Перестань жить так, будто тебе плевать на всё, что происходит вокруг тебя. SICKxSIDE, Нарратив — «Токсины»
— Есть сигаретка? Если бы у Хван Йеджи спросили, насколько комфортно она чувствует себя в школе, ответом было бы слово «нормально», потому что именно так и хотелось назвать всю окружающую обстановку. Тут вполне комфортно, лояльные учителя и нет одноклассников из разряда «если ты мне не сделал дерьмо, я тебе всё равно ебало начищу» — всё до одури спокойно, от презрения не сводит зубы, да и в туалете есть бумага, чтобы подтереться. Ещё бы мартини с оливкой на закуску подавали в школьном кафетерии, а не простое миндальное или фундучное молоко — и вот он, рай для тех школьников, что отличаются от умненьких-разумненьких одногодок половой зрелостью и стремлением попасть в клуб двадцать семь. Жаль только, что ни один из тех людей, что учились вместе с Йеджи, великим не стал — кругом сплошные позёры без чувства собственного достоинства и мнимые смертники, которых от самоубийства отделяет Тихий океан. — Последняя, — процедила Хван, доставая из сумки пачку и даже не удосужившись вынуть сигарету из губ. Наён не вызывала у неё негативных эмоций, просто у обеих были настолько сучьи лица, что иной раз казалось, что они могут послать без предупреждения. Выстрелов в небо не будет — патроны нынче дорогие, а ещё дороже нервы двух девушек, обучающихся в одном классе и могущих назвать друг друга лучшими подругами. — Что сказал учитель Чхве на моё отсутствие? — Ты понимаешь — промолчал, но прям по глазам видно, что он тебя отшлёпал бы, — проговорила Им, выпуская изо рта струйку дыма. — За непослушание и прогулы, конечно, мы же знаем педагогическую этику. Наён и Йеджи познакомились в первом классе средней школы, когда по чистой случайности оказались в одном классе, сидящие за одной партой. Две девочки тогда долго смотрели друг на друга, потом пожали руки и поняли, что с такой бомбой замедленного действия лучше дружить, чем враждовать, — ресурсов не хватит постоянно подкидывать мины и быть на ножах. Сейчас они стояли и банально расслаблялись, как только умели — хотелось вообще уйти с занятий, сделать так, чтобы все о них забыли, и проспать как минимум вечность. Им же можно просто потеряться, чтобы их никто не нашёл, но приходилось жить как все — приходить в школу, учиться, а потом, блюя от тоски и желания вскрыться, возвращаться домой. — Он ещё отшлёпает, — хихикнула Хван, сплёвывая с крыши вниз и зевая — хоть она и не была на уроке, но от занудства учителя Чхве Ёнджуна, что, как всегда, не смог справиться со своим галстуком и приходил на занятия со стаканчиком из ближайшей кофейни, она устала, даже будучи на расстоянии. Йеджи скинула с крыши чуть тлеющий сигаретный бычок и покинула общество подруги, которая лишь кивнула на внезапное желание уйти. Школьница закашлялась, слёзы из глаз брызнули, но на неё никто не обращал внимания — октябрь, все простывшие, с красными носами, но зато добросовестно готовящиеся к предстоящему Хэллоуину. В коридоре не было шумно: в основном на четвёртом этаже располагались кабинеты старших классов, что если не выкидывались из окон в процессе обучения, то выли страшнее полицейских сирен. Девушка спустилась по ступеням вниз, поправляя на плече сумку с находящейся внутри пустой пачкой сигарет, и ей не повезло столкнуться с высоким молодым мужчиной, что нёс стопку тетрадей в класс, дабы потом их раздать после краткой вводной самостоятельной. — Стоять, — резко произнёс Чхве Ёнджун, учитель старшей школы, остановив ученицу и смерив её взглядом. — Почему вы не были на моём уроке? Опять ходили на крышу курить? Ёнджун пришёл в школу примерно год назад, сразу после университета, влился в работу и понравился абсолютно всем: поговаривали, что у учениц среднего звена был рейтинг парней, которым они бы дали, и неизменно на первом месте находился учитель у старших школьников. К нему хотели попасть все, и он это знал, с хитрой улыбкой отказываясь брать пубертатных подростков на обучение, потому что не хотелось наблюдать обмороки от одного только взгляда. Йеджи происходила из тех девочек, которым было кристально похуй на педагогов и то, по каким критериям можно оценить задницу Чхве Ёнджуна, ведь для неё он имел такую же ценность, как и аттестат, который она получит только года через два. Чистый и опрятный, он производил приятное впечатление, табличка с именем висела на груди ровно, но волосы будто специально были растрёпаны, придавая ему вид заигравшегося во взрослого школьника. — А если и курила? — девушка закинула в рот пластинку жвачки, и на языке взорвался мятный вкус. — Вас это так волнует? — Меня в принципе волнует здоровье обучающихся, — учитель выдохнул и протянул в руки Хван тетради. — Помогите мне отнести их в аудиторию F12. В школе трудно лично сблизиться с учениками, и это понимало много учителей, забывая, как кого зовут, и обращаясь по фамилии. В большинстве случаев всем было всё равно, обращались подчёркнуто вежливо и на «вы», так и жили, не душа в душу, но, по крайней мере, без лишней агрессии и презрения. Йеджи спокойно выполняла данное ей задание, шла к кабинету молча, пускай ловила на себе ненавидящие взгляды младшеклассниц, что провожали её спутника. Им было завидно, потому что Хван — «спокойная оторва», по которой полиция оргазмами сотрясается, а они, хорошенькие, миленькие, прилежные девочки в белых гольфах и школьных плиссированных юбках, остались за бортом. Хотя был резон попросить об услуге Йеджи — Ёнджун был её классным руководителем и по-настоящему её знал: в его кабинете хранилось личное дело, она изредка ходила на его уроки, но с её матерью он общался, кажется, намного больше. — У вас всё хорошо? — спросил учитель, начиная разговор как бы невзначай и издалека; Йеджи выплюнула серый комочек жвачки в ближайшую мусорную корзину и раскусила новую пластинку. — Лучше не бывает, — дойдя до кабинета, девушка всунула в руки мужчины тетради и поправила мятую рубашку, заправляя её в юбку и хмуро оглядывая классного руководителя с как всегда взлохмаченной причёски и до отглаженного костюма-тройки. Они были контрастны, противоположны, отголоски разных поколений, встречаясь взглядами, сталкивались в борьбе, но ни один из них не победит в этой схватке — они равны. — Зайдите ко мне во время консультации, — и Чхве под звонок нырнул в нужный кабинет, оставляя молчаливую девушку одну. Опустевший коридор видел опустившиеся плечи и слышал вздох, после которого Хван чуть прикоснулась к своему лицу, стараясь не стереть косметику. Как же она устала от этих попыток поговорить и сблизиться, будто, кроме неё, нет в школе больше детей с трудной жизненной ситуацией в семье, когда родители проходят тяжёлый бракоразводный процесс, мать не может перестать пить, а отец вообще не живёт дома. Всё это свалилось на девичью голову совсем недавно, но было много предпосылок: измена папы, когда Йеджи, рано пришедшая из школы, застала его на кухне с какой-то другой женщиной; холодность и презрение матери к «не засовывающему член в штаны» мужу, а потом её жестокая депрессия с попытками суицида и крепким алкоголем. Дочь вытаскивала мать из пучины отчаяния, и было ли ей жаль свою жизнь и все события, с ней происходящие? Конечно, она рыдала, слыша звон посуды и крики, ненавидела отца, потому что он сломал буквально всё, что терпеливо столько лет строилось, презирала мать, которая рисковала умереть от цирроза печени или очередного выхода на улицу за спиртом. Йеджи торопливо шла к кабинету, по пути выплёвывая жвачку в мусорку и махая рукой Уёну, который тоже пришёл ко второму уроку, но у него хотя бы причина уважительная — вдохновение как припрёт к стенке в три часа ночи, так и не отпустит. Молодой человек не высыпался, пытался восстановить свой режим, но всё сыпалось прахом каждый раз, как только открывал крышку ноутбука и всовывал в уши наушники. Школьники скользнули в класс, быстро извиняясь за опоздание, и сели за парты, пускай учитель Ким посмотрел на них волком и закрыл вкладку с классным журналом на компьютере, решив не ставить пропуск двум ученикам, а потом урок был начат. Хван могла посещать все занятия в школе, но интерес к жизни и уж тем более к образованию был потерян, потому и сидела в основном тихо, не писала конспекты и не отвечала на задаваемые вопросы; на неё просто махнули рукой, ведь видели, в какой компании ходит девушка, как одевается и выглядит. Выкрашенные в серый волосы она никогда не заплетала, сумка зачастую была полна сигаретных пачек, из которых скользили ядовитые палочки, всовывались в губы и поджигались. Юна, сидящая рядом с подругой, по привычке протянула освежающий спрей для полости рта и слегка поморщилась, знаками показывая, что две пластинки мятной жвачки не спасают от неприятного запаха изо рта. — Надо же, ты всё-таки пришла, — соседка с другой стороны, Суджин, хмыкнула; брюнетка с короткими волосами не являлась соперницей или завистницей, но если надо было, принимала позицию часто молчаливой Хван. Проблемы не нужны никому, до сих пор вся школа помнит, как Йеджи сбросила самодурную Цзыюй с лестницы, обозвав её конченной неёбанной сукой на глазах директора школы. После этого китаянка находилась пару месяцев в больнице, с агрессивной школьницей поработал психолог и социальный педагог, но девушка не распространялась о том, что происходило за дверьми кабинета. — Будто бы можно бесконечно прогуливать. Плевать, что когда-то Йеджи говорила, что школа — это сборище всех демонических существ и смертных грехов, здание, которое надо сжечь дотла, пока вся ярость учеников, вся ненависть не вырвалась наружу и не завладела городом. Девушка чувствовала изменение настроения других людей, но не могла управлять ни ими, ни собою, даже когда была одинокой, запертой в собственной комнате, смотря в зеркало, испещрённое мелкой паутинкой трещин, она царапала ногтями предплечья, закусывала воротник рубашки и сдавленно кричала. Жизнь — это отвратительно, ведь мы постоянно издаём разные звуки, создавая белый шум, и с его помощью можно управлять толпой, внушить что-то кому-то, даже самому себе. На удивление, урок даже прошёл спокойно, друзья молчали, враги тоже, а когда учитель покинул кабинет, все выдохнули — учителя Мина Юнги никто не любил, каждый готов был плюнуть ему в спину. Йеджи расслабилась, и сзади возник Джунхён, чуть обнимая её за плечи и нагибаясь, будто желая в приветствии поцеловать девушку; кажется, они были ближе друг другу, чем близнецы, росшие в одной семье. Закрыв глаза, сидя к парню спиной, Хван могла точно угадать, какие эмоции владеют Кимом, которого порой по приколу называли Чунджи, говорила, что он сделает в следующую секунду, да даже их мысли порой стыковались, порождая ощущение, что парень и девушка — давние любовники, изучившие каждую клеточку тела и разума друг друга. Нет, ни в коем случае, они просто близкие друзья, у которых синхронизация происходит на возвышенном, практически божественном уровне. — Да вы тут ещё засоситесь, — проговорила Наён, приходя в класс; она всегда прогуливала уроки Мина Юнги, не сталкивалась с ним в коридорах и была как призрак при нём, если всё же приходилось пересечься. Девушка отлично помнила тот момент, когда они от нечего делать во время отработки наказания с большой компанией играли в бутылочку, и между Им и Джунхёном своенравная Йеджи выбрала подругу, чьими губами завладела с такой яростью, что кожа чуть лопнула, потекла кровь. Наён и так порой испытывала дикий кризис ориентации, а сейчас, при виде обнимающихся парня и девушки, банально ревновала. Чунджи, казалось, самому нравилась Йеджи, которая с трезвостью и спокойствием старалась взирать на всё, хотя порой, бывало, поддавалась эмоциям и расплёскивала их фонтаном. Она была вполне себе обычной школьницей, бунтаркой по внутренним ощущениям и наплевательскому отношению к миру, когда ей говорили, что она что-то кому-то должна. А ведь если честно — кому что должен подросток, который ещё толком не смыслит ничего в мире, погрязая в самом себе и надеясь, что многие появившиеся проблемы вмиг рассосутся, как вытягивается гной из выдавленных прыщей? Только родителям. Да и то если семья полная. — Захотим и засосёмся, — Йеджи шутила, конечно же, и для приличия даже парень хмыкнул, показывая, что не против, хотя все понимали — да, если захотят, то будут встречаться, зависать на крыше школы и раскуривать сигарету на двоих. Кстати о сигаретах — Хван придётся опять случайных прохожих просить помочь, ведь пачка-то кончилась, а до совершеннолетия ещё было слишком далеко. Шестнадцать лет — то время, когда хочется многое, но всё не позволено, потому приходится платить случайным людям с заветными цифрами в паспорте, дабы они купили выпивку, сигареты, а может даже и презервативы — что только в дурную голову не взбредёт. — Ладно, закрыли тему, — произнесла Юна. — Я нашла себе учителя по гитаре, кстати. Учится в соседней школе в старших классах, берёт всего ничего, а заверил, что за месяц буду играть как Чон Ёнхва. Юна была очень энергичной для своего возраста, с детства ходила по всяким кружкам, в послужном списке даже были курсы балета и театральное мастерство, но Шин до сих пор не определилась, что ей вообще любо. Она была одновременно актрисой, музыкантом и моделью, хотела стать графическим дизайнером и айдолом, и это разнообразие хотелок буквально вымораживало её саму, и девушка порой хваталась за волосы, не зная, как поступить. Учителя на неё не могли нарадоваться: умница, отличница, помогает одноклассникам с домашней работой, но кто же знал, что порой в сумке приличной девушки можно найти таблетки для того, чтобы практически мгновенно протрезветь, а также разнообразные спреи для полости рта, чтобы курящие могли без боязни открыть рот. Вот такие они — приличные дети, посещающие школу каждый день, а ведь дело было в старшей сестре Юны, которая научила свою родственницу многому, в том числе и выживанию, когда голова болит после вчерашней одной бутылочки соджу. — Кстати, Рюджин переходит к нам, — как бы между прочим сказала Шин и откашлялась, — да-да, в наш класс. — Она же старше, — Суджин, красящая губы персикового цвета помадой, нахмурилась и отлипла от зеркала — Йеджи заботливо указала ей на чуть смазанный участок и пихнула Чунджи, что сел на её парту и придавил телефон. — Так Рю была некоторое время в психушке, — проговорил Джунхён, и на минуту Со даже замерла, не ожидая того, что молчавший до этого парень вступит в диалог. — Насколько я понял, она там была чуть больше полугода и решила наверстать упущенное, так ведь, Юна? — Да, конечно, — с готовностью кивнула девушка, накручивая на палец прядь чёрных, как смола, волос, а потом откинулась на спинку стула. — Вы только ничего не подумайте, она хорошая, просто с эмоциональным состоянием немного не повезло, потому и полечилась немного. О, Рюджин!.. Рядом с учителем Чхве Ёнджуном шла миниатюрная девушка, и казалось, школьницей она не была ни разу: короткие волосы, выкрашенные в блондинистый цвет, изящные тонкие стрелки на глазах, чёрная помада, какие-то оборки и рюши на чёрной блузе и кожаная юбка, доходящая ровно до колен. Такую девушку бы в рок-группу, где она будет на позиции вокалистки или бас-гитаристки с последующим бэк-вокалом, что проберёт до дрожи, и ведь никто бы не заподозрил, что ей всего лишь семнадцать, у неё проблемы с психикой и желание выпасть из окна бывает по пять-шесть раз за день. — Здравствуйте, класс! — мужчина с удовольствием увидел Йеджи, у которой, правда, на парте вместо учебников и тетрадей располагался Ким Джунхён, но ладно, пускай хоть так сидит. — Хотел бы вам представить нашу новую ученицу — Шин Рюджин, она чуть старше вас, пообещала обо всех позаботиться, и я надеюсь, что вы тоже позаботитесь о ней. Хван переглянулась с друзьями, но не успела зацепить глазами Юну, что устремилась к своей старшей сестре, обнимая её за плечи и что-то ей говоря — что уж тут поделать, родственницы, чутко ощущают друг друга, а ещё рады увидеться, потому как Рю приехала ночью, а подавала документы и проходила экзамены заочно. Йеджи и люди, что её окружали, чувствовали, что что-то изменится, потому что Шин, такая непохожая на остальных учениц, была белой вороной, той, что спровоцирует бурю и не будет ни в чём участвовать. Чутьё Хван Йеджи никогда не подводило. Рюджин сидела на антидепрессантах, потому была слишком спокойной, обняла Юну, положив голову на её плечо, и стала совсем уж миниатюрной, что даже учитель улыбнулся, слегка похлопав её по руке и предложив занять свободное место. Шин-младшая повела сестру к классу, где все смотрели на неё, пытались знакомиться, а девушка будто бы смущённо всем кивала, показывала большие пальцы вверх и остановила свой взгляд на друзьях Юны. Она уже знала, что они станут с ней общаться, примут в своеобразный клуб по интересам, но вот в будущее все не смотрели ещё с полнотой. — Мы знакомы, — Чунджи сжал пальцы Рюджин и кивнул остальным, — пересеклись как-то раз. — Конечно, — блондинка расплылась в улыбке, и было видно, что она, на удивление, искренняя, но жаль, что в этих губах змея скрывалась, а шипы впились уже в сердце каждого, кто беседовал с ней.* * *
Йеджи стояла перед кабинетом, в котором сто процентов находился учитель Чхве, и не могла себя заставить поднять руку и постучаться, дабы потом беспрепятственно войти. Как только за спиной кто-то прошёл, девушка без стука вошла внутрь, закрывая за собой дверь и с трудом выдыхая — опять придётся беседовать о собственной жизни, стремлениях, родителях, о коих говорить совсем не хотелось. Пусть учитель продолжит кичиться хорошим знанием психологии, он не сможет применить их на практике, чтобы разобрать по кусочкам душу, собрав её потом заново и не посмев переделать в ней хоть что-то. Это искусство, манящее, которому надо обучаться терпеливо, а помогать осторожно. — О, ученица Хван, здравствуйте, — мужчина выглядел совсем уж мальчишкой, когда его волосы были растрёпаны, а галстук чуть распущен, но он быстро привёл себя в порядок, вновь выглядя на свои года: двадцать шесть лет, действительно красавец, коих мало. Хван положила сумку на парту и присела перед педагогом, что следил за каждым её движением, будто прикованный необычайно красивыми чертами лица и чуть раскосыми глазами. — Вы всё-таки пришли. — Я всё-таки пришла, — практически повторила девушка, складывая руки на стол и прочищая горло. — И о чём мы будем говорить? Ёнджун бы рассказал ей о многом: о том, что ей чаще стоит приходить на уроки, записывать материал и вовремя сдавать все зачёты, чтобы никто из его коллектива не ругался, а классный руководитель не прикрывался её положением. Всем плевать на ученицу, что высветлила волосы, лишь бы родители обратили на неё внимание, что курила, нарываясь на замечания от учителей, болтала ногами на краю пропасти, крыши, такой опасной для живого ума подростка. А ведь на неё давили, давят и будут давить такие же люди с такими же проблемами с головой. Люди, имеющие проблемы с психикой, часто идут в учителя, чтобы морально травмировать готовых к общению и сотрудничеству детей, что затухают, как спички, стоит только подняться ветру. Йеджи — та же самая спичка, только она уже и без порыва ветра погасла. — Как ваши родители? Хван не любила эту перестрелку вопросами, когда на каждый хочется задать банальное «а что?» — его же не интересует это по-настоящему, личностный подход невозможен при классно-урочной системе, когда за партами сидят тридцать учеников, это и так понятно. Вылавливание каждого и приведение за ручку попахивает то ли интересом к обучающемуся, то ли чем-то ещё не очень хорошим, но девушке настолько было уже наплевать, она буквально эмоционально выгорела, что просто сидела, смотря на воротник своего учителя, и не могла понять, что отвечать дальше. Не ответишь «нормально» или «хорошо», это ложь, не скажешь «хуёво» — нельзя при старших ругаться, но как же хочется, потому что только это слово описывает всё, что происходит в жизни. — Разводятся, решают, с кем я остаюсь, — не было заметно, но подбородок девушки напрягся, да и она сама будто натянулась, как стрела, выпрямилась и одновременно сжалась, уменьшилась. Если бы рядом был Чунджи, он одним движением руки исправил это кошмарное положение и расслабил, погладив меж лопаток, но Ёнджун не двигался, лишь внимал всему и даже проявлял какую-никакую заинтересованность. — Учитель Чхве, вам действительно интересно это? Каждый раз одно и то же говорю. — Мне важно ваше эмоциональное состояние, развод родителей — это тяжёлое время, я вас в этом понимаю. Чхве Ёнджун не мог знать того, что творилось в груди и сердце девушки, что сидела напротив, и этими своими словами отпугнул её, благо, не оттолкнул, но и рассказывать ему что-то не имело смысла. Жаль, что опять пришла сюда, что в первый раз, что сейчас те же самые вопросы, те же самые взгляды, тот же самый человек, которому хотелось поправить встопорщенный воротник. Не надо было даже давать себе шанс на то, что что-то изменится, поболит-поболит да пройдёт, никакой учитель в утолении собственной боли не поможет, ведь он — абсолютно посторонний человек. — Простите, я зря пришла, — Ёнджун не успел ничего сказать, даже протянуть руку, чтобы остановить девушку, как она выскочила из-за парты, из кабинета, а потом и из школы на опаляющий ладони без перчаток холод, заставляя сжать пальцы в кулаки и пойти вперёд. Зря она дала себе шанс вновь попробовать этот способ отпустить всякое дерьмо — реальность всё равно сжирает с потрохами и не оставляет даже шанса на восстановление здоровья, весьма хрупкого, кстати. Даже спокойным личностям порой свойственны вспышки гнева и эмоций, когда дёргаются щёки или глаза в тике, а потом хочется выругаться во всю мощь своих лёгких. Ощущая собственную беспомощность, Йеджи изнутри грызла щёку, мотала головой из стороны в сторону и пыталась понять в своей жизни хоть что-то: почему вдруг изменилось всё? Зачем ей вообще школа, если в жизни и так забот пополам с пиздецом хватает? Видимо, судьба решила давно её добить, помещая в сознание мысли о самоубийстве и членовредительстве, от которого дрожали руки и всё тело, но Хван на то и выглядела сильной, что старательно от себя всё отгоняла. Старательно, но не особо сильно. Спальный район, полный таких же подростков, как и идущая с учёбы Йеджи, был тихим местом, где можно посидеть на скамейке, и никто же ведь не тронет — это не Итэвон, полный иммигрантов. Туда ходили для того, чтобы найти то, что пощекочет нервы, возможно, встреч как в тех самых криминальных книгах, когда маленькие хорошенькие девочки натыкаются на главарей мафии, но в реальности можно наткнуться на какое-нибудь быдло из Китая, от которого придётся убегать, ведь полиция в этом случае даже не станет выезжать. Хоть что-то в жизни похоже на дешёвый бульварный роман — никто не поможет, полицейские пожмут плечами и скажут, что ты сам виноват, раз забрёл сюда: а может ты наркоман? Тогда тебя надо срочно забрать, дабы никому не навредил. Может, Йеджи и её мама жили не в Итэвоне, но ощущения были как раз такие — грязь, покрывающая подъездные дорожки, заставляли унывать, а мусор на лестнице, по которой девушка спускалась и поднималась каждый день, никто никогда не выносил. Ужасные условия, ужасная жизнь, ужасные слёзы, когда открываешь дверь и первое, что слышишь — это звук падающей и раскалывающейся на осколки бутылки алкоголя. Соджу это было, вино, пиво — абсолютно всё равно, и Хван боялась повторить судьбы своей матери, когда от неё пахло спиртом, с языка срывалось «о, ты пришла», приправленное звучной отрыжкой, а потом она вовсе помещала её в свои объятия. Йеджи не хотела быть такой: с отвисшим животом, с неприятным запахом изо рта, не хотела даже видеть эту женщину, но на глазах капли слёз, в горле — ком, а на губах «я дома, мама» таким голосом, будто она сейчас умрёт. А ведь каждый день, проведённый здесь, действительно был равноценен самоубийству.