Скрышепад

Прыгай вниз и ни о чём не беспокойся — Всё равно когда-нибудь умрёшь. вышел покурить — «сторона».

      Когда только начинаешь резаться, кажется абсолютно нормальным, что лезвие входит в мягкую плоть запястий и предплечья, а потом исчезает, оставляя после себя длинную извилистую полосу, которая сразу напитывается кровью. Раз — стекла первая капля, два — вторая, заболела вся рука и в особенности обожжённое остротой место, крик вырывается из горла, но кричать нельзя — не дай бог услышат родители, поднимут шум и забеспокоят младшую сестру. Потому Рюджин предпочитала кричать одна, в тишине, лёжа в пустой ванне с лезвием в руке и погружая его в кожу в те моменты, когда внутри становилось невообразимо больно и невозможно гадко. Она давно была знакома с этим — пыталась вскрыться, идя лезвием вдоль вены, льющаяся кровь мутузила сознание и заставляла задыхаться, а потом она очнулась уже в больнице, с зашитыми руками, с сестрой рядом и с осознанием, что нет, она не умерла. А смерть была бы избавлением: от насмешек, от жизни, от самой себя.       Сейчас Рю трогала розовые края ранок, пока неглубоких, но хотелось сделать ещё и ещё порезов, чтобы они полностью изувечили руки и не оставили на них и живого места, чтобы вся кожа была одной сплошной болевой точкой без права восстановления. Забавно — как же она была после того, как полежала в психушке, против самоистязания и любых средств покончить с собой, а сейчас с таким остервенением резалась, что казалось, будто это не просто болезненное нанесение себе повреждений, а самое что ни на есть любимое занятие.       Когда же ты так успела измениться, Шин Рюджин? В тот момент, когда Чанбин вставлял в тебя в первый раз, или когда он уже окончательно из тебя вышел и усмехнулся?       Добавляло беспокойства и то, что Йеджи, так потрудившаяся над небольшой дружеской вечеринкой, стала её избегать, а потом странным образом возникла рядом, попросив прощения. Она странная, ещё страннее, чем Уён, что до сих пор хоть как-то пытался вывозить их отношения, когда Рюджин хотелось лежать в его объятиях и страдать, а он пытался её куда-то вытащить. Кинотеатр? Скучно, смотреть нечего. Парк? Нет, совершенно не то, не хочется ни гулять, ни резвиться. Пойти вместе с школу? Да что с этим парнем, что мнит себя писателем не так? Неужели его воображение, порождающее целые миры, не может выдать чего-нибудь интереснее, чем какие-то банальные темы для свиданий.       — Мне кажется, Уён, нам надо расстаться, — вот так просто сказала Рюджин, стоя на крыше школы рядом со своим парнем. Она всегда была такой — принимала решения быстро, резко, а потом старалась не жалеть, пускай сердце сжималось и грозилось выскочить из груди. — Я не чувствую больше любви к тебе. И не хочу, чтобы ты встречался с таким чудовищем, как я.       — Ты наговариваешь на себя, — покачал головой Чон; он был задет, и задет очень сильно, но постарался не показывать ничего, никаких чувств, пускай и понимал, что своему другу Паку Сонхва отпишется, что он не сможет сегодня посидеть с его дочуркой. — Мы нужны друг другу, ты моя муза, а я хочу помогать тебе держаться на плаву.       — В чём смысл держаться на плаву, если я всё давно решила? — Рюджин достала сигареты — совсем недавно она начала курить, по сигарете в день чётко, и знала, что как докончит пачку, то можно и выполнять свой план. — В чём вообще смысл жизни, если знаешь, что жить, как раньше, всё равно не сможешь?       — Почему ты так говоришь, нуна? — Уён сдался с оглушительным треском, опустил плечи и голову, ему стало настолько невообразимо больно, что он хотел прикрыть эту боль гневом и ненавистью, но не получилось. Лишь горечь осталась на языке, лишь сигаретный дым запутался в волосах, когда его Рю, его любимая девочка сделала первую затяжку. Понимание того, что человек, которого любишь, изменился в худшую сторону, является первым признаком того, что пора расстаться. Уён хватался за собственные фантомы как мог, но они ускользали, как и время, что самой себе отвела Рюджин для жизни. — Ты же знаешь, что я тебя люблю, знаешь, что я никогда тебя не оставлю, почему тогда говоришь, что мы должны расстаться?       — Потому что для тебя самого это будет легче, идиот! — завопила Шин, и Чон отступил на шаг. — Люди, что меня любят, просто дополнительная обуза для меня, а я… я хочу сбросить лишний балласт.       — Если для тебя люди — это балласт, я очень удивлён, что у тебя всё ещё есть друзья, — слова, поставившие окончательную точку в отношениях Уёна и Рюджин. Молодой человек спустился с крыши, надеясь не сорваться в истерику и не начать пинать всё, что попадается под ноги, а девушка начала банально плакать, сжимая тонкими пальцами сигарету. Она не показала ему свои шрамы, не рассказала, что её выедает глубоко внутри, и, кажется, никогда ему больше ничего не расскажет. Уён пытался не сдаваться, идти с ней до самого конца, но опустил руки окончательно. Этот день он пометит в календаре, потому что сегодня разрушились самые его длительные отношения, в которых он впервые и по-настоящему любил.       Парень никому ничего не рассказал, но резко перестал тусить со всей компанией, общаясь преимущественно с Йеджи и выливая ей в сообщениях в подробностях, как они расстались с Рюджин. Хван находилась буквально в шоке с сыпавшихся на неё новостей: то Наён встречается с Цзыюй, то Рюджин рассталась жестоким образом с Уёном, мальчиком с тонкой душевной организацией. Она перебегала от друга к другу, старалась понять хоть что-то, но ничего не получалось и девушка просто опустила руки, решив, что ей пока лучше всего слушать, а потом что-то говорить.       — Я в ахуе, — всё же сказала Йеджи и покачала головой. Она не могла общаться после всего с Рюджин, хотя та вроде как делала попытки к общению, но пока всё было настолько сложно, что стоило отдохнуть от своих друзей. Она уже не стеснялась выражений при Чхве Ёнджуне, когда он ходил рядом с ней по магазину, и тот пускай качал головой, но всё же слушал. — Сначала одно, потом вот эта сладкая парочка… я думаю, даже учителя видели, что Рюджин становилось намного лучше, когда с ней рядом был Уён. Она сама себя лишила человека, что был её спасением.       — Все учителя всё замечали, конечно, — кивнул учитель Чхве, — но не забывай, что ты тоже на особом контроле после суда.       — Чёрт, точно, — Йеджи кашлянула. — Но сейчас речь не обо мне. А об Уёне и Рюджин.       — Ты такая сплетница, на самом деле, — хмыкнул Ёнджун под возмущённое «эй!» — Ладно, не обижайся. Просто меня удивляет то, как ты ратуешь за своих друзей и хочешь обсудить их с кем-то. Тебе нужен друг по переписке.       С того момента, как Йеджи рассказала в голосовой учителю об отношениях «одной своей лучшей подруги» и её «самого злейшего врага» прошла неделя. Осталась неделя до летних каникул, и девушка собиралась посвятить учителя во всё, что её тревожило: и в развалившиеся отношения Уёна и Рюджин, и очень счастливую романтику Феликса и Юны, и даже пару слов хотела сказать и про его брата, Бомгю, который недавно обмолвился о том, что на него чуть ли не нападает какая-то девушка. Имени Йеджи, конечно, не запомнила, но Гю сказал, что она точно её знает, и Хван, почесав голову, просто кивнула, мол, действительно, знаю, как же раньше не вспомнила.       — Я могу кое-что и о вашем брате рассказать, — Йеджи подмигнула, а потом поймала лёгкую тень на лице учителя — ему то ли была неприятна эта тема, то ли он просто не хотел говорить о Бомгю. — Не бойтесь: не совращал, не заставлял с ним пить, а курила я и до него.       — Хоть что-то он полезное сделал: тебя не трогал, — конечно, это звучало как шутка, но Хван не рассмеялась — знала, как к ней относился учитель Чхве, но об отношениях братьев не была наслышана. — И что же ты можешь рассказать мне про Бомгю?       — У него есть девушка.       Конечно же, потом между братьями состоялся доверительный разговор, где Бомгю всё-таки сказал, что у него появилась приятельница, которая очень много обращает на него внимания и в принципе лезет. Тайна за тайну — Ёнджун показал фотокарточки, что были сделаны в будке поцелуев и которые Гю уже видел. Конечно, младший поохал, поахал, сказал, чтобы брат всё припрятал, но сам окончательно понял, что Йеджи надо спасать. Ничего хорошего Ёнджун ей не даст и не сделает, он взрослый мужчина, которому нужна женщина, что готова выйти замуж, вести быт и рожать детей, а не школьница, которая явно ещё от слова «секс» краснеет. Из всей компании, в которую он попал, Бомгю понял, что не являются девственницами Суджин, Рюджин, Юна и Наён, а это, чёрт побери, все девчонки, кроме Йеджи. Это уже сильно, потому что Хван на их фоне выглядела словно белая ворона, а рядом с рослыми пацанами, с одним из которых встречалась, а другой испытывал к ней симпатию, та вообще смотрелась младше своих лет.       — Не смей её портить сам, — сказал Бомгю, вставая с табуретки на кухне. — Она маленькая для тебя. Ты её учитель, она — твоя ученица. Знай, что ваша связь, какая бы она ни была, скандальная и для многих отвратительная.       Именно поэтому, кажется, Бомгю всеми силами игнорировал Минджон, но потом просто сдался, поддаваясь её чарам и вкусу, пускай это были ещё не в полной мере отношения, которых хотелось Ким. Она, до сих пор нецелованная, до сих пор не державшаяся нормально с парнем за ручку, хотела испытать всё то, о чём рассказывали Черён с Джису.       После смены Йеджи приходила домой, раздевалась, мылась и ложилась спать, если это были выходные, и, на какое счастье, завтра как раз была суббота. Но сегодня пятничный вечер был такой, что хотелось веселиться, прыгать и в, принципе, откровенно беситься, что и решила Рюджин. Она выкурила все сигареты из пачки, надела белое платье с коротким рукавом, которое обожала, и не стала скрывать шрамы на запястьях ни напульсниками, ни рукавами. Она намазала губы красной помадой, сделала смоки-айз и прошла мимо родителей и младшей сестры, что сидели на кухне. Рюджин прервала пятничные бдения в ванне у Йеджи звонком на мобильник.       — Приглашаю тебя в клуб «Крылья» рядом с моим домом, там пускают несовершеннолетних, кстати. Оденься как-нибудь покрасивее и приходи отжигать, — Рю вышагивала походкой от бедра, уверенность переполнялась в ней, потому что сегодняшний день она выбрала как день своей смерти. Приятно чётко знать, когда умрёшь, потому что неизвестность по-настоящему убивает.       — И с чего вдруг такое настроение? — рассмеялась Йеджи, взяв в руку немного пены. — Окончательно поняла и приняла, что рассталась с Уёном?       — Я расскажу всё тебе, как только мы немного потусим, так что давай, приходи, жду тебя.       Йеджи спешно вышла из ванной, на ходу вытирая мокрые волосы; она выпрямила локоны, быстро накрасилась, совместив нежную персиковую помаду с подведёнными глазами и лёгкими тенями, а потом оделась в платье, где на правой руке был рукав, а на левой его не было. Платье обтягивало тело, всё светилось из-за пайеток, и к нему отлично подошли туфли на каблуке. Выпрямленные волосы она собрала в хвост, а потом, не замеченная родителями, что смотрели в гостиной телевизор, выскользнула из квартиры, прихватив в сумочку лишь карточку, ключи и телефон. Откуда только взялись силы — непонятно, видимо, чтобы побыть с подругой, вдоволь потанцевать и подцепить пару парней, всё же силы остались.       — Я на месте, — Йеджи пробиралась через небольшую толпу непосредственно в зал, а потом резко столкнулась с Рю, в первую секунду не узнав подругу: она выглядела красиво, страстно и очень опасно. — Чёрт! Онни! Я думала, что ты не можешь быть такой!       — Почту за комплимент, — Рюджин поцеловала подругу в щёку. — Спасибо, что пришла. Сегодня знаменательный день! Ты просто не представляешь, какой он прекрасный!       — У тебя день рождения? — с сомнением спросила Йеджи, а подруга только рассмеялась, не сказав ни «да», ни «нет». Рю знала, что если расскажет всю правда, то её станут останавливать, отговаривать, а Хван Йеджи — идеальный зритель, который может просто побояться что-то сказать против. — Нет, серьёзно, онни, мы что-то празднуем? А где остальные?       — Сегодня гостьей моего праздника будешь ты, — Рюджин притянула на танцполе подругу за талию и провела осторожно пальцами по её шее. — Только ты одна, Хван Йеджи. Только ты и я. Заказывай какие угодно напитки, я найду взрослых дяденек, которые дадут нам напиться за их же счёт.       — Онни, — следующие слова потонули в поцелуе, что смазал помады, перемешал их и оставил свой оттенок на губах девушек. Йеджи чуть ли не потеряла голову, ей захотелось убежать, потому что в этом поцелуе было столько горечи и отчаяния, столько печали, что Хван хотела убедить подругу уйти. — Онни… так нельзя…       — Сегодня мне всё можно.       И действительно, Рюджин сдержала своё обещание — веселясь, она подцепила каких-то совершеннолетних парней, первого звали Чон Хосок, а второго — Пак Чимин. Они оба были милы и обходительны с Шин, но Чимин сразу же присоседился к Йеджи, что показалась ему значительно красивее и более милой. Он шептал школьнице что-то на ухо, его руки находились в районе её талии и не утекали даже случайно вниз, а Рю вовсю развлекалась с Хосоком, который был пьян не только от алкоголя, но и от откровенного флирта, когда девушка даже позволила забраться к себе под платье.       — Надеюсь, ты понимаешь, что я несовершеннолетняя, — шикнула Йеджи Чимину, который собирался просто пообщаться, выпить совместно коктейлей, а если что-то сложится, то это будет весьма приятный бонус — у него давно не было девушки. — Мне семнадцать. А вот подруге моей восемнадцать, и если твой друг продолжит так к ней лезть, я вполне могу подойти к охраннику.       — У Хосока праздник, расстался с девушкой, которую ненавидел, — словно извинялся за друга Чимин, — ему надо выпустить пар, потому и пошли, чтобы он немного… развлёкся.       — Я не думаю, что бывшая суцидница, лежавшая в психушке и посещающая сейчас психотерапевта, годится как девушка на одну ночь, — «о чёрт», — сорвалось с губ Чимина. — Так что, поверь, это в наших общих интересах, чтобы он не связывался с Рюджин. Даже если он угостил её клубничным дайкири, а ты меня мохито.       — Кстати, а где они?       Парочку пришлось искать долго, и когда Чимин сказал, что они уже добрались до мужского туалета, где, целуясь, оседлали раковину, Йеджи вспылила. Он не знала, что нашло на Рюджин, почему из страдалицы она стала шлюхой, почему решила что-то отпраздновать именно так? Неужели отношения с Уёном были настолько ей в тягость?       — Рюджин! — Йеджи схватила подругу за запястье и буквально вынула её из-под парня, который явно не хотел поиграть с ней в салочки, щекоча, а хотел трахнуть. — Как это понимать?! Если тяжело, давай позвоним твоему психотерапевту, решим проблему, но не будем надеяться, что всё само пройдёт, всё само рассосётся. Ты не сделаешь никому хорошо, если переспишь тут с полузнакомым парнем. Ты не сделаешь самой себе хорошо, если будешь продолжать так кутить. Пойдём лучше домой, поговорим, выпьем чаю, а если тебе Хосок понравился, просто возьмите друг у друга номера телефонов — поговорите чуть позже.       — Как ты не понимаешь, — Шин расхохоталась, пьяная, так, что у Йеджи волосы на затылке встали дыбом, а два друга отступили на шаг назад. — Как ты, чёрт побери, не понимаешь! Ты ничего не представляешь, Хван Йеджи, ничего не знаешь, ты хочешь помочь, но не сможешь. Ты ничего не сможешь, ничего не успеешь сделать. Я докурила пачку. Я твёрдо всё для себя решила. Мне станет легче, если я просто перестану жить в этом чёртовом мире. Мне станет легче, если перед этим я нажрусь, как свинья, меня кто-то трахнет, как Со Чанбин, а потом я скинусь с крыши. Ха-ха, представляешь, какое я слово придумала? Я назову это «скрышепад», и я открою этот сезон самоубийств.       — Рюджин, я не понимаю, что ты несёшь, ты словно психованная, у тебя будто бы психоз… может, позвонить твоему врачу?       Йеджи ничего не успела больше сказать — Рюджин ударила кулаком в её нос так, что та отлетела к стене, и Чимин, прикипевший мимолётной симпатией к девушке, бросился помогать ей подниматься, Шин в это время выскочила из туалета, а Хосок как стоял истуканом, так и остался стоять. У Хван не было времени, чтобы утереть кровь с лица, не было даже возможности одуматься, принять помощь, потому что будет лучше, если удерживать взбунтовавшуюся подругу будут парни, а не она. Но только Йеджи знала, куда бежала подруга, знала, где её искать: на крыше клуба, только не знала, где служебные ходы. Будет лучше предупредить администрацию клуба, но это последнее дело. Сейчас надо остановить Рюджин, надо сделать так, чтобы она вернулась домой в целости и сохранности, а не по частям, не убитой, а живой.       — Пожалуйста, не делай этого, — шептала Йеджи, пробираясь через толпу, а потом заметила выход на крышу — он был в доступе, только следовало заплатить. Всё так просто, оказывается, потому девушка вытащила карточку, шлёпая ею по индикатору, и кассир попросил её быть осторожнее, ведь особо поручней на крыше нет. Этого девушка и боялась — нет поручней, а значит, можно просто свалиться, а в случае Рюджин — намеренно перевалиться и свалиться с четвёртого этажа.       Лестница преодолевалась тяжело, лёгкие горели, но на площадке последнего пролёта Йеджи всё же заметила обезумевшую подругу, которая смотрела вниз, явно выглядывала, где Хван. А как только убедилась, что та за ней бежала, скрылась на крыше — и бог знает сколько там человек, через скольких придётся продираться, чтобы Рюджин не спрыгнула. Никто, кроме неё, не будет спасать девушку, которая твёрдо решила покончить с собой, и будет удачей, если Шин позволит себя спасти. Только легче от этого не станет, потому что придётся срочно звонить её родителям и говорить, что их старшую дочку придётся снова закрыть в психушке.       — Рюджин! — лёгкие загорели с новой силой, в глазах Йеджи собрались слёзы, но она искала подругу, хотела остановить её от рискового шага, но потом заметила её белые волосы и такое же белое платье. Такая маленькая фигурка, такая невинная, ну не может же она желать умереть, хотеть смерти всех, кто так или иначе прикасался к ней. — Рюджин, не делай этого, пожалуйста!       Но девушка не слышала никого, она слушала лишь свой внутренний голос, что заставил её подняться на низкий парапет и посмотреть через толпу прямо на подругу. Равнодушные люди не смотрели на неё, мол, перепила, захотела пройтись, и только пара людей знала, что эта девушка не просто так пришла на крышу. Возможно, они могли её спасти, но не хотели: зачастую люди заботятся о себе, а если проявляют что-то к ближнему, то можно говорить, что ты альтруист. Таким альтруистом была Йеджи, бегущая к Рюджин, и Чимин, который бежал к Хван. Он чувствовал, что если её подруга сбросится, она шагнёт в неизвестность следом. Четыре этажа — верная смерть, и два трупа очернят репутацию клуба с названием «Крылья», который не подарил крылья одной посетительнице, которая сбросилась с крыши.       — Ты была хорошей подругой, — Йеджи была в пяти метрах от Рю, что заговорила. — Поверь, ты была очень хорошей подругой. Я о таких, как ты, молила. Но даже ты не должна меня остановить, Йеджи.       — Почему? — два метра, протяни руку — хватай за белое платье, но Шин оторвала одну ногу от парапета и занесла её над пропастью. — Рюджин, зачем ты это делаешь?!       — Когда не остаётся ничего, что держит на земле — почему это не считается причиной самоубийства? — и под «Нет, не позволю!» Рюджин выскользнула из рук Йеджи прямо в самую пропасть, самую бездну, из которой не было выхода.       — Рюджин, нет!       Чимин еле успел подхватить Хван, что свесилась с парапета, лишь бы ухватить пальцы подруги, и услышал безумие, вылитое в чистую истерику с примесью скорби. Внизу, под ними, лежало изломанное тело Шин Рюджин; её глаза были закрыты, руки раскинуты подобно крыльям, а вокруг уже стала собираться шокированная толпа. Йеджи плакала, истерила, просила себя отпустить и всё не могла понять: почему? Зачем она это сделала? Зачем показала ей собственную смерть, зачем заставила исстрадаться?       — Нет, нет, отпусти меня! — Йеджи отбивалась от Чимина, не понимая, что тот не просто обнимал её, удерживая, а пытался успокоить, чтобы та перестала плакать. — Пожалуйста! Мне надо к ней!       — Давай сделаем глубокий вдох и выдох, — прошептал Чимин прямо в ухо. — Я работаю медбратом на скорой помощи, знаю, как справляться с паникой. Давай позвоним тому, кто сможет за тобой прийти и тебя утешить, потому что я тут бессилен.       — Ёнджун, — имя сорвалось с губ само, и Пак, оттащив девушку от края крыши, залез в её сумочку, сразу видя телефон и заставляя экран ожить. Пароля, как ни странно не было, но в телефонной книжке такого имени, что назвала Йеджи, не было. — Учитель Чхве. Так контакт называется. Пожалуйста, пожалуйста, дай мне его.       Странная девушка, раз первый, кому она звонит, это учитель, но если ей вдруг станет легче, если он её утешит, то это будет самое лучшее. Йеджи, борясь с истерикой, звонила Ёнджуну в одиннадцатом часу ночи, когда он планировал уже ложиться спать, но снял трубку сразу же. Он услышал музыку, какие-то крики, а потом и плач. Плач его Йеджи.       — Йеджи? Всё хорошо? Что происходит? — конечно, Чхве не думал о чём-то плохом, подумал, что она просто напилась, расплакалась и решила ему позвонить, но как же он ошибался, в каком же неведении он был до этого.       — Рюджин, — прохрипела Хван, — Рюджин сбросилась с крыши клуба «Крылья». Пожалуйста… пожалуйста… приезжайте сюда, ко мне, пожалуйста… потому что я чувствую, что готова броситься вслед за ней.       Если это лето отняло крылья у Шин Рюджин, не позволив ей слететь с крыши и приземлиться целой, то у Чхве Ёнджуна они буквально материализовались, чтобы отнести его к Хван Йеджи, что рыдала на крыше клуба.