Скрышепад

Я готова окунуться и дойти до дома, Где всё знакомо. Да, я смогу тебе открыться, Только завтра, мне ещё нужно забыть всё. ooes — «Зима».

      Зимние каникулы проходили относительно спокойно, и Йеджи очень удивилась, что Ёнджун в то время особо не уделял ей внимания, а всё дело было в том, что он готовился к новой очередной аттестации. Он знал, когда только поступал в педагогический, что быть учителем — это значит учиться всю жизнь, вот он и учился, познавал что-то новое вместе со своими учениками и действительно горел химией. В голове он часто прокручивал момент, когда глаза Йеджи загорелись на контрольной, когда она написала на А+, потому что он её подготовил, да и сама она читала много.       — Почему не хочешь гулять с друзьями? Вы в зимнее время по домам сидите? — Йеджи подшивала при помощи машинки штаны на лето, а потом вздрогнула — не ожидала подобного вопроса. С того момента, как она привела полупьяного домой Бомгю после рождественской вечеринки, она не списывалась с друзьями. Просто не было желания, просто хотела отдохнуть от соцсетей и выбираться из дома только на работу. Только вот, будто назло, ей выделили отпуск, и Хван маялась от скуки — попросила старую швейную машинку Ёнджуна, которую он забросил далеко на шкаф и предпочитал не вспоминать, и подшивала некоторые вещи, которые почему-то ей были велики.       — Я просто давно телефон не включала, — нашлась Йеджи и хихикнула. — А что? Хотите, чтобы я оставила квартиру на вас и куда-нибудь ушла? Так вы просто скажите — сбегу к кому-нибудь…       — Ты не сможешь, Йеджи.       — Почему это? — девушка склонила голову к плечу и прижала к себе колено. Она хотела услышать кое-что определённое из уст учителя, не факт, конечно, что он скажет это прямо сейчас, но надежда всё же теплилась внутри, пыталась вырваться и вскочить прямо в руки учителя.       — Потому что ты меня любишь, — и улыбнулся так широко и сладко, что тревожное сердце внутри забилось, заискрилось и чудом не запищало. — А я… ну… забудь, в общем.       — Нет-нет, если начали говорить, то будьте добры закончить! — запротестовала девушка и подкатила на стуле с колёсиками к учителю, слегка толкая его в плечо. — Или вы боитесь, что ошиблись и я не ощущаю того, что вы сами сказали?       Она любила. До одури любила. Чувствовала, что Ёнджун тоже любил, но если не способен признаться ей в этом, то пока нормально не признался самому себе, пускай целовал, гладил и спал, прижавшись к ней. Он знал каждую извилину татуировки на бедре, любил её розовую прядь волос, готов был до изнеможения на её смотреть. Даже сейчас Ёнджун не мог просто сидеть — осматривал девушку взглядом, а потом протянул руку и дотронулся до её пальцев, слегка поглаживая. Он был тактильным, даже очень, даже слишком, и ему хотелось, чтобы Йеджи от него не отлипала. Но он сам захотел, чтобы девушка пошла побыла с друзьями — подросткам необходимо общение друг с другом, они друг другу доверяют, и Чхве, единственное, надеялся, что девушка ещё никому не рассказала, что живёт у учителя.       — Позвоню Черён, пожалуй, с этой онни я готова гулять вечность, — и с этими словами Йеджи, слегка прислонив губы к кончикам пальцев классного руководителя, соскочила со стула и взяла телефон, что лежал на полке. Она включила его, а потом, быстро пролистав сообщения друзей в беседе, которую образовали прямо после Рождества, проведённого вместе, позвонила Черён.       Ли в это время готовила сырный рамён, думая, сколько ещё кинуть сыра — слишком любила этот продукт и даже, кажется, из-за него поправилась на два килограмма, но старалась отгонять от себя такие мысли. Другие айдолы говорили ей, что самое страшное — ни нагрузки на тренировках, ни хейт от нетизенов, а именно самоуничижение, которое убивает изнутри. Если будешь гнобить себя за вес, то уйдёшь в анорексию и откажешься от еды; если будешь травить себя за внешность, то будешь проводить слишком много времени под ножом хирурга и нетизены будут говорить, что ты пластиковая кукла. В последнее время Черён питалась хорошо, выровняла вес, наконец-то подлечилась по женской части, что принесло облегчение и месячные, и сейчас была довольна. Она уже не хотела обратно в группу, на которой, кажется, все крест поставили, она уже подготовила резюме в несколько магазинов и собиралась устраиваться на ночные смены, которые приносили больше денег и позволяли ей пересекаться с ограниченным числом людей.       — Я буду готова примерно через полчаса, — сказала Рён и зевнула, — готовлю. Не хочешь потом приехать ко мне на рамён?       — Ты зовёшь меня на рамён? — Хван была повёрнута спиной к Ёнджуну, и тот напрягся — не видел хитрого выражения лица девушки и того, что это была банальная шутка. — О боже, онни, ты лесбиянка?!       — Я предпочитаю, чтобы меня называли би, но это так, к слову, — Черён ухмыльнулась, а потом поставила кастрюлю остывать. — Ладно, Йеджи-я, не хочешь рамён — так я потом съем двойную порцию, собирайся, я за тобой приду.       Черён была смешной онни, той, которая могла подбодрить, поддержать, и пускай она обладала достаточно сучьим в каком-то мере лицом, не соответствовала действительности мимика и характер. Йеджи она нравилась, даже очень сильно, и она благодарила раз за разом небеса и, мать его, Шин Юну, которая стала часто жаловаться на головную боль, которые свели её с такой прекрасной девушкой. С ней можно было обсудить всё: шоу-бизнес, свои проблемы, любовь, комплексы, даже сигареты, которые у них были одни на двоих: Marlboro с кнопкой, обязательно яблочные. Ли шутила, что яблоко — символ искушения, потому они на пару и портят организмы, потому и стараются себя убить ядовитым дымом и смолами, из-за которых потом невозможно было ни с кем целоваться. Ёнджун, кстати, не жаловался, но Йеджи об этом не говорила подруге, молчала, хранила в тайне, а потом на уроке чувствовала, как ей становилось лучше лишь от мысли о том, что они снова проведут совместный вечер, если Хван не будет на работе, снова будут отчаянно целоваться и друг друга любить.       Через полчаса была готова уже и Йеджи, не стеснявшаяся переодеваться перед Ёнджуном, что открыто смотрел на неё и наслаждался видами худого подтянутого тела. Он знал, что девушка не отлынивала на физкультуре, да и в магазине была сильная физическая нагрузка, вот и поддерживала себя в форме и любовалась собой. Напоследок Чхве поцеловал девушку в лоб и попросил вернуться до темноты, но Хван, подмигнув ему, ускакала прочь, вниз по лестнице, а у Джуна душа не была на месте — вот и решил, что сейчас пропустит бокальчик виски, а потом успокоится. Но успокоится ли?       Черён встретила Йеджи объятиями и лёгким поцелуем в щёку, и Хван на миг растворилась в прикосновениях — кажется, скучала по-настоящему, вот и пошли гулять, пускай на лице Ли были солнцезащитные очки и чёрная маска.       — Мы так хорошо посидели на Рождество, если честно, — проговорила Рён, — только вот Юна напрягает. Я слышала, они с Феликсом обсуждали, что у неё очень уж очень часто болит голова. Странно всё это. Он сказал ей поговорить с родителями, они её отведут ко врачам, а уже врачи назначат магнитно-резонансную томографию. Я горда за этого мальчика. Как хорошо, что он знает, что надо делать.       — Пусть тогда будет с Юной в этот момент, — проговорила Йеджи. — Так холодно на улице… может, зайдём куда-нибудь? Только не к тебе — помню, что ты меня на рамён приглашала, но я не хочу.       — Точно, у тебя же мужчина есть, — губ не было видно, но Йеджи была уверена, что онни улыбалась. — Прости, забыла. Но пока мы будем искать, к кому зайти на чай, скажи — у вас с ним всё серьёзно?       Йеджи задумалась, а потом покачала головой про себя — нельзя это всё назвать несерьёзным, потому что даже по первому требованию заканчивающуюся туалетную бумагу приносила, под одним одеялом с Ёнджуном спала и в дни, когда не работала, готовила завтраки, обеды и ужины. Они целовались, редко, но всё же целовались, и сердце девушки ждало только одного — признания в любви и предложения встречаться, ведь она чувствовала, что всё к этому идёт.       — У нас всё серьёзно, — и, решив закрыть разговор, достала телефон, — можно спросить у Уёна, занят ли он, и посидеть с его семьёй. Он из многодетных. Там четыре… или пять детей, я уже не помню.       — Родители просто герои, — покачала головой Черён. — Но звони, помню этого мальчика: хороший, правда, настрадался…       Уён в это время сидел с Сонджи, занимал её играми и ждал, когда приедет Сонхва — тот обещал привезти немного сладостей, чтобы порадовать няню, который в последнее время загрустил, и очень не ожидал, что Йеджи ему позвонит и спросит, можно ли у него посидеть. Конечно, пришлось сказать, что он на работе, и смышлёная Сонджи склонила голову набок, наблюдая за быстро меняющимся выражением лица парня, с которым она строила башню для принцессы. Она отчётливо слышала женские голоса, слышала приятный смех, а потом, слегка картавя и запираясь, проговорила:       — Оппа, папа говорил звонить ему, если у нас будут гости. Оппа, у нас будут гости? Оппа, я хочу гостей!       — Милая, давай позвоним папе и всё узнаем, хорошо? — Сонджи кивнула, колыхнув два маленьких хвостика, и захлопала в ладоши, когда Уён пообещал подруге перезвонить и спешно набрал Сонхва. — Господин Пак, извините, что беспокою! Могут мои две подруги к нам зайти? Отвечаю, они добропорядочные и хорошие, одна из них моя школьная подруга, а другая — бывший айдол, да и Сонджи уже обо всём разузнала и хочет гостей…       — Тогда завари чай, я тоже через час уже буду дома, — и Уён показал большой палец вверх для забавно захохотавшей Сонджи. — И достань с верхней полки овсяные печенья — наши гости должны их оценить.       Йеджи получила ответ с адресом достаточно быстро, и Черён даже подняла брови вверх — очень даже близко, — и девушки направились по лёгкому снежному настилу напрямик к дому, где сейчас был Уён. Большое здание состояло целиком из разноцветных панелей и стекла и сразу же понравилось Ли, которая сказала, что, когда она получит первую зарплату айдола, то обязательно купит квартиру именно здесь. Завязался разговор с заинтересовавшейся Йеджи — значит, подруга ещё не получила свою айдольскую зарплату?       — Ага, мы продажами альбомов и концертами при университетах не смогли наскрести нужную сумму для покрытия долго за обучение, — кивнула Рён. — Я ещё пока надеюсь, что наша деятельность возобновится, но если смотреть правде в глаза — в чём смысл ждать? Я либо пойду в магазин товароведом, либо же буду стримить на Africa TV. Стану моделью, сделаю пластическую операцию на увеличение груди и избавлюсь от топорщащихся ушей. Зато гарантированно буду получать деньги.       — Давай не доводить себя до такого, хорошо, онни? — Йеджи нажала нужные цифры, и пошло томительное ожидание, когда Уён ответит.       Чон в это время бежал наперегонки с хихикающей Сонджи к домофону, а потом выхватил трубку и после ответа «Йеджи и Черён» на вопрос «Кто там?» впустил двух девушек, назвав этаж. После этого он взял маленькую негодницу на руки и покружился с ней по прихожей, затем сказав пару правил:       — Они для тебя — онни. Помнишь, как папа тебя учил представляться другим? Ты должна будешь улыбаться и вести себя тихо, хорошо? Давай же встретим наших гостей.       Черён передала Уёну пакет с шоколадными конфетами, когда Йеджи умилялась с Сонджи и её манер, представляясь как онни и чувствуя при объятиях маленькие ручки на шее. Хван долго сидела на полу на коленях, пока уже Ли не разделась и привлекла внимание девчушки, которая была очень рада новым знакомствам. Ей было уже два с половиной года, она уже думала, что была большой, и Рён не спешила её расстраивать, попросила провести её в ванную, а потом стала возиться с малышкой.       — Нуна, извини, наверно, мне стоило этим поинтересоваться в нашу первую встречу, но сколько тебе лет? — Уён улыбался, глядя на Черён и Сонджи в её руках, а потом перестал — Ли посмотрела на него достаточно серьёзно.       — Мне двадцать четыре, и если бы после школы я пошла в университет, то уже бы его окончила. Но, к сожалению, судьба распорядилась иначе, — Ли вдохнула, опустила девочку на пол и попросила довести себя до кухни. — И да, в двадцать четыре я ничего не добилась. А жаль. Могла бы.       Уён с крутящейся рядом Сонджи смог налить подругам чай и присел с ними за мраморный стол на кухне. Йеджи, конечно, чисто по привычке подметила, что квартира хорошо обставлена, а это значит, что здесь жил достаточно обеспеченный человек, но в этом доме не было женской руки. Да, она знала о том, что Пак Сонхва одинок с тех пор, как похоронил жену, а маленькая Сонджи вряд ли помнит свою маму, и вмиг так стало жаль жильцов этих нескольких комнат, которые внутренне страдали, что Хван протянула руку к девчушке, погладила её по волосам и улыбнулась. Когда-нибудь Сонджи обретёт своё счастье, обретёт маму, и девушка понадеялась, что эта мама не будет как Ынха, которая буквально настроила мужа против его дочери. До сих пор было горько и противно от предательства, но Джи изо всех сил надеялась, что мачеха не пустит все свои угрозы в оборот — она любила Ёнджуна, и если с ним что-то случится, они оба ко дну пойдут.       — Йеджи-онни, Черён-онни, а кто из вас бывший айдол? — Уён вмиг покраснел — насколько же непредсказуемы бывают дети, а две другие девушки замерли и переглянулись между собой. Интересный вопрос, весьма интересный…       — Я айдол, — сказала Ли, игнорируя слово «бывший». — Состою в группе NGBR…       — Онни, это так здорово! Я тоже хочу быть айдолом! — Уён пожалел, что родился на свет, если судить по выражению его лица. — Папа говорил, что мама хорошо пела, она мне колыбельные пела… Онни, а ты можешь мне исполнить колыбельную? Клянусь, я сразу усну, как только ты мне её споёшь!       Трудно было отказать такой малютке, тем более когда она попросилась на ручки и положила голову на плечо Черён. Уён резко понял, что наступило время дневного сна, и помог Сонджи переодеться, но одеялом её укрыла именно Черён, задёрнула шторы, включила ночник и, поглаживая малютку по спине, начала петь. Она знала единственную колыбельную — «Баночка с мёдом», — именно её мама пела ей перед сном, обещая принести баночку мёда для сладкого сна. Сонджи заснула слишком быстро для активного и полного сил ребёнка, прошептала лишь «мама», и на глазах Черён выступили слёзы. Её мама была жива, находилась с ней в одной квартире, но было сложно не проникнуться этим ребёнком.       — Извините, но кто тут так проникновенно пел? — раздался шёпот, когда Ли и Хван вышли из комнаты, и обе обернулись. Сердце Черён сделало кульбит, она резко выдохнула и низко поклонилась, краснея. — Видимо, это вы. Я давно не пел дочке колыбельных… Она уже спит?       — Да, конечно, — сказала старшая, — я… я Ли Черён, а это моя подруга — Хван Йеджи…       — Я Пак Сонхва.       Ту-дум.       Неужели Ли Черён что-то почувствовала? О боже, нет, ну не сейчас же!       Пак Сонхва оказался высоким и красивым мужчиной, который умело поддерживал разговор и заставил улыбаться даже Йеджи, которая относилась к мужчинам с лёгким предубеждением. Они немного поговорили, но Черён почувствовала нервозность, от чего засобиралась и уронила пальто, но хозяин дома поднял его. Сонхва знал — с дочкой будет весьма интересный разговор, потому что эта неловкая краснеющая девушка, в которой он узнал айдола из агентства, инвестором которой он являлся, заинтересовала его. Она… похожа на Сехи. Чем-то неуловимо. И из-за этого сходства его тянуло неимоверно к девушке, о которой он не знал буквально ничего, кроме имени.       — Вы — желанные гости в моём доме, — произнёс Сонхва. — Приходите, если захотите увидеть Сонджи. Могу дать свой номер.       — Спасибо, — Черён обернулась на Йеджи, которая смотрела на подругу весьма заинтересованным лисьим взглядом. — М-мы через Уёна узнаем. Спасибо за гостеприимство!       В лифте девушки ехали молча, но это не помешало Йеджи на выходе начать коварно улыбаться, а потом спросить:       — Тебе понравился Пак Сонхва?       — Глупости! — чрезмерно резко ответила девушка. — На данном этапе меня не интересуют мужчины! Пошли, до дома провожу!       Больше по пути они не разговаривали, но на прощание Черён обняла подругу и прислонилась лбом к её голове. На ней были лишь солнечные очки, и Хван следила за тем, как двигались её губы:       — Когда я всё проанализирую, то скажу, понравился ли мне Пак Сонхва или нет. А пока, пожалуйста, через Уёна узнай его номер телефона, хорошо? — Йеджи кивнула. — Спасибо, — и была такова.       Йеджи открыла дверь своим ключом, который у неё появился после Рождества — Ёнджун преподнёс подарок, и обалдела от запаха, что был в квартире. Аромат виски и лимонного сока переплетались, а будто бы вылитый на ковёр пузырёк парфюма придавал свою нотку у запахам. В общем, воняло ужасно, и у Хван даже заслезились глаза, а потом она увидела сидящего на табуретке в кухне Ёнджуна, что уже невидящим взглядом смотрел в пустоту. Кажется, кое-кто перенервничал, и перенервничал очень сильно из-за экзаменов или каких-то защит, и теперь надо было приводить его в порядок.       — Оппа, это что такое? — Йеджи зашла на кухню и взяла в руки бутылку виски — учитель выхлебал всё. Это ей так напомнило мать во время запоев, что девушка чуть не пошла блевать, но пересилила себя и стала убирать со стола раздавленные цитрусовые, испачканные в соке ножи и закуску. Последним она отобрала у Чхве стакан и вылила остатки виски в раковину, а бутылку бросила в помойку. — Что же ты так! Как завтра работать будешь?!       — Мне стало очень тревожно за тебя, — проговорил учитель и встал, возвышаясь над школьницей. Она оказалась зажатой в углу у раковины и даже приподняла руки, чтобы, если что, удержать пьяное тело, но этого не потребовалось — Ёнджун отпустил руки на её плечи. — Но ты вернулась и всё стало хорошо. Пожалуйста, дай себя поцеловать.       У них были страстные поцелуи, когда они не могли остановиться, но это требовалось и они останавливались, и сейчас Ёнджун целовал так же — распаляя, убивая изнутри и забираясь под свитер, лаская выступающие рёбра и впалый живот. Йеджи тоже не могла сдерживаться — запустила руки ему в волосы, поцарапала шею и почувствовала, как учитель захотел её поднять. Позволила — и он понёс её в комнату, поваливая на кровать и продолжая поцелуи в районе шеи и ключиц. Он находился между её ног, ничего не соображал и хотел лишь одного — женского тела под собой, тепла и счастья. Ёнджун снял с неё свитер и прикоснулся к чашечкам лифчика, и Йеджи неожиданно для себя отреагировала на касание, изгибаясь и чувствуя себя слишком возбуждённой. Её разум был в плену Ёнджуна, ей отчаянно не хотелось сопротивляться, но был страх. Сильный страх.       Страх того, что Ёнджун мог сделать.       — Йеджи… ты хочешь этого сейчас? — Чхве снова коснулся её бюстгальтера и почувствовал, как запершило в горле.       — Я… я не готова, — и после этих слов Ёнджун без сил повалился рядом. О чём он думал? Он был слишком пьяным.