Скрышепад

Мы друг для друга созданы, Бракованный дуэт. забей, лерочка — «каждый, кто сделал тебе больно»

      Школа до сих пор была будто бы пустой, потому Йеджи, укутанная в мужской пиджак, и Ёнджун, нервничающий и делающий попытки обхватить плечи школьницы руками, чтобы она, споткнувшись, никуда не полетела, спешно шли по направлению к кабинету Чхве с быстро колотящимися сердцами. Им было страшно, что их заметят, потому, как только дверь была открыта, учитель пихнул девушку в помещение и закрылся на ключ, дабы никто не зашёл в самый неподходящий момент.       — Пошли к шкафу, — мужчина заметно нервничал, не включал свет, чтобы их было видно в окно, а потом просто распахнул створки, видя висящую на плечиках единственную белую рубашку, в которой Йеджи, правда, утонет. Ничего не поделаешь — вылавливать своих коллег время не давало, да и слов, чтобы выразить их приключение, уже не было, приходилось выкручиваться из ситуации своими, подручными способами.       Йеджи совершенно не стеснялась и ничего не боялась, в отличие от её учителя, что старался закрыть себя и девушку от взглядов со стороны окна, которые, несомненно, были бы, если бы кто-то додумался включить в кабинете свет. Девушка выхватила с плечиков рубашку и скинула пиджак, обнажая кожу цвета жжённого сахара, на которой выделялось тёмное нижнее бельё. Мужчина шумно выдохнул через нос и подхватил собственную вещь, что стремилась к полу, отворачиваясь и одеваясь; Хван в это время застёгивала тугие круглые пуговицы и подворачивала слишком длинные рукава. Она заправила рубашку в юбку и повернулась к учителю, что стоял уже у окна и смотрел на пустой двор — все ученики были в актовом зале и хлопали, визжали после выступления Чунджи и компании.       — Спасибо вам большое, — девушка подошла к Чхве, заложив руки за спину; ей рубашка была слишком велика, выделялось, что она не особо плотно обхватывала талию, а плечи съезжали вниз. Будто бы маленькая девочка залезла в шкаф и вытащила вещи отца, натянула на себя и сказала, что она как «папа» — такая же модная и красивая. — Если бы не вы…       — Да ладно тебе, — проговорил Ёнджун, поворачиваясь и оглядывая девчонку, а потом усмехнулся — такая смешная, такая маленькая, а в его рубашке ещё и до боли нежная и трогательная. Он увидел на её руках пластыри телесного цвета, но решил ничего не говорить, памятуя о том случае на крыше, когда Чхве пообещал вернуть пачку сигарет её родителям. — Пойдём лучше на концерт.       — Нет, ещё нельзя, — Йеджи опустила глаза и ухмыльнулась. — Цзыюй испортила мне макияж.       — Ну, у меня ни тональника, ни туши, ни помады, — вздохнул мужчина, скрещивая руки на груди.       — А вы шутник, — Хван улыбнулась и разблокировала телефон. — Я сейчас Наён позвоню, у нас в косметичках одни и те же средства.       Им ответила практически сразу — они с Уёном стояли за пределами актового зала и ждали подругу, которую заперли в женской раздевалке вместе с учителем. Чон не смог не поделиться этим с Наён, что зашикала и боялась, что кто-то лишний это услышал, тем более какие-то из прихлебательниц Чжоу, которые будут рады разнести сплетни о том, что самый сексуальный учитель и самая «отвратительная» ученица так перепихнулись в помещении, прилегающем к спортзалу, что у девчонки порвалась рубашка. Потому подруга с начинающим писателем вышли и стали ждать хоть какой-нибудь весточки от Хван, и вот она дала о себе знать — на телефоне Наён высветилась памятная фотография с нежным женским поцелуем, который произошёл на одной из вечеринок, и девушка подняла трубку.       — Дорогая, принеси на второй этаж в туалет косметичку, я сейчас помру без твоей пудры, — Ёнджун скривился от лёгкого флирта в голосе школьницы с пепельными волосами, а потом его прошило осознание, что Хван разговаривала так со своей подругой, не с парнем.       — Бегу, — Наён дала знак Уёну, поправила сумку на плече и поспешила к лестнице, оставив парня стоять и ожидать остальных друзей. Йеджи в этот момент расслабленно улыбнулась и вновь с благодарностью поклонилась и вышла из кабинета, повернув ключ, негромко хлопая затем дверью и оставляя учителя наедине с самим собой. Он сжал руки в кулаки, взглядом зацепляя до сих пор не закрытую створку шкафа, где виднелись некоторые его личные вещи, и вмиг стало холодно, одиноко, и Ёнджун понял, что пора спускаться на концерт и очищать разум после общения с этой школьницей.       Наён увидела подругу в туалете, когда она хлопала себя мокрыми ладонями по щекам, стараясь привести себя в норму; Им была одета в короткое жёлтое платье и белые чулки, в прикол сказала, что у неё костюм утёнка, и вскоре Суджин скинула фотографию игрушки уточки с розовыми щёчками и очками на милом оранжевом клювике. Им бы обиделась на это, но все знали, что она носила линзы и обладала достаточно низким зрением, так что игрушка была её достаточно детальным автопортретом с милыми круглыми чертами лица. Девушка кинула Йеджи косметику, и та резво вынула нужные ей средства, замазывая появившиеся из-за ноготков Цзыюй царапины и кровоподтёки на шее, а потом восстанавливая макияж глаз и губ. Через пару минут Хван стала выглядеть свежее, намного лучше, и вернула косметичку, уже готовая совершать подвиги и слушать все сплетни, которые накопились за эти буквально десять минут отсутствия.       — Почему ты отсутствовала? Чья это рубашка? — Им нахмурилась и слегка дёрнула за швы на плечах, показывая, что эта ткань сидит на ней плохо и вообще должна быть в шкафу у какого-то парня. — Учителя Чхве, что ли, раздела?       — Какая догадливая, — проговорила Йеджи, замечая, как округлились глаза подруги. — Только он сам разделся. Шучу, блин. Он дал мне одну из своих рубашек, что в его шкафу висят, честно, я удивлена, что нас не видели, пока мы шли.       — Кто?       — Цзыюй, кто же ещё, — Хван выдохнула и достала из кармана юбки пачку сигарет, решив, что сейчас — самое время прикурить, и пускай на крышу подниматься было лень. Встав на подоконник, девушка открыла форточку, а потом спрыгнула на плиточный пол, заходя в кабинку, чтобы её не было видно со стороны входа. — Может, ей тёмную устроить? Ну, с лестницы я её уже сбрасывала, надо спину, наверное, сломать, чтобы она точно успокоилась.       — Ага, и тебя осудили, придурошная, — Наён достала электронную сигарету и тоже подошла к подоконнику, но не пряталась — она всё равно сделает пару затяжек и успокоится. — Давай быстрее, думаю, Джунхён уже нервничает, что тебя рядом нет. Кстати, как так вообще вышло, что вы встречаться начали?       Казалось, что тон лица Йеджи даже под косметикой стал бледным, практически серым, как и её волосы, и Им просто кивнула, сделав вид, что выслушала длинную и утомительную историю. Никто не стал акцентировать внимание на лёгкой недосказанности, будто это было обыденностью, но в коридоре внезапно послышались шаги и женские голоса, смешанные с «госпожа, вам следует себя вести менее эмоционально — ваш имидж может пострадать». Вскоре в туалет зашли несколько девушек, достаточно громко захлопнули за собой дверь и внимательно уставились на Наён, что прикрыла кабинку и устремилась на выход, показав знак мира со словами:       — Би-сайды вашего первого альбома мои любимые, — и следом дверь захлопнулась.       — Как же меня бесят фанатки! — в женском голосе сквозила злость и даже некоторая усталость, послышалось, будто кто-то распаковал сигареты и бросил целлофан в мусорное ведро. — Хорошо, что тут окно открыто, я курить, Лия, будь на стрёме, чтобы стафф не зашёл.       Дверь в последнюю кабинку, где находилась Йеджи, курящая и ни на что внимания не обращающая, резко открылась, и взгляды двух девушек пересеклись: рыжая отпрянула, поджав губы, а непрошеная соседка ухмыльнулась. Достав зажигалку, то, что уж действительно всегда рядом с Хван, она крутанула колёсико, призывно им маня, будто нет счастья больше, чем закурить после вполне себе обычного не впечатляющего выступления. Черён, а это именно она хотела побаловаться сигареткой, зашла в кабинку без слов, прижалась к стенке и позволила школьнице поджечь кончик, вскоре с удовольствием затягиваясь.       — И куда вы окурки утилизируете в школе? — спросила Ли, и Джису переспросила. — Да я не вам, успокойтесь, тут со мной одна гостья.       — Просто кидаешь в унитаз и смываешь, аэрозоль, чтобы не пахло, за трубой, а окно можно держать тут открытым вечность, — отозвалась Йеджи. — Всё равно уборщицы заползают сюда только вечером.       — А ты прошаренная, как я посмотрю, — наманикюренные пальцы красиво смотрелись на тонкой руке, которая вытянулась в сторону девушки, и Хван неторопливо ответила на рукопожатие. — Я Ли Черён, наверно, моё имя тебе о чём-то говорит.       — Не особо, я больше по андерграундному рэпу и зарубежному року, хотя Day6 неплохие, — произнесла школьница, смахнув пепел в унитаз. — Я Хван Йеджи. Моё имя тебе ни о чём не говорит. Слухов не боишься?       Черён сделала вид, что задумалась, и повторила действие новой знакомой, качая головой, которая уже докуривала и собиралась на выход. Ли оглядывала её облик, явно мужскую рубашку, висящую на худосочной фигуре, а потом улыбнулась и качнула головой, когда Йеджи бросила окурок в унитаз и нажала на копку слива. Выдыхая дым практически в лицо певицы, что лишь от наслаждения прикрыла глаза, будто запах сигарет ей понравился, девушка устремилась из кабинки к выходу, немного наблюдая за тем, как две китаянки поправляли друг у друга одежду и тихо о чём-то переговаривались на родном языке. Двух других девушек, Лию и Винтер, она не видела, те явно сидели на унитазах и думали о вечности, и совсем скоро Хван, под ничего не понимающие взгляды стаффа, вышла из туалета, направляясь в сторону актового зала, а на углу её перехватила за локоть Наён.       — Я покурила с Ли Черён, неплохо поговорили, — произнесла Йеджи и хмыкнула. — Видела кого из наших? Хочу предложить им забить на здешнюю вечеринку, потому что она тухлая, и пробить всех наших знакомых. Может, Сан что-то организовывает, а Суджин обо всём умолчала?       — Нет, мы уже про это говорили: наш студентик планирует отоспаться, ведь завтра у него лаба, а у тебя прямо по курсу Чунджи, так что я вас, голубков, оставляю.       Йеджи практически врезалась носом в плечо своего парня, вдыхая аромат соли и пота, говорящий о том, что Ким очень хорошо трудился, но при этом находил силы, чтобы обнимать такую хрупкую в его объятиях девушку. Он бы и поцеловал её — с официального объявления отношений он так и не успел вкусить её губы, — но все в школе и так на них косились, ведь не привыкли к тому, что кто-то настолько откровенно показывает собственные чувства. Да, существовала определённая «полиция нравов», направленная на исправление слишком витающих в розовых облаках любви подростков, но вроде даже после таких столь суровых бесед парочки не разрывались, а наоборот, странным образом укреплялись. Может, вместо надоедающего «в этом возрасте вы должны заниматься только учёбой» все слышали «любовь — это самое прекрасное чувство на земле, любите друг друга»? Скорее всего, так оно и было, но ни Чунджи, ни Йеджи ни разу не попадали под следствие и не признавали себя виновными во влюблённости.       — Ты видела наше выступление? — Йеджи искала тепла, особенно после пережитого стресса, даже сигарета не помогла в восстановлении ресурсов, всё было до сих пор каким-то нервным и выматывающим, но слёзы на глазах не выступили — девушка поняла, что не стоит прямо сейчас, в момент нежности, показывать слабость. Да, она была не влюблена в своего друга, воспринимала его как обычного человека, приветливого парня, что пытался вытащить её из дерьмового состояния, но не мог — едой не скажешь «я люблю тебя», обычным «не грусти» не решишь все проблемы. Хван решила не врать, пускай и понимала, что Джунхён никаких изменений не видит, пусть поменялся цвет, крой и даже материал рубашки, потому она закачала головой. — А чего так?       — Живот скрутило не вовремя, кто-нибудь снял выступление? — это была не особо правда и не особо ложь, потому что живот действительно скручивало, но от волнения и чувства близости ко взрослому и сильному мужчине в женской раздевалке, и Йеджи даже не знала, как описать свои ощущения. Она захотела Чхве Ёнджуна? Или что произошло? — Суджин, наверно, шикарной была.       — О, поверь, она отожгла так, что её Сан бы от злости и ревности весь позеленел!       Чунджи не обиделся на то, что его подруга отсутствовала во время танца, который он пытался показывать максимально чувственно, особенно когда выходил вперёд и показывал, что такое настоящая страсть в полупрозрачной рубашке и распущенными волосами, что струились по плечам. Он выглядел хорошо, даже слишком, красивым себя не считал, но избранные девочки из потока школьниц выворачивали шеи, смотря на него, на переплетённые с Йеджи пальцы, и немного завидовали, потому что видели не такую извечную токсичность, а тепло и уют. Они действительно представляли из себя своеобразное, но при этом утончённое зрелище, которым хотелось наслаждаться, а такую любовь, как у Джунхёна к Йеджи, искали везде, не понимая, где можно её найти и куда бы спрятать, лишь бы никто не украл.       — Ты кто у нас? — Уён, которого знатно напрягли пару минут назад учителя, сказавшие, что он ответственный за выведывание, кто во что одет, оглянул Йеджи и её спутника и хмыкнул, поняв, что у них даже костюм не парный. — Да отвечайте вы уже, можете же в конкурсе парочек поучаствовать!       — Я Голод, всадник Апокалипсиса, а может быть, Смерть. Джунхён просто танцор с Бродвея, — послышалось «да из стрипушника вылез я», и девушка прыснула со смеху. — Из стрипушника так из стрипушника, почему бы и нет? Люблю всяких неформалов.       Уён, одетый в пирата, расхохотался, приваливаясь к косяку двери и пропуская парочку с одинаковым чувством юмора, только хорошим или плохим — пока было не ясно. В тот момент, отсмеявшись, он увидел двух девушек, что шли под руку, и это были сёстры Шин: Юна надела сегодня красное платье до колен без бретелей, как будто собралась праздновать Рождество, а на Рюджин красовалось чёрное платье, состоящее из кружев. Обе были великолепно прекрасны, и младшая заливисто о чём-то рассказывала своей онни, что с лёгкой улыбкой на губах слушала, кивала головой и смотрела в пол. Уён бросил бейдж с надписью «Костюмер», что даровал любому человеку право стоять в дверях и докапываться до всех, что означает их костюм, своему напарнику Кану Тэхёну и, поправив волосы, подошёл к девушкам.       — Привет, как настроение? — Чон применил технику «вежливых рук», когда отвечал на объятия Юны, а потом немного смущённо потянулся к Рю, и она чуть хлопнула его по плечу. — Думаю, мы с вами можем пойти поболтать, вы не против?       Уён до сих пор помнил тот момент, когда он увидел Рюджин впервые: она сияла, как маленькая звёздочка, пускай её лик был немного опечаленным, а запястья скрывались за напульсниками. Они познакомились уже после уроков, это Юна представила их друг другу и сказала своей сестрёнке не грустить и продолжать жить, радуясь всем мелочам, что могли возникнуть. Шин-старшая очень сильно нуждалась в поддержке, моральной и физической, кажется, она еле стояла на ногах и в любую секунду могла упасть куклой в пропасть, сказав перед этим, что она не справляется и не хочет продолжать бороться. Уён уже тогда видел её героиней романа про девушку-одиночку, от которой пахло ежевикой и мятой, а грусть настолько выела её сердце, что появились узоры на руках, бёдрах, животе — он чувствовал, почти знал, что тело Рюджин изрезано, исполосовано, изранено, что она мечтает однажды превысить дозу таблеток и запереться в ванной комнате, чтобы её банально не успели спасти. Чону казалось, что они знакомы очень давно и никаких секретов между ними нет, хотя Шин ещё не знала, что в неё медленно, но верно влюбляются.       — Так как там Феликс? — подростки сидели на скамейке под окном, не обращая внимания на танцы и конкурсы, пили какой-то приторный сок и вернулись к своему разговору. Покрасневшая Юна, к кому и прилетел вопрос, сидела с краю, Рю посередине, а рядом с ней улыбающийся Уён, решивший, что в ближайшую пару минут точно вникнет в разговор, который всё же продолжался.       — Я же говорила уже, что он отличный учитель по гитаре, — младшая сложила губы трубочкой и почесала ключицу. — Ещё хвалил мой маникюр, назвал его медиатором на минималках.       Слушатели расслабленно рассмеялись и внезапно для себя обнаружили Йеджи и Чунджи, что о чём-то шептали, порой кивая друг другу и оглядывая зал. Они были похожи на шутников-заговорщиков, по школе уже разнеслась новость, что они встречаются, потому Ким Нам Джун, учитель физкультуры и по совместительству добровольно-принудительный участник «полиции нравов», уже приглядывался к ним, ища хоть что-то запретное. Если поцелуются — обоим на физкультуре удвоить силовую нагрузку, если же уйдут в дальний угол и будут залезать друг другу куда-то — простите, тут уже действительно любовную лавочку надо прикрывать и сказать молодым людям дотерпеть до дома. Там хоть пусть детей рожают, но не в святая святых — в школе, где надо учиться и получать наивысшие баллы; разве у этих сумасбродов не было уроков полового воспитания?!       — Они так подходят друг другу, — Юна вскочила на ноги и подмигнула Рюджин. — Ладно, я искать себе кавалера, хочу потанцевать, а вы развлекайтесь.       Уён, такой красноречивый в своих текстах и такой не могущий ничего сказать в жизни, забавлялся с самого себя: его герои, которых он создал, в которых вдохнул жизнь, обладали чётким характером и стремлениями, а он сам мог только издать какой-то звук горлом, когда глядел на Рюджин. Он вспомнил, что, когда писал свою самую первую в жизни любовную драму, облазил все форумы, прочитал все книги про отношения и психологию отношений, а сейчас, когда рядом сидела захватывающая дух и красивая девушка, всё внутри скручивалось, а начать разговор хотелось с фразы «Знаешь, я как-то в детстве упал с дерева. Мне кажется, я с того времени не люблю высоту, а ты являешься той высотой, которую я люблю». Красиво, но не в его характере, потому пришлось начать с малого — с милого обычного комплимента:       — Твоё платье красивое… ну и ты красивая… в этом платье красивая, то есть. Ой, нет, погоди, ты и так красивая…       Неужели он всё испортил?       — Спасибо, — Шин улыбнулась, и в это время сердце ёкнуло, крича «всё, пока!» — Ты тоже сегодня ничего.       Кажется, комплименты не умели делать оба.       Чунджи в это время, уточнив, брать ли конфет на Йеджи, покинул её общество, а Хван сама смотрела по сторонам, будто ища кого-то, хотя понимала: её глазам нужен был учитель Чхве, ей хотелось увидеть, что он волновался за неё, но мужчина куда-то исчез, испарился, и оставалось только закусывать губу в ожидании. Она твёрдо решила, что после выходных принесёт свежую, постиранную и отглаженную рубашку мужчине, чтобы он повесил её на плечики и вдыхал аромат лаванды, что пропитывал каждую вещь девушки, вспоминал об этом смешном и неловком инциденте и никому не говорил. Он поступил очень великодушно, не раздумывая, и пускай всё может плохо кончиться, если кто-то узнает рубашку учителя (хотя кому какое дело до того, кто как на Хэллоуин пришёл в школу?), но Хван в какой-то степени смеялась с поступка Цзыюй и компании, слегка благодаря её за то, что они смогли дать ей что-то почувствовать в груди. Это было странно, но этот мужчина, его тогда растерянный взгляд, слегка покрасневшие скулы и забота многого стоили, не просто благодарности и признания, но будто и чего-то ещё.       — Всё, мы не участвуем в конкурсе парочек, я отговорил Тэхёна заносить нас в список, — леденец на палочке в виде летучей мыши оказался в руках Хван, и она задумалась, как бы его открыть. — Йеджи…       — М? — девушка сняла упаковку с конфеты и отгрызла одно из крыльев — обычная патока с чёрным красителем, ничего особенного. — Нет, я не пойду танцевать, я в юбке, вообще-то!       — Я просто хотел признаться тебе в любви в очередной раз, — хмыкнул Джунхён, наблюдая за тем, как юркий язычок девушки облизывал припухлые губы. Как же ему хотелось до них дотронуться, поцеловать, приласкать, сделать навсегда своей… и пускай это была типичная сладкая, как карамель, подростковая влюблённость, она жалила, как оса.       Потому что Джунхён помнил, что Йеджи на праздник пришла в одной блузе, а теперь на ней была мужская рубашка.