Скрышепад

Два пылающих тела сольются в ночной тишине. Сектор газа — «Лирика».

      — Жаль, что я больше не смогу поговорить с мамой.       Ёнджун пил в это время кофе, когда Йеджи буквально бросила телефон на стол и уткнулась лицом в руки. Наступили весенние каникулы, потеплело, стали летать птицы и цвести вишня, и забот будто бы уменьшилось. Хотя, если так посмотреть, то тревожность Хван возросла во много раз: на похоронах Наён она чувствовала, как бесконечные слёзы скатывались по щекам, видела, в каком побитом состоянии остальные друзья, и не понимала, почему это уже вторые похороны за год. Почему девушка, которая так хотела жить, которая была такой милой, лежала в гробу на глубине? Суджин, кажется, даже на колени упала, рыдая, потому что, как и Йеджи, слышала, как объявили о смерти подруги, Юна не смогла прийти — плановое УЗИ, но её семья послала красивый венок, который покоился на могиле.       За всю процедуру похорон Йеджи несколько раз курила, отходя от процессии. Взгляд смотрел куда-то вперёд, она понимала, что это последний раз, когда она могла что-то сделать для подруги, что спала теперь вечным сном в гробу, обитом бархатом, и подошла к могиле. Госпожа Им посмотрела на Йеджи так, будто видела призрака, а девушка без лишних слов и увещеваний просто бросила практически полную пачку сигарет на гроб, говоря:       — Ей это понадобится там. Она так и не смогла бросить.       Курение, как и жизнь, вызывает зависимость. Жизнь Наён смогла бросить, а вот курить — нет.       Ёнджуну вынесли ещё одно предупреждение, как классному руководителю Наён. Ему снова пригрозили, приставили наставника, более опытного учителя, и сказали, что вот это — самый последний раз, когда его будут терпеть в этом учебном заведении. А потом что? Уволят, лишат права преподавать, ведь знают, как на самом деле Ёнджун кипит своей химией, обожает её, да и, по правде говоря, кроме преподавания, ничего не умеет. И ничего не хочет делать, кроме преподавания, горит им.       Им всем было плохо. А тут ещё Йеджи вспомнила о своей матери.       — Почему?       — Она сменила номер телефона и уехала из Сеула. Знаешь… я очень жалею, что между мной и ней всё так случилось. Если бы они с папой не развелись, мама бы не опустилась до всего того, что было бы, и мы бы жили стабильно, — она не сказала «хорошо», она сказала «стабильно» — и ведь действительно, счастья в её семье не было, была лишь стабильность в деньгах и в том, что признано весьма хуёвым. Родители ссорились — это было обыденно. Родители делили имущество при ребёнке — это обычно. Отец в суде сказал, что ни за что бы не взял «эту шалаву в жёны», если бы она не была беременна — так банально. И плач, истерики девушки по ночам — тоже из разряда «нет ничего сверхъестественного». — Если бы всего этого было, то я бы не испытывала всего того, что испытываю сейчас.       — А что ты испытываешь?       — По отношению к отцу: ненависть и презрение, что он не смог свою новую жену приструнить, — Йеджи выдохнула, её глаза заслезились. — По отношению к маме: вину, потому что я хотела найти в ней защиту, а я к ней даже вернуться не могу и не имею права. По отношению к тебе… любовь. Оппа, я слишком сильно люблю тебя, но мне очень тревожно от того, что ты становишься мне заменой отца и матери. Я могу только к тебе прийти, потому что друзья… друзья — это друзья, практически никто, может, пути после школы разойдутся, а я… может, перестану тебя любить? Прости! — вскрикнула Хван и затрясла руками, отступая к окну и стукаясь о подоконник. — Я не могу об этом говорить. Не имею права. Я хочу, чтобы мои друзья перестали умирать, а все события перестали так стремительно идти. Рюджин, Наён… кто следующий?       — Ну чего ты… — но Йеджи не слышала своего учителя:       — Рюджин говорила, что это будет называться «скрышепадом»… может, Наён интерпретировала это по-своему? Потому и вскрылась…       — Йеджи, переставай! — Ёнджун ударил по столу, и девушка будто бы очнулась от какого-то транса, перестав трястись. — Всё хорошо. Никто больше из твоих друзей не умрёт. Вы все вместе окончите обучение, я выпущу ваш класс и… всё будет хорошо. Я тебе обещаю. Как только ты станешь выпускницей, я сделаю тебе предложение, и мы будем вместе счастливы. Ты согласна, Йеджи? Согласна?       Они были больны оба: и оба любовью, только к Йеджи ещё прикреплялась тревожность, а к Ёнджуну какая-то сердечная недостаточность девушки в его жизни.       — Согласна.       Губы сомкнулись, несмело, но потом Ёнджун увеличил напор, перехватывая девушку за талию и заставляя её прислонить собственные руки к его щекам, обхватить их, погладить большими пальцами и прикрыть глаза. Он целовал её непривычно, будто бы неумелость смешивалась со страстью, что покорила его натуру, не мог оторваться и был на седьмом небе от счастья. От счастья, в маленьком мирке, где их никто не осудит, где они благословлены родителями, где они доверяют друг другу не только на словах, но и в действиях. Чхве молчал, что совсем недавно между ним и отцом девушки произошёл занимательный разговор, ведь господин Хван внезапно забеспокоился, как там Йеджи, нужны ли ей деньги, не обижает ли кто её. Конечно, была мысль сказать «старый хрыч, не лезь туда — убьют, и твоим убийцей буду я», но Ёнджун лишь достаточно жёстко высказал, что у девушки оборудовано собственное место для сна и работы, да и по отметкам она выровнялась, так что лучше не звоните. Он и не звонил.       — Ты не знаешь, как я тебя люблю, — проговорила Йеджи и прижалась к Ёнджуну, слушая сбивчивый ритм его сердца. — Очень. Люблю-люблю. Я никого так не любила. Никого и никогда.       Кажется, она уже это говорила, но в любви к одному человеку можно повторяться.       — Я хочу тебя, Йеджи. Очень хочу.       — И я тебя.       Эти слова как сигнал к действию. Эти слова — самое сладкое, что было в жизни разгорячённого Ёнджуна, что подхватил девушку под ягодицы, горячо поцеловал и понёс к себе в комнату, чтобы там запереться и поцеловать ещё жарче, ещё ненасытнее, чем до этого. Йеджи не боялась, сама ступила в костёр, сама потянула за майку мужчины, которую тот надел сразу после утреннего душа, когда Бомгю убежал к Минджон, и сняла её, оголяя тело учителя. Она уже видела его полуодетым, господи, да даже голым видела, но всё как в первый раз. Провела по груди, опустилась к животу, погладила и ощутила, как на волосы опустилась рука, как она скользнула ниже, к пояснице, и Чхве совсем легко подтолкнул её к кровати, поваливая и утыкаясь носом в ямку на шее.       Как же Йеджи прелестно пахла! Он обожал её парфюм, обожал её дезодорант, обожал разнообразные крема для тела, что она на себя намазывала, и ощутил, что сорвётся прямо сейчас, и прижался пахом прямо к паху девушки, чтобы она почувствовала его возбуждение. И она ощутила это, слегка потёрлась и улыбнулась в поцелуй, давая скинуть с себя широкую футболку, что прикрывала всё тело. Какая же она всё-таки нежная, какая милая, какая чуткая!       — Точно хочешь? — Ёнджун немного смял её груди, ощутив новую волну наслаждения. — Скажи, это точно «да»?       — «Да» на всех языках мира, которые только есть.       Ёнджун облизнул сосок, вобрал его себе в рот, и Йеджи вцепилась в простыни, выгибаясь, — ей нравилось это, нравились все ощущения и даже собственные стоны, что вырывались изо рта. Она давно перестала в этом доме носить бюстгальтеры, ведь Бомгю не посмотрит, а Ёнджуна она любит, перед ним даже не стыдно, потому что он по ночам сжимал её в объятиях, а недавно… недавно и слишком часто они стали заниматься петтингом. По крайней мере, Йеджи вычитала, что это именно так называется, и исследовала, что же ей самой нравилось, что нравилось Ёнджуну. Он дрожал, когда она проводила по его бокам, обожал, когда она кусала его за уши, а она же больше всего желала учителя, когда он оставлял засосы на плечах и груди, утыкался в шею и мял грудь.       Боже, как же она любила, когда он её трогал…       Он стягивал с неё домашние штаны, лаская бёдра, оглаживая колени, и продолжал целовать, опускаясь ниже и ниже. Поцеловал каждую букву татуировки, внутреннюю поверхность бедра и тронул пальцами трусики, уже намокшие. Йеджи немного поёрзала, будто бы надеясь, что он сейчас же избавит её от нижнего белья, но Ёнджун медлил, трогал ткань, а потом улыбался — как же он до одури счастлив, как же он хочет эту девушку под собой. И она почти к этому даже готова, вот самую малость нужна подготовка, чтобы ей не было больно. Совсем чуть-чуть.       Но Чхве уже снял с неё трусики и поцеловал лобок. Он и раньше ласкал её там руками, языком, знал, что Йеджи податлива, как тесто под руками хорошей хозяйки, и она задрожала, как только язык коснулся клитора, а кончики пальцев прошлись по бёдрам. Он видел, как ей было хорошо, как соски округлились, как она плавно провела по своим бокам и протянула руку, чтобы переплести свободную руку с его. Её кисть дрожала, и Чхве с нежностью провёл по ней пальцами, удобнее перехватывая, а потом ввёл палец прямо в неё.       Ему снесло голову от нового стона, снесло так, что он просто содрал с себя штаны с трусами и навалился на девушку, зная, что нужны презервативы. Они были рядом, протяни руку — и в тумбочке найдёшь, и его дрожащие руки потянулись к ней, вынули презерватив и раскатали по члену, а потом у Ёнджуна что-то перемкнуло. Он вновь навалился на девушку, глубоко поцеловал, проведя рукой по волосам, и спросил:       — Готова? У тебя есть время сказать мне «нет».       — Пожалуйста, не останавливайся.       Одним движением, нежным, как прикосновение бабочки к лицу, Ёнджун проник в Йеджи, дрожа и осознавая, что он первый мужчина у своей любимой девушки. Она положила ладошки ему на лопатки, уткнулась в плечо и тихо простонала. Ей было непривычно, немного больно, но приятно от того, как Чхве обнимал её, трогал и целовал, будто бы пытаясь заглушить в ней боль. Нет, было не настолько больно, чтобы зажимать рукой рот и плакать, она ощущала от него лишь ласку и любовь, а потом он очень аккуратно с ней перевернулся, и теперь Йеджи лежала на его груди. Новые ощущения, а если бы она оторвалась от его груди, если бы села, то её бы накрыло совершенно по-другому, по-новому.       Как же ей было хорошо.       Как же ему было хорошо.       Они не задумывались ни о чём: ни о том, что было в школе, что было в реальности, они лишь хотели лежать, прижимаясь друг к другу, целоваться до умопомрачения и ласкать руки, шеи, грудь, дабы человек, находящийся рядом, понял, что к нему испытывают. Ёнджун видел, как Йеджи его любила, чувствовал, как она сжималась внутри, и сама Йеджи забыла обо всём: кто она, где она, одно было только ясно — с кем она, кто её целует и говорит, что никогда не покинет. Будут ли они счастливы в перспективе? Скорее всего, да, надо просто немного потерпеть, пожить так, а потом действительно — можно сыграть свадьбу, получать высшее образование и при этом держать домашнее хозяйство в своих хрупких ладошках.       Ёнджун кончил и вынул член, практически сразу аккуратно стягивая презерватив и завязывая его, чтобы ни капли не оказалось ни на теле девушки, ни на кровати. Они легли рядом, укрывшись тонким одеялом, и Йеджи уткнулась ему в грудь, целуя и думая, что Чхве Ёнджун — самый лучший мужчина, что когда-либо ей встречался. Говорят, чтобы девушка могла построить в будущем здоровые отношения, у неё перед глазами должны быть крепкие отношения отца и матери, но в её жизни всё как-то пошло наперекосяк, и только одно оставалось стабильным в хорошем смысле — её парень, нет, её мужчина, который о ней заботился и с которым они сегодня впервые занялись сексом. Хоть в календаре отмечай и празднуй, но ей понравилась его мягкость, его чуткость и совсем лёгкая настойчивость, чтобы та не испугалась и не дёрнулась.       — Ты как? Всё хорошо? Было не слишком больно? Я просто беспокоюсь.       Если у Шин Рюджин была целая гирлянда из красных флагов, каждый из которых имел лицо Со Чанбина, то Чхве Ёнджун был одним сплошным зелёным флагом, в который хотелось завернуться. Он был комфортным во всём — в отношениях, в обучении, в общении, и ведь таких людей, которые живут и дышат другими людьми, чертовски мало, зачастую они умирают под натиском общественности. Его не беспокоило то, что он не мог долго заниматься с ней любовью, его хватило минут на пять, но его волновало состояние Йеджи. Понравилось ли? Хотела бы, чтобы они продолжили потом этим заниматься? Любила ли она его самого после такого? Видимо, любила, возлюбила сильнее, ведь поцеловала со всей страстью, со всей трепетностью, руша все преграды и все предрассудки.       — Я люблю тебя, Чхве Ёнджун. Всегда любила и буду любить, потому мне хорошо, действительно хорошо, и нет, больно совершенно не было. Но всё же нам стоит помыться, — мужчина немного смутился, когда вспомнил, при каких обстоятельствах она впервые говорила эту фразу. — Так что давай второй раз примем утренний душ, он нам обоим не помешает.       Ёнджун не мог позволить девушке спуститься на пол с мятой постели и дойти до ванной самостоятельно, потому, подхватив комплекты одежды, он подхватил Йеджи на руки и, слыша её смех, понёс по коридору. Как же хорошо, когда дома нет Бомгю! Можно смеяться, не смущаться его присутствия и идти по коридору хоть голыми, что они и делали.       — Тебе действительно было хорошо? — Чхве настроил воду и полил Йеджи, чтобы та немного освежилась.       — Если я говорю, что мне хорошо, это означает, что мне хорошо, — произнесла девушка, — и я не намерена менять показания. Так что переставай спрашивать одно и то же.       Нет, она не раздражалась: она наслаждалась каждым его прикосновением, каждым поцелуем, и ведь не знала, что это был один из последних дней, когда она была счастлива по-настоящему. Не знала и потому улыбалась, смеялась, брызгалась водой, а потом, переодевшись, принялась вместе с Ёнджуном убираться в ванной, потому что кругом была вода, а если не убрать, то останется плесень. Они целовались время от времени, составили на словах список продуктов, которые надо купить, и даже не услышали, что пришёл Бомгю. Вместе с Минджон, которая не думала увидеть здесь Йеджи в домашней одежде и с забавной повязкой, которая поднимала мокрые волосы, дабы они не мешали работе.       — Ой, Йеджи-я! — девушка вздрогнула и поклонилась. — Бомгю вроде сказал, что мы идём к его брату знакомиться, а ты… ты что тут делаешь?       — Видимо, домработницей на полставки, — Йеджи спрятала за спину средства для уборки, а из ванной плавно вышел Ёнджун, волком смотрящий на младшего брата. — Шучу. Неудачная шутка, согласна. Я… помнишь в Новый год, когда виделись, говорила, что живу с мужчиной? В общем, это мой парень, Чхве Ёнджун, старший брат твоего парня. Ну и мой учитель и классный руководитель.       — Надо же, я думала, такое только в фильмах бывает… я Ким Минджон, я из айдол-группы NGBR, которая сейчас находится в хиатусе, рада познакомиться с вами…       Вся атмосфера резко перестала быть уютной и милой, когда заявился Бомгю вместе со своей девушкой, а потом младший понял, что все прикосновения брата к Йеджи, все их смешки отдавали чем-то дико личным, чем-то липким и пахучим, будто бы… сексом. Он на подсознательном уровне знал, что они не только спят в одной кровати, но тут почувствовал себя так, будто стал хранить чью-то тайну, что упала на плечи грузом, который он совсем не хотел ощущать. Ему стало страшно.       Страшно, потому что Йеджи стала на совсем капельку похожа на Минни Нишу, которая затащила его в постель брата, после чего они с хёном были в ссоре. Конечно, Бомгю понимал, что между ним и именно этой школьницей ничего не будет, но страх, живший глубоко внутри и проедающий, как червяк яблоко, никуда не делся, потому и плотно прижал к себе Минджон, уткнулся в её волосы носом и прогнал от себя неприятные воспоминания, прогнал Минни Нишу, которая совратила его. Сколько девушек было до неё, ни с кем не испытывал такого презрения, унижения и ненависти. Только Минджон, её светлый и добрый образ заставил эту шлюху уйти из памяти, и теперь лица Минни и Йеджи накладывались друг на друга, создавая калейдоскоп из смущения и ощущения плевков по всему телу.       Ему было тогда стыдно перед хёном.       А теперь стало стыдно перед Йеджи.       — Вы такая красивая пара, — Ким находила компромиссы легко, потому уже от одного комплимента Ёнджун расплылся в улыбке и пододвинул к парочке печенье, мол, ешьте, мы не будем. — Нет, действительно, я так удивлена, Йеджи! И ты молчала, что живёшь с учителем! Да тут можно целый роман написать о том, как вы любите друг друга. Не думала написать? Я бы была первым читателем, если честно. Хочу, чтобы там обязательно была линия с младшим братом учителя и мной, ха-ха, я так много прошу, прости, пожалуйста!       Минджон не только легко находила компромиссы, после которых все смеялись, но и умела всех убалтывать, а в нужные моменты молчать — Гю всё это время приходил в себя и только потом влился в диалог, смеясь и говоря, что с удовольствием бы подсказал даже пару весьма пикантных моментов, связанных с Ёнджуном, но хён сказал ему заткнуться — и нет, он не огрызался, не мог этого сделать при двух школьницах. Старший пил чай, пускай у самого тряслись руки, Йеджи же даже к чашке не притронулась, лишь вела беседу по поводу того, как бы она назвала книгу, какие бы были главы… и да, согласилась, если что, написать про Минджон, так как материала тут тоже завались — айдолка из группы, которая находится в хиатусе, пошла в школу, влюбилась в краша каждой девчонки оттуда и заполучила его себе.       — Да, согласна, моя жизнь тоже похожа на книгу, — вежливо улыбнулась Ким. — А вообще, спасибо за чай. Я на пять минут забежала, просто хотела посмотреть, в каких условиях содержится мой парень, и поняла, что здесь всё идеально, ведь здесь есть ты, Йеджи. Можешь, кстати, мне написать, если будешь встречаться с Черён? Я слышала, вы подружились. Тоже бы хотела с ней увидеться, но у нас вечно графики не совпадают.       — Да, конечно, — согласилась с улыбкой Хван. — И с тобой заодно время проведу, а то совсем не общаемся.       И плевать, что подругами так и не станут, потому что в общении Йеджи предпочитает совершенно других девушек, но надо поддерживать какое-никакое общение, раз у них парни — братья. От этого и смешно, и грустно. Но зато есть хоть одна стоящая тема для разговора «В каких условиях содержится Бомгю и как сделать так, чтобы эти условия были ещё лучше».       — Спасибо за гостеприимство, — кивнула Минджон и поцеловала Бомгю на прощание в щёку. — А с тобой мы ещё поговорим, любимый. Всем пока, была рада познакомиться!       И как только дверь за девушкой закрылась, Ёнджун набросился на младшего брата:       — Почему ты не предупредил, что придёшь с девушкой? Дома грязно, так вы ещё, слава богу, в твою комнату не заходили. Позор бы был какой!       — Ну, раз у нас тут домработница на полставки, то почему бы она не уберётся у меня? — и эта фраза оскорбила Йеджи намного сильнее, чем предательство родителей.       Как бы Бомгю ни божился, что он говорил это в шутку, а в мыслях думал о том, что это он из-за того, что Йеджи и Минни Ниша теперь для него равны, никто ему не поверил. Хван ушла в комнату, уткнулась в уроки, пускай хотелось обозвать этого человека самыми последними словами, а Ёнджун устроил промывку мозгов и повесил все домашние обязанности за неделю на брата. Может, хоть это послужит ему уроком.