искусства. Руки того человека, нет, — Бога, справлялись с мечом, будто крестьяне ложкой, также проворно, словно частью своей руки. Гипнотизирующие движения зачаровывали танцем. Его лицо скрывал глубокий капюшон и, единственное, на чем останавливался взгляд — перебинтованные руки. Тот скрылся в толпе прежде, чем Мэрилин смогла узнать его имя. Дни и ночи, сливаясь воедино, наводили тоску. Никаких новостей от Роллана. Одни и те же лица вызывали отвращение, а порой, припадку сулила рвота. Амариэ проводила с Бэгги больше времени, тем самым забывая перед сном навестить подругу. Мэрилин, не способную обижаться ни на кого, кроме родного отца, чужое счастье лишь вдохновляло. Внезапные бабочки в животе способствовали глубокому сну и, не изменяя привычкам, девушка погрузилась в мир придуманный ею любви. — Кто здесь? Темный мужской силуэт, стоявший в дальнем углу комнаты, почти полностью проваливался во тьму. Лучи отраженного лунного света местами касались одежд незванного гостя. Он шагнул вперёд. — Не подходите! Или я позову стражу! — фигура замерла. Мэрилин вскочила с кровати. Не отводя глаз от незнакомца, она спешно пыталась нащупать свой меч. — Эспен, если это Вы, то мне совсем не смешно. Вы переходите всякие рамки! Клянусь, этот инцидент не простит даже Корона. И я не побоюсь казни, после того как отрублю вам голову. Девушка почувствовала порыв смелости, обнаружив меч и направив его в сторону мужчины. Он вновь ожил, полностью выходя из тени. Золотые бархатные вставки на рукавах выдавали в нём дворцового служащего. Лёгкий ветерок с приоткрытого окна развеял серебристые волосы. Сердце бешено забилось, исполняя ритмичный марш. — И все же, мы с вами так схожи, госпожа. Этот голос. Из всех голосов в Вардишире, именно этот наводил дрожь. Джонатан шагнул ещё ближе, отодвигая направленное на себя лезвие в сторону. Он коснулся ее лица, и меч с лязгом ударил о деревянные пол. Мэрилин отстранилась. Воздуха предательски не хватало. Очередной шаг назад прижал её к стене и, не выдержав давления, девушка заставила себя обмякнуть. Выдох. Это всего лишь кот. Всё происходящее схоже со сном, и, если попробовать ущипнуть себя за ногу, боль непременно освободит от оков иллюзий. Но боль осталась лишь болью. — Что вы здесь делаете? Если это очередная тренировка, то я не справилась. — Боюсь, не справился только я, — Маг приподнял её подбородок и громкий шлёпок по лицу не заставил долго ждать, заставив Джонатана коснуться пострадавшей скулы. Если она не боится, тогда почему бежит? — Стража! — Никто не придёт. — Стража! Вынырнув за его спину, девушка метнулась к двери, но та оказалась закрытой. Сердце бешено колотилось. С каких пор её стал пугать Джонатан? Или пугала ночь, ещё с детства пропитанная страхом, подкреплённым отвратительными рассказами няни об опасности любой жизни во мраке? — Что все это значит? — Мэрилин набралась смелости и посмотрела в сторону мужчины. Он аккуратно присел на край кровати, подняв брошенный меч и беззаботно улыбнувшись. — До сих пор даюсь диву, как Вам пришла в голову эта гарда. Любое искусство — ничто без хорошей идеи. — Идею присваивает только смотрящий — истинное искусство лишь форма души творящего. В этом нет замысла. — А как же идея стать рыцарем? Разве не потому что Вы видите в этом своеобразную красоту? Насмотреться картин великих художников, а после уповать мыслью о том, как бы чудесно смотрелось ваше лицо под их кистью. Ваши представления о рыцарстве столь далеки от правды, что меня невольно выворачивает от наивности. Дорогая, ваши помыслы столь лицемерны, — Маг похлопал по белоснежной постели, жестом приглашая присесть, подобно тому, как подзывают собак. — Если вы пришли, чтобы переубедить меня, то это бессмысленно. А оскорбить — тем более. Я слишком долго Вас знаю, чтобы раниться подобными высказываниями. И если Вы закончили, прошу покинуть мою спальню. Этот инцидент останется между нами, и, так тому и быть, я не расскажу о случившемся отцу. Будто специально поджидая момент, Джонатан приблизился слишком близко. Страх испарился, оставив за собой решимость. Мэрилин, в ответ его проницательными глазам, смотрела сдержано. Шею обожгло горячее дыхание. Он коснулся белых плеч руками, аккуратно обнимая. — А что, если герцог сам попросил меня об этом? Если бы это было ложью, то очень правдивой. И если так, то зачем к делу приставлять совсем не подходящего кандидата? Убийца с него скверный, хоть и надежный; рука не дрогнет пред жалостью и слезами. А дрогнет ли пред нею? — Вы пришли убить меня? — Это было бы красивым завершением, но нет. Разве бы я стал? Улыбка этого мужчины создана для пыток. Кожу вновь обожгло дыханием. Заправив выпавшую за ухо черную прядь волос, он слегка отстранился, не отводя взгляд. Вблизи он казался другим: диким, неукрощённым, усталым. Серые глаза отливали платиной. Он продолжил: — Хорошо, что я успел научить вас прощению, ведь оно мне очень понадобиться. — О чём… Слова сковали губы. Они были жадными, в то время, как руки достаточно крепкими, чтобы не дать вырваться. Откуда взяться силе в теле человека, обременённого лишь книгами и нравоучениями? И пусть с виду он молод, душа его поглотила не первую сотню лет, делая его хорошим магом, но не воином. Он не пришёл убивать, но прибыл по приказу герцога. То ли дело, коим его голова была занята днями ранее? Был ли поцелуй уместен, или это излишнее движение для большей драмы? В нём ли нужно прощение или в том, что в нём скрыто? Привкус крови вызвал отвращение. Вместе с чем-то приторно-сладким, она смешалась во рту, заставив скривиться и сглотнуть. Джонатан отступил, вытирая губы и пачкая белоснежные рукава в алой жидкости. Сил противостоять не было. Что-то необратимо черпало из тела остатки энергии, так резко и бесцеремонно, подобно вампиру. Перед глазами плыло, превращая пол под ногами в зияющую пропасть — шаг вперёд, и равновесие навеки потеряно. Крепкие руки предотвратили падение, и мир насильно канул во тьму.