Не отпускай, Когда нас накроет волна. Markul — «Syrena»
Юна продолжала ходить на занятия по гитаре к Феликсу — и пускай их теперь объединяло не только это, Ли продолжал учить свою девушку, сбросив цену за занятие. Родителям он отбрехался, что деньги ему особо не нужны, но они быстро пронюхали, что красные губы у сына — это не от съеденных острых овощей, а от поцелуев, что ему дарила малютка Юна, так им понравившаяся. Честно, родители Феликса были рады, ведь прошло уже много времени с того, как их старшая дочь, Черён, выбрав карьеру айдола, ушла из дома, а теперь наступало потихоньку и пора сыну уйти. — Феликс хороший, — сказала как-то Юна Рюджин перед сном, когда девушки ещё не спали, но их глаза уже слипались. — Он меня не обидит, порой. Пообещал познакомить со своей нуной, но сказала, что она очень заносчивая и не любит новые лица в своём окружении. Как думаешь, я ей понравлюсь? — Да не забивай себе голову — если и не понравится, хрен с ней, главное, чтобы у вас всё было хорошо с Феликсом, — проговорила Рю и кашлянула. — Кстати, а в какой момент вы начали встречаться? Я что-то это пропустила. — Тогда, когда мы праздновали Рождество, — младшая выдохнула, — мы с ним были в ванной, я не помню, почему мы туда зашли, но он меня поцеловал и сказал, что хотел бы видеться со мной намного чаще. Потом просто взял и предложил встречаться, типа, у нас мало чего изменится, но мы будем… парочкой? — А что так неуверенно? — Рюджин хихикнула и бросила в сестру плюшевого медведя, который располагался рядом на полочке. — Поздравляю тебя, сестрёнка! Это твои первые отношения, а я тебе сто раз говорила, что правильный парень обязательно обратит на тебя внимание! Школа, конечно, продолжала играть важную роль в жизнях сестрёнок Шин, но интересовало их разное. Цзыюй пока не лезла к Рюджин, будто наблюдала и выжидала, что же в отношениях Рю и Уёна изменится, а Юна проводила много времени с Йеджи и даже заметила, что её лицо стало будто чуть румянее, чем прежде. Будто бы то, что её гложило, наконец-то отпустило, будто бы случилось нечто хорошее, и с превеликим трудом Шин-младшая, вновь замечая в волосах подруги заколку-стрекозу, спросила: — Как суд прошёл? — Он сел, — и Хван тронула как раз ту самую заколку, будто бы специально акцентируя внимания, но жест вышел неосознанным. — И… ну… мне эту заколку учитель Чхве подарил. — Погоди, кто подарил заколку?! Об этой новости чуть позже узнала не только Рюджин, но и Наён, и Суджин, что открыли рты и наблюдали за взаимоотношениями Йеджи и Чхве Ёнджуна, находя в их жестах прикрытые-неприкрытые чувства и сотни поводов завизжать. Простые учителя просто так не дарят своим ученицам подарки, не улыбаются им так и не пожимают плечи, будто бы подбадривая. Со даже вынесла однозначное мнение: «Либо трахались, либо я даже не знаю, что между ними произошло», а произошло ровным счётом… ничего. Просто сблизились, просто суд помог им чуть наладить общение и сдвинуться с абсолютно мёртвой точки. Та невинная шутка про нахождение Йеджи в квартире учителя до сих пор оставалась шуткой, но они о ней пока что не вспоминали. — Ты почему нам не рассказала, что вы с учителем Чхве мутите?! — выпалила Наён и мгновенно об этом пожалела, ведь поймала настолько убийственный взгляд Йеджи, что попыталась прикрыть голову. — М-молчу… но вы общаетесь, знаешь, как лучшие друзья, это в какой-то мере опасно. — Это просто общение и ничего более, Наён, вы опять поднимаете эту тему, что между мной и учителем что-то есть, когда ничего нет. Йеджи порой не замечала того, что видели глаза других девушек, а именно пару литров любви и ведро звёзд в собственных глазах и ласку вперемешку с состраданием во взгляде Ёнджуна. Они друг к другу обращались совершенно иначе, чем с другими, и как же хорошо, что подруги не спрашивали, как Хван с лукавством спрашивала, впору ли учителю подобранная ею пижама. Наверно, из-за этого бы поднялся такой визг, что всем было бы страшно, потому рисковать лишний раз совершенно не стоило, а то накличет на свою голову беду. Юна, раздумывая о своих подругах в школе и вне её, поднималась на этаж, где жил Феликс, и по привычке позвонила в дверь. Ли открыл сразу же, улыбающийся и приятно пахнущий, но в квартире было странно тихо, будто бы все отсутствовали, и девушка немного неуверенно вошла внутрь, отвечая на нежный поцелуй. — А где все твои? — удивлённая Шин оглянулась, потому что не совсем верила в подобное совпадение — неужели действительно во время их занятий гитарой рядом не будет взрослых и они смогут побыть наедине? — О, они на концерте у нуны, — проговорил Феликс. — У NGBR сегодня концерт, нуна как сказала, они решили во что бы то ни стало пробиться в первые ряды и поддержать её. — Стой-стой, — Юна даже на миг зависла, а как осознание дошло до неё, глаза расширились. — Твоя сестра — айдолка?! Почему я об этом узнала последней?! Только подожди, я не помню наизусть состав группы, пожалуйста, напомни… — Ли Черён — моя нуна, — с гордостью произнёс Ли Ёнбок. — Боже ж ты мой, — Шин начала неконтролируемо смеяться и вскоре просто упала на кровать парня, что прилёг рядом с ней. — Йеджи с ней в туалете курила, представляешь?! Она до последнего этого не говорила, но блин, почему именно с вами такое происходит? Почему со мной не происходит ничего интересного? — А ты раскрой глаза — удивительное всегда рядом, Юна, — Феликс навис над девушкой, ставя колено меж её ног и целуя в губы. — Но самое удивительное, что случалось лично со мной в жизни — это ты. Феликс действительно не знал лучше человека, чем Шин Юна; он знал, что пускай она пока ещё маленькая, ей всего шестнадцать, но она стояла горой за свою сестру и старалась за ней следить, чтобы ни одна мразь к ней не прикоснулась. Рюджин рассказывала Ли, как та спасла её от бывшего парня, который чуть ли не избил Шин-старшую в туалете. Рю говорила, что маленькая Юна сломала Чанбину нос и сейчас парень ждал своей очереди на операцию, потому что у него сместилась перегородка и стало невозможно дышать. Конечно, что с Юны потребуешь, зато Со понял, что эту семейку точно стоит обходить стороной, и пока ему не скажут тронуть свою бывшую, он к ней и на километр не подойдёт. — Ликси, — Юна улыбнулась, перебирая светлые волосы парня, а потом прижала его к себе, — и как так у тебя получается — играть на струнах моей души безнаказанно? — А ты хочешь меня наказать? — ноги девушки были полностью во власти Ли, и тот погладил их, заставляя девушку хихикнуть от щекотки. — Была б моя воля, я бы сделала с тобой всё, что угодно, — девушка напоминала шкодливого котёнка, будто бы увиливала вечно, но Феликсу нравилось раз за разом её настигать, целовать и гладить. Он был счастлив, он был почти что студентом и надеялся, что Юна разделит с ним хотя бы часть своей жизни. — Твоя воля может быть сейчас услышана, ведь родителей дома нет, — Ли улыбнулся и слегка залез рукой под юбку, проводя пальцами по нежной коже бедра, тотчас же покрывшейся гусиной кожей. — И какова твоя воля, Шин Юна? Что ты хочешь? — Давай, — Феликс поцеловал её шею, будто бы уже чувствуя, что хотела сказать его девушка, — давай займёмся сексом. Она долго шла к этому шагу, долго всё планировала, расставляла в своей голове и даже хотела спросить совета у Рюджин, а потом вспомнила, что та не спала ни с Чанбином, ни с Уёном, и если с первым — и слава богу, то второй пока что ни в чём таком не нуждался. Ему нравились тёплые объятия, ласковые слова, и казалось, что он больше платонически любил девушку, всю свою настоящую, страстную любовь отдавая рассказам собственного сочинения. Как-то раз он, заикаясь, читал один из, как он их называл, «ленивых набросков», которые писал ночами, и вся компания заслушалась; только потом оказалось, что «ленивый набросок» был посвящён никому иному, как Йеджи. «Я имею привычку копаться у себя в столе, а это я написал аж два года назад, — посмеивался Чон. — Так что простите, но в тот период моей музой и советницей во всём была именно Йеджи». Феликс не сказал явное «да» на предложение Юны, но его действия сказали всё за него: он навис над девушкой, цепляясь пальцами за пуговицы на её школьной рубашке, но потом скользили вниз, к ногам — безусловно, его любимой части тела у девушки. Шин еле успевала за его поцелуями, касаниями, немного нервничала, но смогла трясущимися пальцами развязать галстук и откинула его в сторону, чем дала новый доступ к шее, к которой сразу приник парень. Напротив кровати парня стояло большое напольное зеркало, и пускай многие приметы говорили, что так делать не стоило, Феликсу было плевать, а Юна, которая села на колени парня, в перерывах между поцелуями смотрела в него и сдирала с Ли рубашку. Она видела себя сильной и уверенной, в её пальцах путались светлые волосы, а потом она обнажила мужскую спину: гладкую, красивую, а потом уткнулась носом в ключицу, втягивая аромат тела и жмурясь. Ей и сейчас было хорошо, но Феликс продолжал настойчиво целовать и вскоре снял её рубашку; он впервые видел её грудь вот так, в бюстгальтере, и это было забавное зрелище, ведь она была такой маленькой, что помещалась в его ладони. Несмотря на это, парень любил всю Юну, целиком и без остатка, целовал так, как хотел, чтобы целовали его, а потом его кинуло в жар — Юна потянула за собой, закинула ноги на его поясницу и максимально прижала в себе. Малютка, она боялась немного, может, в глубине души хотела, чтобы это прекратилось, но Феликс продолжал её раздевать и мысленно, и физически, оставляя её в нижнем белье. Для парня это было самое приятное зрелище на свете — в приглушённом свете из окна Юна выглядела слишком смущённой, слишком раскрасневшейся, слишком его желающей. Они касались, они любили, они страшно хотели друг друга, и Феликс спешно избавился от штанов, ощущая, как же стянуло всё в трусах. Он останавливал себя, успокаивал, чтобы не сорваться и не причинить боль, ведь это был её первый раз, и всё должно пройти как можно лучше для обоих. Феликс — это не Бомгю, играючи лишающий девчонок девственности, это уже для него не хобби, а вполне себе полноценная работа, пускай и не оплачиваемая, но немного приносящая удовольствие. Всё же он действительно балдел от того, что девушки ему доверяют и даже приводят новых «клиенток», как бы это забавно не звучало. — У нас есть шанс остановиться, если ты хочешь, — проговорил Феликс, тяжело сглатывая. — Можем сейчас пойти вымыться, если хочешь, а потом выпьем чаю и успокоимся. — Против чая я ничего не имею, — самообладание возвращалось, но становилось холодно, а ещё Юна чувствовала, как соски неприятно тёрла ткань и между ног становилось тягуче-влажно — господи, да всё её тело кричит об одном: «Возьми меня!» — Но… перед этим лиши меня девственности. У Феликса было несколько подружек, которые занимались с ним сексом, до Юны, конечно же, не во время их отношений, и чисто технически Ли всё знал. Он не штудировал, как Шин, многочисленные форумы и не насиловал Суджин вопросами, как правильно что-то сделать, и как-то даже было, что Со чуть ли не послала подругу, сказав, что та на практике всё поймёт, потому что вот так обсуждать свою половую жизнь она готова только с Йеджи. А сама Йеджи на тот момент пускала на парту слюни, посапывая, и не была готова к каким бы то ни было расспросам; она выглядела настолько мило, что, даже когда наступила химия, Ёнджун только улыбнулся, сказал, чтобы кто-то из её подруг потом просто передал конспекты. Все тогда удивились поведению учителя, с новой силой налегли на Хван, а та вообще была не в курсе, что произошло и, главное, как произошло. Феликс не был специалистом по расстёгиванию женских лифчиков, но Юна ему помогла, и вскоре парень нагнулся, прикасаясь губами к соскам и затягивая их в рот. Такая ласка оказалась по душе девушке, и она громко выдохнула, позволяя Ли делать всё, что угодно, сама же она пальцами провела по его торсу, коснулась резинки трусов, а потом её ладонь накрыла ладонь парня. Они глянули друг другу в глаза — там отразилась вся гамма чувств, что они испытывали, и Феликс, улыбаясь, выдохнул: — Ты точно уверена, что хочешь? У тебя просто руки холодные, а он не особо любит холод. Позволь мне сделать всё самому. — Позволяю. Юна рухнула на спину, когда парень стянул с неё трусики и развёл ноги в стороны, получив доступ к низу живота. Он ласкал девушку, когда она подавляла скулёж и стоны, держал её за руку, а в тот момент, когда почувствовал, что Юна готова, что она полностью давно в его власти, стянул с себя нижнее бельё. Девушка впервые видела член вживую, и это заставило её вздрогнуть и думать о том, как эта штука поместится в ней; может, Юна была не особо готова морально к сексу, но физически уже изнывала. У неё горела вся кожа, кипела кровь, дрожь сковывала рёбра и бёдра, а Феликс немного свесился — под кроватью у него хранилась небольшая пачка презервативов, и как же он был рад наконец-то ею воспользоваться. Без лишних слов парень раскатал презерватив по члену и подмял под себя девушку, осторожно раздвигая пальцами половые губы и скользя внутрь фалангами. Юна глубоко дышала, держала зрительный контакт, но слегка поморщилась, когда парень сделал немного резкое движение вперёд. Нужно быть осторожным. Блядь, никак не получится быть осторожным. Подхватив девчачьи бёдра, Феликс плавным движением проник в девушку, срывая с её губ вскрик и судорожное дыхание. Ощущения были новыми, они в этот момент стали единым целым, и Юне будто раскрылись все тайны вселенной, пускай пока ещё было больно, непривычно. Суджин как-то рассказывала ей, каково это — лишиться девственности, говорила, что ей было больно, будто раскалённую кочергу прямо во влагалище засунули, но у Юны такого не было. И пускай сейчас был ком в горле, она дала Феликсу знак, что всё хорошо, и тот стал осторожно двигаться, гладя лицо девушки и целуя то её губы, то её щёки, то её шею. Нежная, как персик, милая и обнажённая — она вся принадлежала ему, она только под ним стонала, только его в себя и принимала. Ей было достаточно уже на третьей минуте, и пускай Ли не кончил должным образом, он повиновался — член осторожно покинул лоно, а он стянул презерватив и завязал его по привычке, пускай там ничего не было. На покрывале были небольшие капли крови, в глазах Юны стояли слёзы, но она преодолевала себя и понимала, что на пока хватит, на пока они должны утихомирить себя. — Я больше… не девственница, получается? — Шин подняла на Феликса глаза, и у него защемило сердце. — Но… скажи, Ликси, ты будешь меня после этого ныть? Я же даже не удовлетворила тебя… — Не в удовлетворении дело, а в твоём личном комфорте, — сказал Ли и улыбнулся девушке, погладив её по волосам. От него пахло потом, он хотел как можно пойти в душ, но чувствовал, что в душ придётся идти обоим. — Если ты хочешь, чтобы всё закончилось сейчас — так тому и быть, я не вправе требовать. Мы можем попробовать потом. Если даже хочешь, могу снять комнату в отеле, где нет никому ни до кого дела. А теперь пойдём вымоемся, мне кажется, от меня несёт, как от стада волков. Юна еле перебирала ногами, но шла в обнимку с парнем, что прихватил все их вещи и улыбался; Шин молодец, она такая тихая, что даже хотелось с ней позаниматься этим подольше, но раз у неё свело мышцы, как она сказала, то стоит закончить. Судорога ноги прошла лишь тогда, когда они встали под лейкой душа, и девушка прижалась к парню, что молчаливо поцеловал её в тёмную макушку. Их души говорили сейчас, прижавшись друг к другу в темноте, знали, что нужно их хозяевам, а потому Юна улыбнулась на новое объятие, будто специально крепкое, и закуталась в полотенце. — Предлагаю потом повторить, только… попробуем подольше, — девушка натянула нижнее бельё и стояла рядом с парнем, которого безумно любила. И любила она не из-за того, что Феликс стал её первым, а просто из-за того, что он есть, что он существует, что он — её личный и ничей больше. — Я обещаю, не буду кричать, даже если что пойдёт не по плану. — Лучше уж говори, если что действительно не по плану пойдёт, потому что есть много историй, когда сводит не ноги, а прям… ну, там, — Бомгю как-то рассказывал Феликсу, как его член натурально застрял во влагалище и было настолько больно, что он даже подумывал принять целибат. Только вот помогли паре не медики, а советы из интернета, и вскоре драгоценный член парня был спасён от нахождения в одном лоне всю жизнь. — Хотя, наверно, в этом плане я почувствую, что что-то не так. Юна спустилась домой счастливой, и пускай родители думали, что это просто занятие прошло, Рюджин чувствовала, что у сестры случилось нечто хорошее, потому что она очень редко улыбалась так хорошо и ощущала себя настолько волшебно. Она приняла ванну, и Рю слышала всё это время тихое мелодичное песнопение, которое являлось хорошим, добрым знаком — если младшая в силах петь, значит, её никто не обидел. — Рассказывай, что произошло, — проговорила со вздохом старшая, когда сёстры уже легли в свои постели. — Я же чувствую, что что-то произошло. И явно что-то хорошее, не так ли? — Ты не представляешь, насколько хорошее, — Юна улыбнулась и перекатилась на спину. — Ну, с чего бы начать? Оппа сказал, что я скоро познакомлюсь с его нуной, и ты просто не догадаешься, кто его старшая сестра! — Кто? — заинтересовалась Рюджин, даже чуть привстала на постели. — Ли Черён из NGBR! Та самая, с которой Йеджи в туалете курила! — Юна говорила с диким воодушевлением, но Рю понимала, что не это главная новость дня. Как только она собралась задать наводящий вопрос, младшая повернулась набок, подпёрла рукой голову и загадочно улыбнулась. — А ещё… мы с Феликсом переспали. Лежала бы Рюджин на краю кровати — непременно бы упала, но так её глаза расширились, и она закашлялась, будто в горло ворсинка попала. Юна в это время хихикала, смущённая своей новой тайной от родителей, и её онни со сжимающимся сердцем поняла, что Юна не навсегда останется маленьким ребёнком. Она давно уже девушка, красивая девушка к тому же, и неудивительно, что она доверилась Феликсу, которого хорошо знала, с которым общалась, которого по-настоящему любила. Рюджин надеялась, что эта любовь будет пронесена через года, ни за что не забудется, и на миг ей захотелось плакать. — Онни? — Юна оказалась на постели со старшей сестрой и почувствовала, как та обняла её за плечи, притягивая к себе. — Онни, ну это же не конец света! Зато я теперь точно поняла, что люблю Феликса, что мы будем вместе навсегда. — Юна, — Рю в последний раз всхлипнула, утёрла ладонью лицо и погладила младшую по голове, — когда я лежала в больнице, я очень хотела, чтобы ты не попала в лапы плохого человека, чтобы ты ценила себя и знала, кому точно надо отдавать себя без остатка. И я рада, что ты знаешь, кому доверять, знаешь, как человеку нужно доверять, и он любит тебя всем сердцем. Была б моя воля, я бы благословила ваш союз. Но знай — твоя онни очень тебя любит, желает только счастья и знает, что ты в надёжных руках. Юна не смогла тоже сдержаться — тихо заплакала, обнимая Рюджин и утыкаясь головой в её плечо. Слишком много слёз радости за сегодня, но, может быть, оно и к лучшему — радость лучше всех негативных чувств, которые человек испытывает всю свою жизнь. Была бы воля Юны, Рюджин ни в чём бы никогда не нуждалась. Была б её воля, Рю была бы самой счастливой девушкой на свете.* * *
Йеджи смотрела на плачущую мать без каких-либо эмоций — всё, ничего уже нет, колодец иссяк, она просто устала видеть эту женщину постоянно перед собой, отбрыкиваться от неё, говорить, что она ей больше не дочь. Чхве Ёнджун, которого Йеджи еле-еле держала за руку, лишь бы чувствовать хоть кого-то близкого, не вызывающего отвращение, стоял рядом с ней, говорил с органами опеки, а госпожа Ли кидалась всем в ноги, лишь бы ей оставили её дочку. Хван смотрела теперь на мир равнодушно, как-то мёртво, без эмоций, и это разбивало сердце матери ещё больше, хотя, казалось, куда ещё хуже: жизнь и так успела позабавиться, как только со скандалом развёлся муж, теперь дочь откровенно мстит за все те месяцы эмоционального насилия. Конечно же, былое не возвратишь, отношения не вернёшь, но госпожа Ли надеялась, что ей хотя бы разрешат видеться время от времени с дочерью. Она — смысл её жизни, свет её очей, она буквально умрёт, если не будет под материнским присмотром. Только госпожа Ли не поняла одного. У её дочки был человек, пускай не родственник и не шибко близкий человек, который мог о ней позаботиться. — Хван Йеджи, — когда к ней обратился инспектор, девушка лишь махнула головой — они уже находились в подъезде, руки с учителем расцепились, но она чувствовала его близко к себе, — мы сейчас отвезём вас к вашему отцу. Ваша мать будет лишена родительских прав. Мы надеемся, что вы понимаете, почему. — Хорошо, — бесцветно сказала Йеджи и сжала в руке рюкзак — чемодан с её вещами, что она собирала под громкую истерику матери, вёз учитель. — Он дал своё согласие, чтобы я жила с ним? Не хочу просто вламываться в чужой дом. Никакого слова «отчий» — Йеджи после всех событий уже не была уверена, что её родители действительно таковыми ей являются. Процессия двинулась к лифту, и Йеджи вместе с Ёнджуном заняли кабину пассажирского, и девушка устало привалилась к стене. Им предстояло проехать всего ничего, но она уже утопла в самоненависти, захотела повернуть время вспять и отследить все тревожные звоночки, приведшие к такому печальному концу. Она сожалела, что была всего лишь школьницей, что была несовершеннолетней и не могла ничего поделать сама, но рядом с ней стоял Чхве Ёнджун. Человек, что в последнее время слишком часто её спасал, слишком часто находился рядом и подбадривал одним только своим присутствием. — Йеджи, — девушка подняла печальный взор на учителя, — я уверен, всё будет хорошо. — Почему вы в этом так уверены? Даже я нет, — стало на миг так тошно, что Хван покачала головой. — И давайте без нравоучений сейчас, меня скоро стошнит от всех этих органов и инспекторов. Слишком много служб за всё это время. — Йеджи, — вновь позвал её Ёнджун и вздохнул. Он подошёл чуть ближе к ней и заставил глянуть прямо себе в лицо, прямо в глаза, почувствовать дыхание на лице. А потом без лишних слов он прикоснулся губами к её лбу, на миг закрывая глаза и отходя потом, видя красноречивый взгляд девушки. — Мне, наверно, тоже стоит поучиться сдержанности. Но в последнее время рядом с тобой это сделать невозможно. Их посадили в две разные машины, что следовали друг за другом, и всё это время Йеджи потирала место поцелуя. Ёнджуну не дали проследовать за ученицей и органами, которые должны были передать девушку из рук в руки, и он буквально мучился, не зная, что с недавнего времени помечен у девушки в телефонной книжке как «Учитель Чхве» с красным сердечком после фамилии. Молчаливое признание, настолько тихое, что пока что не достигнет адресата, потому при всей своей экстравагантности — непослушании, курении, Йеджи была достаточно тихой рядом с ним и не позволяла сомневаться в своей порядочности. Долго звонить в квартиру не пришлось — дверь открыли практически сразу, здороваясь с органами опеки и лишь потом кидая взгляд на собственную дочь, у которой некрасивая улыбка пронзила лицо и с губ сорвались только два слова: — Привет, пап…