Скрышепад

Меня пугает не что было, А что дальше будет. Josodo, May Wave$ — «Весы».

      Когда родители вмешиваются в отношения своих детей — это самое глупое, что они могут начать делать. Сердцу не прикажешь, кого любить, а кого ненавидеть, из-под палки тоже не сможешь заставить себя любить или бросить человека, словно вредную привычку, а над некоторыми подростками мама и папа имеют неслыханную власть. Власть, которая разрушает судьбы, топит корабли и заставляет буквально истерить, дёргаясь в конвульсиях.       Родители Суджин имели большое влияние на неё, несмотря на бахвальство, мол, «они меня во всём поддерживают и я их очень люблю». Поддерживают, да не во всём, особенно касательно её парня, отношений и того, что она порой забивает на учёбу ради своего студента, который явно чудом не вылетает с факультета.       — Ты в глазах наших соседей чуть ли не шлюха, — родители стояли перед Су, а её губы дрожали от неприятной правды, глаза кололо от слёз, что хотели пролиться, и девушка всхлипнула — не выдержала, слишком стало больно. — Ты практически не ночуешь дома, Суджин, и ты знаешь, что мы о тебе очень сильно волнуемся, а твоему Сану мы не доверяем.       «Вы его не знаете, — хотелось сказать девушке, но она и слова не имела права выдать, потому что родители не велели — так и всегда, пока её ругали, она не имела права даже рта раскрыть. Это пошло с детства, ей следовало молча стоять, опустив голову, глядеть в пол и просто слушать. Скажут опуститься на колени — сделает, скажут упереть лоб в ковёр — сделает. Она должна подчиняться маме и папе, должна их слушаться, и её бунт по отношению к Чхве Сану расценивался как целая трагедия, непослушание, которое перечёркивает всё воспитание. — Оппа не такой! Он хороший и не делает мне ничего плохого!»       То, что они спят, Суджин рассказала маме в шестнадцать лет, и после этого пожалела много раз, что вообще доверилась. Эта информация стала достоянием общественности, а именно много раз о том, что она уже не девственница, услышал отец, две тёти, двоюродный брат Джонни и соседи, которые не могли не услышать крики родителей на девушку. Это происходило из раза в раз, изо дня в день, когда матери надо было надавить на Суджин, и девушка сдалась просто однажды — закрылась от родителей, замкнулась, а мать настолько привыкла к моральному насилию, что стала не замечать, как давила на единственную дочь. Стоило ли раскрывать свои секреты, если рядом есть понимающие подруги, родителям? Кажется, нет, но все мы совершаем ошибки, все мы склонны говорить нечто лишнее, и все мы склонны думать, что будет вполне себе круто поделиться какими-либо достижениями с родителями.       — Как вы можете говорить так о Сане, если вы его не знаете? — ей не стоило этого говорить, не стоило ни в коем случае возникать, ведь закружилась голова не только у Су, но и у матери, которая просто упала в кресло и прикрыла лицо руками. Суджин сама испугалась своей смелости, но знала, что будет лучше, если она скажет то, что хотела, и успокоится. — Мы вместе с ним уже практически два года. Или больше. Я не считала! Но в любом случае, если мы с ним столько встречаемся, вы думаете, что у него есть даже маленькая мысль о том, чтобы со мной расстаться?       — Не захочет с тобой расстаться — мы надавим, — произнёс хлёстко отец. — И ты знаешь, что мы точно это сможем сделать.       Отец Суджин, господин Со, был юристом и ждал, что дочь пойдёт по его стопам, а для этого надо было сделать так, чтобы с детства репутация девушки была безукоризненной и чистой. Чхве Сан, студент-медик, давно наводил на неё тень, и если они в ближайшее время не расстанутся, то мужчина обещал пойти на крайние меры. Он мог использовать свои полномочия, если считал это нужным и незаменимым, и если Суджин снова поднимет голову, то козырь покажется в ладони. Да, родители девушки поддерживали её во всех начинаниях, делали её жизнь комфортной и разнообразной, чтобы та не заскучала, чтобы знала, как можно развлекаться, но они выступали резко против совершеннолетнего парня-студента, который, оказывается, совратил их дочь. Дети — самое ценное, что есть у родителей, и родители Со не хотели так просто терять свой маленький цветочек.       — Офигеть, вот это ногти, — Наён рассматривала пальцы Йеджи — в последнее время та старалась как можно меньше времени проводить дома, потому записалась на некоторые процедуры, на которые можно ходить без разрешения родителей. Она успокаивала себя всем этим, тратила деньги впустую, на свою оболочку, а не на дополнительные занятия, как многие другие школьники, мечтающие хорошо сдать сунын. Ей это не нужно, и если родители будут давить — стройным шагом уйдут на хуй. Ногти были действительно красивыми — нежно-коричневыми, не острыми, но всё же было видно, что Йеджи хотела попробовать нечто новое для себя, ведь это был не просто лак, а гель-лак, который будет держаться около месяца — девушка не имела привычки колупать ногти. — И сколько заплатила?       — Скажем так — мало, сделали скидку, потому что по знакомству, — Хван слукавила — скидка была минимальной, но это принесло удовлетворение всё равно. — Потом думаю попробовать новые формы ногтей. Юци сказала, что может сопровождать меня в каждом эксперименты. Она хорошая маникюрщица.       — О, Суджин!       Суджин зашла в класс тихо, что даже собственные подруги поначалу не услышали, села за парту и уставилась на столешницу, будто бы там были сокрыты разные ответы на вопросы, которые были в её голове, когда она стояла перед родителями. Они уже сто раз говорили ей по поводу Сана, что он явно с ней только из-за секса, и ведь не докажешь им, что это самая настоящая любовь, что Сан ждёт её совершеннолетия, чтобы позвать замуж. Но чувствовала Су, что родители не одобрят брак, плюнут на дочь, на её мужа, скажут катиться во все четыре стороны, ведь им не нужен «тот самый студентик, который яйца выеденного и тебя не стоит и зовёт лишь пить и веселиться». Что она будет делать, если отец пустит свои связи? Что она будет делать, если сам Сан испугается и уйдёт от неё?       — Суджин, всё хорошо? — Юна, заплётшая волосы в высокий хвост, присела рядом с девушкой и широко улыбнулась. За этой улыбкой скрывалось волнение — в последнее время она чувствовала острое беспокойство за всех своих друзей и даже возобновила общение с Уёном, который до сих пор не мог простить Рюджин. Но с Юной было легче, ведь Юна — не её онни, которая так запросто влюбила, а потом так же быстро и легко бросила. В чём измерялась её искренность? В простых улыбках и пожеланиях доброй ночи? Видимо, всё так и было, но разменивать нечем. Теперь это всё неважно, и если Чон выскажет всё Юне, то она просто-напросто обидится. — Ау, я с тобой разговариваю!       — Со мной всё хорошо, — будто бы раздражённо ответила Су и мотнула головой. Но этим привлекла внимание Йеджи и Наён, которые тоже подошли к столу подруги и ухмыльнулись, будто бы знали какой-то секрет. — Серьёзно, всё хорошо! Можете расходиться дальше.       — Ты просто выглядишь так, будто бы родители что-то сказали и ты перевариваешь, — и Су, наудачу девушек, вздрогнула, выдавая все свои истинные эмоции, за что Юна, конечно же, успела зацепиться, а потом перевела победный взгляд на Хван, что как раз и высказала своё предположение, которое оказалось правдивым. — Так значит, всё-таки родители. Что-то с Саном? — снова Суджин вздрогнула, а потом затравленно глянула на Йеджи, которая резала сердце без скальпеля.       — Чёрт, да.       Как только эти слова слетели с уст, девушка поняла, насколько ей тяжело. Не сказать, что она была чересчур открытой с подругами, да и чересчур закрытой не была, так, серединка: могла поделиться проблемами с охотой, а потом выслушать чужие. Но также она привыкла многое не рассказывать никому, даже Сану: о давлении отца, о том, что её даже в семнадцать лет заставляют подчиняться правилам и слову родителей, а взамен она получала обвинения «мы ради тебя стараемся, а ты, неблагодарная дрянь, даже сама ничего сделать не можешь!» Суджин пыталась, действительно пыталась что-то сказать, доказать, а потом просто устала кричать в пустоту — если никто не слышит, то зачем стараться? Всё равно толку нет, сил и энергии тоже.       — Я боюсь, — а чего боится Суджин? Расставания, слёз, обид и, конечно же, предательства. Сан предаст её, если молчаливо уйдёт, предаст её, если пойдёт на поводу у её родителей. Это же отвратительно — неужели он не мог воспротивиться перед отцом своей девушки? Не настолько он велик, а к тому же смертен, чтобы портить жизнь дочери криками и расставанием её и парня. — Я боюсь, что папа надавит на Сана или что-то ещё ему сделает, а я в это время не буду рядом, чтобы помочь ему…       Суджин бессильна перед родителями: до совершеннолетия они императорская и божья чета для неё, люди, что её содержат и с кем она живёт, так что даже дёрнуться — она в лабиринте с выходом, где поджидает кровожадная акула. Будет чудом, если она перепрыгнет это препятствие, но в глубине души Со была готова сдаться — постоянные крики отца, презрительный взгляд матери делали своё дело, она стала сомневаться в себе, что сможет постоять за себя. Сейчас перед подругами Суджин старалась не плакать — во-первых, потечёт макияж, во-вторых, они находились в школе, а значит, слухов будет достаточно для того, чтобы с ней провели беседу классный руководитель и психолог. Надо ли это было? Не особо хотелось.       — Так поговори с Саном, чего ты! — произнесла Юна и улыбнулась, мол, глупенькая, почему же ты до этого не додумалась? А вот не додумалась пока, потому что страшно, не знала Су реакции своего парня и того, убежит ли он. — А если вы романтично после этого убежите в закат, оставив родителей далеко позади?       — Тогда родители просто вызовут полицию, откроют дело о похищении несовершеннолетнего, а как меня поймают с Саном, так его будут судить за похищение и изнасилование, — сказала Суджин серьёзно. — Спасибо, мне такого счастья не надо. Папа мой сделает так, чтобы он вообще из тюрьмы не вышел, а как упечёт его за решётку, мы все сразу уедем в другую страну, чтобы я не рвалась к нему.       — Отвратительно, — сказала Наён, морщась. — Наверно, хорошо, что наши родители не работают в судейской системе и не имеют никаких «таких» связей. Живётся легче и как-то жаловаться на жизнь не хочется.       Йеджи задумалась и даже закусила губу — конечно, она никогда не утверждала, что родители Суджин идеальны, но они воспитали и продолжали воспитывать девушку вместе, без разводов и каких-то крайностей, на которые пошли родители Хван. Конечно, только совсем недавно ушла обида на мать, которая, оказывается, не ждала её с распростёртыми объятиями, и сейчас её злость находилась где-то в горле и клокотала из-за родителей Суджин. Эта девушка — красивая, творческая, готовая учиться, на эксперименты и всё прочее, — не должна была ни при каких обстоятельствах родиться в этой семье, что давит на неё и заставляет делать многое против воли. Суджин улыбнулась, улыбнулась сломленно и несчастно, как не улыбалась ни разу, чтобы лишний раз не беспокоить своих подруг, которые за неё волновались не из-за излишней вежливости, а вполне себе по-настоящему. Ей было что рассказать про родителей: они сдерживали своё нутро на людях, но обнажали его при родной дочери, ведь всё им было не так — и дочь, и её круг общения, и её чувства, и её любовь.       «И так выросло непонятно что — перед родственниками стыдно, — мать агрессивно тёрла большим пальцем губы Суджин, на которых была ярко-красная помада. Отец видел этот предмет косметики и сказал только матери, как этот цвет можно назвать. — Отец сказал, что ты с этой помадой словно дешёвка. Хотя мы не знаем — может, ты действительно дешёвая шлюха, а Сан — твоё прикрытие или же вообще сутенёр?»       «Почему вы так относитесь к нему?» — сквозь слёзы спросила девушка. «Почему вы так относитесь ко мне?» — застыло в воздухе невысказанными словами.       «Потому что ты заслуживаешь лучшего».       Порой родители не понимают, что ребёнок сам в состоянии решить, что лучше для него. А когда догадываются — становится поздно.       — Родители… они пытаются обо мне заботиться, но делают это агрессивно и не так, как хочу я, — проговорила Суджин и оглянулась по сторонам — на перемене каждый был занят своими делами, никто не обращал на четвёрку девушек внимания. — Мама говорит, что я должна молчать, когда отец говорит, что я ужасная шлюха, да и Сан недалеко от меня ушёл. Я не понимаю, почему родители думают, что мы… такие. Мне тяжело. Простите, я…       Никто никогда не видел, чтобы Со Суджин так стремительно выбегала из кабинета, даже Ёнджун не смог её остановить и не был удостоен даже кивка головы. Он стоял в шоке, подняв глаза на Йеджи, а та покачала головой, мол, не знаю и помочь не могу — самой бы разобраться. Видимо, эти переглядывания заметила Юна и толкнула подругу с парты, чтобы лишний раз ничего учителю (возлюбленному) не рассказывала, знаков не подавала и вошла в обсуждение насущных женских проблем чисто в женском кругу. Ёнджун, вообще, пришёл сделать небольшое объявление касательно Чусока, но притормозил — засмотрелся на класс, на своих детей, и дал возможность Йеджи, Юне и Наён обсудить срыв Суджин, пока одна из одноклассниц не пришла вместе с убежавшей девушкой.       — Я думаю, в семье произошло что-то серьёзное, — с волнением сказала Юна.       — А мне кажется, с Саном, — выдала свою точку зрения Йеджи.       — А может, родители решили надавить на Сана, чтобы он расстался с Су, о чём ей и сказали, — и Наён была права больше всех — она, столкнувшаяся с осуждением, остро чувствовала оное со стороны семейной четы Со и уже злилась, что не могла толком помочь. Выслушать — да. Обнять — да. Но идти против взрослых — не к ней, это надо к Йеджи, которая вела уже открытую конфронтацию с мачехой и просто надеялась, что та, подговорив отца, не выкинет её на улицу.       Суджин пришла тогда, когда Ёнджун уже заканчивал свою речь, желая всем приятно отдохнуть во время Чусока, и он буквально испугался, когда увидел девушку: она полностью смыла всю косметику и выглядела бледной, а в руке сжимала телефон — видимо, родители позвонили, что-то сказали. Учитель Чхве был тактичным, потому слегка остановил школьницу, что-то шепнул, а та покачала головой, мол, нет, всё хорошо, я ни в чём не нуждаюсь. Суджин дошла до своей парты, растолкала подруг и молча села, не слушая ни вопросов, ни упрёков, не чувствуя даже тычков под рёбра. Ей звонил Сан, её любимый Сан, практически механический голос которого сказал, что им надо серьёзно поговорить наедине. Конечно же, родители девушки именно сегодня улетели в Японию и пробудут там как минимум неделю, но разу же после разговора с возлюбленным девушке показалось отвратительной идея приводить его в свой дом.       — Я потом всё расскажу, — Суджин вспомнила, как в туалете отмывала от своего лица косметику, силясь посмотреть на себя настоящую — с тринадцати лет не воспринимала своё лицо, свою фигуру, пыталась доступными способами и методами изменить всё, но никогда не задумывалась о пластической операции. А сейчас хотелось срочно кардинально измениться, чтобы не только возлюбленный не узнал, но и родители. — Потом…       Суджин достаточно тихо ушла из школы — её искала Юна, но потом зависла, потому что на парковке с велосипедами не было транспортного средства Со, да и Йеджи, на звонки которой та постоянно отвечала, не могла дозвониться. Пришлось пожать плечами и оставить Суджин в покое — всё же она тоже человек, нуждающийся в личном пространстве, а это значит, что от неё надо отстать. Сама потом всё расскажет, сама потом расколется, расплачется и во всём признается. Чем больше тиранишь человека вопросами, тем больше он может замкнуться в самом себе.       — Её стоит ненадолго оставить в покое, — сказала Йеджи. — Пусть пока будет наедине с собой, ей так легче, чем сразу нам всё рассказать. Помнишь, она ведь не сразу нас с Саном познакомила. Ей надо время.       А Суджин в это время нажимала на педали, мчась к дому: ей хотелось до прихода Сана привести себя в порядок, чтобы он не видел следов истерики в туалете на её лице, не стал спрашивать, что случилось, а потом обнял её, прижал к себе и сказал, что она «его хорошая девочка». Ей нужно было спокойствие, успокоение и уверенность в будущем. Всё это мог дать Чхве Сан. Чхве Сан, что сейчас ехал к ней.       Дома не требовалось убраться, а вот в комнате царил ураган из вещей, косметики и красок для волос. Суджин всё спрятала в ящиках, в косметичках, под кроватью, а потом села на полу в гостиной, дожидаясь звонка в домофон. В квартире было настолько тихо, настолько пусто, что Со поместилась в себя, задумываясь, и ощутила, как слова родителей камнем легли на плечи. «Ты ему нужна только для секса». «Думаешь, мы не знаем, что у студентов на уме? Сами были такими, но ваша разница в возрасте непозволительна». «Странно, какие могут быть интересы у школьницы и студента-медика? У вас же даже развлечения и увлечения разные — он будет лечить людей, а ты вроде как хочешь их красить. Что, встретитесь в морге?»       Ха, как же смешно.       Как же Со Суджин несчастна.       В домофон позвонили, и девушка побежала встречать возлюбленного, но не удержалась — выбежала в подъезд и повисла на Сане, начиная плакать. Глупенькая, она не знала, как сердце будет болеть, как разорвётся на лоскуты и не будет сшито обратно уже никем.       — Сан, я люблю тебя, пожалуйста, не отпускай меня, — шептала девушка, когда Сан подхватил её за талию и понёс в квартиру, чтобы никто из соседей не вышел к ним и не сказал ничего родителям Су. — Пожалуйста, не отпускай…       Суджин не могла сдержать себя — плакала, да плакала так сильно, что начала икать, глаза покраснели, а руки так вцепились в плечи парня, что ему удалось только через силу оторвать от себя пальцы. Ему самому было плохо, просто отвратительно, но он ни за что не признается себе самому в том, что он трусливый и слабый идиот, испугавшийся родителей своей девушки. Его встреча с господином Со произошла вчера вечером прямо около общежития медицинского факультета, и Сану было стыдно и некомфортно перед своими сокурсниками, которые смотрели на него с ужасом. Конечно, все знали Суджин, все знали, что она школьница, яркая личность, незабываемая и очень тёплая, но то, что у неё такой отец — нет.       «Ты, выродок, под суд пойдёшь, — говорил отец Суджин, а Сан чувствовал себя маленькой букашкой по сравнению с ним. — Привлеку тебя по статье, уедешь на зону, с Суджин больше не увидишься. Потому я предлагаю тебе выгодную сделку: я отзываю заявление из полиции по поводу совращения тобою моей дочери, а ты уходишь из её жизни навсегда».       «Вы хотите, чтобы мы расстались?» — это было больно, больно до такой степени, что всё внутри свернулось и запищало.       «Я не просто хочу, я требую, чтобы вы расстались».       Сан был тварью дрожащей, не смевшей перечить власть имущим, потому за бессонную ночь принял единственное правильное, по мнению отца Суджин и его самого, решение — расстаться с девушкой, которую страстно любил. Всё для её блага, всё для того, чтобы она была счастлива в будущем. Он отсчитывал минуты до момента прихода курьера, слушая плач Суджин, её сбивчивую речь о том, что родители уже который раз говорят ей о ненависти и угрожают счастью, а сам не понимал — зачем вообще приехал, зачем вообще сейчас сидел с Су и давал ей ложную надежду?       Курьер позвонил внезапно, и Чхве сразу устремился открывать дверь. Букет азалий выглядел объёмно и увесисто, но, на самом деле, был достаточно лёгким, а как Су на него налетела, так явно ничего не поняла: вот возлюбленный, вот цветы, значит, они будут вместе до скончания веков?       — Пойди за вазой, — произнёс Сан охрипшим голосом, а обрадованная бедняжка устремилась в свою комнату за хрустальной вазой, которую ей подарили дальние родственники из Китая. Она любовно огладила её округлые бока, улыбнулась и вышла в коридор, где уже стоял Сан — быстро пересёк прихожую и пришёл к ней, лишь бы быть ближе. — Суджин…       — Ты хочешь сказать, как сильно меня любишь? — надежда светилась в глазах Со, она вся покраснела и сильнее сжала вазу. — Я тебя тоже люблю, Сан!       — Букеты азалии дарят тогда, когда разлука вынужденная, — глаза Суджин расширились, как и рот, она потеряла дар речи и совершенно не понимала, что ей хотели этим сказать. — Прости, Со Суджин, я был дерьмовым парнем. Я хочу с тобой расстаться.       Ваза полетела на пол и разбилась на мельчайшие осколки — так же, как и надежда Су на то, что когда-нибудь в будущем они с Саном будут счастливы.