Скрышепад

Ещё пять минут поговорю я с тобой, Я не знаю, что мне делать, не знаю, что мне делать. Rauf & Faik — «5 минут».

      Дополнительные занятия по предметам в пятницу придумано либо для школьников, которые абсолютно не хотят домой, либо для заучек, которые слишком сильно стремятся получить хорошие отметки в аттестате. Нужен ли этот самый хороший аттестат? Слагают легенды, что он поможет при поступлении в университет, но при поступлении на работу в школьный аттестат не смотрят, потому Йеджи решила откровенно забить, хотя математику ей стоило подтянуть, и пойти побыстрее отработать.       — Я всё же думал, что ты посетишь допы, — проговорил Ёнджун, следуя за ней в магазине хвостиком: она раскладывала товары — он брал что-то из разложенного, и под конец у него в корзинке оказалась огромная куча абсолютно бесполезных вещей, которые ему были не нужны. Зачем ему детское питание с индейкой? Женский шампунь? Средство для мытья посуды? Не, последнее действительно может пригодиться, но вот всё реально ненужное надо выложить. — Твои родители очень озабочены твоей успеваемостью и просили сказать тебе, чтобы…       — Как вы понимаете, матери у меня нет, — достаточно просто сказала Йеджи и поправила волосы, — а отцу максимально плевать на меня. Так что если вам будет звонить Ынха, можете со спокойной совестью её игнорировать — она мне никто.       — Она твой опекун.       — При живом-то отце? Ну-ну.       Йеджи было не пробить, и Ёнджун давно бы оставил её в покое, если бы не просьба её мачехи. Она явно не хотела слишком часто видеть падчерицу дома, а школа — вполне себе хорошая отговорка, дабы избавиться от надоевшей до колик девчонки. Это всё Чхве понимал, знал, что Хван-младшей лучше не испытывать столько стресса, тем более что в школе она порой ходила загруженной, напуганной, что подходить лишний раз было страшно. Только друзья более-менее имели к ней допуск, потому пробиться сквозь её характер, сквозь её дурость было очень сложно. В ответ сейчас ничего не скажешь — Ёнджуну пора домой, и так уже второй час торчит рядом с Йеджи в магазине у дома, когда Бомгю чисто попросил газировки, а в шкафчиках не хватает пары чистящих средств. Хотя, кажется Ёнджуну, за эту самую пару чистящих средств вполне себе сойдёт ванильная (отвратительная) кока-кола, выедающая напрочь желудок.       — Йеджи, — Хван обернулась и почувствовала, как её руку заключили в тёплую ладонь, — прости, что вмешиваюсь в твою жизнь. Но мне кажется, что это будет лучше для тебя самой, если ты будешь задерживаться в школе чуть дольше.       — Я так не думаю, учитель Чхве, — сказала она, выдирая собственную ладонь и качая головой. — Пока что моя единственная проблема: это ссоры с Ынхой. Но я-то непробиваемая, срать я хотела на её замечания. Я не её дочь, чтобы она сравнивала меня с кем-то из, попрошу заметить, своих родственников. Если у неё в семье проблемы, то это не моего ума дело. Пусть исправляет их сама, ходит по психологам и всё такое. Главное, чтобы меня не трогала, чтобы мне к психологу не пришлось ходить из-за проблем, связанных с ней.       — А ты бы пошла к психологу? — провокация, обёрнутая во вполне себе личный вопрос, и Йеджи вздрогнула. Из её рук чуть не полетел товар, за который она в ответе, потому пришлось обуздать себя и на выдохе произнести, вновь оборачиваясь к учителю химии:       — Нет.       Она не нуждалась в мозгоправах, потому что у неё всё было нормально в пределах нормальности, сама справлялась, а если не получалось, то прибегала к старым-добрым методам: сигарета и разговор с подругой на кухне ближе к часу ночи. Конечно, родители с обеих сторон за такое «спасибо» не говорили, но относились с пониманием, ведь подросткам нужно общение, а авторитет у них — далеко даже не родители, которые ради детей готовы на всё пойти, а собственные ровесники, якобы больше знающие. К родителям обращаться стыдно, потому что они сразу начнут катить бочку на своё чадо, говорить, что они сами виноваты в своих косяках, а вообще, их проблемы ничего не стоят, а вот их проблемы обильнее и намного хуже. После такого разочаровываешься не только в бытие, но и в собственных мамах и папах, не способных помочь, понять и обнять, говоря, что всё образуется. Они порой не способны на поддержку, и Йеджи, пережившая едкие слова отца на суде, лишение родительских прав матери и ссоры с мачехой, это особо чётко понимала. Не нужна она никому, кроме, разве что, учителю Чхве и своим подругам, которые поддерживают в ней жизнь подобно импланту, вживлённому в самое сердце.       — Во-первых, на психолога у меня нет денег и времени, — проговорила Йеджи, дабы сбить градус, что накалился из-за достаточно резкого «нет». — Во-вторых, для меня самый лучший психолог — сигарета, чашка чая и подруга рядом. Пока, знаете ли, хватает.       — Точно? — Хван только кивнула. — Ладно. Пойду на кассу. Увидимся в школе.       При завершении собственной смены Йеджи купила пачку печенья с шоколадом и пошла напрямик к дому Наён. В окне её комнаты призывно горел свет, и девушка, улыбнувшись, набрала на домофоне номер квартиры. Через пару секунд дверь открыли, и Хван в три прыжка оказалась на третьем этаже, уже звоня в звонок. Наён, будто так и знала, что это подруга, открыла, и вскоре девушки обнимались в приветствии. Но что-то изменилось в этом объятии, да и вроде как было что-то с головой Им… странное. Приглядевшись, Йеджи обомлела — Им Наён, её лучшая подруга, говорившая, что никогда в жизни ничего не сделает со своими волосами, успела за время, прошедшее с уроков, подстричь свою шевелюру и перекрасить её в рыжий, практически огненный, что смотрелось очень неестественно, но при этом очень даже круто.       — Б… — сдержала ругательство Йеджи, потому что выглянула госпожа Им, которая внезапно оказалась дома, — блондинистые краски кончились, что ли? — выкрутилась, и слава богу, потому что никто ничего не заметил, хотя шок в глазах вошедшей был вполне себе натуральным, не то что волосы Наён. — Ладно. Тебе… э… идёт. Вполне неплохо.       — Тоже говорю ей, что вышло отвратительно, но Ён-и это сама понимает, — на «эй!» от разгневанной дочки госпожа Им рассмеялась и с поклоном забрала у Йеджи пачку печенья. — Идите, в комнате у дочки посидите, я вам пока чай сделаю. По предпочтениям что? Чёрный или зелёный?       — Зелёный, — хоть в этом подруги были солидарны.       Комната Наён была достаточно маленькой, тесной, и полностью олицетворяла девушку как личность, хотя сама она говорила, что ещё не сформировалась и будет рада понять себя хотя бы к восемнадцати. Сейчас Йеджи была ближе к восемнадцати, потому считалась кладезем мудрости и приятности, а значит, у неё уже можно спросить «Как планируешь проводить свою старость?» и «Что хочешь в подарок на Новый год: стетоскоп или тонометр?» Возвращаясь к комнате Наён, стоило сказать, что она была обжита полностью: стены покрывали плакаты, на полках стояли альбомы айдол-групп вместе с книгами, а на подоконнике было оборудовано место с подушкой и ароматическими свечками, чтобы поджигать их, а головой лежать на той самой подушке, сидя попой на припасённой рядом табуретке. Каждый миллиметр пространства был продуман, и Йеджи надеялась, что хотя бы однажды оформит свою комнату так же, продумает, чтобы перед гостями не было стыдно, а потом забивала, мол, «всё равно отсюда скоро выгонят, когда двадцать исполнится — придётся выплачивать миллион вон за собственную квартиру, и то если повезёт».       — Я хотела поговорить с тобой о достаточно сложной теме, — начала Наён, когда мама оставила небольшой поднос с чаем и печеньем на ковре, где как раз и расположились подруги. Они не хотели идти за стол, что был завален тетрадями, а если любая жидкость прольётся на любимый плед Им, то Йеджи будет страдать в полном смысле этого слова. — Просто… я в отношениях уже почти полгода, что ли…       — И ты всё это время молчала?! — Хван даже захлебнулась чаем от этой новости и посмотрела на подругу так, будто та только что прокляла весь род людской. — Не, я понимаю, остальным ничего не рассказала, потому что они тебе не особо близки, но я… мне уже стоит обижаться? Или ты нашла себе новую подругу, которая выслушивает все твои вздохи и ахи по поводу твоего парня?       — В том и дело, что это не парень, — Наён подняла стеклянный взгляд на Йеджи, и та не сделала глоток чая, потому что то, что сформировалось в её голове как ответ на вопрос, заставило её охуеть. Очень сильно. — У меня появилась девушка.       — Я очень надеюсь, что тебе с ней комфортно, хорошо, и я вообще считаю, что она самая лучшая в мире, — с горящими глазами произнесла Йеджи. — Она о тебе заботится? Не ругаетесь? Не ссоритесь? Если вдруг тебе надо будет по её поводу выплакаться, не стесняйся, моё плечо для тебя…       — Ох, Йеджи-Йеджи, — имя подруги было произнесено с такой горечью, с такой протяжённой скорбью, что девушка замерла с чаем в руках. Ох как ей это не нравилось, ох как ей вдруг захотелось убежать подальше от добродушной госпожи Им, от подруги с её постерами и ароматическими свечками. Йеджи перестала себя чувствовать в безопасности, ей показалось, что надо срочно заканчивать этот разговор, сворачивать его в совершенно другое русло, и чем скорее, тем лучше. Она не хотела знать, кто является девушкой Наён, потому что в школе они ни разу не палились, а может, это вообще женщина постарше? — Я хочу заранее попросить у тебя прощения. Попросить меня не осуждать за выбор и всё остальное, потому что… потому что я, кажется, люблю её. Люблю её по-настоящему, как ни разу не любила. Даже с Хонджуном всё было по-другому. И у неё, судя по всему, такого ни разу не было. Ну… понимаешь…       — Как её зовут? — спросила Йеджи в нетерпении. Кого так могла тщательно скрывать Наён? За чьё имя ей в какой-то мере было… стыдно? Она не могла даже предположить, хотя, в принципе, было одно предположение: может, Наён по-быстрому замутила с какой-нибудь молоденькой красивой учительницей?       — Чжоу Цзыюй.       Если можно было словами описать шок, то Йеджи уместила это в выражение «Что, блядь?»; кружка выпала из её рук, чай расплескался по чистому полу, а Наён скрыла собственное лицо за рыжими волосами. Тишина и напряжение были в комнате такими, что у Хван закружилась голова, захотелось пить, убежать и прятаться, потому что она резко забоялась, что Наён — крыса, сливающая многое о Рюджин и о ней своей девушке. Конечно, удивительно, что Цзыюй на полгода практически ушла в молчанку, но это не значит же, что она планировала масштабный удар в спину, который закончится сокрушительно для двух девушек? Хотя даже для трёх: она обязательно напоследок ударит по Наён, по её самолюбию, по ней, чтобы больнее было. Йеджи не могла даже прикоснуться к подруге, настолько стало резко больно и омерзительно, но пришлось подавить все негативные чувства и на выдохе сказать, скрывая всю ненависть в голосе:       — И как вы так успели снюхаться? — на последнем слове Им вздрогнула, но больше ничем себя не выдала. Всё же она стала с подачи Цзыюй наркоманкой, и все такие вопросы стали для неё своего рода триггером, который ничего хорошего не означал. Чжоу однажды на неё, идиотку, орала: кровь хлестала из носа, а Наён, не могущая остановиться, втянула дорожку кокаина. Да, опасно, да, плохо, но кайф был настолько нереальным, как и отрезвляющие пощёчины китаянки, что Ён навсегда запомнила все ощущения, особенно ощущение всепоглощающего страха и паранойи, что затопило уже на отходняках. — Наён, блядь! Она — наш враг, она угробила жизнь Рюджин, попыталась переключиться на меня — не получилось, а ты просто вбежала к ней в объятия и говоришь, что это настоящая любовь! В гробу я видела такую любовь, когда твой любимый унижает твоих друзей, буллит их или же насилует. Ты же знаешь, что Чанбин совершил с Рюджин с подачи Цзыюй? — Йеджи была раздражена, она не следила за языком, и перед глазами сейчас всё шло кругом, ходуном, и если она от переизбытка эмоций не упадёт в обморок, то это будет самой настоящей удачей. Конечно же, Наён не знала, что случилось в том туалете в начале весны — Рю не настолько сильно ей доверяла, чтобы рассказывать все секреты, а когда была небольшая вечеринка, все пришли под лозунгом «слегка приподнять настроение Шин Рюджин, почему-то в последнее время она слишком хмурая и грустная». — Так вот, Наён, Чанбин с подачи Цзыюй изнасиловал Рюджин. И изнасиловал её так, что пришлось буквально бегать по гинекологам и психотерапевтам, чтобы не дай бог этот сукин сын не занёс ей ничего, не порвал! А ты с этой швалью встречаешься. Ты у неё ночуешь. Ты с ней целуешься. Не знаю, спишь или не спишь, но, знаешь, что я бы не хотела о тебе слышать? Того, что ты трахаешься с Чжоу Цзыюй. Это, блядь, даже говорить об этом противно.       Докатились. Теперь уже Йеджи орала на своих подруг, не могла сдержаться и говорила настолько обидные вещи, что Наён начала плакать, закрывая лицо руками. Ей было стыдно, стыдно было и Йеджи, но сказанного не воротишь, она вывалила буквально всё, что на душе таилось, и схватила печенье, чтобы заткнуть себя хоть на минуту. Только вот молчать было трудно: если Наён перескажет этот разговор Цзыюй, то Хван несдобровать, ей будет в сто раз хуже, чем той же самой Рюджин.       — Я думала, ты меня поймёшь, — сказала Им, начав икать от истерики. — Я думала, что мы можем обо всём поговорить, всё обсудить, а в итоге оказывается, что я напоролась на какой-то камень, а не на свою подругу. Почему все остальные спокойно воспринимают то, что ты любишь учителя и он уделяет тебе разные знаки внимания, а ты сама не можешь воспринять нечто такое касаемо своих друзей?       — Потому что Чжоу Цзыюй — тварь, которую все в нашей компании ненавидят, а учитель Чхве никому не поставил даже F ни разу из нас, — сказала, как отрезала, Йеджи и скрестила руки на груди. — Я сохраню эту тайну, кто твоя девушка. Но не жди, что остальные с восторгом воспримут то, что вы встречаетесь. Ты для неё игрушка, источник информации. Не думаю, что ты не рассказываешь ей что-то про нас, а она кивает и говорит, что сохранит всё в тайне. Не думаю, что ей однажды в голову не придёт сломать тебя, а ты потом будешь лежать с изрезанными запястьями или висеть на карнизе. Она способна на это, — Йеджи преодолела себя и взяла руки отчаянно сопротивляющейся Наён в свои. — Я не хочу тебя потерять, дорогая. Я не хочу тебя потерять как подругу. Я хочу, чтобы ты целиком и полностью была с нами, как всегда, была моей подругой с ебанцой, которая стреляет у меня сигареты и никогда не возвращает долги, а ещё любит ароматические свечи и группу EXO. Скажи, ты хочешь оставаться моей подругой?       — Я хочу быть твоей подругой без всяких условий, — Наён всё же вырвалась и встала нетвёрдо на ноги, покачиваясь, прошла к окну. — Я люблю Цзыюй как девушку. Я люблю тебя как подругу. Цзы любит меня без условий. Ты мне ставишь условия, при которых ты будешь со мной дружить. Как думаешь, кто из двух девушек предпочтительнее? Конечно, та, которая не говорит лишнего, не просит ничего взамен.       — Прости, — щёки у Йеджи покраснели, она прикрыла глаза и притянула к себе колени. — Я… я просто её ненавижу. И когда начинаю понимать, что ты её любишь, мне становится отвратительно. Она столько зла нам сделала, столько дерьма на нас вылила, что я… я просто теряюсь.       Некоторое время девушки молчали, и каждая думала о своём; Наён перестала плакать, Йеджи тоже успокоилась и молчала, хотя знала, что сейчас молчание будет самым настоящим злом для всех. Госпожа Им, наверно, беспокоилась, не слыша ни лёгкого смеха, ни каких-то шепотков, и оттого ей стало тревожно, но потом быстро взяла себя в руки — они же лучшие подруги, в конце концов, может, решили помолчать или вообще решили лечь спать. Она любила Йеджи, готова была освободить ей клочок места, и для неё стало удивлением, когда какой-никакой разговор возобновился.       — Я вспылила, прости, — начала Хван, — кажется, тебе не стоило этого мне говорить. По крайней мере, не сейчас. Или вообще. Чёрт! Всё так запутано, на самом деле, я не знаю, как реагировать на слова.       — Просто… подумай, что я встречаюсь с какой-то другой Чжоу Цзыюй, которая очень хорошая со мной и заботится обо мне, — Наён вернулась на место рядом с подругой и, немного дрожа, заключила её в неловкие объятия. — Мир?       — Мир.       И после этого Наён начала рассказывать: о том, как пошла навещать Хана Джисона в тату-салоне, а напоролась на сцену, которая разыгрывалась между Цзыюй и её бывшим парнем, Чоном Чонгуком. На восклицание о том, что Йеджи никак не ожидала, что бывший её врага будет набивать ей первую в жизни татуировку, о которой пока родители не прознали, Им рассмеялась. Конечно, это было забавное совпадение, что совпадением не являлось, потому что Наён чётко знала, к кому отправляла подругу. Но, конечно, сознаваться совершенно не хотелось, главное, что татуировка сделана хорошо, не беспокоила, да и в принципе нравилась.       — Ну, так и получилось, что мы поехали к ней, — продолжала свой рассказал Наён, продолжая быть в объятиях подруги. — Ты бы видела её квартиру, она с родителями живёт, а те явно богатые, даже чрезмерно. Чуть ли не золотые унитазы, у самой Цзы полным-полно косметики и духов, много одежды, а ещё… ну… короче, после того, как мы приехали, что-то произошло, и мы переспали. Она жёсткая, но мне нравится. Я тоже к ней грубо, и ей тоже это нравится, — «видимо, кроме грубости, ничего Цзыюй и не знала», — Йеджи даже передёрнуло от этого, потому что на секунду, на миллисекунду она почувствовала сочувствие к этой девушке. — Договорились, что ни она своим подругам ничего не скажет, ни я никому ничего не скажу. Но вот прошло почти полгода, Цзы махнула рукой и сказала, что я могу делать всё, что хочу, главное, чтобы не бросала её.       — Она мне почему-то кажется одинокой, — произнесла Йеджи против воли. Никогда больше к врагам не будет испытывать пощады и сочувствия, но сегодня чисто ради Наён сделает одно-единственное исключение. — Причём она одинока даже рядом с тобой, но это уже не моя проблема, пускай сама со всем разбирается сама.       — Она одинока, — сказала Наён, будто бы эхом повторяя слова Хван. — Но я стараюсь хоть как-то скрасить её одиночество. Прошу в который раз, не осуждай меня за мой выбор. О боже, — на часах было начало одиннадцатого, а Йеджи вроде как не говорила, что собиралась к подруге с ночёвкой, — тебе же надо домой… может, переночуешь у нас? Как в старые-добрые времена, вместе ляжем на одной кровати, а потом приготовим утром кофе на троих…       — Нет, я, пожалуй, домой приду, а то Ынха ещё кричать будет, что опять дома не ночую, — честно, Йеджи очень хотелось уйти, но обижать подругу словами, что со всей полученной информацией надо в буквальном смысле переспать и, желательно, без Наён, не хотелось. Для подтверждения своих слов девушка поднялась и потянулась, якобы поскорее хотела оказаться в собственной кровати, где, кстати говоря, не уснёт до самого утра.       — Оу… ладно. Может, мама тогда тебя проводит? — спросила чисто ради вежливости Наён, зная, что мама уже легла спать, а это значит, что Йеджи придётся очень уверенно идти по улице домой, чтобы полиция не подумала, что она несовершеннолетняя.       — Я сама доберусь, спасибо за беспокойство. Напишу сообщение, как домой приду, хорошо?       — Хорошо.       Забрав остатки своих вещей и себя собрав саму по кусочкам, Йеджи напоследок обнялась с подругой и стремительно спустилась по лестнице, а там и вышла из подъезда, чтобы сбросить все остатки ужасного разговора с себя. Ей было до сих пор противно, не описать словами, что творилось на душе, но она знала, что никому из друзей такого не скажет, ведь решение Наён рассказать только ей одной — это высшая степень доверия. И она не должна поколебать этого доверия, рассказав обо всём Суджин или же Рюджин. Но если она косвенно поведает учителю Чхве обо всём, то есть вывалит на него весь ахуй, то ничего за это не будет.       — Мне очень неловко записывать голосовое сообщение, но я не уверена, что вы не спите, — произнесла Йеджи в микрофон телефона. «Был в сети час назад» пока не сменялось выжигающим душу «онлайн», так что пока можно без труда и спёртого дыхания записывать голосовое. — Просто… мне доверили тайну, с которой я не готова мириться. И очень бы хотела вам высказаться, — Хван зажмурилась на секунду, потому что значок «онлайн» всё же появился — учитель явно почувствовал, что кто-то захотел с ним поговорить. — Моя лучшая подруга встречается с моим врагом, выслушала уже от меня гору дерьма, но я очень хочу, чтобы эти углы между нами были сглажены. Я плохая подруга, да, но когда я слышу об этом враге, мне становится буквально физически плохо.       Голосовая прослушивается тотчас же, будто Ёнджун сидел в чате, и Йеджи на выдохе считала шаги до дома, до которого оставалось всего пара сотен метров. Она очень надеялась, что учитель скажет что-то дельное, толковое, и действительно, его «Не вини себя и не заставляй её винить чувствовать себя виноватой. Может, из-за этой самой подруги вы со своим врагом помиритесь».       «Помиримся?» — даже глаз дёрнулся. Что ж, получается, по логике Чхве Ёнджуна, стоит немного подождать, помириться с Чжоу Цзыюй, а потом в дёсны с ней жахаться?       Йеджи была разочарована.