Скрышепад

Где в глазах моих свет мой нефритовый? АИГЕЛ — «Свет».

      Юна ехала с мамой на магнитно-резонансную томографию: это было оговорено ещё в день назначения, да и у Феликса была назначена важная лабораторная, от которой зависел семестр. Она не хотела никого отвлекать, просто написала друзьям в общий чат, что совсем скоро узнает причины головных болей, и те порадовались за неё. Шин прочитала многое о процедуре, которую ей надо будет перенести, и даже не нервничала — что уж поделать, сама попросила, чтобы ей это назначили.       — Ничего не обнаружат, я в этом уверена, — произнесла мама и сжала руку Юны. — Я с тобой. Папа с тобой. Феликс с тобой.       — И Рюджин-онни с нами, — практически шёпотом сказала Шин-младшая и немного горько улыбнулась. Они с родителями редко говорили такое, пытались своеобразно вычеркнуть из жизни Рюджин, но о ней напоминало всё — и поддерживаемый блонд Юны, и фотографии, и воспоминания. Из головы ничего не сотрёшь, особенно когда трепетно всё хранишь, и мать с отцом который раз пытались убить в себе слёзы — ими не поможешь, ничего не сделаешь.       — Да. И Рюджин с нами, — проговорила с придыханием мама.       Когда такси остановилось возле больницы, Юна, будто боясь, схватилась за материнскую руку, прижимаясь к ней всем корпусом, а потом прильнула к плечу, ища ласки и защиты. Она сегодня ляжет и будет обследоваться, услышит диагноз и начнёт лечение. Даже Черён, максимально в ней не заинтересованная и тусующаяся с ними только тогда, когда Йеджи рядом, говорила, что она сделала правильный выбор. Они даже тогда обнялись, что было весьма странно, а потом Черён шёпотом, будто скрываясь, спросила:       — Слушай, у тебя какой-то странный живот… очень круглый…       — Я немного потолстела, всё хорошо, — нервозно сказала Юна и прервала объятия. — Просто появилась привычка многое заедать, я держусь изо всех сил и не могу перестать…       Юна вспомнила об этом моменте, когда шла по коридорам больницы в сопровождении мамы и медсестры. Ей не нравилось здесь: всё слишком белое, безликое, стерильное, эта больница выглядела как стереотип из сериала, только Юна была далеко не главной героиней, которая траурно шла к собственному возлюбленному, красиво отдыхающему в палате, а очередной пациенткой. Ей запретили завтракать, пускай очень хотелось — как пошутил Феликс «в желудке открылась дыра», но до смеха не было, потому что показания для МРТ пускай и были несерьёзными, но Юна боялась, что там обнаружат что-то не то. Опухоль. Злокачественную.       Больше всего Юна боялась не больниц, ни травли, которая может привести к её самоубийству. Больше всего она боялась операций на мозге, потому что одно неверное движение нейрохирурга — и она останется инвалидом на всю жизнь.       — А МРТ — это не больно? — спросила Юна у медсестры, что уже стучалась в кабинет врача.       — Не больно, — ответила госпожа. — Не беспокойтесь ни о чём, проходите.       Врачом оказалась молодая девушка с горящими глазами, которая сразу зарядила Юну на добро и позитив, пускай дрожь в пальцах не проходила. Она взялась за её руки весьма доверительно, в потом похлопала по ним, возвращаясь к бумагам на столе и начиная стандартный опрос, чтобы всё выяснить:       — Нет ли нарушения работы почек? Астмы? Заболеваний крови? Патологий сердечно-сосудистой системы? Психических отклонений? Утолщения кожных покровов? Беременности до двенадцати недели? — на всё это Юна чинно ответила «нет», потому что о таких вопросах и читала в одной статье в интернете. — Отлично. Все ли украшения сняты? Нет ли металлических имплантов, зубных протезов? — и на это девушка тоже покачала головой, ведь серьги сняла ещё дома, а остальное из своих драгоценностей ничего не носила.       Эти серьги, что сейчас находились в шкатулке, ей подарила Рюджин с одной из первых подработок: золотые, с маленькими камушками, они стоили слишком дорого для простой школьницы, но если есть стремление, то есть и возможность, потому в день рождения Юна уже вовсю носила своё первое украшение. Она их носила, не снимая, на протяжении многих лет, и они остались ей на память от онни, безусловная любовь которой чувствовалась в сердце даже сейчас. Они как близнецы — неделимы, даже после смерти будут чувствовать друг друга и не перестанут подавать разные сигналы. Какие бы украшения потом не дарили родители, Феликс, именно серьги от Рюджин были тем самым подарком, который грел тело в период самого жестокого холода, продирающего до костей. Юна скучала по онни, очень скучала, и пускай её жизнь была короткой, но, младшая надеялась, любовь и дружба разукрасили её в нечто новое.       — Сейчас будет стандартная процедура, пожалуйста, не пугайтесь, — врач достала из ящика запечатанный тест на беременность и протянула его Юне, что обеими руками взяла вещицу и поклонилась. — Просто мы исключим возможную беременность, если вдруг вы о ней не знаете. Туалет прямо и направо, жду вас здесь через десять минут.       Юна ни разу не пользовалась тестами на беременность — не доводилось сомневаться в презервативах, да и Феликс всегда следил за собой, не позволял себе даже в резине кончить внутрь девушки. Хотя так было всего один раз — они оба очень устали, потому что занимались сексом долго и страстно, а потом просто заснули в объятиях друг друга. Ли был в презервативе, а это главное. Юна не сомневалась в собственном парне.       Девушка сделала всё согласно инструкции и стала ждать, стоя у подоконника. Она думала, что же с ней такого случилось, раз всё же назначили магнитно-резонансную томографию, и с каждой секундой боялась всё больше и больше за результат процедуры. Мама говорила, что, в любом случае, с ней рядом находится семья и возлюбленный, которые поддержат её в трудную минуту, но Юна боялась, что все от неё отвернутся, как только ей диагностируют… что-то. Пускай мама и папа ни на секунду не покидали Рюджин, когда ей было плохо, пускай они были рядом с самой Юной, что могла слышать лишь внутренний голос, говорящий ей одно сплошное «кричи, тебя никто не услышит», они находились рядом. Они находились рядом и помогали. Когда прошло отведённое время на процедуру, девушка чисто из любопытства взглянула, какой же результат теста.       И обомлела.       На тесте значилось две полоски.       Это было безумие, ошибка, ведь нет, Юна не беременна, с её организмом всё в порядке, просто она немного приболела, оттого стала чувствовать слабость, и потолстела, так как начала слишком много есть. Паника накрыла с головой, но удалось взять себя в руки, потому что один барахлящий тест — это нормально, остальные покажут отрицательный ответ, и именно с такой уверенностью Юна шла ко врачу. Она хотела попросить ещё один тест, а старый выбросила в мусорку — придётся солгать, что случайно сломала. Или спустила в унитаз. Хорошая ложь.       — Доктор Чхве, прошу меня простить, я уронила тест в унитаз, всё это время сидела и не могла собраться с силами и выйти, пожалуйста, вы можете дать мне ещё один тест? — выпалила Юна, будто от скорости произнесённых слов зависела её жизнь. Мама вроде пока ничего не заподозрила, просто сидела и копалась в телефоне, а врач, нахмурившись, протянула ей новый тест. Кажется, тоже поверила.       — Постарайтесь, пожалуйста, этот не спустить в унитаз, хорошо? — и Юна, кивнув, была такова.       Совсем скоро Юна сидела на кафельном полу больничного туалета и не понимала, почему сбоят сразу два теста на беременность. Почему они вместе показывают две полоски? Почему одинаковый результат? Она же не может быть беременной!       Или… может?       Может, лучше стоит пойти ко врачу и сказать, что два раза делала тест и два раза он был положительный? Но как же мама? Её же удар хватит! А как отреагирует сама врач, если узнает, что пациентка ей неосознанно лгала? Чёрт, почему же так сложно?!       «Юна, держись, ради Рюджин-онни, держись, — судорожно думала девушка и дышала прерывисто. — Помнишь, она говорила, что в подростковой беременности нет ничего такого, если это не изнасилование? Это такая же беременность, как и обычные… как у взрослых! Но почему так тревожно?..»       Вставали на места все тревожные звоночки: слабость, головокружение, тошнота, стремительно набранный вес… Всё это было только началом, а теперь что будет? Можно ли сделать аборт прямо сейчас, своими силами? Но как? Нет-нет, эти мысли надо отгонять от себя, в ней растут и развиваются дети её и Феликса, и будет некрасиво не поставить его в известность… Вдруг он сам будет против? А мама? А папа? А с ними что делать? А прежде всего: что делать самой Юне?       Это было действительно какое-то безумие.       Девушка собрала все свои силы, что только были, встала с пола, прихватив оба тесте, и пошла по коридору к кабинету врача. Она чувствовала, что шла на казнь, буквально бежала в распростёртые объятия смерти и осуждения, и потому не знала, что делать — лишь нервничала. Очень сильно нервничала. Настолько сильно, что подкашивались ноги и очень сильно хотелось разрыдаться на пустом месте. Она ещё молода для беременности и материнства! Она ещё молода для всего этого и не хотела беременеть! А если что-то случится с ней самой?       Слишком много вопросов и слишком мало ответов.       Мама рассказывала ей и Рюджин о том, что она пыталась забеременеть после рождения крошки Юны, но не получалось, раз за разом тест показывал отрицательный ответ. Потом семья Шин смирилась, что больше не будет никого воспитывать, даже Юна перестала по детской привычке выпрашивать братика или сестрёнку. Папа вообще говорил, смеясь, что с него девчонок хватит, и так много, и до попытки суицида Рюджин находился в цветнике, лишь потом пытаясь убрать своеобразные сорняки — все мысли Рю о самоубийстве, её нахождение в психиатрической лечебнице и ухудшение состояния время от времени. Он любил и младшую дочь, стал ещё больше давать ей внимания, и порой Юне казалось, что из-за этого отец выгорал: работа, семья — всё это было стрессом, чудовищным стрессом, и он еле держался. Нет, он не стал, как большинство мужчин, пить или искать утешение не в семье, его закалило собственное горе, сделало сильнее…       А потом смерть старшей сестры размазала его кашей по стене дома. Никто не ожидал. А девочка всё же спрыгнула с крыши.       Несомненно, беременность Юны убьёт отца морально. Несомненно, он замкнётся в работе, а потом потихоньку, помаленьку станет привыкать к тому, что младшая дочка с пузом и скоро родит внуков. Как и мать, он будет против аборта. Они будут помогать Юне. А это значит, что и Юна не будет ничего делать с малышом, что рос внутри неё. Она его родит и вырастит, он станет самым значимым в её жизни. И теперь Юна стояла перед мамой и врачом и не могла ничего сказать. Сначала среагировала врач:       — Вам бы тогда сделать УЗИ, чтобы определить срок. Вы не знали, что беременны?       После этого отреагировала мать, не смотрящая на тесты, но слышавшая весь разговор:       — Она не может быть беременной. Живота нет, сбоев в месячных тоже.       — Но, мам… — Юна задохнулась воздухом — было слишком страшно, даже руки с ногами дрожали, — я сделала два теста. И оба показали две полоски.       — …погоди, что?..       И тогда Юна разрыдалась — будто бы мощный водопад вышел из её глаз, будто бы она хотела утопить слезами весь мир. Она ничего не понимала, была напугана и шокирована от непонятного выражения материнского лица. Вот вроде всё хорошо, но спустя секунду мышцы будто бы тронула судорога, потому женщина вскочила со своего места и посмотрела на тесты, что лежали на столе перед врачом. Мать бросила взгляд на дочь, опять на тесты и опять на дочь, а потом без слов прижала её к себе, принимаясь утешать — по-матерински, приговаривая шокированно «тихо, тихо» и не понимая, что делать. Всё это как-то… Неправильно. Некрасиво. Плохо. Не круто. Не должно было так случиться.       Но и промолчать госпожа не могла, тем более что врач испытующе смотрел на них двоих, а не только на горе-мамашу, у которой старшая дочь полетела с крыши полгода назад, а вторая оказалась беременной.       — В вашей больнице можно прямо сейчас сделать УЗИ? — пролепетала она, чувствуя, как в её руках Юна постепенно успокаивалась и переставала всхлипывать. И ей, и маме было тяжело — впереди предстоял длинный разговор, в котором обязательно будет место лекции, поддержке и доверию. Девочка ни в чём не виновата. А с Феликса она потом три шкуры сдерёт, чтобы не смел покидать свою девушку и женился на ней, когда наступит нужный возраст.       — Да, конечно, сейчас я напишу нужному человеку.       Совсем скоро мать и дочь, обнимающиеся и ничего не понимающие, сидели у кабинета узиста. Они хотели, чтобы этот кошмар поскорее закончился, они хотели всё выяснить и переговорить с отцом, но мама взяла всё в свои руки, уверенная, что они со всем справятся. Да, будет тяжело и больно. Но если есть хоть один человек, что прижмёт к себе, уже станет легче.       — Мама, прости, я сама не знала… — начала дочка. — Я думала, что начала толстеть, потому что стала много есть… но я… я хочу сказать одно. Не знаю, насколько это зрелое это решение, но я хочу оставить ребёнка. Пожалуйста. Прошу, позволь мне его оставить. Я… я боюсь не забеременеть больше.       Это было глупо. Глупо и рискованно. Юна сама понимала — порой проще избавиться от ребёнка, но мать молчала, будто в шоке, и только гладила дочкины плечи. Потом шепнула «хорошо», и Шин написала Феликсу лишь один вопрос, будто бы это была шутка: «да нервничаю перед МРТ… скажи, а если бы я вдруг оказалась беременной, ты бы захотел, чтобы я сделала аборт или оставила ребёнка?» Ликс ответил незамедлительно, пускай находился на парах и ему нельзя было доставать телефон: «я не кукушка, так что, если бы ты решила оставить ребёнка, то был бы ему хорошим отцом. А что?»       Да нет, ничего, Феликс, просто Юна беременна и набирается смелости, чтобы об этом сказать. Всё хорошо, просто уже пришёл узист и будут выяснять срок, чтобы понять, можно ли девушке делать МРТ или по сроку ещё слишком рано.       — Проходите в кабинет, располагайтесь.       Совсем скоро Юна лежала на кушетке и молилась, чтобы тесты ошибались, что она не беременна. Но факты были на лицо — у неё уже три месяца не было месячных, она здорово поправилась и был страшнейший токсикоз, который она провела, сидя за партой в школе. Она говорила о тошноте, но сваливала всё на головную боль, говорила о наборе веса, но думала, что начала просто слишком много есть, говорила об усталости и… Не находила, что на это ответить, потому что даже думать на эту тему было невозможно. Акушер-гинеколог размазал специальный гель по животу девушки, а спустя некоторое время сказал:       — Госпожа Шин, так у вас не один, а целых два ребёнка. Вот, смотрите, видите?       Двое. Их двое.       — А… а срок же можно сказать хотя бы приблизительный? — мама была единственной, что сохранила способность говорить, и сжала руку дочери. — Нам на МРТ надо, голову проверить, и сказали, что если беременность до двенадцати недель, то этого делать нельзя…       — Примерно одиннадцать-двенадцать недель у вас есть, — сказал мужчина, кивая. — Я не рекомендую вам МРТ, плоды ещё развиваются, и надо чуть больше времени. Что ж, пока я могу сказать, что никаких патологий не вижу, давайте составим план, чтобы я вёл вас как врач всю вашу беременность? Если вы согласны, конечно.       Три месяца. Три месяца назад было Рождество. Именно тогда Феликс кончил в неё, но в презервативе, неужели от давления и трения резинка лопнула? Как назло, вновь закружилась голова и затошнило, и говорить с врачом пришлось матери, которая пыталась держать себя в руках и не нервничать. Юна так и лежала на кушетке, смотря в потолок и чувствуя, что слёзы текут по щекам. Они идиоты с Феликсом. Страшные идиоты. И за свой идиотизм, кажется, поплатились беременностью Юны.       — Хорошо, тогда вы будете наблюдаться у меня, держите мой номер телефона — звоните, если будут какие-либо жалобы, опасения, я сделаю всё, чтобы назначить вам УЗИ и выяснить причины беспокойства, — мужчина улыбнулся слишком молодой маме. — Не плачьте, всё хорошо, на данном этапе дети в порядке. Их двое, но не пугайтесь — если что, отец детей и семья помогут.       Беременный подросток — это позор в школе. Беременный подросток — это разногласия в больнице. Беременный подросток — клеймо «неблагополучная» на семью. Юна и так под прицелом Ёнджуна, что каждый раз уточнял, всё ли у неё хорошо и не хочет, ли она говорить, так ещё изменения в карте здоровья будут доступны администрации школы… Её осудят. Назовут шлюхой. Будут измываться. Юна не сомневалась — попадёт под прицел Цзыюй, какой бы любовницей Наён она ни была. Чжоу втянет бывшую подругу в грязные игры, ухмыльнётся и начнёт травить беззащитную девушку, которая просто убежит от издевательств. Когда же на жизненном пути появится рассвет?       Мать и дочь вышли из больницы, обе в прострации и обе держась за руки. Они не переглянулись, ничего друг другу не сказали, просто сели в подъехавшее такси и поехали домой, где ждал долгий и трудный разговор. Мама всё возьмёт в свои руки, а потом поднимется к семье Ли и поговорит с родителями Феликса и самим Феликсом обо всём. Обсудит беременность, детей, свадьбу… Сделает всё возможное, чтобы Феликс не убежал, испугавшись ответственности. Она же непробивная, дочерей так же воспитала и принимала выбор Юны.       Рожать так рожать.       Конечно, отец был в шоке от новостей. Конечно, ему понадобилась пара минут, чтобы выпить кофе и посидеть, глядя в окно. Он молчал, и это молчание резало Юну, которая сидела как на иголках и молилась, чтобы крепкое отцовское слово не порушило все её планы.       — Юна, ты тщательно обдумала всё? — наконец спросил он, а потом, дождавшись кивка младшей дочери, вздохнул. — Если так, то нам придётся принять твой выбор. Ты сказала обо всём Феликсу?       — Я пока не успела… вообще не до того было, — произнесла девушка, вжимая голову в плечи. — Мы с мамой решили, что самым лучшим решением будет сначала поговорить с тобой…       — Звони Феликсу и вызывай его сюда. И желательно, чтобы он всю свою семью притащил, решим, что все вместе будем делать.       Голос у Юны был настолько жёстким и безэмоциональным, что Феликс решил как можно быстрее собраться и спуститься с семьёй, даже Черён перенервничала и вернулась из магазина быстрее, чем следовало. Отец и мать Феликса не понимали, что происходит, но раскланялись с родителями Юны и все вместе уселись на кухне.       — Я беременна от Феликса, — были первые слова Юны, и три пары глаз устремились на парня, что покраснел — он буквально полчаса назад вернулся с пар и думать забыл про тот странный разговор, который произошёл в переписке. — И я решила оставить детей. Их двое. А я беременна уже три месяца.       Черён расширенными глазами смотрела на идиота-брата, которому пообещала в мыслях отрезать член, и перевела взгляд на Юну. Это было слишком. Слишком.       — А мы… мы поддержим тебя, — проговорила мама потерявшего дар речи Феликса, протягивая руку девушке, что схватилась за её запястье. — Всё хорошо, мы с тобой.       — И я с тобой, — наконец-то сказал Феликс.       «Как это могло произойти?»